***
Мама Тень не видит. Хотя Тени очень нравится кружить вокруг нее, принюхиваясь к запахам разносолов, что вечно готовит Елена Александровна. Тень взмуркивает, когда Катя опускает под стол пирожок. А потом еще один. Тень вгрызается сначала в тот, что с яблоками. С капустой она дожевывает уже позже, после того, как Коля, не обращающий на Тень никакого внимания, уходит к себе домой. Папа же полночи бродит по коридору, щелкает то выключателем в ванной, то дверцей холодильника. Катя вместе с Тенью подглядывают, как он всматривается в темноту за окном. — Ты что не спишь, Катюха? — спрашивает он. — Совсем тебя твой начальник вымотал. Катя просто обнимает отца. — Эй, ты чего? — Валерий Сергеевич с беспокойством смотрит на дочь. — А ну садись и рассказывай! Катя машет головой. — Я просто проснулась оттого, что ты все бродишь и бродишь. Я же тоже за вас с мамой волнуюсь. Она не врет, она правда любит родителей, хоть иногда они кажутся ей слишком уж душными. Даже для нее. — Давай ложиться, Катюх, тебе завтра на работу. Валерий Сергеевич выключает свет на кухне, и Катя отправляется к себе. — Настоящий полковник, — шепчет Тень одобрительно. — Не видит меня. И свою тень — тоже. Но ощущает. Тревожится. Вслушивается в тишину квартиры. Вглядывается в темноту за окном. Все его инстинкты кричат, что что-то не так, как раньше. Что-то изменилось. Катя вздыхает. Проблем для отца она не хочет. Но что она может сделать? — С ним все будет хорошо? — обреченно спрашивает она у Тени. Тень булькает. А потом в ее голосе Кате слышится одобрение: — А что с ним станет? Привыкнет через пару дней. Катя надеется, что так и случится.***
Тень с Катей повсюду. Она плотно следует за ней. Для Тени нет разницы, что вокруг: ждановский кабинет, коридоры «ЗимаЛетто», троллейбус или кухня, где мама накрывает стол к ужину. Тень следит, чтобы Катя не забывала обедать. Тень рычит на Жданова. Жданов, конечно, Тень не слышит и не видит. Но Катя-то не глухая, а рык очень громкий. Тень обвивается вокруг Кати, как довольный кот, и почти урчит. Тень одобряет, когда Катя уходит домой вовремя. Тени нравится Коля (чисто по-дружески, ничего такого!), запах маминых котлет, Катин красно-оранжевый шерстяной кардиган. И не нравится Андрей. Поэтому Катя старается просто игнорировать Тень. Может быть, если долго делать вид, что чего-то не существует, то оно и перестанет существовать? Тень определенно такую концепцию не разделяет. Она привычно прячется за настольной лампой, порыкивает на цифры, с которыми работает Катя — не сходится, опять не сходится, что же делать, Андрей Павлович, как вас уберечь от очередных неправильных решений? Компания не выдержит, не выдержит, и проклятый Воропаев все пытается хоть что-нибудь откопать. — Брось это, брось, — шипит Тень, шелестя ложноножками, но Катя ее не слушается. В конце концов, кто из них двоих главный? Тень даже смеется от такого, во всяком случае Катя полагает, что нелепое побулькивание все-таки означает смех. А там — кто знает?***
Воропаев никогда не стучит, врываясь в Катину каморку. Воропаеву плевать на демонстрацию хороших манер, он ощущает себя здесь то ли хозяином, то ли инквизитором. Воропаев пытается доискаться до правды, но какая, какая может быть правда, если Кате много раз повторялось, что именно Александр — соперник Андрея. Враг. И враг не только Андрею, но и компании. Воропаев нагл. Он не стесняется Кати, почти прижимая ее к столу. Он пытается разглядеть хоть что-то в ее компьютере. Он смотрит Кате прямо в глаза, и ей кажется, ей бы могло показаться, что еще чуть-чуть, еще буквально пара миллиметров — и он коснется ее губ. Но это же Воропаев! Воропаев! А потом он отстраняется. Собирает с подола Катиной юбки невидимые соринки и все косится туда, где за настольной лампой порыкивает на него Катина Тень. Не так зло, как на Андрея. Скорее просто предупреждающе. Катя-то этот рык, конечно, слышит. А Воропаев-то что? Ощущает что-то неприятное? — Давай, — шепчет Тень, когда Воропаев наконец-то откланивается, будто ничего и не было, — давай в следующий раз съедим его. — Ты что! Так нельзя! — Можно, — Катя слышит в голосе Тени какие-то новые вкрадчивые нотки. Соблазняющие? — Нельзя, — повторяет Катя. Она лишь на миг задумывается: что, если бы Воропаев и правда больше никогда не перешагнул порога ее кабинета? И понимает вдруг отчётливо: тогда тут стало бы совсем тоскливо.***
Тень всегда с Катей. Они обедают с женсоветом в «Ромашке», и Катя чуть было не кидает Тени кусочек курицы. Катя ловит на себе взгляд Амуры, долгий, пронзительный. Амура отворачивается от Кати: Шура уже несколько минут просит, чтобы она ей погадала. Света улыбается Кате как-то смущенно, и Кате кажется, лишь на миг, что тени у светиного стула куда гуще, чем должны быть. Ну и что, думает Катя, когда они плетутся в «ЗимаЛетто». Должны же еще быть такие? Люди. И их тени. Должны? И видел ли что-то тогда Воропаев? Или просто решил отстать от нее? Ага, чтобы такой отстал? — Катюш, зайдешь в мастерскую? — Ольга Вячеславовна звонит Кате часа за полтора до конца рабочего дня. — Тут смета по фурнитуре, нужно бы пару вопросов обсудить. Если тебе не сложно. — Иду, — говорит Катя. Отказаться совершенно нет возможности. Она надеется только на то, что Милко не выбрал самые дорогие позиции, на которые у них все равно нет денег. Нет. Ни на что нет. Милко даже не замечает ее, когда она приходит. — ОлЕчка, ну что ты такое говОришь? Какая тАкая красОта, мышь, просто мышь из кАморки. ГусЕница. Никогда не станет бабОчкой. ЗАчем ты ее позвАла? Опять мне не те пуговицы привЕзут! А потом оборачивается. Замирает. И долго-долго смотрит на Катю. Или не на нее, а немного, совсем немного вниз и вбок. И тогда Катя понимает. Действительно, не на нее он смотрит. Милко смотрит на Тень. Видит ее. И даже, возможно, понимает, что именно он видит. — Даже так, — шепчет он. — Это не мышь! Нет, опредЕленно не мышь! Может, шИншилла? Они пОчти мыши. Но крАсивые мыши. Иди сюда, шИншилла. Иди и дай мне на это посмОтреть. Катя почти готова возмутиться. Но, кажется, Милко даже и не ее звал. Тень выкатывается ему под ноги споро и смело. — ПОрадовала, ОлЕчка! Это же прелесть что тАкое! Ольга Вячеславовна заваривает Кате чай, Милко воркует с Катиной Тенью. И Катя думает, что воистину это не компания, а какой-то сумасшедший дом. Но Тень выглядит вполне довольной: раскинула свои ложноножки на коленях у маэстро. Тот слегка поглаживает Тень одной рукой, а другой делает какие-то наброски. — Работает, — умиляется Ольга Вячеславовна, когда они пьют с Катей уже третью чашку чая. — И слава богу. А то сколько он уже без вдохновения. Катя только вздыхает. Как было ничего не понятно, так понятнее и не стало. Но если Тень довольна, а компания получит новую коллекцию от Милко, то все к лучшему. Но почему же так то ли грустно, то ли тревожно?***
На ресепшене Воропаев зажимает Клочкову. Кате все равно. Он может чувствовать себя здесь хозяином жизни — такие, как он, не имеют никаких моральных тормозов: захотел девушку и легко ее получил. Клочкова только и рада, даже Катя это прекрасно знает: Вика просто мечтает стать чьей-нибудь содержанкой, возможно, Клочкову как раз устроит Воропаев. Почему нет? И когда Тень уже вполне привычно предлагает Кате: — А давай, давай хотя бы ее сожрем! — то Катя ничего не отвечает Тени, молчит. Но где-то в глубине души почти уверена: можно, такую вот Клочкову, виснущую на Воропаеве, ненатурально смеющуюся, прижимающуюся грудью к Александру Юрьевичу, вполне можно было бы разрешить сожрать. Интересно, он правда уйдет сегодня из «ЗимаЛетто» под ручку с Викторией? Хотя какая ей самой разница? Тень фырчит. — Ничего, — шепчет Тень. — Ничего. Подождем немного, просто подождем. Катя не знает, чего они будут ждать. Но, например, сейчас было бы неплохо дождаться возвращения Андрея Павловича, еще утром куда-то убежавшего в компании Малиновского. Бары и модели — это отлично, кто ж спорит. Но за сегодняшний день на Катином столе выросла целая стопка документов для банков, которые должны быть подписаны достаточно срочно. Сегодня. А лучше — еще вчера. — Ничего, — повторяет Тень и плотоядно щелкает зубами.***
Идея с подставной фирмой Кате не нравится. Тень тоже против, хотя кто ж ее, Тень, будет спрашивать? Катя же не спросит. А Жданов и Малиновский и слыхом не слыхивали ни о какой Тени, чтобы поинтересоваться ее мнением. Но Катя все равно делает так, как говорит ей Андрей Павлович. Коля, которому она все рассказывает вечером, только вздыхает. Тень вздыхает тоже. Но, когда Коля уже уходит к себе домой, констатирует: — Ладно, зато, если что, у нас с тобой будет свой собственный модный дом! Катя только стучит пальцем себе по лбу. Какой еще модный дом? Даже если ситуация будет складываться совсем плохо, она не собирается отнимать у Ждановых компанию. — Ага, особенно — у Воропаевых, — заявляет Тень, прекрасно понимая, о чем размышляет Катя.***
Кира Юрьевна с самого утра не в духе, они с Андреем ругаются у него в кабинете так, что их, наверное, слышит не только вся компания, но и как минимум половина административного округа. Катя даже уверена, что вот-вот прибежит Александр Юрьевич, узнавший вопли младшей сестры аж в своем министерстве. Катя старается сидеть так, чтобы ее не было видно и слышно. И надеется, что Кира не вспомнит, конечно, не вспомнит, что в кабинете ее жениха в темной-темной кладовке сидит такая вот Катя Пушкарева. — Не повезло, — констатирует Тень, когда Катя и сама уже слышит приближающиеся шаги. Конечно, у Киры Юрьевны отличная память. И горячее желание получить хоть какую-то сатисфакцию: если не удалось прижать жениха, то она отыграется на его помощнице. Кира Юрьевна, как всегда, недовольна всем. Ее не устраивает Катина работа, хотя Катя подчиняется напрямую Андрею Павловичу. Кира припоминает Кате, что та отказывалась шпионить для нее. Прикрывала Андрея, пока он крутил свои романы с моделями. Она даже брата своего вспоминает, как будто Кате и так не было стыдно, что она неоднократно сбивала Александра Юрьевича с ног. Тень Киры полыхает красным. Даже не разбираясь в тенях, Катя прекрасно понимает: гнев, раздражение, ревность. Катя думает, каково это — сдерживать такую Тень? У Катиной-то характер не подарок. А Тень Киры Юрьевны уже отделилась от нее? Или еще только формируется? Когда Кира Юрьевна наконец-то уходит, Катя выдыхает. — Сильна! — восхищается Тень. — Как сильна! Но такие тени редко становятся самостоятельными. Нет там ничего, кроме гнева. А гнев — отнюдь не созидательное чувство.***
Воропаев начинает улыбаться, еще стоя в дверях Катиной каморки. Он пышет собственной значимостью, лучится самодовольством. — Катерина Валерьевна, — тянет он гласные. Ну какой же обаятельный мерзавец! Воропаев себе не изменяет. Требует от Кати документы, уверяя, что никак не может дождаться Совета директоров. Ему нужно знать все и сразу. А еще лучше будет, если Катя прямо вот сейчас признается, что положение дел в компании оставляет желать лучшего. Катя, конечно, не признается. Она лишь сердито смотрит на Александра, и тот сначала приподнимает бровь вверх, а потом хмыкает. Тень на это зрелище слегка булькает. И Воропаев, как кажется Кате, чисто машинально тянет руку, чтобы погладить Тень. И отдергивает ладонь ровно за мгновение до того, как Тень щелкает челюстями около его пальцев. Отдергивает за мгновение до! — это Катя отлично видит и понимает. До! Не почувствовал опасность своей великолепной чуйкой. А увидел. — Ладно, — говорит Воропаев. — Кажется, нам нужно объясниться. И Катя впервые обращает внимание на черные маленькие глазки, поблескивающие любопытством из кармана пиджака Александра Юрьевича. Тень тоже смотрит на карман. И, чуть помедлив, трансформирует одну из ложноножек в массивную лапу. Задумчиво рассматривает выпущенные когти. Потом медленно втягивает их назад, в подушечку лапы. — Впечатляюще, — комментирует Воропаев, осторожно придерживая карман своего пиджака. — Мы очень, очень испугались.***
Тень жует открытку. Откусывает мелкие кусочки бумаги, пережевывает тщательно, с видимым удовольствием. — Где взяла? — вздыхает Катя. Тень наверняка увела эту открытку у кого-то. Остается только надеяться, что никто не будет ее искать. — Тут лежала, на столе, — сыто скалится Тень. Это Катя еще не знает, что до открытки был плюшевый то ли заяц, то ли собачка. Тени было некогда разглядывать. Зайцесобака пахла Ждановым: дорогой парфюм, крутая тачка, девочки, немного раздражения, ревности — и страх, море страха. Поэтому Тень и сожрала игрушку. Нечего тут провоцировать порядочных теней. Нечего!***
Они медленно бредут по Краснопресненской набережной. Катя кутается в пальто, а Воропаев слегка придерживает ее за локоть. Черные глазки поблескивают из кармана воропаевского пальто, а Катина Тень плетется за ними на своих ложноножках. Катя все время косится на Воропаева, но упрямо делает вид, что она — абсолютно независимая. Но на самом деле если бы не Александр Юрьевич, то она уже непременно упала бы. И не один раз. Катя смотрит на строгий силуэт Дома правительства, что виднеется вдали. Ее так и подмывает спросить у Воропаева, работает ли он именно в этом здании. Но она немного боится его разозлить. Александр Юрьевич время от времени ловит ее взгляд и улыбается. И она почти уверена, что он понимает, о чем она думает. Она поскальзывается в очередной раз, и Воропаев снова удерживает ее. А потом притягивает к себе чуть ближе и теснее, заставляя крепче уцепиться за его локоть. — Вот так, пожалуй, надежнее будет, — говорит он. Кате вся эта прогулка кажется какой-то глупостью, блажью. Они спокойно могли поговорить и в Катиной каморке: Андрей Павлович ушел с работы даже раньше обычного, и Кате показалось, что он был слегка пьян. Начнешь тут, наверное, потихоньку прикладываться к бутылке, когда компания вся в долгах. Воропаев наконец кивает на Катину Тень. — Никогда бы не подумал, что у такой, как вы, Катенька, может быть такая Тень. — У такой — это какой? — немного обиженно уточняет Катя, и Тень за ее спиной ловит отголоски ее настроения, начинает слегка порыкивать. Воропаев вскидывает руки ладонями к Кате, словно демонстрируя, что он не опасен. — У такой… — он поводит плечами, — такой спокойной? Тихой? Рассудительной? Серьезной? Я раньше всегда считал, что тени — это, в первую очередь, сильные эмоции. Какие эмоции так раздирали вас, Катенька? Она молчит, а он будто и не ждет ответа, но тут же снова подхватывает под локоть в очередной раз поскользнувшуюся Катю. — Спокойно, — командует он вскинувшейся Тени. — Все под контролем.***
Модели вышагивают по подиуму, и в зале показов стоит оглушительная тишина. Катя почти уверена — это провал. Милко провалился еще до того, как эту коллекцию выпустили. В этом, наверное, нет никакой ее вины, но она ее подспудно ощущает. Ведь Милко создавал новую коллекцию, вдохновившись ее, Катиной, Тенью. Оксюморон какой-то. Прямые силуэты. Жесткие линии. Некоторые модели скорее напоминают Кате военную форму. Другие — будто сошли со страниц дореволюционных романов. Узкие юбки соседствуют со струящимися платьями. В цветовой гамме доминирует черный — глубокий, насыщенный. Катя даже не думала, что можно подобрать такую ткань. Черный легко соединяется с самыми яркими цветами. Оранжевый — почти на фоне кислотности. Красный — не как кровь, скорее как горящее солнце. Синий — как бездонный и холодный космос. Катя тонет в этих цветах. У нее дыхание перехватывает. — Даже не знаю, — говорит Кира. — Даже не знаю. Малиновский качает головой. — Странно, но… — теряется Воропаев, которого на предварительный показ никто не приглашал, но он как-то ухитрился на него все равно прийти. — Мне кажется, в этот раз Милко превзошел самого себя. — Мы не можем, — начинает Кира. — Я сам удивляюсь, что это говорю, — качает головой Андрей. — Но сейчас я, ради исключения, согласен с Сашей. Милко — чертов гений! — С ума сошел, Палыч! — кричит Малиновский. — Что я слышу, Андрюша, — смеется Воропаев. — И что, ты так и не позвонишь отцу, чтобы посоветоваться? — никак не может успокоиться Кира. Тень выскальзывает из зала вслед за Катей. Ей нужно поторопиться, она-то отлично видела, как провожал ушедшую Катю взглядом не только Жданов, но и Воропаев. Или в их случае правильнее говорить: не только Воропаев, но и Жданов?***
Жданова Катя совсем уже не понимает. Он предлагает сначала ее подвезти, удивляется отказу. Потом долго уговаривает, и Катя все-таки соглашается. На улице давно темно, на часах почти девять вечера. Катя, конечно, и позже сама нормально добиралась, но если есть возможность попасть домой побыстрее… «Жданов» и «побыстрее» оказывается несочетаемыми понятиями. Как Катя во все это вляпалась, она совершенно не представляет. Они сидят в какой-то забегаловке, Андрей Павлович глушит водку, Катя пьет сок и, украдкой вздыхая, крошит Тени под стол какой-то дурацкий сэндвич. Жданов даже толком не закусывает, Катя его понимает: сэндвич и правда весьма посредственный, Тень, может, и переварит его успешно, во всяком случае она облизывается довольно и клянчит еще кусочки, а вот человеческий организм не справится. Катя практически сбегает, когда в кафе (если такое место вообще можно назвать кафе) начинается вечерняя караоке-программа. Жданов везет ее домой и злится неизвестно чему. Сама Катя злится, что он пьян, а она потратила свой вечер непонятно на что. Тень злится просто так и за компанию с Катей. Сожрать Жданова не предлагает — и то хорошо. Возможно, Тень просто объелась сэндвичем. А возможно, ей слишком противно есть такого, как Катин начальник. Катя не спрашивает. От греха. Тень сама подает голос, когда Катя уже почти засыпает. — А Александр Юрьевич бы не прятался, — заявляет Тень. И Катя прекрасно понимает, о чем она: такой, как Воропаев, не скрывался бы по сомнительным забегаловкам, будто Катя чего-то сама требовала. Нет, Воропаев бы вел себя так, как привык. Как ему удобно. Потому что ему нет никакого дела до чьего-то там мнения. Но, может быть, Кате это уже чудится в полудреме. Или даже снится.***
Тени не видно почти с самого утра. Катя не то чтобы сильно переживает — в «ЗимаЛетто» навряд ли можно потеряться совсем, — но немного все равно тревожится: кто их знает, этих теней, вдруг возьмет и просто растворится в воздухе. Раньше бы Катя порадовалась. А теперь… привыкла уже, что ли? Или даже привязалась. Как там было у французского летчика? Когда Катя возвращается с обеда, за настольной лампой кто-то возится и пыхтит. Катя с каким-то удивлением обнаруживает там воропаевского карманного монстрика. Он выпускает свои ложноножки, словно немного рисуясь, пока Катя одна. Раньше Катя не видела, чтобы он такое делал, обычно он просто сидел в кармане у Воропаева и особо не отсвечивал. — Ты что тут? — спрашивает она. — Заблудился? А где Александр Юрьевич? Мелкий Тень только сверкает своими черными глазками. — Он же тебя ищет небось, — укоризненно говорит Катя. — Волнуется. Катя, конечно, плохо представляет себе волнующегося из-за чего-то, кроме неполученных документов, Воропаева. Но его Тень был таким милым, таким маленьким, таким… не жалким, нет, ни в коем случае, в конце концов ведь это существо принадлежало Воропаеву. Но его Тень хотелось оберегать. Заботиться? Тень снова прячется за лампой, шелестит негромко. — Моя вон делась сегодня куда-то, — грустно делится Катя. Малыш осторожно выглядывает из-за лампы, и в его взгляде Кате чудятся непонятные робость и сомнения. Он что-то трещит ей, Катя от своей Тени такого звука никогда не слышала. Не дятел, стучащий в лесу, скорее какие-то щелкающие звуки. — Ты чего? — спрашивает Катя, осторожно протягивая руку. Ну а вдруг он такой же, как и хозяин, — и цапнет, не разбираясь? Малыш смотрит на нее словно одобряюще, трещит уже почти довольно. Катя дотрагивается до него, аккуратно. И отдергивает руку испуганно, потому что в тот же миг получает размытую, но вполне понятную картинку: Милко на диване в мастерской, пол вокруг завален эскизами, возится в углу с какой-то тканью Ольга Вячеславовна. А сам Милко поглаживает Катину Тень. Та млеет, побулькивает довольно, явно не торопясь возвращаться в каморку. — Ты и так умеешь? — удивляется Катя. Снова протягивает руку, Тень трещит себе что-то, но негатива в этом треске Катя по-прежнему не слышит. Зато видит, как Воропаев идет по направлению к ждановскому кабинету. В этот раз картинка почти идеальная: то ли Тень лучше настроен на своего хозяина, то ли расстояние ближе. Тень что-то трещит настойчиво. Катя гладит его — просто гладит, без картинок. — Ты так общаешься, да? Не бойся, я никому не скажу. А Александр Юрьевич знает, как ты умеешь? Тень снова что-то трещит и смущенно заползает под лампу. Не знает — понимает Катя. Вздыхая, достает пирожки, что утром мама собрала с собой к чаю. Разламывает один и протягивает половинку малышу. Вторую половинку жует сама под доносящиеся из кабинета переругивания Жданова с Воропаевым. Громко хлопает дверь кабинета: кто-то покинул поле боя. Воропаев? Или сам Жданов? Воропаев заглядывает в каморку, когда Катя с его Тенью делят третий пирожок. — Вам что, обеденного перерыва не хватает? — возмущается Воропаев и тянется отобрать у мелкого пирожок. Тень трещит возмущенно — возмущение Катя улавливает точно. Машинально гладит малыша, так же машинально протягивает Александру Юрьевичу целый пирожок. — Я смотрю, кто-то хорошо устроился, — говорит Воропаев, но в его голосе Катя не слышит злости или раздражения. Там даже сарказм выставлен на минимальную отметку. — Поел? — интересуется Воропаев, и его Тень привычно лезет в карман пиджака так, что наружу высовываются только блестящие глазки. — Катерина Валерьевна, — он слегка кивает ей, прощаясь, а сам одним пальцем гладит Тень в кармане. Малыш жмурится довольно. Катя не знает, но вечером он покажет Александру Юрьевичу, как она в каморке работает с отчетами. Воропаев решит, что это его собственное воображение и ничего больше. Решит и даже сам нарисует себе еще пару картинок — жарких и откровенных.***
— Откуда вы столько про них знаете? — они снова бредут по Краснопресненской набережной. Катя не смотрит на Воропаева, а он не оборачивается к ней, глядя исключительно вперед. Но под руку держит, практически прижимая к себе. С реки дует резкий ветер и тянет холодом. Но Катя ощущает жар воропаевского бока даже через два зимних пальто — свое и его. Тени копошатся где-то позади, Катя уверена: они разберутся сами, ее Тень никогда не даст в обиду воропаевскую. Он хмыкает. — Кристина, — поясняет он, но ей не становится понятнее. — Простите? Воропаев поправляет на Кате шарф, наматывая его получше, так, чтобы шея у Кати была полностью прикрыта, снова хмыкает и просто спрашивает в ответ: — Вы никогда особо не интересовались, чем же занимается моя старшая сестра? Катя пожимает плечами. Ей немного неловко. Что вообще можно сказать о Кристине Воропаевой? Она была легкой на подъем, немного странной, и ей явно было интереснее в ее заграничных поездках, чем на заседаниях Совета акционеров, но, честно говоря, Катя не могла ее за это осуждать. — Понятно, — усмехается Александр Юрьевич, когда Катя ничего не отвечает ему. После паузы он, наконец, поясняет: — Кристина — одна из тех, кто изучает этих существ. Но, как вы понимаете, это не то, о чем можно рассказать каждому. Не все видят тени. А как можно объяснить тому, кто их не видит, чем ты занимаешься? — Изучают они, как же, — ворчит позади Катина Тень. Недовольно шелестит ложноножками, даже начинает выпускать когти, но под взглядом Воропаева тушуется и быстро втягивает их назад. — Что тут вообще изучать, взяли бы уже и спросили у нас самих. Кто лучше знает-то, — Тень громко побулькивает. — Ты же не можешь знать все, — спокойно возражает Катя. Тень только фыркает. — Кто может знать обо мне лучше меня? Кто может знать о других, таких как я, лучше меня? Катя пожимает плечами, а Воропаев хмурится. — Ты что, — спрашивает он, — можешь не только за себя говорить, но и за других? — Ты же можешь, — парирует Тень. Воропаев качает головой. Тень задумчиво выбрасывает сразу несколько ложноножек. — Хочешь сказать, что не знаешь всего того, что знает она? Что не чувствуешь ее? Не разделяешь с другими людьми их стремления? Воропаев смеется, Катя ахает. — У вас что, коллективный разум? — Вот еще, — возмущается Тень. — Я совершенно самостоятельна! Похоже, что я разделяю мысли этой мелюзги? — она кивает на воропаевскую Тень. — Но потенциально… — начинает Катя, и Тень снова вздыхает. — Потенциально да, — соглашается она. — Это не так просто, как вы думаете. Пока нас нет, пока мы не самостоятельны — мы знаем все. Я знала все. Но теперь — теперь я сама по себе. Я ощущаю только ее чувства, — Тень указывает ложноножкой на Катю. — А раньше я знала все, что она думала. И знала все о себе и своем мире. Но я больше не принадлежу ему полностью. — Да уж, — говорит Воропаев. — Не уверен, что Кристина знает об этом. — Как можно изучать то, в чем не разбираешься, — возмущается Тень. — Может быть, именно в этом и смысл? — фыркает Воропаев. — А у Кристины Юрьевны есть своя Тень? — спрашивает Катя. Воропаев смотрит на нее долгим задумчивым взглядом. — Нет, — наконец признается он.***
О том, что у нее день рождения, Катя никому не говорит. Девочки все равно откуда-то узнают, возможно Таня давным-давно подсмотрела в Катином личном деле. А пока Катя принимает подарок от женсовета и Феди с Потапкиным, косится на странно заторможенных Жданова с Малиновским и топает к себе в каморку. Тень всю дорогу жалуется, что можно было сегодня устроить выходной и никуда не ходить. Катя отнекивается: работу она правда любит. Жданов снова крутится вокруг Кати. Еще какой-то месяц назад она бы все отдала, лишь бы он так смотрел на нее, лишь бы не выходил из ее кабинета, лишь бы засыпал ее заданиями… Сейчас Жданов Катю даже раздражает. Это его «Катюша» совершенно неуместно и непрофессионально. У Кати от него голова болит: от его шумности, недовольства, липучести. От его постоянных криков. Раньше ей казалось, что он просто принимает все слишком близко к сердцу, просто сбрасывает эмоции: слишком много всего навалилось, любой не выдержит. Но Жданов ведь не любой? Он директор крупной компании. Он руководит одним из флагманов рынка, «топ-три» в своей отрасли точно. Катя спрашивает себя, нормально ли такое поведение? Ей очень хочется оправдать Жданова. Только она давно осознает, что подобное недопустимо. Нет, Воропаев тоже орет на всех. Но этот ор воспринимается совсем иначе. Или так же? Жданов пытается задержать Катю после работы. Жданов снова предлагает ее подвезти. Кате не интересно, ей хочется домой: там родители, Коля и, наверное, праздничный торт. Она пытается объяснить это Андрею Павловичу, но куда там, он и на торт пытается напроситься! Тень уже рычит недовольно. Но Жданов, конечно, Тень по-прежнему не видит и не слышит. Катя почему-то представляет, как ее Тень вместе с воропаевской могли бы выгнать Жданова из кабинета: немного рыка, треска и когтей. Жданов пытается намотать на шею Кате шарф, и Катя не выдерживает: настолько этот жест Андрея Павловича контрастирует с таким же жестом Александр Юрьевича. Она вырывается и уходит без шарфа. Тень за ее спиной возмущается. Катя молчит, чтобы не спровоцировать ту на настоящую агрессию против Жданова. Дома, конечно, ее ждут и родители, и Коля, и праздничный торт. Задувая свечи, Катя на миг задумывается о Воропаеве. Машет головой, отгоняя лишние мысли. Никаких желаний — просто свечи. Уже ближе к полуночи ей приходит смс с незнакомого номера: «Мне тут сказали, что у вас сегодня День рождения. Я просто пожелаю вам однажды все-таки сделать правильный выбор». Воропаев — понимает Катя. Этот человек, как всегда, в своем репертуаре. Она набирает ответное «Спасибо, Александр Юрьевич». И получает резко обжигающую сознание картинку: Воропаев печатает что-то в своем мобильном, стирает, снова печатает и снова стирает. Катя знает: это такой привет от его Тени.***
Новогодние праздники Катю совсем не радуют. Тень возится под елкой, лениво дергая свисающую мишуру. Катя изредка вынуждена выпутывать Тень из дождика и серпантина. В полночь Тень ухитряется то ли перегрызть, то ли перебить когтем провод электрогирлянды, и елка гаснет прямо под бой курантов. Папа ругается, пытаясь понять, что же случилось, мама сначала охает, что это не к добру, потом переживает, что все заняты елкой и никто ничего не ест, потом ахает, что забыла поставить на стол холодец. Холодец она, конечно, поставила, просто под шумок его сжирает Тень.***
Инструкция Малиновского — невкусная. Тень от нее тошнит, но она все равно усердно работает челюстями. Оборачивается на недовольный писк, разглядывает маленькую Тень — уже, можно считать, старого знакомого. — А, — говорит Катина Тень. — Твой хозяин опять обходит дозором владенья свои. Под новый писк Тень лишь закатывает глаза. — Ты говорить сначала нормально научись, потом уже возмущайся. Но милостиво кидает на пол один из листов инструкции. Малыш щелкает зубами, вгрызаясь в бумагу. — Да-да, — тянет Тень. — Я полностью разделяю твои эмоции. Но Катя не разрешает мне никого тут есть, особенно президента и вице-президента «ЗимаЛетто». Воропаевский Тень ободряюще пищит. Мол, не волнуйся. Мне мой точно-точно разрешит. И даже похвалит.***
Жданов весь день ищет какой-то розовый пакет, оставленный ему Малиновским, уехавшим в Прагу. Катя узнает об этом совершенно случайно, уже под вечер, когда отчаявшийся начальник заглядывает к ней. — Не видела, не трогала, первый раз слышу, — рапортует Катя. — Если найду, сразу сообщу. Там что-то важное? Может, проще искать содержимое, вдруг переложил кто. Жданов мнется, ничего толком не говорит, в итоге психует и срывается на Кате, как будто это она виновата в том, что показатели развития компании далеки от идеальных. Вся надежда на новую коллекцию Милко. Только вот выстрелит ли она? Жданов наконец отправляется домой, и Катя выдыхает. Тень снова злится, кружит вокруг Кати, шуршит ложноножками, отращивает когтистые лапы, долго и с удовольствием выпускает когти. Кате аж смешно делается. Ее Тень такая верная и преданная. Готовая ради Кати на все. Даже сожрать Жданова. А сама Катя? Сама Катя просто запуталась и уже давно не знает, чего хочет. Раньше все в компании казалось более простым. Несложным. А теперь? Она выходит из своего кабинета практически в темноту. И, разумеется, тут же на кого-то налетает. — Пушкарева! — возмущается такой знакомый голос. А Тень довольно побулькивает, и в пару ей доносится едва слышное потрескивание. Сговорились, что ли, твари? Воропаев отпускает Катю, убедившись, что та крепко стоит на ногах. — Пойдемте, подброшу вас до дома, — с независимым видом говорит он. — Просто чтобы быть уверенным, что такой ценный сотрудник не упадет в транспорте и не собьет с ног половину города.***
Жданов бесится с самого утра. Все ему не так. Тень только на него пофыркивает, а Катя прячется в своем кабинетике. Туда Жданов тоже несколько раз заходит, но надолго не задерживается, ему в присутствии Тени некомфортно, хоть он ее и не видит, и та этим беззастенчиво пользуется. А Катя — что Катя. Катя в кои-то веки и не против, совсем не против. К Ольге Вячеславовне она едет вместе со всеми. Как можно не поехать, если человек заболел? Они пьют чай, Ольга Вячеславовна лежит в кровати, и все по очереди хлопочут вокруг нее. Даже Милко. Амура ловит Катин взгляд, кивает ей куда-то в сторону, и Катя с удивлением видит, как еще пять минут назад метавшийся по комнате Милко слегка поглаживает свернувшуюся у него на коленях Катину Тень. Тень чуть ли не мурлычит, и Катя улыбается. Милко поднимает на нее глаза и неуверенно улыбается в ответ. Это практически перемирие, осознает Катя. Больше уже некуда. На улице темно, и она зачем-то звонит Коле, прося ее встретить. Зачем, вот зачем? Когда они вываливаются на улицу, Катя понимает, что удача закончилась где-то там, на заключенном с Милко молчаливом перемирии. Жданов пьян. Жданов жаждет общения. Жданову нужна Катя. Самой Кате Жданов не нужен. Господи, а ведь она и правда его любила! Куда все делось? Катя не знает. Жданов не понимает отказа. Он вообще ничего не понимает. Дерется с Колей, пока Катя не останавливает его пощечиной. Какой позор! Катя рыдает всю дорогу, пока Воропаев везет их с Колей по домам. Катя рыдает, поглаживая маленькую Тень с черными блестящими глазками. Малыш то пощелкивает, то слегка булькает, потом устраивается у Кати на коленях и тарахтит — громко и приятно, как самый взаправдашний в мире кот. Катина Тень просто сидит рядом, не вмешивается. Будто понимает, что сейчас Кате нужна вовсе не ее поддержка. — Как вы тут?.. — спрашивает Катя у Воропаева. Но не договаривает «оказались» под его хмурым взглядом, брошенным в зеркало заднего вида. — А вы мелкому предателю спасибо скажите, — скалится Воропаев. — Он вас сдал. Какие картинки посылал, просто нечто. Катя изумленно смотрит на клубок тьмы, что уютно свернулся у нее на коленях. — Через такое расстояние? — уточняет она. — Ага, — радуется Воропаев. — То есть сам факт передачи мысли вас не тревожит. Вы удивительная девушка, Катя. — Я помню, — говорит Катя. — И это отнюдь не комплимент.***
Катя впервые наблюдает, как на свет появляется новая Тень. Чужая. Колькина. Темнота будто становится насыщеннее, свет — более разреженным. А Колина тень на снегу у подъезда — объемнее и гуще. Все это Катя наблюдает из-за спины Воропаева. Этот действует быстро и четко, понимает все моментально и первым делом оттесняет Катю в сторону, загораживая ее собой. Катя гонит от себя мысли, что если вдруг что (а что «если что»?), то Воропаева сожрут первым. Хотя… Это же Воропаев. Так он и дался, чтобы его жрали. Размечтались. Колька почти не удивляется. Рассматривает свою Тень — огромную, страшную. Катя не знает, как он будет ее контролировать. Воропаев тоже посматривает на Колю и его Тень с некой опаской. Коля только плечами пожимает: — Ну, будем надеяться, никто и не сунется ко мне больше. Катя же думает, что если эта тварь будет пастись на их, пушкаревской, кухне, то это никаких пирожков не напасешься. И, судя по ворчанию, ее собственная Тень думает то же самое. Даже воропаевский малыш что-то трещит недовольно, видимо тоже сообразил, что в борьбе за пирожки появился конкурент. Причем такой, с которым и связываться страшно. Колька задумчиво чешет голову и отправляется все-таки домой, вместе со своей Тенью. Воропаев по-джентельменски провожает Катю до подъезда. Катина Тень уже чуть ли не облизывается в предвкушении позднего ужина. Катя не обращает на нее внимания. Она все думает: насколько уместно предложить Воропаеву зайти? Или насколько грубым будет ничего ему не предлагать? Воропаев усмехается, открывает ей дверь, самостоятельно набрав код на домофоне. — Спокойной ночи, Катенька, — говорит он, и она жарко краснеет. И он смеется, почти касаясь губами ее щеки.***
Совет директоров проходит практически успешно. Жданов с утра мается головной болью, он пытается в очередной раз поговорить с Катей, что-то ей обещая. Она не вслушивается. Папки с отчетом уже ждут своего часа, а сама Катя всерьез раздумывает о том, чтобы уйти из компании: решительно невозможно работать в таких условиях. Цифры, конечно, в папках те, которые так хотел видеть Андрей Павлович. Но Кате страшно, что их антикризисный план в любой момент может дать сбой. Воропаев листает документы с абсолютно постным лицом, всем своим видом будто демонстрируя, что его не провести, но ничего интересного он тут не видит. Катя пристально следит за ним, но Воропаев безэмоционален. Может, его и не устраивают результаты полностью, но и явных претензий он пока не высказывает, сдерживается. «Экономический вестник» Катя находит у себя на столе. Тень развалилась прямо на нем, изрядно пожевав обложку так, что название узнается скорее по наитию: Катя видит лишь «Номический вестник». Тень довольна, побулькивает, шелестя ложноножками. Из-за лампы уже вполне привычно выглядывает и воропаевский питомец. — Это мелкий притащил, — ябедничает Кате ее собственная Тень. — И погрыз тоже он. Тень слегка выпускает из лапы когти, попугивая малыша. Катя тянет руку и осторожно гладит маленькую Тень. — Зачем ты это грыз? — машинально спрашивает она. — Тянешь в рот всякую гадость! Малыш радостно тарахтит, посылая картинку: Воропаев в кресле с журналом, чашка кофе на журнальном столике, он слегка потягивается так, что футболка задирается, обнажая на мгновение его живот. Катя сглатывает. Воропаев листает журнал, находит нужную страницу, вчитывается, потом отшвыривает журнал от себя, а через мгновение вдруг переворачивает и столик. Смотрит на осколки чашки, на разбитый столик, задирает футболку, вытирая ее подолом лицо. Кто бы мог подумать, что такой, как Воропаев, столь небрежен в быту. Катя снова сглатывает, а картинка прерывается. Катя тянется к журналу, и малыш снова тарахтит. Катя гладит его: — Ты молодец, твой хозяин расстроился. Она листает журнал, догадываясь, что там найдет. И находит. Еще бы Воропаев не расстроился, обнаружив, что «Зималетто» находится в залоге. Тут бы кто угодно расстроился. И одним столиком бы не обошлось. Воропаев все не приходит и не приходит. Катя молчаливо щелкает выключателем настольной лампы, ее Тень давно свернулась клубком прямо на документах, не булькает, не шелестит, не выбрасывает свои лапы с когтями — вся сосредоточие грусти и скорби. Малыш посапывает в кармане Катиного кардигана. И Катя изредка касается его через ткань кармана, то ли поддерживая, то ли просто проверяя наличие. Когда дверь распахивается без стука, Катя подается вперед, чуть не сваливается со стула. Воропаев влетает в каморку, с грохотом захлопывая за собой дверь. Катя уверена, что этот звук слышали даже на производственном этаже, невзирая на гул станков. Воропаев делает решительный шаг к Кате и вдруг замирает, захохотав. Катя даже испугаться не успевает. Псих? Нет, она тоже отлично видит эту картину: маленький воропаевский Тень, шустро забравшись на стол, нахохлился, как разозленный кот, дыбится шариком, пытаясь загородить собой Катю. Ей кажется: еще немного — и он даже рычать начнет. Какая прелесть. Какая глупость. Она первая тянет к малышу руку: — Ты что, маленький? Он мне ничего не сделает. Это же твой хозяин. Воропаев молча наблюдает, как шарик сдувается под Катиными поглаживаниями. Может, и правильно, думает Катя. Что он ему сейчас сказать может, какие-нибудь шуточки про предательство? Воропаев имеет полное право злиться. И из-за ситуации в целом, и из-за Тени в частности. Не бывает маленьких или больших предательств, они просто случаются. Воропаев вздыхает, протягивает руку. — Ну, ну, — говорит он, — я не злюсь, иди сюда. Да правда не злюсь! Малыш оглядывается на Катю и осторожно перекатывается в сторону Александра Юрьевича. Тот снова вздыхает, подхватывая Тень на руки. — А с вами я поговорю завтра, — заявляет он Кате. Катя кивает. Разговоры, разговоры, разговоры. Тень ее задумчиво снова выпускает когти, мол, не волнуйся, и не с такими разговоры разговаривали. Справимся, не переживай. Катя и не волнуется. Теперь уже страх ушел. Остался скорее только один стыд. Не страшно смотреть Воропаеву в глаза. Не страшно. Просто стыдно. Воропаев решительно возвращается через пару минут. Молча заходит в каморку. Молча подходит почти вплотную к Кате. — Вы даже не представляете, — говорит он ей, — насколько вы мне все испортили. Не знаете. Не думали, совсем не думали, что творите, Катя! Она опускает голову под его взглядом. — Что мне теперь делать? — Кате кажется, что он у нее интересуется всерьез. — Я собирался действовать совсем иначе. Но, знаете, что? Мне плевать. Можете себе забрать эту компанию. Или целиком передарить ее своему Андрюшеньке. Я уже давно хочу совершенно другого.***
Катя стонет Воропаеву прямо в рот, и ее Тень взрыкивает. Тот моментально задвигает Катю себе за спину. — Ты чего? — спрашивает она удивленно. То ли у него, то ли у Тени. Тень булькает. — Смотри-ка какой смелый! И как же ты собрался защищать ее от меня? Воропаев поднимает бровь. — А что ты рычишь? — интересуется он. — Она же взрослая девочка. Катя смущается. Тень снова булькает. — Взрослая, — тянет Тень насмешливо. — Был тут один уже такой. Катя возмущенно шикает на Тень, а Воропаев хмурится. Потом оборачивается к Кате. — Ты же знаешь, что я не сделаю ничего из того, чего ты не захочешь? Тень снова шипит. — Почему у таких, как ты, все всегда сводится только к этому самому «хочешь»? Воропаев разглядывает Тень насмешливо. — Может быть, обойдусь без советов всяких… Слово «тварей» повисает в воздухе. Тень чуть ли не мурлычит; ага, как же — она тварь и есть. Очень даже отличная тварь. Катя утыкается носом Воропаеву в плечо. Он слегка улыбается, довольно. — Я бы, — говорит Воропаев Тени, — проводил Катерину Валерьевну до дома. Тень кивает благосклонно. — Почему бы и нет? Она приподнимает переднюю лапу, где под ее когтями сжимается маленький воропаевский Тень. Крохотный малыш, сотканный из непроглядной тьмы, настолько глубокой, что завораживает Катю каждый раз, когда она его видит. Воропаев привычно опускает руку вниз, ожидая, что его собственный карманный монстрик привычно поедет в кармане пиджака. — Нет уж, — ворчит Катина Тень. — Своими лапками пусть. Вроде большой уже. И хозяин какой видный, а ты ведешь себя совсем как малышок. Воропаев снова приподнимает бровь, но ничего не говорит. Катя гладит его по плечу, мол, ничего, не обращай внимания, она у меня такая вот: немного чванливая, независимая и за словом в карман не лезет. — Устанет — скажете, — бросает Воропаев, подталкивая Катю к выходу. — В конце концов, мне не тяжело. Катя снова гладит его по плечу, мол, я тобой горжусь. Тень только и булькает. — Да-да, — смеется она. — Вот девушка твоя устанет — можешь на руках отнести, герой. А мы тут сами разберемся. Воропаевский Тень пищит что-то ободряющее. И Катя заливисто смеется, пока сам Воропаев, пользуясь ситуацией, прижимает ее к себе как можно теснее. Домой, на Авдеенко, он ее довозит буквально за каких-то минут пятнадцать. Так быстро. Слишком быстро. Катя тянется к его губам, тянется сама. И Воропаев отвечает. Тень за заднем сидении осторожно прикрывает лапой воропаевскую Тень. Просто на всякий случай. Чтобы не свалился малыш. Пусть подремлет, все равно ждать, пока эти двое намилуются. Тень поудобнее устраивается. И даже не рычит, когда Воропаев расстегивает не только пальто, но и пару пуговичек на Катиной блузке. Пускай. Это всего лишь пуговички. Пока что. Тень не против пуговичек. А все остальное… Тень тихонько булькает. Все остальное она позволит только после свадьбы. А то нечего тут. Воропаевский Тень возится у нее под лапой. Открывает веки, сверкая темными глазками. Ну какой же миленький! Ладно, решает Тень. Может быть, что-то кроме поцелуев позже она тоже не будет останавливать. В конце концов, какая разница, если они и так будут вместе — с ее одобрением или без. Воропаевский малыш лижет Тень в мордочку. Забавный. Как и хозяин. Тень снова булькает. Удивительное дело: если сама Тень состоит из болезненной верности, то этот — из неимоверного желания, чтобы его хоть кто-нибудь принял таким, какой он есть. Хороший тандем. Тень уверена. Малыш под ее лапой возится, сворачиваясь в клубочек. А Тень сдерживает очередной бульк, когда Воропаев, расстегивая третью пуговичку на блузке, другой рукой гладит Катину коленку.