Шанс на спасение

— Ты ел? Молчание. — Надо поесть. Тишина. — Чай хотя бы выпей. Кимбли мрачно созерцает кокон из одеяла. Кажется, будто внутри каменная статуя, настолько Эдвард неподвижен и напряжён. Прежде, чем Кимбли сюда вошёл, его предупредили — Стальной не в себе. Для Кимбли «не в себе» означало ярость. Агрессию. Разнесённую вдребезги мебель и вмятины на стенах, разбитый в кровь живой кулак и разломанный металлический, безумный огонь в глазах и страшная, площадная брань в его, Кимбли, адрес. Глядя на неподвижное тело под одеялом, Кимбли думает, что весь их план летит к чёрту. И неважно, заморит ли Стальной себя голодом или удастся накормить его силой, от прежнего шебутного мальчишки не осталось даже тени. Неужели придётся искать другую жертву и начинать всё заново, с нуля? Опасаясь сам не зная чего, Кимбли касается окаменевшей спины Стального. — Эдвард? Он отбросил привычную вежливость ещё когда переступил порог этой камеры, куда впихнули мальчишку сразу по приезду, видимо, не зная, куда его девать. Здесь уже побывала (похоже, безрезультатно) королева Бриггса Оливия со своей свитой в лице Майлза, и сюда не пустили светленькую и чистосердечную Уинри, которая сейчас проливала безутешные слёзы где-то в другой части крепости. На чьём плече? Кимбли не интересовался, но открытое горе девушки было ему понятно. Куда более, чем это каменное молчание. — Эдвард, чай остынет. Кимбли думает, что Оливия наверняка говорила про Ала. Втирала какую-нибудь чушь о том, что люди смертны и этот исход ждёт каждого, уж кому, как ни Эдварду это знать. Дура, вот что ещё думает Кимбли. Если бы мальчишка не усвоил предыдущий урок, вместо окаменевшей статуи они бы получили искалеченное тело в госпитале. Возможно, это было бы лучше. Искалеченное тело можно напоить успокоительным, погладить по голове и заверить, что всё будет хорошо, безжизненную статую — нет. Здесь уже ловить нечего. Кимбли вздыхает, жалея о провалившемся плане, и водружает на место шляпу, которую зачем-то снял. Может быть, в знак уважения к погибшему мальчику. Надо что-то сказать перед уходом, но соболезновать он не умеет, а слова прощания кажутся глупыми. Кимбли ещё раз вздыхает и спрашивает из чистой вежливости, маску которой снова придётся натянуть за этим порогом: — Мне уйти? И вздрагивает от неожиданности, услышав тихое хрипловатое: — Нет.

***

Присаживаясь на край кровати, Кимбли и не подозревает, как благодарен сейчас Эдвард за отсутствие рыдающей Уинри. И за то, что Оливия, закончив бессмысленную речь, растворилась наконец в ледяных коридорах Бриггса. И за трижды предложенный — вот так просто, без лишних слов и утешений — совсем уже остывший чай. Кимбли вкладывает едва тёплую кружку в руки Эдварда и замечает, что они почти не дрожат. Что ж, у плана есть шанс на спасение.