***
Идёт снег. Небо в каком-то неприятно ярком синем оттенке, ни то ночь, ни то день. Даже в 2 ночи вокруг аэропорта куча народу, тут и там стук колёс чемоданов, крики детей. Губанов проснулся ровно пол часа назад, надел на домашнюю футболку пальто, и выехал первым автобусом в аэропорт. Сегодня важный день. В разлуке они были жалких четыре дня, и эти четыре дня Лёша проживал, считая минуты. Только стримы помогали встать на ноги и быть более менее живым, остальное же время не вылезал из диалога. Рома, все же, был в командировке, и не мог отвечать на телефон сразу же, поэтому Хесус буквально жил от уведомления к уведомлению. Лёша поправляет воротник на пальто и продолжает хрустеть на снегу, топчась на одном месте. Смотрит на часы - самолёт прилетит только через час. Самолёт, с самым важным человеком в его жизни на борту. Холодно. Нужно зайти в аэропорт. Из вещей у него только телефон, ключи, наушники и кошелек, поэтому на пункте досмотра он долго не задерживается. Сразу проходит к кофейне. — Большой раф, пожалуйста, — обращается к баристе мужчина, и сразу чувствует неприятную тревожную волну. Раф. Роман Александрович Фильченков. Бариста кивает, и через пять минут Губанов получает свой кофе. Садится в зал ожидания, и берёт в руки телефон. Уголки губ сразу же подпрыгнуло в улыбке. Роман Фильченков: Хесус Роман Фильченков: Не спим, просыпаемся Роман Фильченков: Наркоман Дмитрий Карпов: Ахуел? Дмитрий Карпов: Я в аэропорту давно Рома прислал три смайлика с улыбающимся лицом, показывающим язык, и Лёша сразу же растаял, представив такое выражение лица у возлюбленного. Роман Фильченков: Кота моего взял? Дмитрий Карпов: Дома твой кот На Ромин день рождения Лёша подарил ему плюшевую игрушку. Маленький, серенький котик. Просто не придумал, что ещё нужно майнкрафтеру с такой огромной партнёркой. Подарил глупость, зато от чистого сердца. Зато от души. Роман Фильченков: Старый дед И опять смайлики. Лёша усмехнулся. За окном, кажется, стало только темнее. Утро поставили на паузу, как и весь мир, когда рядом не было его. Огромное разнообразие звуков отвлекало Губанова от мыслей, будь то взлёт самолёта, смех баристы или споры путешественников. До посадки полчаса. Роман Фильченков: Лёша Роман Фильченков: У меня попа затекла Роман Фильченков: Придётся тебе заказать комфорт Дмитрий Карпов: Тут на автобусе 15 минут ехать Роман Фильченков: Какие автобусы? Там нет никаких автобусов. Роман Фильченков: Ты что, наркоман? Роман Фильченков: Придумал какие-то автобусы.... Роман Фильченков: Автобусов не существует. Теперь попа затекла у Хесуса. Сложил руки за спиной, и ходил туда-сюда, вдоль мест в зале ожидания. Людей стало втрое меньше. Во всем зале было от силы пару человек, даже в забегаловках рядом рабочие спрятались за прилавки. Десять минут до посадки. Он уставился на табло с рейсами, не отрывая взгляд от заветного времени прилёта. Уже совсем скоро Лёша сможет обнять его, прижать к себе, и больше не отпускать. Взял в руки телефон. Роман Фильченков: Хес... Роман Фильченков: Тут какая-то ерунда Роман Фильченков: Пилот сейчас по громкой связи объявил, что посадка задерживается Грустный смайлик у Ромы, очередная волна тревожности у Лёши. Он вернулся на своё место, стараясь успокоить себя. Такое ведь бывает, да? Это просто из-за снегопада временные неполадки... Дмитрий Карпов: Из-за чего? Роман Фильченков: Не знаю... Губанов поджал губы и уставился в потолок, набирая в лёгкие побольше воздуха. Лампы на потолке лишь прибавляли тревожности, а также прекращение объявлений о посадке самолётов. Людей стало ещё меньше. Дмитрий Карпов: Ну? Что там? Роман Фильченков: Над аэропортом кружимся Роман Фильченков: Это из-за погоды Роман Фильченков: Ты видел, что там творится? Лёша встал с места и подошёл к окну. На улице метель. Посадочной полосы не было видно вовсе, снежная стена закрывала собою обзор. Видимость заканчивалась на вытянутой руке, а вдалеке даже лампы не мигали. Хесус сглотнул. Дмитрий Карпов: Ебанный в рот Дмитрий Карпов: Я такой погоды в жизни не видел Дмитрий Карпов: Ну, я думаю долго такой снегопад не продлиться Роман Фильченков: Мда, а в Москве все чисто Роман Фильченков: Говорил я, переезжай со мной Роман Фильченков: Но нееет, тебе надо торчать в своем подвале Роман Фильченков: Дед Хесус начал тереть пальцы друг об друга. Он ненавидел Москву, и всей душой обожал Петербург, но сейчас было не до пререканий. Дмитрий Карпов: Хорошо, я подумаю Дмитрий Карпов: Переедем, куда захочешь Приятно. Значит, он все же хочет жить вместе. Прямых нежных слов от него сложно дождаться, поэтому Лёша научился ценить каждое проявление меж строк. Прошло ещё двадцать минут. Вьюга не утихала ни на секунды, объявления прекратились вовсе. Зато людей стало в разы больше - и все работники аэропорта. Ходили туда, сюда, кто-то бежал, кто-то кричал в рацию...но Губанов не понимал, что именно. Все это становилось до ужаса тревожно. Непонимание, страх, неизвестность... за прошедшее время Лёша не убирал телефон, находясь на связи с Ромой. Дмитрий Карпов: Блять, Рома, это уже пиздец Роман Фильченков: Ага Роман Фильченков: Тут все паникуют уже Роман Фильченков: И стюардесса Дмитрий Карпов: Бляяяяяяяя Дмитрий Карпов: Там за окном ещё хуже стало Дмитрий Карпов: Долго вы там кружиться собираетесь? Ответом был смайлик неудомения. Прошел ещё один час, а самолёт все ещё не могут посадить. Рома стал выходить на связь реже, так как интернет стал барахлить. Лёша выпил четвертый стакан кофе, не отрывая взгляда от снежной стены. Поскорее бы уже их выпустили, и Губанов обнял его спустя такой стресс. Дмитрий Карпов: Рома Дмитрий Карпов: Рома, ответь, пожалуйста Дмитрий Карпов: Есть новости? Ответа не было. Он был в сети пятнацать минут назад. И тишина... ... Вдоль зала ожидания бежал сотрудник аэропорта. За ним было ещё трое. Через минуту в сторону взлетной полосы побежало человек десять. Трое в форме, два полицейских, и три врача. У Лёши на секунду сердце остановилось. Он встал, и медленными шагами пошёл за ними. После в сторону полосы побежала группа гражданских, что-то крича. Побросали чемоданы, и направились в одну сторону. Хесус ускорил шаг. Все эти люди, продолжая что-то выкрикивать, выходили через служебный выход на полосу. Внутри заболело. Он вышёл за всеми, кутая нос в воротник пальто. За снежной пеленой было видно что-то яркое. Сначала Алексей подумал, что это огни самолёта. Подумал, что он, наконец, совершил посадку, и остался заворожённый стоять на месте, наблюдая за этим фейверком света. Люди рядом кричали, плакали, кто-то ругался, звал на помощь. Из-за спины Лёши больше людей, всяких разных, пассажиров и работников, бежали мимо, в сторону яркого света. Это был огонь. Белая стена приглушала собою яркий свет пламени. То ли Алексей начал проваливаться в сугроб, то ли ноги подкосили туловище и вынудили мужчину упасть. В последний момент среагировав, Хесус смягчил себе падение руками, и тут же встал на ноги. Это не может быть тот самолёт. В аэропорту столько рейсов, это не может быть этот самолёт. Любой, кроме этого. Это другой самолёт. Губанов срывается с места и бежит, бежит за людьми, на встречу пламени. Там его Рома. Там его Рома, который не отвечал на сообщения. Там его Рома, которого он так долго ждал. Там его любимый, родной Лололошка. Худощавое тело болезненно ныло от резкой нагрузки и удара, а ноги болели от вечно проваливающегося снега, но он и внимание на то не обращал. Бежал, бежал вперёд, а в голове было только одно - там Рома. Когда до самолёта оставалось всего ничего, на снегу появлялись первые капли крови. А потом и трупы. Безжизненное тело лежало на животе, а вокруг него снег окрасился в красный, яркий цвет. Лёша был в ужасе, но продолжал идти вперёд, смотря под ноги. Смотрел под ноги, боясь увидеть там Рому. Трупов становилось все больше и больше, люди брали их на плечи и уносили по снегу в сторону аэропорта, а некоторых пытались разбудить. Огромная машина сломалась попалам. За языками пламени виднелся салон и догорающие места. Из-за наклона и бушующего пламени не было ни единого сомнения, что внутри не осталось никого живого. А под самолётом виднелось только огромное, красное пятно, похожее на кровавое озеро. Дорогу к самолёту преграждали полицейские, отгоняя наровящихся проникнуть туда встречающих. Но все было тщетно - убитые горем люди срать хотели на парочку представилей порядка, и лезли вперёд, получая по голове горящими осколками. Самолёт отчаянно пыталась потушить бригада пожарных, но тушить там мало чего оставалось. Рома должен был остаться в живых. Он летел в бизнес классе, а та часть самолёта была более менее целой, он мог ещё остаться в живых. Лёша знал, он знал, что его Рома в полном порядке. Что он живой. Ринулся вперёд к кровавому озеру, но, как на зло, именно его взяли под руки двое полицейских. — Не лезь, мужик! И тут весь страх, весь ужас вырвался в крике. Губанов принялся орать, орать во всю глотку, брызгая слюной, имя Ромы. Он требовал пустить его, вырывался, дёргал руками и ногами, но по сравнению с двумя мужчинами был слишком худым, за что сразу был отпихнут на дальнее расстояние. Не прекращая попыток он вновь кинулся вперёд, даже не видя, куда бежит. Слезы и слюни перекрыли вид, но он всё равно рвался вперёд, чтобы спасти своего Рому. К тому времени пришло ещё больше полицейских, рядом стояло пять бригад скорой помощи, которая то и дело уносила на носилках трупы. Живых не было. Они не накрывали тело, потому что не было времени проверять, кто живой, кто мёртвый, уносили всех. Потому что живых не было. Но Рома должен был быть живым. Обязан. Лёша продолжал рваться вперёд, когда его схватили два подошедших мужчины. Не произнося ни слова, они потащили его назад, в сторону аэропорта. Губанов пытался вырваться, отчаянно дёргая руками, но опять безрезультатно. Его повели обратно по снегу. Лёша поворачивает голову к машине скорой помощи. Там две женщины везут по сугробам носилки, а на носилках высокий, кучерявый парнишка с кроссовками от Гуччи. От крика срывает голос, он начинает хрипеть. Адреналин придает сил, и Губанов вырывает свою руку от хватки мужчины в форме. Кричит, просит санитарок остановиться, но сорванный голос больше похож на кашель старика. Не замечая ничего и никого, Алексей все же добегает до злощатной носилки.***
Там лежит лололошка в запачканной кровью одежде, а половина его головы полностью отсутствует.