Живое пламя.

Он стоял на мокром бордюре, чуть заметно переминаясь с ноги на ногу. От капель его защищала большая серая толстовка и капюшон. В воздухе висела густая влажность. Моросит. Гоуст отрывисто дышал, бегло осматривая затуманенные уголки улиц. Во рту томилась сигарета, грустно дотлевая в тёмном серо-голубом пейзаже. Я тихо подхожу ближе. Со слухом у Гоуста всегда было отлично, даже слишком. Он наверняка уже знает, что я здесь. Встаю рядом. На дорогах почти невидимые всплески, медленно растущие лужицы. — Уже слышал? — я знаю, что ему сказали раньше, чем мне, но на настолько подавленного Райли попросту больно смотреть. Саймон кротко кивнул, не оборачиваясь. Он встряхнул озябшей рукой, сбрасывая капли с ладони, и затянулся, убирая сигарету ото рта. — Слышал. — хрипотца больше не придавала его голосу уверенности или, как многие считали, привлекательности, сейчас он звучал непривычно печально. Я молчал. Не хотелось думать о том, что Райли кричит где-то там, глубоко в себе, глубже, чем его подводные камни и страшнее, чем его скелеты в шкафу. Но это было правдой, чистой правдой. Он перешагнул через себя, он открылся, как давно забытая пыльная книга на самой высокой полке в углу комнаты. Он наконец-то почувствовал что-то, действительно почувствовал. И он был безумно рад этому. Многие говорят, что лучше бы они ничего не чувствовали. Но знаете ли вы, какого это на самом деле? быть тем, кто никак не может познать один из самых главных смыслов жизни — чувства. Не понимать, что ты должен ощущать, как должен действовать, и как выразить словами то, что крутится в голове и не даёт уснуть, расстекаясь приятной дрожью по телу. Не понимать, как это, хотеть делать приятное близким. Не понимать простых правил жизни. Это по-настоящему больно. И когда в тебе не остаётся ничего, кроме пустой ноющей боли, ты начинаешь искать то, что поможет избавиться от мучений. Но в погоне за противоядием самое главное — не стать отравой. Ты не должен убивать себя. Да, это тяжело, очень, но когда было легко? — Прайс, — все тот же ослабший голос, я повернул голову к нему. Саймон молчал. Смотрел на меня с мольбой во взгляде и молчал. Клянусь, сейчас на меня смотрел не Гоуст, а именно Саймон. Не помню, когда в последний раз он просил меня об отпуске. Возможно, такого и вовсе не было. Погружение в работу давало ему глоток чистого воздуха, позволяя окунуться не в себя, а в миссии. Риск, долг и отвага. Это одни из вещей, с помощью которых он держался на плаву. Окружив себя стабильной опасностью, он не испытывал тревогу и страх. Адреналин всегда находился в его крови, и Саймон стал зависимым от него, погружаясь в вязкое гнилое болото бессмысленности существования. Лучик света, солнце ОТГ-141, что разбавляло тёмные туманные дни, Соуп. Не знаю, как этому парню удавалось всё время сплочать команду сильнее, везде находить хорошее и нагло улыбаться в лицо смерти. Но именно за это мы так любили его. Так о чем я.. — Недели хватит? — несложно было догадаться, чего именно Райли хотел. Я многое стал подмечать. Помню, первое время Гоуст смотрел на сержанта с оценивающим презрением. Наблюдал издалека, ждал подвоха, не доверял. Но Соуп показал себя, и я горжусь им. По тому, как часто я замечаю, что эти двое переглядывались между собой, что уходили в одно время, что занимались в зале вместе, я мог понять лишь малую часть всего, что на самом деле происходит. Не хотел лезть, и не стал бы. Саймон доверился, и я был рад. Он кивнул в ответ на мои слова и развернулся, направляясь к базе. Я проводил его тяжелым взглядом. Дождь усиливался, мокрый песок, налетевший ранее на дорогу, надоедливо прилипал к краям штанов. Я посмотрел вперёд, изучая тусклый пейзаж голубоватых гор. Тяжесть в моей груди медленно усиливалась, тянула вниз. Хотелось предаться воспоминаниям. Маки. Эти цветы яркие, ярче огня. Их всегда хорошо видно даже из самого цветастого сада. Но они мало живут, быстро вянут и больше не горят красным приятным пламенем в горшке на подоконнике старого деревянного окна в забытой богом деревне. За всю свою короткую жизнь маки успевают лишь вспыхнуть, а следом спешно умереть. Это было ударом для нас всех, в особенности для Гоуста. Событие ранило неожиданно, быстро и глубоко. Говорят, смерть всегда подкрадывается тогда, когда ты ее совсем не ожидаешь. Так... Так и случилось с нашим Джонни.