Душ

Настраивая напор воды, человек что-то напевал себе под нос. Незамысловатая мелодия, придуманная практически на ходу с повторяющимся мотивом нарушала созданную тишину также, как и бьющиеся о плитку капли, с каждой минутой отвлекая ещё сильнее монстра. Они устанавливают душ сверху, прежде чем обратить внимание на уже заждавшегося "приятеля". Если так можно было назвать его. Кем они считались друг другу? Может, друзьями с привилегиями? Пожалуй, даже мотивы каждого из них не раскрывались в ночах, в большинстве из которых с ними был ещё один человек. Вечно закрытые глаза и слегка пухлое телосложение всегда всплывали в голове, стоило назвать их имя. — Что-то не так? — насмешливый, сладкий как мёд голос, заставляет обрубить на корню наблюдение за их движениями. Человек садится рядом с цветком, проводя по его лозам пальцами. Касается почти что невесомо, дразняще. Эта улыбка всегда выводила из себя, каждый чёртов раз. Их не могли воспринимать всерьёз, когда те хихикали или же пожимали плечами, улыбаясь во все тридцать два. Взгляд живого растения устремляется на сидящих, чувствуя, как по зелёным отросткам скользят руки, вызывая странную реакцию тела, если так и можно было назвать его. Монстры в принципе являлись существами непонятными, порой их строение являлось загадкой для них самих, учитывая способность распадаться на тысячи частиц от пары ударов. Было сложно изучить каждого досконально. — Ты же знаешь, что это надоедает? — ответ очевиден, Флауи даже не нужно быть гадалкой, чтобы с точностью сказать об этом. Лозы обвивают Чару. Ему известен каждый сантиметр человеческого тела, каждая слабая точка. — Возможно? — уклончиво произносят уста, с которых в тот же миг срывается нервный выдох, когда они чувствуют скольжение внутри. Как собственные стенки контрастируют с приятной прохладой отростка, а жаждущее большего сердце пропускает удар. — а ты стал более решительным. — Заткнись. Тебе делать нечего? Я понять не могу, чего ты добиваешься из разу в раз, — он ускоряет темп, смотря, как они извиваются, стонут. Пара лоз обвивает конечности, сжимает до покраснений, пытаясь нанести вред в виде царапин. Он игнорирует, как собственные лепестки слегка опускаются от тёплой влаги, попадающей преимущественно на Чару. — ты более жалкие, чем я мог себе представить. Флауи наблюдает, как те пытаются что-то сказать в ответ, но лишь запрокидывают голову с протяжным стоном. Стимуляция простаты быстро выбивает из них всякое желание пререкаться с тем, когда ещё несколько отростков прикасаются к вставшему органу, давая забыться в ощущениях. — Даже сказать нечего? Как жаль, как жаль, — наигранно и драматично произносит растение, наблюдая за чужой реакцией. Его не заботит, что те скажут позже, ведь оба знают прекрасно, что подобные практики интересовали их двоих не меньше остального. — твоя бесполезная тушка годна хоть на что-то иное? А, Чара? Или мне следует назвать тебя шлюшкой? Неразборчивая речь сменяется мычанием, последовавшим в попытке заглушить собственный стон посредством укуса нижней губы. Те изливаются себе на живот, чувствуя табун проходящих мурашек, а следом и ощущение пустоты внутри тела. Лозы помогают встать на ноги, пока Флауи заливается гадким хихиканьем, наблюдая за Чарой. Изначальная цель помыться забывается ещё в самом начале, но сейчас они точно придут к этому, когда человек заметит вязкую белую жидкость, стекающую по ним из-за воды, всё ещё попадающей на тело.