The Eighth of BTS

      19 сентября 2021, Сеул       квартира Минджина       3:15       Юнги просыпается резко, будто кто-то столкнул его на пол или ощутимо двинул в многострадальное плечо.       Единственная разница заключается в том, что он по прежнему лежит в постели, по уши завернутый в одеяло и, судя по темному силуэту напротив, Намджун совершенно точно его не толкал и вообще не трогал. Он спит. А вот место между ними, где раньше лежал хён, свернувшись компактным клубком, пустует.       Не задумываясь, Юнги протягивает руку, будто через прикосновение к теплым ещё простыням может понять, куда делся Минджин. С некоторым усилием выпутавшись из одеяла, он садится на кровати и сонно моргает, пытаясь сфокусироваться.       Да, потерять целого человека на сорока квадратных метрах темной квартиры – задача из категории паранормального, но Юнги хорошо помнит тянущее ощущение утраты, с которым до сих пор не успел распрощаться до конца. Прошло слишком мало времени с момента воссоединения и страхи всё ещё иррациональны. И больно тычут прямо в не зажившие раны.       Хён материализуется постепенно, вместе с тем, как предметы вокруг обретают четкость очертаний. Стоит возле кухонного окна со стаканом воды. Лунный свет, проникающий через незакрытые вертикальные жалюзи, расчерчивает его вдоль мягкими полосами. Светлая кожа от этого выглядит совсем белой, а сам Минджин на мгновение кажется Юнги слишком материальным призраком. Стоит моргнуть – и он растает, будто и не было. Юнги спускает ноги на пол и решительно шлепает в кухню.       – Что такое, Юнги-я? – удивленно спрашивает хён, сипло и тихо, когда Юнги без лишних церемоний сгребает его в объятия. Идущее от обнаженной кожи тепло якорит в реальности и унимает панические мысли. – Что случилось? Кошмар приснился?       – Мой мозг успешно справляется с генерацией кошмаров даже без помощи бессознательного, – ворчит Юнги, утыкаясь носом в место, где шея переходит в плечо, ровно над кромкой впечатляющей галактики синяка от отдачи. – Проснулся, а тебя нет.       – Я встал воды попить, – Минджин отставляет стакан и обнимает в ответ, прижимаясь к нему щекой. – Ты меня не потеряешь. Я здесь и никуда не ухожу.       – Вот как тебе верить теперь, а?       Юнги искренне надеется, что не разревется сейчас к чертям собачьим, потому что очень хочется почувствовать облегчение и выпустить наружу травящий душу яд. А вот повторно разводить болото не хочется. Ничего постыдного в слезах нет, но от них некрасиво отекает лицо и закладывает нос. Юнги это очень не любит.       – Можешь не верить, если сейчас не получается. Я просто буду напоминать тебе почаще, – миролюбиво говорит Минджин возле уха и оставляет рядом легкий поцелуй. Едва ощутимое, мягкое касание.       За ним следует второе – у виска, третье – под внешним уголком глаза, и дальше – внизу, почти на щеке, на переносице, на брови, другом виске, другом внешнем уголке. Будто хён по точкам соединяет знак бесконечности на его лице. Потом сбивает траекторию и целует в губы, нежно, почти целомудренно. Медленно, расслабленно прижимается и отпускает с тихим, еле уловимым звуком соприкосновения.       Юнги от всей этой трепетности вот-вот разорвёт на десяток Юнги поменьше, нельзя так. Он вцепляется в руки, бережно обхватившие его лицо, и заставляет остановиться. Дыхание сбоит, как мотор старого автомобиля.       – У меня каша в голове, – жалуется недовольно, хотя хочется прилипнуть к обнаженному телу и послать весь мир куда подальше. Способность здраво мыслить – тоже. – Я забыл, что вообще хотел сказать.       – Вполне возможно, мы только что ловко избежали ещё одного разговора о том, какой я невыносимый, эгоистичный засранец и как безжалостно разбил вам всем сердца, – улыбка у хёна немного грустная и вернуться к поцелуям он не пытается. Просто стоит, ничего не делая.       Юнги терпеть не может причинять неудобства другим своим поведением и своими проблемами. И это, само по себе, тоже огромная проблема. Потому что он теперь чувствует себя виноватым, хотя знает, что не должен бы. Ситуация вышла тяжелая, но каждый сделал что мог. Не время цепляться за старые ошибки.       – Секунду, – бормочет он, отпуская хёна и оборачиваясь в поисках своих джинс.       Минджин продолжает молча наблюдать, пока Юнги роется в карманах, а потом – в кошельке, отыскивая счастливый билет в один конец до самовыражения, которое ему всё ещё не удается нормально облекать в слова. Особенно если это не лирика к очередному треку.       – Вот, держи, – и впихивает найденное в ладонь хёна, практически не глядя.       Щёки кошмарно горячие. Хорошо, что в квартире темно.       Хён смотрит на ключ-карту от собственной квартиры в Доме на Холме. На синем пластике выведено черным маркером скачущим почерком:       что-то квадратное, что-то синее, что-то радующее.       – Технически прямоугольное, но кто придирается, – неловко поясняет Юнги, тихо ненавидя всю свою социальную неприспособленность разом.       – Юнги-я, – очень тихо произносит Минджин и, кажется, Юнги сделал только хуже, потому что в его тоне столько эмоций, никакая пауза не поможет.       – Я просто хотел сказать, что каким бы болезненным ни был опыт, в конце-концов – он остается только опытом. Гораздо важнее то, что происходит сейчас, – быстро перебивает Юнги, совершенно не уверенный в том, что вынесет ещё хоть сколько-нибудь эмоционального напряжение без последующих рыданий. – Не усложняй, хён. Люди и без того пиздец сложные.       – Я понял, – спустя секунду отвечает Минджин и дает себя поцеловать нормально.       Так, как Юнги хочется, и как нужно, чтобы перенаправить куда-то весь тот ком чувств, который распирает изнутри. Получается жадно, почти агрессивно, до нехватки воздуха, забавного сопения и легкой боли в груди. Юнги прикусывает нижнюю губу и быстро зализывает место укуса. Хочется ещё больше, ещё сильнее, ещё ближе, чтобы стереть, наконец, горький привкус, преследующий его с апреля.       – Я сейчас поплыву окончательно и остановиться будет гораздо сложнее, – выдыхает Минджин рвано и сбито. Не пытается ни успокоиться, ни сдерживаться, разгорается, как поднесенная к зажигалке рисовая бумага. Стремительно, ярко и завораживающе.       Юнги понятия не имеет, какие слова использовать, чтобы объяснить, насколько скучал.       – Значит, не будем останавливаться, – говорит он просто. – Мне всегда было интересно, сумею ли я довести тебя до финала в третий раз.       – Задача со звездочкой, – ласково смеется Минджин, позволяя вести себя в сторону кровати, как в затейливой хореографии с участием предварительных ласк и внезапных углов мебели. – Уровень для профессионалов. Зато пробовать можно долго и со вкусом. Тебя я всегда хочу больше, чем позволяют мои физические лимиты.       Юнги знает, что они посланы друг другу для проверки на прочность этих самых лимитов. Ну и границ дозволенного заодно.       И хрен он от такого откажется, как бы сложно ни было.