hiéroglyphes dorés

Мика завидовал. Завидовал чертовский сильно. Так что грудь хотелось разодрать от ноющей боли. Увы, но это было его сердце. Мучительно завывало каждый раз когда улыбка его Мастера не была направлена на него. Столь яркая, харизматичная и по-своему очаровательная. Та от которой все внутри замирало, булькало и полыхало. Удивительно. Мику удостаивали лишь разочарованным взглядом. Полным того чего мальчишка желал никогда. Мир его в такие моменты рушился. Непонимание происходящего заполняло его голову. Что он сделал не так? Чем разочаровал свой идеал, так что они не могли встретиться даже мимолетно взглядом. Ничего он не сделал, просто он не тот. Мадмуазель, покоящаяся на идеальных руках ни разу не улыбнулась. Ни разу с того момента как Назуна покинул Valkyrie. Идеальная по всем параметрам кукла, не содержащая дурацкого дефекта гетерохромии, глупого выражения лица, что будто полностью прилипло к его лицу. Пустая голова, которую как не наполняй ее знаниями- все-равно пропадало. Уходило в глубокую бездну, прежде чем Мика успел ухватиться за последнюю надежду на благосклонности его учителя. Нелепое выражение, яркие эмоции. Все это так надоедает Мастеру, так же как и успокаивает его. Сил не хватает утихомирить, особенно в сильной апатии, в какой он прибывал. Прятался в своей мастерской, успокаивал себя искусством и молчаливым обществом Мадемуазель, чья улыбка не так раздражала. Вызывала лишь неловкий подъем уголков губ вверх и жалобный взгляд. Только она его и спасала в столь важный момент. Искусство становится его новой опорой. Из пепла выбирается жар-птица и опаляет весь мир своим удивительным светом. Новой куклой своего мастера по праву наследства становится Мика. Руки его податливо заведены назад, полностью расслабленны, ведясь на каждое короткое изменение чужих движений. Голова пуста, как и глаза. Мысли все его будто испарились, заменяя всю обиду на кромешную темноту. Сердце его нынче больше не ныло. Больше не было ничего. Отказавшись от чувств и полностью посвятив себя Мастеру, кукла заперлась в золотой клетке. Закрыла ключом и проглотила его, дабы можно было не достать. Так, чтобы лицо его выражало только прелестную безэмоциональность, полностью подражая прошлому предшественнику. Даже так чужое разочарование мелькало в ярких аметистах. Апатия Шу сменилась творческим всплеском. Мика же почувствовал себя полностью ненужным. Лишившись «себя» он также останется незамеченным, потому что не заслужил. Он не красив, голос его сломался раньше предположенного и старые песни не подходили. Вместо четких танцев марионетки получались размытые всплески и падения. Лучше бы он умер чем опозорил имя своего великолепного Оши-сана. Голова напрочь отказывалась работать, заполняя голову привычными вопросами: «Что я не так делаю?» -Я не знаю, я лишь твое отражение. То, которое Шу видит каждый день, -побитое, пустое, то что никогда не будет цениться. Мика лишь брак, который стоит прогнать на улицу, но ему даже жить негде. «Почему…» -Оши-сан тебя не признает. Ты-замена Назуны. И то, настолько нелепая, что даже лишившись чувств ты не на шаг не приблизился к этому искусству, -сердце его мучительно заболело. То что он признал давно собранием шестеренок и ошибок начинало скрипеть, как и лезвие в его руках. Тонкие пальцы сжимали чужие острые ножницы, которые оставили спокойно лежать на столе в мастерской. До этого Мика еще мешкался, трусливо поджимал хвост и не решался. Сейчас же он сидит на коленях. Безумные его глаза уставились на отражение. Торс того был чужим. Непривычно мягким, а не костлявым до такой степени что ребра все можно пересчитать. Пальцы тонкие гладили, нежно и сжимали. На теле начали выцветать иероглифы. Ослепительным золотом текст песни. В голове слышится нежная мелодия, что никак не похожа на песни Valkyrie, но кажется такой знакомой, что текст продолжает неторопливо появляться сначада на груди, потом переходя на живот, бедра, а затем захватывает полностью ноги. Золотое свечение охватывает его отражение, что лишь хитро улыбается. -Я надеюсь это твой последний подарок Оши-сану, -ужас от чужих слов проносится в глазах Мики. Иллюзия спадает с глаз, а карточный замок рушится. Кукла сидит в огромной луже крови. Она пропитала одежду и руки. Неумолимо быстро стекала и глубоких ран, нанесенных ножницами в таком ужасе, что даже не заметил… Золотой росчерк по телу оказался кровавым письмом. Жертвенно используя свое тело для нового шедевра, мальчишка падает на пол. Голова его болезненно соприкасается с дорогим полом, пачкаясь в крови. Сил думать уже нет, а ножницы, которыми раньше разрезалась ткань, падают на пол. Железный звон оповещает конец всем мучениям. Конец всему, что его так тяготило…