Insomnia

***

Когда Дазай был в портовой мафии, хороший сон был роскошью, но с тех пор, как он ушёл, высыпаться стало немного легче. Особенно в Агентстве, его, как он сам себя убеждал, не беспокоящая совесть позволяла ему избегать давно забытых бессонных ночей. Но в последнее время отдых всё чаще становится для него недостижимой мечтой. Дни проводились в изнеможении, мысли путались, а ночь… именно тогда и оживал его измученный разум, не давая уснуть. Дазай был измотан сверх меры после тяжелой недели, тяжелого месяца, даже, может быть, нескольких месяцев, тянувшихся бесконечной бездной отчаяния, рожденной безмерной усталостью. Он не испытывал такого глубокого изнеможения с тех пор… наверное, с тех пор, как он был исполнителем. Его обычные стратегии вроде алкоголя или даже наркотиков теперь только ещё больше утомляли на следующий день. Даже если удавалось заснуть пьяным (что случалось довольно редко, он просто трезвел или боролся с мечущимися мыслями, ползующими в голове, как демоны, вместе с рвотными позывами), это не приносило никакого покоя. Мучительная невозможность заснуть после самой длинной недели в жизни Дазая чувствовалось сродни кровоточащей ране в голове. Усталость практически не ощущалась, вместо этого — четкое осознание утекающей способность мыслить. У него не осталось ни идей, ни мыслей, его единственными занятиями дома оставались перечитывание книг и мастурбация. Последнее — в надежде, что, возможно, оргазм (или двадцать) сможет дать ему достаточную разрядку, для того, чтобы быть в состоянии отдохнуть. Но ничего не помогало. Даже если ему удавалось поспать несколько часов, он уже давно не просыпался в состоянии, хотя бы отдаленно напоминающем бодрость. Уставший разум Дазая выковал из бездн собственного бессилия только одно решение. Это не было самым лучшим вариантом, но он решил хотя бы попробовать. Идея требовала определенного изящества, и он почти никогда не рассматривал её в прошлом, хотя какая-то часть его (и большая, чем он готов был признать) всегда задавалась вопросом, был ли ещё шанс, что получится. Или как отреагировал бы Чуя. Если бы Дазай не был так измотан отсутствием сна, он, может быть, мог бы отговорить себя от этого, но не когда усталость была настолько велика, что стирала грани реальности. Из остатков того, что выдавало себя за рассудок, крупицами просачивались его настоящие желания — и их всевозможные вариации. В худшем случае Чуя просто врежет ему, вырубив на некоторое время. Так что он все равно уснёт. Волоча ноги по полупустым улицам территории портовой мафии, Дазай без труда нашел знакомую машину и забрался в неё, устроившись в горизонтальном положении на заднем сиденьи. Желание забыться, утонуть в прекрасной темноте, уйти из этого мира хотя бы в ожидании появления Чуи не давало ему покоя; но если бы это было возможно, ему не пришлось бы здесь находиться. Будучи в здравом уме, Дазай бы хотя бы притворился, что подумал бы о том, чтобы хотя бы позвонить заранее, но… ему очень хотелось побыть какое-то время в пространстве, принадлежащем Чуе. Даже если это была всего лишь его машина. Дазай повернулся на бок, прильнув щекой к мягкому сиденью, закрыл глаза и свернулся калачиком. Чуя не должен был рассердиться, верно? Его присутствие всегда успокаивало Дазая. Даже когда они ругались, в голове всегда стояла приятная тишина, предоставляя блаженный перерыв от того, что жило в ней. По крайней мере, на некоторое время. В последнее время они почти не виделись. Накахару безумно раздражали тенденции Дазая появлялся только тогда, когда ему что-то было нужно, а в состоянии полубезумия, вызванном бессонницей, он не мог справиться с выражением гнева на лице Чуи. Но сегодня казалось, что он должен был понять, в чём именно нуждался Осаму. В конце концов, они постоянно занимались подобным в мафии, помогая друг другу расслабиться после жутких дней, переполненых потерями и болью, позволяя утонуть в пошлости и страсти хотя бы на пару часов, когда не нужно было думать о том, как выжить, и просто насладиться моментом. Жизнь мафиози могла сделать гедонистом каждого, даже Дазая Осаму. Закрыв глаза, Дазай резко выдохнул, позволяя воспоминаниям об их совместном прошлом, по которому так сложно было порой не скучать, пронестись перед его глазами. Он был слишком утомлен, чтобы пытаться остановить себя, и рука потянулась в паху в попытке снять напряжение от прилива крови к члену от одной мысли о том, что он позволял Накахаре делать с его телом. Когда разум не давал покоя, усталость действовала, как афродизиак. Нелепое, почти первобытное желание, жажда быть расщепленным на атомы и провалиться в небытие разъедало его раскалывающееся сознание, заставляя бредить и хотеть того, чего он не мог получить нигде больше. Дазай вспомнил один из своих снов, а может быть, воспоминаний — с таким затуманенным сознанием трудно было сказать. Чуя, одетый в одну из его рубашек, сидел на нем и целовал его шею… В этом сне ему было так тепло, пульс учащенно бился, а разум был блаженно пуст… Дазай потёр бедра друг о друга, почувствовав, как член слегка дернулся при этой мысли. Боже. Сколько же ему еще придется ждать? Через некоторое время ему удалось успокоиться, и он попытался отвлечься на телефон, но свет экрана причинял уставшим глазам только боль, и он не мог сосредоточиться ни на чём. Дазай закрыл глаза, заставляя дыхание и сердцебиение выровняться, глубоко вздохнув. Он почувствовал, как его тело расслабляется, но заснуть всё равно не удавалось. Наконец, прислушавшись к окружающим звукам, Осаму услышал, как щёлкнули дверные замки от автомобильного ключа с дистанционным управлением. Чуя открыл дверь и на секунду замер, уставившись на заднее сиденье. — Эмм… Дазай? Что ты делаешь… здесь? Осаму сделал слабую попытку пошутить: — Лежу на заднем сиденье машины чиби. Чуя усмехнулся, положив локоть и руку на уплотнитель окна двери. — Да ладно, скумбрия. Я имел в виду, почему именно моя машина? Обычно ты вламываешься в мою квартиру. Дазай сначала ничего не сказал, просто снова прикрыл отяжелевшие веки. Присутствие Чуи успокаивало, но всё же недостаточно. Он знал, что ему будет нужно больше. И ему придется быть гораздо более убедительным, чем сейчас. Если, конечно, у него вообще хватит на подобное сил. — Чуя живет слишком далеко, — пробормотал Дазай, уткнувшись лицом в сиденье автомобиля, заглушая его слова. — И что? Раньше тебя это не останавливало. От него не ускользнуло, что Чуя до сих пор не выгнал его. Может быть, шанс всё же был. — Я просто… так устал. Накахара ничего не ответил, только окинул взглядом Дазая, обхватившего себя руками и лежавшего с закрытыми глазами на заднем сиденье. В нём было что-то такое печальное, что Чуя не был уверен хватит ли у него духу выгнать его, даже если бы он захотел. Осаму выглядел измождённым. Чёрные круги под глазами, заметные даже на полуосвещённой стоянке портовой мафии, всклокоченные волосы, ещё более бледная, чем обычно, кожа… Конкретно этот вид был ему знаком до сжирающей изнутри, словно яд или радиация, боли. Чуя опустился на водительское сиденье, осознав, что, похоже, его день ещё не закончился. Взявшись за руль на мгновение чуть крепче, чем нужно, он обернулся и негромко спросил: — Когда ты в последний раз спал? Дазай закрыл глаза, его тело не двигалось. — Прошлой ночью. — И как долго? — Час. Может быть, два. Накахара вздохнул. Затем, приподняв бровь, поинтересовался: — И почему ты пришел ко мне? — Присутствие Чуи обычно очень утомительно, я надеялся, что я смогу, наконец, заснуть. Накахара насмешливо хмыкнул. Глупая рыба никогда не могла попросить о чем-то напрямую, не так ли? Не говоря больше ни слова, Чуя включил зажигание и завел машину.

***

Дорога к Чуе была спокойной, настолько, что Осаму почти задремал. Мягкий рокот двигателя успокаивал его измученный разум, позволяя войти в состояние, слабо похожее на сон. Он не смог бы продолжить спать, даже если бы машина не остановилась, заставляя его пробудиться, как только его мозг получил бы необходимый минимум для работы. Почувствовав едва заметный толчок вперед при остановке машины, Дазай зашевелился, но не двинулся с места. Должно быть, они подъехали к квартире Чуи. Накахара вышел из машины и открыл заднюю дверь со стороны, расположенной ближе к голове Дазая, ожидавшего быть выдернутым наружу. Вместо этого Чуя склонился над ним, и его лицо оказалось рядом с лицом Дазая. Свисающие вниз локоны рыжих волос щекотали чувствительные щеки. — Дазай, мы здесь… Ты можешь двигаться? Хочешь, я донесу тебя? Вопрос чуть не заставил его заплакать. Он просто медленно кивнул, даже не открывая глаз, отчасти потому, что не смел. Накахара частично переместил своё тело в салон и обхватил Дазая руками, чтобы вытащить его из машины. Чиби всегда был очень сильным, но легкость, с которой он нёс Дазая на руках к зданию, не переставала удивлять. Лифт, коридоры, входная дверь — всё пролетело как в тумане, и единственное, на чём смог он мог сосредоточиться — это запах Чуи. Дазай уткнулся носом в его шею, позволяя себе вдыхать смесь табака, бурбона и кедра. Дорогой хлопок рубашки, впитавшей аромат тела Накахары, приятно ощущался на коже, напоминая о времени, когда он носил одежду такого же качества. Но количество ниток было единственным, о чём он позволял себе скучать, когда мысли неизбежно возвращались к его времени в мафии. Как бы сильно ему не хватало обнимающего сейчас его тепла, Осаму ни разу не задался вопросом, принял ли он правильное решение четыре года назад. Внутри квартиры Дазай наконец открыл глаза. Чуя не включил верхний свет, оставив их обоих в относительной темноте квартиры, освещаемой лишь луной и городскими огнями, проникающими снаружи. Не останавливаясь в гостиной, как того ожидал Осаму — они ведь не занимались подобным уже четыре года, — Чуя направился прямо в спальню. Мягкое сияние луны проникало через окна от пола до потолка и шифоновые портьеры. В комнате было свежо, поскольку Накахара оставил окно открытым перед уходом. Немного безрассудно, учитывая, что это оставляло доступ в квартиру, но всё-таки Чуя жил на двадцатом этаже. Накахара положил Осаму на кровать, бережно его опустив, словно ценный груз, заставляя того на секунду подумать, что его сердце может разорваться от такого обращения. То, что Чуя был настолько внимателен к нему без какой-либо на то причины, было почему-то почти так же невыносимо, как эта ужасная бессонница. Хорошие, положительные эмоции и так вызывали у него дискомфорт, но если учесть, что его измученный разум превращал их в чудовищ, которых нужно было избегать любой ценой, это… казалось пыткой. Осаму Дазай знал всё о причинении физической боли, но доброта была хуже всего. Руки в перчатках на мгновение исчезли, когда Дазай почувствовал спиной мягкий матрас; Чуя положил его на кровать и пошёл в гардеробную переодеваться. Полуприкрыв глаза, Осаму наблюдал, лёжа на боку, как Накахара снимает пальто и шляпу, аккуратно укладывая их на отведенные им места. Затем он снял болеро и жилет, повернувшись к нему. Дазай ожидал, что он сразу же разденется, но этого не произошло — Чуя почему-то медлил. Значит, надо будет убеждать ещё больше? Чуя, наверное, уже догадался, что от него нужно Дазаю — всё-таки он привел его сюда, не жалуясь и не задавая никаких вопросов. По крайней мере, пока. — Дазай, — Чуя вышел из гардеробной, бесшумно ступая по полу, как кошка, в одних носках, — ты что-нибудь ел? — Я… что? Чуя приблизился, уже без перчаток, видимо, сняв их, когда Дазай не смотрел. За последнюю неделю его способность замечать мелкие детали сильно снизилась, почти до смешного, особенно по сравнению с тем, как обычно работал его мозг. Но Дазай слишком устал, чтобы переживать об этом. Тёплые пальцы коснулись его лба, убрав челку. Лазурные глаза исследовали его, глядя куда-то вглубь, а не на лицо, которое показывало поверхностные эмоции, проявлявшиеся в измученном взгляде Осаму. Он почувствовал, как усталость вновь навалилась на него с большей силой, чем раньше. Он просто хотел уснуть. — У чиби дома есть что-то кроме собачьего корма? Накахара насмешливо хмыкнул, но руку не убрал. — Может быть, ты не так устал, как утверждаешь, раз у тебя еще хватает сил меня раздражать, — он достал свой телефон и разблокировал его. — Неважно. Я собираюсь заказать ужин. Что ты будешь? Одна из мозолистых рук Дазая нашла путь к мягким пальцам Чуи, переплетая их вместе. Если он и не ожидал этого, то не подал виду. Дазай на мгновение задумался. Он совсем не чувствовал голода, хотя последний раз ел, наверное, несколько дней назад. Однако принять решение сейчас было практически невозможно. Он никогда не мог решить такую простую задачу, как выбор блюда, даже когда чувствовал себя лучше, но сейчас… — Я не знаю, Чуя. В уставшем голосе сквозило поражение; Накахара снова провёл пальцами по его волосам, даже не притворяясь, что под этим жестом подразумевалось что-то помимо утешения. Тогда он должен был заказать что-нибудь для него. Дазай, вероятно, давно не ел, и даже если Чуя и догадывался, зачем он вломился в его машину, причинять вред вместо того, чтобы оказать так явно необходимую помощь совершенно не хотелось. Самое меньшее, что он мог сделать, прежде чем трахнуть его, — это купить ему ужин. Ведь именно для этого он и пришел, не так ли? Чуя был почти уверен, что правильно угадал намерения Дазая. Последний раз они занимались сексом до того, как он ушел из мафии, и даже тогда Накахаре приходилось именно догадываться, чего хотел этот человек. Это было неписанным соглашением между ними, или, возможно, что-то вроде постоянного понимания. Дазай, его Дазай, никогда ни о чем не просил, да и не мог, поскольку способность выражать свои желания была, видимо, у всех, кроме пресловутого Демонического Вундеркинда. Хотя он уже очень давно им не являлся. Заказав свой стандартный ужин из ближайшего ресторана и добавив к нему крабовый рангун — хотя Чуя был совершенно уверен, что максимум, на что способен Дазай, это поклевать овощи из салата, — Накахара убрал телефон и снова посмотрел на своего бывшего напарника, размышляя, что с ним делать дальше. Все равно доставка займет около часа, поскольку в этом заведении все готовится с нуля. Дазай лежал на кровати, прижавшись лицом к тыльной стороне ладони, волосы с его шеи падали на простыни. Он, конечно, не спал, просто пытался отдохнуть, когда почувствовал, что Чуя снимает с него бежевый плащ. — Чууя, мне холодно, не будь таким грубым. — Если ты остаешься, то принимаешь душ, а ещё лучше — ванну, а ты не можешь сделать это одетым. Так что шевелись. Остаться, да? Значит, Чуя всё правильно понял. Как всегда, на его партнера можно было положиться. Вопрос был в том, насколько? Позволив раздеть себя, хотя и немного помогая, Дазай вскоре остался только в рубашке и брюках, остальная одежда была аккуратно сложена на диване неподалеку. — Душ, Дазай. Пойдем. Там и разденешься. С легким сожалением Дазай оттолкнулся от кровати, глубоко вдохнул и выдохнул. Может быть, он заснет в теплой воде. — А Чуя пойдет со мной? Накахара посмотрел на него, лазурные глаза сузились, в них мелькнуло удивление, которое быстро сменилось обычным веселым выражением. Значит, он всё понял, да? — Конечно, пойду. Мне тоже нужно принять душ.

***

Снова сидеть в ванне с Чуей было пусть и немного странно, но безумно приятно. Дазай чувствовал, как грудь Накахары размеренно опускается и поднимается у него за спиной, пока он сидел между его ног. Верхний свет был выключен, оставалось только мягкое свечение лампы над раковиной. Очевидно, Чуя не хотел ещё больше утомлять налитые кровью от усталости глаза Дазая. И хотя он держал их закрытыми, от такой мелочи всё равно было приятно. Честно говоря, ему казалось, что он сейчас растает. Слишком уставший, чтобы что-то делать, Дазай немного поёрзал в ванне, когда почувствовал, как колени Чуи прижались к его бокам. Обычно такая близость к телу Накахары всегда приводила его в восторг, а уж будучи голым… это было как нельзя кстати. — Ммм, Чууя. Взглянув вниз через плечо Дазая, Накахара ухмыльнулся, заметив его маленькую «проблему». Проведя руками по обнаженной груди, покрытой шрамами — бинты он сегодня снял без протеста и колебаний, видимо, слишком устал, — Чуя слегка подразнил его сосок, крепко сжав его пальцем. Звук, который издал Дазай, был очарователен, напоминая хныканье, почти мяуканье, как у котенка. Один из самых хорошо охраняемых секретов Накахары заключался в том, что он обожал, когда Дазай становился таким — нуждающимся, опускающим защиту, но только для него. Его любимая версия. Дазай ощутил, резко вдохнув, как изящная рука Чуи отпустила один из его сосков, провела по животу, заведомо обходя шрамы, расположение которых знали только они, и умелыми пальцами обхватила его эрекцию. О Боже. Может быть, из-за недосыпа, но Осаму казалось, что ощущения обострились, хотя так чувствительность была меньше, а то, как Чуя начал поглаживать его член вверх и вниз под водой, сжимая в нужных местах, было просто божественно. Его спина слегка выгнулась, следуя за прикосновениями, которые скорее успокаивали, чем возбуждали, но всё же заставляли кровь Дазая приливать к головке члена. Он никогда бы не признался себе в этом, но это слегка ленивое ласкание руками, возможно, было его любимой частью секса с Чуей. Ему не нужно было ничего делать, только позволять своему бывшему партнёру заботиться о нём и кусать губы, когда его тело расслаблялось. Под водой ощущения отличались, но запястье Чуи обхватывало его член также крепко, горячее дыхание обдавало ухо, а другая рука блуждала по груди Дазая, вызывая чувство блаженства, которого Осаму не испытывал уже несколько недель, если не дольше. Ему даже не нужно было кончать, он просто хотел оставаться в таком состоянии как можно дольше, в безопасности в сильных руках Чуи, покачивая бедрами в такт размеренным, осторожным движениям. Дазай вздохнул и сильнее вжался в грудь Чуи, широко расставив ноги в ванне. Одна из рук нашла путь к шее Накахары, и Дазай повернул голову в сторону. Он хотел увидеть его. Лазурные глаза и улыбка, даже не ухмылка, а смесь смущенного возбуждения и вожделения на великолепном лице Накахары заставили Дазая почувствовать себя спокойнее и расслабленнее. Он перекинул одну ногу через бортик ванны, немного сдвинулся в сторону, полностью положив голову на плечо Чуи, и почувствовал, как крепко сжат его твердый член. Осаму заскулил, а дыхание сбилось, выдыхая через нос, он слишком устал, чтобы даже стонать, но это было неважно. Рука Чуи сжимала его член, двигаясь вверх-вниз медленнее, чем в постели, но дополнительное давление делало своё дело. — Аххх… Чуя, я сейчас… Он почувствовал поцелуй в висок, негромкое ворчание из груди за спиной, и что-то твердое ткнулось ему в спину. — Скажи мне. Рука Дазая снова легла на шею Чуи, обхватывая ее, насколько это было возможно в таком положении. Тёплая вода выплескивалась о край ванны, но это не волновало ни того, ни другого — Дазай чувствовал себя сейчас слишком хорошо, а Чуя не хотел ничего кроме того, как насладиться приятными, тонкими стонами. — Чуя, я… a… Я кончу… я… Ускоренные движения заставили Дазая толкнуться в кулак. — Давай, Осаму, всё в порядке. У нас вся ночь впереди. Получив разрешение, его напряженное тело наконец-то снова расслабилось на Накахаре, и Дазай с громким хныканьем кончил прямо в воду. Он шумно выдохнул, вздрогнув, и попытался сдвинуться, чтобы Чуя снова обнял его. Ему так безумно не хватало этих рук на нём последние четыре года, нежных поцелуев в висок и горячего шепота на ухо, что в послеоргазменном блаженстве он не мог вспомнить, почему он не позвал Накахару покинуть мафию вместе с ним. В последнее время, такие мысли закрадывались в его изнеможденный разум всё чаще, но он не позволял им разрастись, прекрасно понимая, что не будучи истребленными, они смогут в итоге засорить его легкие изнутри, лишая его возможности дышать. Чуя отпустил член Осаму, не обращая внимания на то, что они теперь сидят в грязной воде; им все равно придётся встать, чтобы принять душ, так что вполне можно было бы остаться так ещё на минуту. Обстановка в комнате, успокаивающийся от оргазма Осаму и то, как он прижимался к Чуе, вызывали у последнего чувство переполняющей его нежности. С того самого момента, как только Чуя увидел на заднем сиденье своей машины измученного и несчастного Дазая, он знал, какой ему предстоит вечер. Бывший партнер отчаянно нуждался в том, чтобы кто-то позаботился о нём. Малая, но ощутимая доля мерзкого ему самому злорадства дала о себе знать — спустя столько лет, Дазай всё ещё приходил к нему за помощью, а не к кому-то другому. Всё остальное в их отношениях было бесконечно сложным, но только не это. Чуя всегда был готов помочь Дазаю, и наоборот. — Осаму, нам нужно встать. Мы не можем лежать тут всю ночь. Вместо ответа Чуя услышал лишь тихое ворчание, заглушаемое его шеей. Улыбаясь, Накахара потянулся пальцами ног к пробке в ванной и вытащил ее. Он не хотел бы заморозить Дазая, но будь он проклят, если просидит в воде с плавающей в ней спермой хоть секунду дольше. Вода начала уходить, и через пару мгновений Дазай почувствовал бегущие по его коже мурашки. — Чуя всё пытается меня сегодня заморозить. Сначала пальто, теперь вот это, — говорит он, не открывая глаз, — какой ужас. Чиби такой жестокий и злой. В его голосе не было привычной насмешки, но не было и нежности. Не потому, что он её не чувствовал — Накахара был уверен, что да, — но этот уровень усталости был совершенно особым зверем. Пару раз он видел Дазая в таком состоянии, и всегда это стирало всё, кроме тени человека, или натянутой поверх бесконечной пустоты маски. Фразы начинали звучать отрепетировано, даже целые диалоги, и создавалось впечатление, что говорящий не прикладывает никаких усилий к тому, что произносит. Просто сотрясает воздух, не более того. Пытаясь отвлечь обоих от мыслей о невозможности вырваться из бездны меланхолии, пронизывающей каждое мгновение жизни Дазая, Чуя подался вперед и включил воду — горячие струи из душевой лейки у потолка мгновенно достигли их тел. Температурный режим был выбран идеально, судя по тому, как быстро начало запотевать зеркало над раковиной. Дазай не замёрзнет. Странно было наблюдать, каким вялым и пассивным выглядел сегодня Осаму, словно у него не было никакой особой причины открывать глаза. Чуя немного подвинул их обоих вперед и поднялся, чтобы достать второй душ, оставив Дазая в сидячем положении на полу ванной. Он облокотился головой о мокрую стену, опустив веки, и казалось, что он спит. Но Накахара даже не был уверен, что ему удастся заставить его проспать все восемь часов. Тем не менее, ему очень хотелось попытаться. — Держи глаза закрытыми, Дазай, я помою тебе голову. Успокаивающий шум воды был не так приятен, как низкий голос Чуи. Дазай почувствовал прикосновение теплых рук, втирающих шампунь в теперь уже прямые локоны, и слегка улыбнулся, издав довольный звук. У Накахары действительно не было причин относиться к нему ласково, с таким вниманием и заботой, но вечно трепещущие раскаты тревоги в его душе сейчас не донимали его усталый разум. Чуя никогда ничего не требовал взамен на свою нежность. Но Осаму хотелось ответить взаимностью, подарить ему что-нибудь, но у него не было ничего, кроме мучительных мыслей. Ничего, что Чуя бы пожелал иметь. Подставить голову под прикосновения и струи воды казалось самым интимным и сокровенным за этот вечер. Они занимались сексом в последний раз, когда Дазай был в ещё мафии, и с тех пор они оба сильно изменились. Хотя порой Осаму задумывался, так ли уж сильно, ведь если нет, то оставался шанс, что, может быть, привязанность и верность Чуи не потерпели крах. Но такое не было невозможно. Он резко выдохнул, почувствовав теплую воду на своих волосах, и нежная рука снова провела по локонам. Чуя смывал шампунь. Люди не делают этого с теми, кого ненавидят, верно? Пена стекала по обнаженному телу Осаму, перемещаясь на керамику и медленно исчезая в стоке. От Чуи не ускользнуло, насколько усталым должен был оказаться Дазай, чтобы даже не потрудиться снять бинты. Раньше он всегда так напрягался по этому поводу, скрывал своё тело одеждой, марлей или темнотой, а теперь? Накахара тщетно пытался проигнорировать существование маленькой надежды на то, что, возможно, Дазай все еще доверял ему настолько, чтобы остаться перед ним полностью обнаженным, пусть и в полумраке. Когда на тёмных волосах не осталось ни капли шампуня, Дазай открыл глаза. Ах, что за зрелище! Чуя мыл своё прекрасное тело, выпрямившись под струями воды, растирая мягкую на ощупь кожу мочалкой. Наблюдать за тем, как Накахара занимается таким, казалось бы, обыденным делом, как принятие душа, было до смешного эротично, и Дазай почувствовал, что снова начинает возбуждаться. Подтянутые мышцы плеч и пресса Чуи излучали физическую силу. Гладкая, ухоженная кожа не была настолько испещрена шрамами, как у Дазая, но свидетельств того, что Накахара побывал во многих конфликтах, было предостаточно: пулевые и ножевые ранения складывались в своеобразный узор. Худая, но широкая спина, сейчас слегка изогнутая, чтобы прополоскать собственные волосы, идеальной формы ягодицы, бёдра… Осаму мгновенно почувствовал, как бы он хотел быть задушенным ими, а вид широкого, длинного члена Накахары заставил его рот наполниться слюной. Дазай немного приподнялся из сидячего положения и придвинулся ближе к Чуе, который расслаблялся под горячим потоком. Осторожно, словно опасаясь, что его отвергнут, Осаму расположился перед Чуей на коленях в ожидании. Накахара посмотрел вниз. Вид Дазая, стоящего перед ним на коленях, смотрящего на него, словно желая о чем-то попросить, с мечущимся между его лицом и твердым членом взглядом, был… чем-то. Незабываемым. Возбуждающим. Сексуальным. Чуя положил два пальца под подбородок Осаму, наклонил его голову и слегка ухмыльнулся. Дазай, молча умоляющий отсосать ему, был как-то слишком очарователен. — Хорошо. Давай. Отсоси мне, Осаму. Дазай почувствовал, как его член дернулся от этой команды, и тёплое чувство разлилось в его животе. Он готов был повиноваться всему, что скажет Чуя, следовать каждому слову, если это будет означать, что он сможет ненадолго вернуться к их прошлой жизни. На секунду он задумался, не в этом ли кроется истинная причина его неспособности заснуть. Дазай положил ладони на бёдра Чуи — тот стоял перед ним во весь рост — и поднес горячий рот к кончику члена, мгновенно погрузив его во влажное тепло. Он начал медленно двигать головой, не торопясь заставить Накахару кончить, а скорее наслаждаясь самим процессом. Иметь Чую внутри себя в любом виде было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. С каждым движением языка, с каждым сглатыванием Дазай чувствовал себя лучше от того, что сегодня он так мешал Накахаре. По крайней мере, если он сможет оказаться полезным, доставит ему удовольствие, то, возможно, Чуя не будет сердиться… Член казался тяжелым во рту, из него вытекало немного предъякулята, оставляя солоноватый привкус. Прошло уже более четырех лет с тех пор, как он делал это с Чуей, и, возможно, из-за отсутствия практики, ему казалось, что если он начнет двигаться слишком быстро, то вывихнет челюсть из-за размера. Тем не менее, Дазай не находил минет чем-то особенно сложным — его это даже успокаивало. Слушать гортанные звуки, издаваемые партнером, было просто замечательно, и даже вода, стекающая по лицу, его не беспокоила. Под струями теплой воды, падающей на его мускулистую спину, с членом во рту Осаму, Чуе казалось, что впервые за сегодняшний день или даже за неделю он смог перевести дух. Постоянное изнеможение донимало его тоже. Он даже не был уверен, что хочет сейчас кончить, хотя ему было очень тяжело — сам жест того, что Дазай делает это с ним, был приятен. Немного ускорившись, Осаму, зная, что задохнется, если попытается взять Чую в рот до предела, пока не кончит, выбрал более легкий вариант. Он слегка повернул голову, оставив во рту только чуть больше кончика, и, продолжая сосать, постарался, чтобы головка упиралась во внутреннюю сторону щеки. С его стороны это было небольшим усилием, а с принимающей стороны всегда ощущалось великолепно: бедра Накахары задрожали, и он со стоном излился в рот Дазая, заставляя того проглотить сперму. Наблюдая за Чуей, грудь которого вздымалась после оргазма, Осаму захотелось продолжать делать подобное с ним так долго, сколько он позволит. Чуя действительно был прекрасен. Накахара протянул руку, чтобы помочь Дазаю подняться. Медленно встав, он чуть не потеряв равновесие на затёкших ногах, и ухватился за Чую, чтобы не упасть, жест, что быстро перерос в объятия. Осаму пришлось немного сгорбить спину, но так он выглядел только более уязвимым. Он обхватил Чую за плечи и снова спрятал лицо в его шее; в свою очередь, он почувствовал, как сильные руки обхватили его, переплетаясь на пояснице. Снова находиться вместе, да ещё и так, только усиливало боль от потерянного времени. Оба, конечно, понимали, что это было необходимо, чтобы Дазай выжил и не канул в небытие от отчаяния и боли потери, а Чуе нужно было время, чтобы простить его за это. — Осаму? Нам пора вылезать. Скоро принесут еду.

***

Закутавшись в полотенце, Чуя открыл дверь, услышав уведомление приложения доставки еды, оповещающий о том, что ужин уже приехал. Он занес пакет внутрь и выложил на стойку заказанное: рис с лососем терияки для себя, крабовый рангун для Дазая, салат для обоих. И бутылка сладкого молочного чая. Чуя надеялся, что ему удастся заставить долговязого детектива хотя бы выпить калорийный чай, если он откажется от еды. Чуя достал настоящие тарелки и начал перекладывать в них еду из пластиковых контейнеров. Когда ешь еду из собственной посуды, она почему-то всегда становится вкуснее. Поглощенный своим занятием, он не заметил, как открылась дверь ванной комнаты и в тускло освещенную кухню вошел Дазай. Горел только свет над раковиной и поверхностями. Осаму выглядел, по крайней мере, немного посвежевшим. Одетый в один из шелковых халатов Чуи, с влажными волосами, откинутыми с лица, Дазай казался несколько менее изможденным. Тёмные круги всё ещё оставались на месте, но, видимо, ему стало немного легче. Ничего не говоря, Дазай просто встал посреди кухни, не предлагая никакой помощи, но и никуда не присаживаясь. Он просто наблюдал за тем, что делал Чуя — наливал чай с молоком в два высоких стакана, положив в каждый по паре кубиков льда. — Чиби. — Ты можешь сесть, я почти закончил. — Чуя обернулся, чтобы взять палочки, и услышал одобрительное хмыканье. Дазай забрался на табурет у кухонного острова, и принялся разглядывать еду перед собой. Ему действительно следовало бы поесть, ведь он уже давно ходил голодным, и крабовый рангун действительно выглядел аппетитно, но мысль о еде вызывала у него только тошноту. Наконец Чуя достал всё необходимое и сел рядом с Осаму. Не раздумывая ни секунды, он взял палочки и откусил первый кусочек. Он делал это с такой легкостью, как будто бы питание было самой естественной вещью в мире. Но ведь так оно и было. Помимо рвотных позывов, его также отвлекало зрелище, отвернуться от которого было просто невозможно. Рубашку Накахара решил не надевать. Заметив, что Дазай всё больше рассматривает его голый торс, чем еду, Чуя решил немного подтолкнуть его. Он не хотел заставлять Осаму есть, и, к счастью, тот уже не был таким худым, как в мафии, но что-то в его состоянии беспокоило Накахару больше, чем он готов был признать сегодня. — Только не говори, что твои вкусы тоже изменились за четыре года, — улыбнулся Чуя. Обычно смотреть на его совершенное тело было счастьем, но сейчас оно вызывало что-то такое, с чем у него не было сил бороться. Скорее всего, это пройдет к тому времени, когда они доберутся до спальни, но… — Я… мне всё ещё нравится краб, просто… — Дазай опустил глаза, словно это он был виноват в том, что сейчас не может проглотить ничего питательного. Как будто он чем-то обидел Чую. — Просто попробуй один кусочек, Осаму, хорошо? И если ты не захочешь больше есть, тебе не придется. Вздохнув, скорее из согласия, Дазай взял кусочек своей любимой закуски и откусил. Хруст остался, а сладкая кремовая начинка была такой же вкусной, как и раньше. Может быть, если не думать об этом слишком много, он сможет это съесть… Ему пришлось заставить себя проглотить. Тошнота ещё не подступала, но её признаки уже были налицо. Это усталость, твердил он себе, это отсутствие сна, он проснется и точно сможет поесть… По его щеке скатилась маленькая слезинка. Потом еще одна. Потом еще несколько. Через несколько секунд Дазай уже плакал навзрыд. Что произошло, он не мог понять, но все эмоции, которые он сдерживал годами, словно начали прорываться наружу, потому что он был в таком ослабленном состоянии. Чуя заметил происшедшую с ним перемену и, попытавшись положить свою ладонь поверх ладони Дазая на стол, спросил обеспокоенным тоном: — Осаму… Что случилось? Прежде чем слова обрели смысл, из него вырвались всхлипывания: — Чуя… прости. — он не мог перестать всхлипывать, теперь его тело дрожало, и Чуя боролся с желанием поскорее обнять его. — Нет необходимости извиняться. — Ещё как есть. В ответ на его лице появилось недоумевающее выражение, но отнюдь не из-за отсутствия понимания — совсем наоборот. Он знал, что чувствует Дазай, возможно, даже лучше, чем он сам, так долго наказывающий себя за существование, что даже приём пищи превратился в пытку. Невозможно было принять это за что-то иное, чем то, чем это было на самом деле, что половина привычек Дазая проистекала из того, что подобно ядовитому растению, убивало всё вокруг — из безграничного желания причинить себе вред. Но понимал ли это сам Дазай? Человек, установивший для себя столько правил, даже в отношении того, что ему можно, а что нельзя, втискивающий себя в рамки своего представления о человеке, о человеческом существе. Но что за сломленная душа плачет оттого, что ей надо есть? Ничто и никогда не бывает так просто, как прямолинейный ответ, и никогда — в случае с Осаму. Он был усталым, измученным, нуждался в ласке и заботе, и не было никого другого, к кому он мог бы пойти сегодня вечером, никого, кто мог бы помочь ему пережить это — чем бы это ни было. Личные муки Дазая всегда были особым видом пыток: они уничтожали всё на своём пути, создавая пустырь на месте прежней жизни. Но Чуя специализировался в разрушении. В сущности, он даже был готов поспорить, что делал это гораздо лучше, чем Осаму когда-либо мог. Не дожидаясь, пока слёзы прекратятся, Чуя решил, что готов к кульминации этой ночи. Она должна была умереть, задохнуться в своей злобе, перестать так жестоко убивать Дазая. Он должен был уснуть. Чуя поднялся и подошел к плачущему мужчине, который выглядел таким маленьким, обхватив руками его измученное голодом и усталостью тело. Всё ещё полуобнаженный, он просто повернул стул Дазая лицом к себе и обнял его. В этой позиции, он был выше Осаму, поэтому, воспользовавшись случаем, притянул его к себе и прислонил к своей груди. Не реагируя поначалу, Дазай просто продолжал плакать, тело едва заметно подрагивало в объятиях. Чуя почувствовал, как слёзы катятся по груди, и только крепче сжал его. Наконец, он почувствовал, как дрожащие руки медленно обхватили его торс и встретились на пояснице. Дазай уткнулся лицом в грудь Накахары, немного наклоняя голову вниз. Он не хотел открывать глаза, только вдыхать свежий аромат чистого тела Чуи, улавливая запах яблочного шампуня, которым он пользовался для них обоих. Успокаивающие, умиротворяющие нотки воспоминаний о фруктовом саде где-то далеко, наполненном любимыми фруктами Осаму, пронеслись в его голове, возникнув в виде образа, призрака воспоминания. В его измученном сознании не было никакой уверенности в том, что он действительно бывал в этом месте или собирал с кем-нибудь яблоки. Финтом самого себя, воспоминание, настолько оторванное от реальности, что могло бы быть и сном, тем не менее, проникало куда-то вглубь, успокаивая и умиротворяя. Плечи перестали так сильно дрожать, а крепкая хватка рук Чуи подействовала расслабляюще. Дазай даже не знал, почему он плачет. Он никогда до конца не понимал, что чувствует в тот или иной момент, и чем это было вызвано. Но сейчас, окутанный теплом, исходящим от обнимающего его тела, уменьшающего тревогу, разум Дазая решил дать ему мимолетную передышку. Он поцеловал грудь Чуи, раз, два, просто чтобы показать, насколько он ему дорог. Накахара не двигался, позволяя Дазаю делать то, что он хочет, и слегка вздохнул, когда почувствовал поцелуи на своих ключицах. Не желая, чтобы Осаму останавливался, он придвинулся еще ближе и теперь стоял между его ног, прижимаясь к нему промежностью. Пока никаких движений или выгибаний бедер. Чуе нужно было, чтобы Осаму успокоился. — Чуя…– Голос Дазая на секунду прервался, немного ослабев от выплеска эмоций, произошедшего несколько минут назад. — Мы можем… мы можем пойти спать? Прекрасно понимая, о чём спрашивает Дазай, Чуя отодвинулся и, не говоря ни слова, взял Осаму за руку и повел его в спальню. Ужин может оставаться на месте, подумал он, до самого утра. Свет в спальне слегка изменился, теперь, когда луна немного переместилась, там было немного темнее. Чуя подвел Дазая к кровати, положил руки на его талию и легонько подтолкнул, чтобы тот сел. Дазай уже второй раз за сегодняшний день смотрел на Чую снизу, тем же похотливым взглядом, что и в ванной. Он опустил взгляд вниз, оглядывая полуобнаженного Чую, такого великолепного в лунном свете, каким он был бы и в любое другое время. Осаму, положив руку на живот Чуи, не касаясь его полностью, но нежно касаясь кожи, думал лишь о том, как ему не хватало такой близости. Рука опустилась ниже, и Чуя резко вдохнул, почувствовав, как пальцы Дазая потянули ткань домашних штанов вниз. Она упала на пол у их ног, обнажив тело Накахары во всем его изяществе. — Чуя… ты прекрасен. Может быть, он устал, или прошло слишком много времени, но то, что Дазай сказал это так беззастенчиво, без шуток и подколов, без попыток заставить Чую что-то сделать, заставило его покраснеть. Он позволил себе эту маленькую вольность — было темно, и Дазай не смотрел на его лицо, слишком занятый тем, что проводил рукой по его бедрам, нежно прикасаясь к нему, наблюдая за растущей эрекцией. Дазай наслаждался миниатюрными реакциями, которые он получал, даже если он был слишком усталым, чтобы получить больше. Оба знали, что сегодня инициатива будет принадлежать Чуе, в этом и заключалась вся цель сегодняшнего вечера, но какая-то часть Осаму, маленькая, но постоянно ноющая мысль, которая пожирала его заживо, несмотря на его отвращение к физической боли, что, несмотря ни на что, нет никакой возможности принимать ласку и заботу, не отдавая ничего взамен. В кристаллизованном виде мысль могла быть простой, как «я этого не заслуживаю», и Чуя увидел это на измученных чертах лица Дазая, когда его рука обхватила его член. — Эй… — выдохнул он, прикосновение было приятным, даже более возбуждающим, чем раньше, но сейчас Чуя хотел позаботиться о Дазае. Он нуждался в этом. Они оба. — Эй, Осаму, все в порядке… позволь мне сделать то, что тебе нужно, хорошо? С этими словами он снял хватку Дазая со своей уже твердой эрекции, переплел их пальцы и сделал шаг вперед. Снова поцелуй, но уже с большей нежностью, чем прежде. Губы Чуи ласкали губы Дазая с благоговением преданного монаха, читающего молитву, посасывая нижнюю губу. Осаму едва слышно застонал, когда его сознание уловило всю эротичность ситуации — Накахара, полностью обнаженный, с твердым членом, наклоняется к нему, а Дазай, все еще в халате, скулит ему в рот… И теперь Чуя собирался трахнуть его, впервые за столько времени, что это вполне могло бы быть и впервые… Хотел ли Чуя вообще этого? У него должны были быть другие варианты, если он хотел перепихнуться и даже не думать дважды о том, с кем переспать. А Дазай? Он не мог не задаться вопросом, особенно сейчас, когда его мозг устал до предела, было ли его имя тоже где-то в этом списке. Почему его разум всегда всё портил? Почему он не мог просто наслаждаться тем, как было приятно, когда Чуя так страстно целовал его или осыпал вниманием, как сегодня? Эта жалкая неспособность принять хоть какую-то любовь, даже если её можно так назвать, сводила его с ума, всегда, и даже когда он нуждался в чём-то настолько отчаянно, что находил в себе силы попросить, всё равно оставалась та невидимая стена, которую Дазай воздвиг вокруг себя, спрятался за ней и потерял ключ. Заметив, что Дазай больше не целует его в ответ, Чуя прекратил свои ласки, выглядя обеспокоенным. — Осаму, что случилось? Конечно, он спросил бы что-то подобное. Чуя всегда был внимателен, как на поле боя, так и в спальне. От этого невозможно было спрятаться, особенно сейчас, и избежать тоже не представлялось возможным. Дазай смотрел на Чую с выражением отчаяния на лице, чувствуя, что должен спросить, но не желая слышать ответа. — Чуя… зачем ты это делаешь? Накахара озадаченно посмотрел на него. — А? Потому что тебе нужна помощь. — Да, но… Просто… Ты вообще хочешь… заниматься…– Дазай сглотнул, глядя вниз, прочь от Чуи и на пол, — Ты вообще хочешь заняться со мной сексом? — Конечно, хочу. Ведь я стою перед тобой голый. Дазай, — в его голосе появились нотки беспокойства, — А ты? Хочешь ли ты этого? Задыхаясь, Дазай поспешно ответил «да», и его глаза снова сфокусировались на Чуе. Выражение беспокойства смягчилось, сменившись заботливой улыбкой. Он подался вперед, наклонил голову Дазая, и приник к его губам прежде чем произнести: — Тогда мне кажется, что мы оба хотим друг друга. Тебя что-нибудь ещё беспокоит? Столько всего, но Дазай не мог обсуждать это сейчас. Ему нужно было поспать. Ему нужно было еще больше вымотаться. Поэтому он покачал головой. — Хорошо. Тогда поговорим об этом утром, если хочешь. А сейчас я собираюсь трахнуть тебя так хорошо, что твой слишком задумчивый мозг на некоторое время перестанет функционировать. Дазай резко выдохнул. — Обещаешь? — Да, скумбрия, обещаю. С этими словами Чуя положил обе руки на плечи Дазая, слегка погладил их и толкнул его, чтобы тот лег на спину на кровать. Спустив ноги на пол, Чуя навис над ним, любуясь открывшимся зрелищем. Покрасневший, слегка запыхавшийся, в халате, чуть сдвинутом в сторону, чтобы были видны ключицы, Дазай смотрел на Чую, как смотрят на божество. В его глазах было столько обожания, что даже если она разделяла их с оттенком страха и отчаяния, главная эмоция всё равно оставалась нетронутой. Дазай почувствовал пальцы Чуи на халате, распахнувшие его и сдвинувшие ткань в сторону, открывая обнаженное тело. Чуя наклонился ниже, целуя его грудь, проводя ладонями по рукам и плечам, затем ниже, по бокам. Горячее дыхание и поцелуи по всему телу, и Дазай почувствовал, что наконец-то может расслабиться, и застонал от каждого прикосновения. Прежние мысли беспокоили его, но они становились все тише с каждым прикосновением губ Чуи к его животу. Распахнутый халат стал казаться Чуе оскорбляющим, даже преступным, ведь он хотел видеть Дазая во всей его красе, лелеять и обожать его, пусть даже если только сегодня. Хотя, судя по тому, как Осаму отвечал на его прикосновения, как вздрагивал и стонал от одних только поцелуев, как двигал тазом, прижимаясь к Чуе, он решил, что у него еще есть время. Ведь был шанс, что Дазай задержится в его жизни дольше, чем на восемь часов. Без всякого предупреждения Дазай почувствовал горячий рот Чуи на кончике своего члена и издал напряженный хныкающий звук, в ответ на который Чуя просто раздвинул его ноги, опустившись между бедер Дазая, а его собственные колени уперлись в пол. Чуя умело сосал член Осаму, за последние несколько лет у него было много практики в виде секса на одну ночь, но ни одна из них не могла сравниться с тем зрелищем, которое предстало перед ним сейчас. Стонущий, задыхающийся, широко расставивший ноги, прикрывающий рот тыльной стороной ладони, Дазай выглядел просто фантастически непристойно. Его подтекающий кончик подергивался от каждого движения языка Чуи; он обвел им вокруг него, не забыв провести и по щели, отмечая, как восхитительно Дазай вздрагивает от каждого движения. Такой чувствительный и сладкий, Чуя так скучал по этому, что уже понимал, что не сможет отпустить его. Только не снова. Чуя выпустил член Дазая изо рта. Это была всего лишь прелюдия, чтобы заставить возбудить его. Он встал, улыбаясь задыхающемуся Осаму, на чьем почти голом теле всё ещё был халат. — Солнце, — почти промурлыкал Чуя, на секунду склонившись над Дазаем, — я схожу за кое-какими вещами. Сними с cебя остатки этой одежды, ладно? Выдохнув от такого обращения, Дазай кивнул, и Чуя встал, чтобы подойти к шкафу. Здесь у него было огромное количество интересных игрушек, и он не мог дождаться, чтобы попробовать их на Осаму. Всевозможные вибраторы, фаллоимитаторы (правда, в основном для гостей, но Чуя считал себя человеком, который любил наслаждаться лучшим из двух миров), веревки и наручники, повязки на глаза, несколько распорок… Но сегодня ему нужно было что-то простое, Осаму был до безумия уставшим, не говоря уже о том, что они давно не обсуждали никаких извращений. Поэтому он взял то, что ему было нужно, и быстро вернулся к своему любовнику. Зрелище было еще лучше, чем то, от которого он ушел: Осаму лежал на спине посреди кровати, ноги согнуты в коленях, руки по бокам. Все выглядело именно так, как и было — Дазай терпеливо ждал, когда Чуя возьмет его. В любой позе, какую он только мог придумать. Так долго, как только они оба могли это выдержать, и, скорее всего, пока Дазай не потеряет сознание. Чувствуя, что его собственная эрекция становится все более напряженной, Чуя забрался на кровать между бедер Дазая. Его бесконечное терпение было на исходе, как и терпение Осаму. Отталкивать его не было нужды, Дазай был готов принять все, что Чуя собирался ему дать, податливый и очаровательный, ожидающий его. Чуя положил принесенные с собой вещи на кровать сбоку и быстро открыл бутылочку со смазкой, чтобы смазать ею пальцы. Разогревая жидкость на пальцах, он заметил, что Дазай смотрит на него голодными глазами. — Готов? Дазай кивнул, ухватился за простыню и раздвинул ноги, но у Чуи была идея получше. Чистой рукой он приподнял одну из ног Дазая и положил ее себе на плечо. С такого ракурса растяжка будет лучше, к тому же так было гораздо скандальнее. Чуя поднес смазанные пальцы к дырочке Дазая, немного покрутил, но пока не вводил. Было что-то успокаивающее в том, чтобы любоваться, как с каждой минутой отчаянно возбуждается мужчина под ним, как очаровательно он краснеет. Он еще ничего с ним не делал, но его член был уже полностью эрегирован, упираясь в его живот. Наконец, Осаму почувствовал, как один палец вошел внутрь. Медленно, чтобы не причинить боль, как будто Чуя знал, что у Дазая очень давно не было секса, он постепенно вводил палец, наблюдая за реакцией. И реакция была великолепной. Дазай прикусил губу и захныкал от прерывистого дыхания, чувствуя, как влажный палец движется внутри него, понемногу разрабатывая его. — Давно? — С ухмылкой спросил Чуя, вводя второй палец, от чего Осаму слегка выгнулся. — Да… да… — Хм… — Чуя медленно моргнул, любуясь тем, как красиво его пальцы исчезают в отверстии Дазая, раскрывая его и подготавливая к вводу члена. — Насколько давно? — с любопытством спросил Чуя. Когда вместо ответа раздался лишь стон, потому что Чуя задел его простату, он продолжил. — Ну же, скажи мне. Как давно, Осаму? Чуя совершенно не ожидал того, что последовало за этим. — Ааа… около четырех лет… Нет, Чуя, не останавливайся, пожалуйста! Удивление было слишком слабым словом, чтобы описать то, что почувствовал Накахара. Не вынимая пальцев, он наклонился ниже, толкая ногу Дазая вперед. — Осаму… в смысле четыре года? — Этого не могло быть, верно? — С кем… С кем ты спал в последний раз? Пожалуй, от этого не было шанса скрыться, и в сердце Дазая закралось сожаление. Когда речь шла о нем, подобные вещи были ничуть не хуже признания в любви. Глядя Чуе прямо в глаза, заставляя и не давая себе сохранить лицо пустым, с невыносимой меланхолией в темных усталых глазах, он прошептал откровенный ответ. — С тобой. Глаза Чуя на секунду сузились в замешательстве, и он громко выдохнул. — Что? Я? Но… Прошло уже четыре года… — Я так и сказал. — Дазай сглотнул и отвел взгляд. От уверенности, что с Чуей всё точно обстояло не так, ему хотелось плакать, хотя причин для ревности у него не было. Они не были вместе, и Дазай ушел из мафии и от него, но сейчас, именно сегодня, ему всё равно было больно. Возможно, даже больше, чем Осаму был способен вынести. — Чуя… — Осаму, я… это… почему? — Никогда не хотел никого другого. Не то чтобы он не пытался. За эти годы у него было более чем много вариантов, но он никогда не мог заставить себя спать с кем-то, не думая о Чуе. Ему не хватало того доверия, которое они разделяли, того, что, как он знал, никогда не было и не будет потеряно. В одном Дазай был непоколебимо уверен — в их связи. Почувствовав, что основной разговор лучше оставить на утро, Чуя решил показать Осаму, как много значит для него этот кусочек информации через прикосновение. Он улыбнулся и снова ввел пальцы, уже медленнее, но с большей точностью. — Аааа! — Ну, Осаму, я прекрасно помню, где находятся все твои чувствительные места. Посмотрим… Кажется, это одно из них. Чуя вынул пальцы, чтобы добавить третий, и начал безжалостно вбиваться прямо в простату Дазая. — О, БОЖЕ! Осаму закричал от напора, подрагивая бедрами при каждом движении и тяжело дыша, чувствуя, как его стенки сжимаются вокруг пальцев Чуи. Он хорошо помнил эти ощущения: они были длиннее, чем его собственные, и всегда лучше доставали до определенных точек; это было как глоток свежего воздуха, по которому он скучал больше, чем мог признаться. Приятные ощущения током били по нервным окончаниям, наполняя его изнутри, и Дазай стонал и хныкал с каждым толчком, чувствовал, как напрягается его член, как он был готов кончить прямо так, если Чуя продолжит в том же темпе, но… Прошло столько времени, он не был уверен, что сможет продержаться ещё долго. — Как ты думаешь, солнце, ты сможешь кончить сегодня дважды? Кивнув, не найдя ответа, Дазай снова сглотнул, двигая бедрами в такт толчкам, и чуть не вскрикнул, почувствовав, как Чуя убирает руку. — Чу… Чуя… почему ты… — Не волнуйся, детка, — Чуя решил, что ему тоже надоело ждать, — я сейчас тебя трахну. Открыв зубами упаковку презерватива, прекрасно понимая, как сексуально он выглядит, он уже собирался надеть его на член, как почувствовал руку Дазая на своей. — Не надо, я… я хочу почувствовать тебя… я хочу почувствовать тебя внутри себя… Чуя улыбнулся. Дазаю всегда нравилось, когда он кончал в него раньше. Приятно знать, что некоторые вещи никогда не меняются. — Тебе до сих нравятся те же самые вещи, не так ли, Осаму? Что ж, это замечательно, потому что мне тоже. Он пристроился напротив отверстия Дазая, положив обе его ноги себе на плечи, и поцеловал одну из лодыжек. Такие прекрасные ноги, он всегда восхищался их изяществом и длиной. Смотреть на то, как Дазай тяжело дышал в предвкушении, готовый быть насаженным на член Чуи, как он задыхался, лежа в такой откровенной позе, было просто слишком приятным зрелищем. Медленно, возможно, чтобы немного подразнить его, Чуя продвинул кончик вперед, не входя полностью, но давая ему почувствовать растяжение. Задыхаясь от желания, Дазай поднял на Чую взгляд. Восхитительно. Он мог бы дразнить его и дальше, но в глазах Дазая было такое желание, что Чуя не смог удержаться. Осторожно и очень медленно, он вошел в него наполовину, наслаждаясь тем, как он снова оказался внутри, как приятно было раздвигать стенки, чувствовать, как Осаму сжимается вокруг него. — Аааа! Чуя! — Боже, Осаму! Оба застонали унисон. Мускулистые руки нашли равновесие по обе стороны от Дазая, а Чуя прижал его ноги к своей груди, сделав угол еще глубже. Дазай почувствовал, что его раздвигают как нельзя лучше, и тут Накахара начал двигаться, сначала медленно, проталкивая себя внутрь невероятно глубоко, просто чтобы почувствовать, что они — одно целое, снова, как в прошлом. Ни один из них не хотел расставаться с этим, с их общей историей, и Чуя понимал это сейчас, именно поэтому он без колебаний согласился на предложение Дазая, хотя тот даже не спрашивал. Теперь, чувствуя, как внутренности Дазая плотно обхватывают его, словно пытаясь втянуть в себя, Чуя подумал, что, возможно, так оно и будет — секс станет их способом вернуться друг к другу. Способ выразить то, что ни один из них не мог выразить словами, только толчками, поцелуями и укусами, переполняемыми желанием разорвать друг друга на части, но только для того, чтобы собрать снова. Дазаю безумно нравилось позволять Накахаре делать с ним всё, что захочется. Возможно, ему это даже слишком нравилось, а может быть, он даже любил Чую, или и то, и другое. Их слияние тел всегда позволяло ему хоть ненадолго отключить мозг, почувствовать себя красивым, ценным, тем, о ком заботятся, но главное — отпустить давящий груз собственных мыслей, сознание, настолько объемное, что оно душило само себя. С каждым толчком, с каждым стоном, с каждым вздохом, который он слышал над собой, Дазай чувствовал себя все ближе и ближе к финалу, в котором он так нуждался. Если бы он мог провести всю свою жизнь вот так, в издевательствах над своим любимым Чуей, чтобы быть использованным для того, чтобы доставить ему удовольствие, тогда, может быть… Заметив, что глаза Дазая затуманились, в уголках собрались слезы, Чуя убавил натиск, чуть замедляя движения бедрами. Давление вокруг его члена и так было слишком велико, как и эмоциональность момента, чтобы он мог продержаться очень долго. На самом деле Накахара чувствовал, что мог бы расплакаться. В груди что-то сдавливало, какая-то отчаянная попытка не чувствовать, потому что, как всегда, он не должен, он снова потеряет что-то дорогое для него как только позволит себе почувствовать себя нужным… Странно. Эти мысли очень напоминали то, что сказал бы Дазай. — Осаму? Ты в порядке? Хочешь, чтобы я остановился? — Нет! Нет, я… Чуя, я… я так ску… — слеза по щеке, выдох. Дазай смотрел прямо на него. — Я скучал по тебе, Чуя, я скучал… Спустив худые ноги с плеч до талии, Чуя позволил себе насладиться ощущением того, как они плотно обхватывают его тело, и опустился грудью к груди Дазая. Ему нужно было чувствовать его ближе, целовать его везде, куда он мог дотянуться, и Осаму нужно было то же самое. Бедра снова задвигались резче, глаза Чуи пронзили его насквозь, когда Осаму услышал тихий ответ: — Я тоже по тебе скучал. Безумно. Как будто мое сердце билось в другом месте. Чуя переплел их пальцы на обеих руках, прижал Дазая к себе и слегка приподнялся, чтобы смотреть ему в глаза, медленно входя и выходя из него. Осаму встретил его на полпути, извиваясь под ним, позволяя Чуе формировать движения в виде волн. В нем не осталось места ни для чего другого, ни для обиды, ни для боли, в этот момент он мог сосредоточиться только на том, как ему однозначно хорошо. Интересно, это и значило — заниматься любовью? — Чуя… Чуя… Я… Я так… Ах! Чуя, пожалуйста, мне нужно… Тихая дрожь и стоны, лицо мокрое от слез, но Накахара знал, что только от наслаждения и желания. Он тоже чувствовал себя переполненным эмоциями, и отчасти это была усталость, но также и близость. Наблюдая за тем, как Дазай отпускает свои мучительные мысли, Чуя не мог мысленно не похвалить себя. Если он и был альтруистом, то лишь самую малость. — Осаму… Осаму… Мой Осаму… Каждое слово он подкреплял толчком, словно доводя его до конца. Дазай был его. А он принадлежал Дазаю. В мире не могло быть никого другого, кого они могли бы полюбить. Они должны были быть вместе, и Чуя чувствовал, что у него хватит сил, чтобы снова показать Осаму это. Теперь он никогда не отпустит его. Для него больше не будет бессонных ночей. Внизу живота у Чуя разлилось тепло, и он почувствовал, как становится невероятно близок к финалу, но сначала нужно было, чтобы кончил Дазай. Он отпустил одну из рук Осаму, собираясь погладить его подтекающий член, но вместо этого почувствовал, что его притягивают ближе, заключая в объятия. Дазай вцепился в Чую так, словно от этого зависела его жизнь, обеими ногами и руками, ногтями впиваясь в кожу его спины, а затем мгновенно отпустил, пальцы сжались в кулаки, прижимаясь к Накахаре так сильно, как только мог. Его охватывало чувство блаженства, а тепло в нижней части живота, переплетающееся с удовольствием от каждого толчка о простату, заставляло Дазая кричать все громче и громче. Он уже не плакал, а просто задыхался, задыхался от желания поцеловать Чую. Его партнер, возможно, теперь уже во всех смыслах этого слова, почувствовал это и потянулся вверх, чтобы накрыть его рот своим. — Чуя, пожалуйста, о боже, я сейчас… АХ! — Ну же, детка давай, отпусти себя. Как будто его команда, разрешение было единственным, что нужно было Дазаю. Он почувствовал разливающееся по всему телу наслаждение как электрический разряд, и его нарастание было слишком фантастическим, чтобы разочаровать. Он почувствовал, что кончает, с криком, громким и отчаянным, но это было нечто большее, как будто его сознание полностью отключилось, и теперь он просто парил. Член Чуи все еще проникал в него, раздвигая его тело, заставляя еще больше распадаться на части. Дазай уже не мог пошевелиться, он хотел только почувствовать, как Чуя кончает внутрь, как наполняет его своим семенем, им самим, как проталкивает его так глубоко, что он никогда не сможет вытащить его из себя полностью… — Чу… ааа… Пожалуйста, мне нужно это, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Плачущий и умоляющий кончить, прижимающийся к нему так отчаянно… Какое зрелище. Чуя не мог оторвать глаз от этого Дазая, его Дазая, неспособного отказать ему в желании. В погоне за собственным оргазмом, быстро двигая бедрами, с влажными звуками, наполняющими комнату, все было так горячо и пошло, Чуя с почти болезненным стоном вошел в Осаму до предела. Ощущение было невыносимо приятным, он и не подозревал, как сильно ему не хватало именно этой части, когда мышцы Дазая отчаянно трепетали вокруг его члена. Дазай почувствовал, как внутри него разливается тепло спермы Чуи, и слегка задрожал. Его сознание погрузилось в туманную дымку, отпустив стресс последних недель, и наконец Дазай позволил себе закрыть глаза. Задыхаясь, Чуя рухнул на грудь Осаму, давая им обоим несколько мгновений просто побыть. Они пролежали так некоторое время, Чуя лежал на вздымающейся груди Осаму, обхватив его руками, но в его хватке было меньше злобы, больше расслабленности. Дазай не хотел отпускать его, ему не хватило этой близости, но уже чувствовал, как теплые объятия дремоты приближаются на расстоянии вытянутой руки. Ему было тепло. И всё жё, ощущая тепло тела Чуи на себе, проводя пальцами по мягким рыжим локонам, он впервые за последние несколько недель не хотел засыпать, даже если бороться с этим было невозможно. Постепенно, в течение нескольких минут, Дазай наконец-то задремал. Прислушавшись к ровному биению сердца Осаму, Чуя понял, что достиг своей цели. Конечно, он мог бы позволить себе заснуть и так, но ему не хотелось тревожить Дазая, который наконец-то смог отдохнуть. С тихим стоном Чуя приподнялся на руках, осторожно вынимая член из партнера. Вид собственной спермы, вытекающей из отверстия Осаму, был слишком манящим, заставляя его член слегка дрогнуть. Он вдруг вспомнил все те разы, когда он в прошлом вылизавал Дазая после того, как кончал внутрь него, как тот великолепно стонал и хныкал; но сейчас Чуя хотел только одного — заботиться о нем. Осаму спал. Он сходил в ванную за влажной тряпкой и вернулся, чтобы вытереть любовника. То, как выглядел Дазай во сне, заставило что-то дрогнуть в сердце Чуи — он остался лежать так, как он его оставил, на спине, только полусогнутые ноги завалились на одну сторону. Стараясь не разбудить его, Чуя осторожно привел его в порядок: утром им нужно будет еще раз принять душ, а пока хватит и этого. Чуя укрыл Дазая одеялом, понимая, что разбудить его не удастся. Он был почти в отключке, грудь медленно вздымалась, ведь он не спал как следует уже несколько дней, верно? Халат, в котором был Дазай, валялся на полу, и Чуя подобрал его, накинув на себя. Достав пачку сигарет и зажигалку, он вышел на балкон. Луна двигалась по небосводу, освещая город, на который из своей квартиры смотрел исполнитель портовой мафии, вдыхая смертоносный дым. Он тоже устал, бесконечно вымотался, но ему хотелось побыть одному, прежде чем вернуться к человеку в своей постели и продержать его в объятьях до утра. Что это было за чувство в груди, которое душило его долгие годы, но теперь превратилось в спокойный энтузиазм, в желание увидеть, что может получиться из этой ситуации, в которой они сейчас оказались? Чуя знал, что с наступлением утра им снова придется говорить, но что-то подсказывало ему, что и он в этот раз сможет сделать невозможное предсказание и увидеть, как оно сбудется, как это всегда делал его дорогой гений — они нуждались друг в друге. Отчаянно. И на этот раз он не оставит своего Осаму наедине с тем мучительным отчаянием, которое мешало ему существовать. Докурив, Чуя вернулся в залитую лунным светом спальню, разделся и забрался на кровать. Дазай, словно почувствовав его присутствие, мгновенно придвинулся к нему и прижался к Чуе во сне. Накахара крепко обнял его, поцеловал в висок и, укрыв обоих одеялом, позволил себе тоже погрузиться в тепло, которым был Осаму Дазай.