Такой же человек

Душевное равновесие его нарушилось уже давно. Но нервное напряжение не покидало ещё со вчерашнего вечера, когда он узнал о гибели двух следователей. Дьявол! Ничем хорошим это дело не началось, на лучшей ноте и не могло закончиться. Утром убили Уайтли. Зак был предупреждён об этом, но предчувствие чего-то ещё хуже его всë равно не покидало. Какой-то дикой в его голове рисовалась картина недалëкого будущего. «Да уж, чего-чего, а таких проколов у него не было», — пронеслась в голове мрачная мысль. Неприятная привычка при каждом шаге сравнивать себя с предшественником у Зака появилась недавно. Вероятно, в тот момент, когда он принял пост старшего инспектора. Желая стать лучшим начальником для своих вчерашние коллег, он надеялся учиться на чужих ошибках. Но уже за первое громкое дело налепил своих, куда более грубых. Его мысли прервал какой-то шум в коридоре, но Зак отчëтливо услышал свою фамилию. Пара мгновений и в кабинет ворвалась женщина, на вид, сильно разгневанная, в сопровождении совершенно растерянного офицера, который виновато взглянул на старшего инспектора и развёл руками, мол я ничего не смог сделать. Зак жестом показал констеблю, чтобы оставил их. Тот кивнул и с видимым облегчением скрылся. — Послушайте, — начала женщина. — Сначала послушайте вы, — перебил её Зак, — Прежде чем вы выскажете своё недовольство, я должен знать, кто вы. — Моя фамилия Старридж. — Ах, вот оно что, — пробормотал Зак и указал на один из диванов в кабинете, — Присаживайтесь. — Спасибо, не стоит, — процедила женщина, не тронувшись с места, — Думаю, я здесь ненадолго. — Тогда, я вас слушаю, — он пытался говорить как можно более спокойно, но почти физически ощущал подступающую тревогу. Напряжëнный диалог с женой убитого следователя отнюдь не сулил положительных эмоций. — Вы ведь несëте ответственность за жизнь своих подчинённых, — начала она, делая паузы между словами, — Тогда почему… Почему, ответьте мне, мой муж погиб?! — То, что случилось с инспектором Старриджем — череда трагичных совпадений, которые никто не мог предвидеть… — Вы хотите сказать, что смерть моего мужа… Хотите сказать, что вас это не касается? — Здесь есть и доля моей ошибки, я не собирался этого отрицать, –лучше бы она сразу предъявила все свои претензии, чем ловила его на неудачных объяснениях и переворачивала слова. Зак понимал, что миссис Старридж опечалена и зла и, кажется, ненавидит теперь всё, что связано с последним расследованием её мужа. И в качестве козла отпущения выбрала того, до кого могла добраться. Безусловно в этом есть здравое зерно, но несчастная женщина сейчас лишь кормила, словно демонов, собственные, Зака, сомнения. — Ошибки?! Вы называете это ошибкой? И так легко говорите об этом. По-вашему смерть человека можно оправдать так просто? — Я не говорил такого. Мне жаль, если мои доводы кажутся вам попытками оправдаться. Однако наша работа изначально сопряжена с большим риском, и подобные эксцессы иногда случаются. К сожалению и этот случай теперь входит в их число… — вот зачем он это сказал? Чем он думал, начав такую речь? Это ведь сделает всё только хуже. Но отчего-то продолжал увещевать женщину словами, за километр отдающими цинизмом и лицемерием даже в его собственном понимании. — Чего же ещё стоило ожидать от кого-то вроде вас… — пробормотала миссис Старридж, Зак и это услышал, — Если… если у вас нет сердца, посмотрите мне в глаза. Если осмелитесь, скажите мне ещё раз, что он знал, на что шёл, что вашей вины в этом, или что жизнь такова, лишь бы спровадить меня поскорее! Зак только сильнее напрягся, только бы она не увидела, как его пробрала дрожь. Он бы не сказал ничего из этого. Событие, приведшее несчастную женщину к нему, было исходом роковых случайностей, к которым и сам Паттерсон хоть и косвенно, но приложил свою руку. Он, право, даже вздохнуть лишний раз боялся, только бы разговор не принял новых оборотов. Стоял, как провинившийся школьник, и тупо смотрел на свои пальцы, плотно прижатые к столешнице, всё не решаясь поднять глаза на собеседницу. — Я знаю, что вы чувствуете, — наконец вымолвил он. По сравнению с интонациями, на которых говорила миссис Старридж, голос Зака даже ему самому показался непозволительно тихим и каким-то робким, — Вы можете не верить мне и, наверное, будете по-своему правы, но я, действительно, сожалею о случившемся. Её ответ он не услышал, а быть может она просто молча ушла, но, оставшись один, Паттерсон обессиленно опустился в своё кресло и, сняв очки, стал мучительно потирать переносицу. Голова снова начинала болеть. Чëрт! После смерти Фаулера он должен был досконально проверить тех кто работает над делом Уайтли. Должен был слушать своё чутьё, а не кого-либо ещё. Был же прав! Был! Да только, что толку теперь? Он допустил убийство Уайтли и потерял трёх толковых сотрудников. Нет, опять он мыслит узко. Они были не просто его сотрудниками. Это были такие люди, мало чем отличающиеся от простых горожан, которые в какой-то момент так же нуждались в помощи. И это то, чего сам Паттерсон по какой-то причине не сумел понять. Нет, опять он мыслит узко. Они были не просто его сотрудниками. Это были такие люди, мало чем отличающиеся от простых горожан, которые в какой-то момент так же нуждались в помощи. И это то, чего сам Паттерсон по какой-то причине не сумел понять. А должен был. Он думал, что давно научился не пропускать через себя боль даже самых трагичных, по своей сути дел. Да сожаление о чём-то, быть может и очевидная для обывателя степень сочувствия, но не более. Иначе нельзя — это мешает работать. Но теперь, когда оказался лицом к лицу с человеком, всё существо которого, кажется, состоит сейчас и боли и горечи, что-то как будто оборвалось в нём. Внешняя холодность уступала место жгучему стыду за собственную глупость, и Зак снова и снова понимал, что так ничему не научился.