Загнанный зверь

      Он снова укусил его, оставив яркий красный след зубов на плече. Хотя Итачи уже много раз просил не оставлять никаких отметин на открытых участках тела, которые были бы видны в униформе Анбу, Саске в такие моменты почти не мог себя контролировать. Он обильно излился в ладонь старшего брата и заглушил стон удовольствия привычным укусом. Итачи взамен ускорил темп, начал буквально вкалачивался в юношеское тело, быстро надрачивая тому крепкой хваткой, и каждым движением выбивая из тела новые стоны. Он знал, что Саске любил погрубее, поэтому не прошло и минуты, как младший кончил снова. Итачи подался бёдрами вперёд ещё несколько раз и, ощущая, как согнувшийся почти пополам Саске внутри сильнее сжал его член, вскоре кончил следом. Эйфория на краткие мгновения ударила в голову: ему было так хорошо внутри, так тепло, влажно и туго.       Саске, доведенный до оргазма, смотрел на него затуманенным взглядом, тянулся руками к его лицу. Его ноги подрагивали. Итачи наклонился, позволяя брату сначала огладить его щёки, а затем резко потянуть вниз за длинные волосы, и их губы столкнулись в мокром яростном поцелуе. Саске кусал его губы, тяжело дышал в рот, давил языком, пытаясь доминировать — Итачи, как и прежде, отдавать ему главенство не собирался.       Саске, однако, отстранился также резко, как и поцеловал.       — Я… — тихо выдохнул он.       Он так и не сказал этого. Итачи сделал вид, что не заметил.       Саске этого никогда не скажет. И Итачи тоже.       Потому что несмотря то что это продолжалось уже почти полгода, эти отношения оставались неправильными. Это были такие отношения, о которых братья не говорили вслух даже между собой. Никаких обсуждений, никаких разборов полётов, никаких попыток совместно проанализировать то, что между ними происходило. Они просто были и принимали всё как данность.       Между ними обычно не было никаких нежностей, и они почти никогда не разговаривали во время секса. Но когда Итачи рухнул на спину рядом с Саске, последний прижался к нему, положив голову на плечо. Это было так естественно — то, как Итачи приобнял его и уткнулся носом в густую копну волос. От Саске сейчас пахло потом, походным костром и каким-то своим невероятным особенным запахом, который напоминал Итачи лёгкий аромат еловых шишек. В моменты страсти этот запах просто сносил ему крышу.       Они больше не обмолвились ни словом. Учащённое дыхание вскоре успокоилось и стало размеренным: младший уснул почти сразу — сказывалась усталость от многонедельной миссии, с которой они только вернулись.       Саске семнадцать, и он был в самом разгаре того возраста, когда хотелось всем доказать свою силу и когда юношеский максимализм мог отключать все тормоза. Неизвестно, чем думал хокаге, когда согласился зачислить его в ряды Анбу, Итачи был категорически против, а потом, поняв, что Саске от своего не отступится, запросил его в свой отряд, чем невероятно разозлил своего младшего брата — тому казалось, что брат хочет держать его под контролем и не верит в его способности. Пускай Саске и был гением в своём поколении, до гениальности старшего брата всё равно было далеко — тот добился куда большего за более короткий срок.       Итачи двадцать два, и единственное, что осталось в его жизни и имело хоть какой-то смысл, — это Саске и Коноха. Именно в таком порядке, потому что он никогда не обманывался насчёт того, кто для него важнее всего. Хотя он был вынужден признать, что решение принять под своё командование Саске было одним из худших в его жизни. По крайней мере, они бы не были в таком положении, в котором оказались сейчас.       Это случилось на одной из совместных миссий, когда Саске уже вступил в их отряд. Во время многомесячной миссии в какой-то момент они остались вдвоём наедине. Натянутые отношения, недомолвки, переросшие в крики и обвинения со стороны Саске, неудовлетворённые физиологические потребности из-за длительного задания у обоих — искры было достаточно, чтобы поддаться безумию. Итачи винил себя, но не пытался это прекратить — это было выше его сил. Удивительнее скорее было то, как на это реагировал Саске со своим упрямым характером и привычкой честно высказывать брату в лицо всё своё недовольство касательно командования Итачи — никак. После начала их интимных отношений Саске стал даже спокойнее относиться к брату и уже намного реже начинал конфликты. Бурлящее внутри недовольство он сполна выплёскивал в постели, предпочитая преимущественно грубый секс без прелюдий. Это был какой-то ненормальный извращённый баланс между двумя братьями, который никто не смел нарушать.       Итачи провалился в неглубокий беспокойный сон и по ощущениям проснулся почти сразу — оттого, что Саске бормотал во сне.       — Пожалуйста, не надо… нет, нет, мама, папа, пожалуйста, только не…       У Итачи всё похолодело внутри. Он замер. Чувство вины в эту минуту разрывало его сердце в клочья, обнажая кровавую зубастую пасть. Он никогда не сможет себе этого простить.       — Не трогай их, не трогай, не трогай, не трогай, не трогай, не трогай…       Саске снова снилась та ночь. Ночь, когда он потерял всё, кроме…       — Нии-сан, пожалуйста, нии-сан…       — Отото… — тихо произнёс старший.       — Обещай мне, обещай…       — Саске.       Брат очнулся в тот же миг, хотя Итачи позвал его совсем негромко. Саске смотрел на него пару секунд глазами, полными страха, после чего окончательно очнулся. Его взгляд потяжелел. Он отодвинулся и без лишних слов переместился на свой футон, повернувшись к старшему брату спиной.       — Ты снова видел кошмар?       — Да.       Итачи больше ничего не сказал. Сказать было нечего, потому что Саске часто снились кошмары о той ночи с самого детства. Правда, последний год Саске они, кажется, не мучали, пока недавно на миссии они не встретили его снова.       — Что он имел в виду?       Человек в маске истерически хохотал, когда встретил братьев. Волосы он обрезал, но на нём была всё та же спиралевидная оранжевая маска с одним разрезом для глаза и плащ Акацуки. Саске нёсся на него, ослеплённый жгучей чёрной ненавистью, но так ни разу и не смог по нему попасть. Тот будто был нематериален.       «Вырезал ли я клан Учиха? — усмехнулся тот. — О да. Убивал ли я твоих родителей, Саске? Подумай сам. Ты знаешь ответ».       — Ты так и не ответил мне, Итачи.       «Ты так и не ответил мне, кто тогда убил наших родителей?»       Саске со дня их последней встречи с человеком в маске спал плохо и просыпался несколько раз за ночь от кошмаров. Часто он был погружен в собственные мысли и не замечал сокомандников, когда к нему обращались.       Итачи не успел ему ответить. Разговор прервался двумя короткими стуками в дверь. Это был сигнал Анбу. Они одевались молча, быстро натягивая боевую форму. Итачи под броней надел кофту с короткими рукавами и длинным воротником, чтобы скрыть следы от укусов и засосов, на что Саске только хмыкнул.       Снаружи ждал член Корня Анбу — Яманака Фуу.       — Хокаге вызывает.       У Итачи было плохое предчувствие, и оно не подвело. В кабинете хокаге в течение нескольких минут их проинструктировали касательно предстоящей миссии высшего ранга сложности, которая не могла быть поручена никому другому. Потому что сбежал джинчуурики девятихвостого.       — Доставить в Коноху. Любой ценой, — Данзо как-то странно прищурился, глядя на Итачи. — Вас никто не должен заметить, но если будет угроза захвата сосуда другой страной — ликвидировать. Надеюсь, ты понимаешь, чем это грозит.       — Да, хокаге-сама, — только и ответил Итачи. Любой ценой — даже ценой жизни Саске и самого Итачи, если это будет необходимо.       В отряде помимо Учих были мастер печатей Шика, сенсоры Яманака Фуу и Абураме Торуне, а также медик Сакамаки. Все четверо были из Корня.       Хокаге посылал двух своих главных телохранителей. Итачи понимал, какое значение хокаге придавал этой миссии. Они не могли его провалить.       Узумаки Наруто — так звали их цель. Немногим было известно, что именно произошло в ту роковую ночь, когда лис напал на деревню, но Итачи точно знал, кем приходился появившийся тогда новый джинчуурики погибшему четвёртому хокаге. Только помещение опаснейшего монстра демона-лиса в тело новорождённого имело свои последствия. Ребёнок приобрёл очевидные животные черты: появились клыки, отрасли когти, лицо прибрело лисьи черты, а глаза — красный оттенок с вертикальным зрачком. Никто и не помнил его имени или предпочитал не вспоминать, все называли его «лис» или «джинчуурики».       Наруто не умел говорить и ходил на четвереньках. Он всех сторонился, скалился, рычал и кусался, ни к кому не был привязан, не выполнял приказы, хотя были попытки его приручить. В те редкие моменты, когда Итачи удавалось его увидеть, тот был либо в клетке, скованный сильнейшими печатями, либо на специальном секретном тренировочном полигоне за деревней — тоже с сильнейшими ограничителями и контролирующими наблюдателями. Его выводили, как это называли, «погулять». На деле же давали выпускать необузданную силу и хотели держать главное оружие деревни в боевой готовности в случае нападения других стран.       Силу джинчуурики контролировали, а его самого держали взаперти почти всё время. Он находился под непрерывным наблюдением Корня все эти семнадцать лет, и именно поэтому его внезапный побег стал полной неожиданностью для всех, к тому же в такой неудобный момент, когда нельзя было допускать никаких провокаций. Каким-то образом джинчуурики удалось вырваться из-под печати и убить своих надзирателей, тяжело ранив по пути на свободу несколько человек. Это случилось недалеко за пределами деревни, как раз на специально оборудованном для него тренировочном полигоне.       Итачи знал, что будь Третий жив, он бы ни за что не допустил подобного, не позволил бы так обращаться с сыном своего преемника. Но он был мёртв, как и Четвёртый со своей женой. Жизнь и судьбу джинчуурики определило высшее руководство Конохи и Страны Огня, посчитав, что дитя не может находиться среди других людей. Да и не видели в нём тогда уже ребёнка — не после тех трансформаций, из-за которых тот уже не был похож на человека. Узумаки Наруто — не более чем название сосуда, в котором содержится Кьюби. Правда, за все эти годы так и не нашли подходящего кандидата на роль джинчуурики, к тому же руководство Конохи считало, что и так достаточно хорошо контролировало мощь биджу, потому что с его помощью уже выполнялось несколько особо важных миссий. Наруто в тех случаях выпускали как берсерка, а затем обратно заковывали в запечатывающие кандалы. Как видно, всё-таки предпринятых мер было недостаточно. Сосуд рос, а вместе с тем и сила, которой всё сложнее было управлять.       Их появление на чужой территории может стать очередным поводом для начала военных действий — это им нужно было меньше всего, когда наконец-то был достигнут хрупкий мир с другими крупными странами, и сейчас как раз проходили переговоры между лидерами пяти крупнейших какурезато. Именно поэтому их проникновение в другую страну вполне могло расцениваться как диверсия и удар в спину. Иной вариант — другие страны в случае обнаружения лиса на своей территории воспользуются джинчуурики и усилят свою военную мощь. Сейчас, когда Страна Огня осталась единственным обладателем джинчуурики из-за деятельности таинственной организации Акацуки, её голос на общих переговорах имел бо́льший вес, чем и хотел воспользоваться Данзо для продвижения интересов Конохи.       Итачи было немного жаль джинчуурики, но не более того. Так сложились обстоятельства, зверя стоило держать в узде, и именно поэтому Итачи был готов в крайнем случае убить его.       Они выдвинулись сразу после инструктажа. Саске никак не смотрел на него ни в кабинете хокаге, ни на коротких остановках, когда сенсоры пытались точнее определить расположение лиса. Времени было в обрез, потому что они стремительно приближались к границе между Страной Огня и Страной Молнии.       Итачи догадывался, о чём думал Саске, но сейчас было не время для разговоров. Он не планировал, чтобы тот когда-либо узнал правду о произошедшем, и собирался сам покончить с Мадарой. Однако тот внезапно объявился в качестве члена организации спустя годы забвения, в течение которых Итачи безуспешно пытался найти следы его присутствия, а лидером Акацуки по данным Джирайи оказался шиноби Страны Дождя. Итачи понимал, что что-то не так, но им не хватало данных для того, чтобы сделать окончательные выводы. Он допускал мысль, что за побегом джинчуурики также стоял Мадара.       Они настигли его в лесу. Наруто остановился, покрывшись красной чакрой, сильное давление которого Анбу тут же почувствовали вместе с уплотненным воздухом вокруг. Черты его лица стали более звериными и уже мало напоминали человеческие, и он выгнулся, как хищник, готовящийся к нападению. Сзади появилось сразу три хвоста. Он принюхался и внимательно оглядел четырёх членов Корня. Он их узнавал. Когда взгляд остановился на мастере печатей Шике, ярость исказила его лицо, и на неё он кинулся первым. Итачи вдруг понял, что она была одним из трёх мастеров, которые сдерживали его печатями долгие годы. Оставшиеся два были убиты во время побега.       С джинчуурики сражаться было тяжело, несмотря на то что их было шестеро. Тот бился так яростно и стремительно, что тут была важна не только скорость реакции, но и выносливость. Шиноби успевали уклоняться от атак, однако продолжать длительное сражение в таком темпе было сродни самоубийству. Действовали они слаженно, хотя план звучал намного проще, чем его исполнение: окружить, обездвижить, наложить печати, чтобы усмирить.       Члены отряда всячески отвлекали внимание на себя, уводя от Шики, но тот удивил всех своей неожиданной атакой хвостом в Сакамаки, который и так старался держаться позади товарищей. Тот не успел увернуться от смертельной атаки и теперь болтался тряпичной куклой, нанизанной на острый хвост. Джинчуурики отбросил его труп в сторону Яманака, отчего последний впечатался спиной в кору дерева, придавленный окровавленным телом. Учихи и Абураме тут же набросились на лиса с новыми атаками, а Яманака быстро вернулся в строй. В пылу битвы Итачи также заметил одну деталь: джинчуурики будто знал, что нельзя смотреть в глаза Учихам, что только сильнее убеждало старшего во вмешательстве Мадары. Лис словно понимал, что такое шаринган, и не желал попадаться в гендзюцу. Оказывается, зверь был не глуп? Или он находится под контролем Мадары?       В какой-то момент лис отвлекся на атаку Итачи огненной техникой, и Саске, оказавшись в подходящем месте для резкого выпада, в то же мгновенье оставил свой танто в его боку. Тот взвыл от боли, замнувшись, чтобы вытащить орудие, отчего рана сразу же начала регенерировать, но и этого выигранного времени хватило, чтобы Абураме повелел своим насекомым обездвижить руки и хвосты лиса.       — Скорее! Его покров сжигает жуков, я не смогу его долго сдерживать!       Покров джинчуурики начал стремительно приобретать кроваво-бордовый оттенок, расползаясь по коже и хвостам, и местах нового покрова почти мгновенно отмирали жуки Абураме, оставляя после себя лишь едкий белый дым сожженых насекомых. Сзади медленно поднимался четвёртый хвост.       Яманака использовал свою клановую технику, и Наруто вдруг застыл с раскрытой пастью, голова подалась назад, глаза его закатились, зрачки стали абсолютно белыми.       — Шика! — крикнул Итачи.       Не пришлось повторять дважды, печати, закрепленные на кунаях, тут же полетели во все стороны вокруг лиса. Но тот дернулся хвостами, сбив и уничтожив несколько печатей в полете. Его рёв разрезал пространство острым лезвием, едва не протыкая барабанные перепонки шиноби, оглушая. С Фуу градом лился пот, но он не просыпался. Джинчуурики дёрнул головой и с сильной дрожью, будто сопротивляясь этому движению, повернул голову в сторону Итачи. Он посмотрел ему в глаза.       — Изанами!       Запятые в глазах Итачи закружились, образуя странный узор, похожий на сюрикены, и лис замер без движения. А Саске, увидев мангекьё шаринган Итачи вновь спустя столько лет, внезапно почувствовал, как зазвенело в ушах и что-то очень важное для него лопнуло в один момент, как воздушный шарик.       Тук-тук. Тук-тук.       Сердце замедлилось. Он слышал, как оно объётся в груди. Подрагивающими пальцами он прижал руки к лицу, утонув в омуте вернувшихся воспоминаний. Его тошнило.       — Он меня сжигает, — пробормотал Фуу в руках державшего его Торуне, дрожа всем телом, и его голос громко отзывался в ушах Саске, — он сжигал меня заживо там… он ненавидит нас так сильно, его ненависть алая, как кровь, жгучая, как пламя, и столь ядовитая, что способна убить всех нас одной каплей.       Из глаз Итачи потекла кровь.       «Ты знаешь ответ».       — Шика! Сейчас! — заорал Торуне. Фуу так и не проснулся.       — Да, — спокойно ответила Шика.       Она сложила несколько печатей, и яркий свет ослепил всех оставшихся членов Анбу. Итачи вскрикул, потому что в тот момент его глаза работали на пределе возможностей, и зажмурился, прикрыв их руками.       Итачи услышал только звук рассекаемого воздуха. Он думал, что ослеп, потому что долгое время он ничего не видел перед собой, слышал только звон в ушах. Итачи не знал, сколько времени прошло, прежде чем мутный свет вернулся к его глазам. Он плохо видел.       — Сас… ке?..       Саске стоял к нему лицом. Из его груди торчал кончик алого хвоста, с которого каплями стекала кровь.       Наруто успел выпустить только четыре хвоста из девяти. После освобождения от иллюзии он тут же направил их на своих врагов — на Шику, на Торуне, на Фуу, последний же предназначался Итачи, если бы Саске не закрыл его собой. Итачи парализовало.       — Нет… нет… нет…       Он почувствовал, как земля уходит из-под его ног, будто он начинает падать в пропасть. Ноги подкосились, и глаза наполнились слезами в перемешку с кровью. Глаза брата были устремлены на него, и Итачи видел, как свет постепенно уходит из них. На глазах младшего брата были слёзы.       Хвосты тихо скользнули обратно, и краем уха старший Учиха уловил звуки двух упавших тел. Но Итачи не обратил на это внимания, он ринулся вперёд и подхватил брата, медленно оседая с ним на землю.       — Саске… Саске… Отото… Глупый младший брат, зачем, зачем же ты… Почему… — в бреду шептал Итачи и склонился над лицом брата, крепко сжимая его руку. — Не умирай, брат, — всхлипнул он, — не оставляй меня одного.       — Я должен был умереть вместе с ними… — хрипнул Саске, — так, аники?..       Саске вспомнил. Осознание этого факта привело Итачи в ещё больший ужас.       Саске должен был умереть, но Итачи никогда бы не смог позволить этому случиться. Итачи всегда знал, как Саске на него смотрел — ещё с самого детства, но предпочитал этого не замечать. Ни когда мальчишка отчаянно требовал его внимания, ни когда его глаза живо загорались при виде старшего брата, ни когда ещё будучи малышом Саске обещал сделать Итачи своей женой.       А потом случилась резня.       Итачи не собирался оставаться в деревне. Он собирался взрастить в брате ненависть к нему, но заложить мысль о том, что тому надо жить дальше без него — и без всех соклановцев — даже если Итачи придётся умереть от его руки однажды. Итачи был бы рад этому: его собственным грехам не было прощения, и единственное, что он заслужил, — это смерть.       Но Саске ухватился за него, как за последний спасительный круг и целовал руку, глотая слёзы, чтобы спастись от охватывавшего его безумия.       «Я видел человека в маске, он ведь всех убил, да? И дядю Ичиро, и тётю Саву, и деда Нобу, и бабушку Наоми, и братишку Котаро, и сестрёнку Изуми, и всех-всех-всех, даже наших маму и папу. Нии-сан, прошу тебя, ты только не умирай, останься со мной, ты только не оставляй меня одного, нии-сан, я этого не вынесу, не вынесу… обещай мне, что не умрешь, обещай мне… только не ты, нии-сан, только не ты…»       И Итачи тогда остался.       Воспоминания о той ночи Саске исказил себе сам, искренне поверив, что не видел своего брата над безжизненными телами родителей. Его разум настолько отторгал истину, что предпочёл о ней забыть на долгие десять лет. Если бы Саске только знал, какую он власть имел над Итачи, то понял бы, почему последний изо всех сил годами пытался держать дистанцию и пропадал на миссиях, почему был так холоден, почему оставлял наедине со скорбью по утерянной семье и жизни.       В конце концов, Саске, вероятно, был единственным по-настоящему светлым пятном в жизни Итачи. Когда в клане на него вешали сплошные ожидания, когда сверстники только завистливо шептались за его спиной, когда на миссиях ему приказывали безжалостно убивать своих врагов, когда строгий отец только занимался делами клана и время проводил с ним только в тренировках и уроках, когда отстранённая мать смотрела на него с доброй нежной улыбкой и пустым взглядом, когда начал накаляться конфликт между кланом и деревней, и все от него чего-то хотели, кроха Саске был кем-то настоящим и живым, дарящим светлую, чистую, бесконечную и безвозмездную любовь просто за то, какой Итачи есть. Привязанность Итачи к младшему брату с годами только крепла, пока даже собственные мировоззренческие установки уже не были способны противостоять этому чувству. Ради высшей цели он был готов принести в жертву что угодно и кого угодно в этом мире — всех, кроме своего глупого младшего брата, который цеплялся за него так же отчаянно, как и он сам за него.       — Нет, никогда, я бы никогда не смог забрать твою жизнь, отото… — говорил он сквозь слёзы. — Я люблю тебя. Так сильно люблю, Саске. Зачем же ты… зачем…       Саске улыбнулся как-то горько.       — Потому что ты обещал мне… и потому что… потому что я… я…       Глаза Саске уставились в небо взглядом мутного стекла. Итачи смотрел на него, ощущая, как в сердце образуется всепоглощающая дыра, которая уже никогда не сможет затянуться. Дрожащими губами он нежно поцеловал ледяные губы. В последний раз.       Его не волновало, что сейчас он был полностью открыт, и чудовище при желании с лёгкостью смогло бы его убить.       Однако почему-то джинчуурики не стал сразу нападать на них. Он будто застыл, глядя на тело Шики, и слегка потряс её хвостом. Тело Наруто уже слабо походило на человеческое: он был бордовым, глаза превратились в две светящиеся точки, а рот — в зияющую зубастую пасть. Но зверь зачем-то другим своим хвостом сбил маску женщины.       Звук треснувшей маски заставил Итачи посмотреть в их сторону.       Наруто снова взвыл, его рёв вибрировал в воздухе, и Итачи чувствовал это всеми своими костями. Но этот был какой-то другой — скорбящий, горюющий.       Джинчуурики поднёс к себе тело женщины, аккуратно опустив её на землю перед собой, и потёрся носом в её шею, жалостно заскулив. Фигура постепенно трансформировалось обратно, теряя черты монстра и всё больше приобретая человеческую форму.       Он плакал. Он всхлипывал. Он рыдал совсем как человек.       Итачи взял в руки танто, который у него оставался. Лязг металла привлёк внимание лиса, и тот обернулся. Алые глаза мальчишки-лиса плакали. И тут Итачи, наконец, увидел то, чего не замечал все эти годы. Не замечал никто, не знала ни единая душа в деревне, включая его самого.       В глазах зверя он увидел разум.       Почему Шика осталась жива и отделалась легкими ранениями, в то время как другие надзиратели были жестоко растерзаны джинчуурики?       Почему он разозлился именно на неё, когда увидел её среди своих преследователей?       Узумаки Наруто сбежал из многолетней тюрьмы, в которую был помещён с самого рождения, где был лишён права на собственное имя, на обычную жизнь среди людей и на будущее, которое он мог бы выбрать сам.       Узумаки Наруто яростно сражался с ними, как на последнем издыхании, будто ему нечего терять.       И Узумаки Наруто почему-то скорбел по человеческой женщине Шике из Корня Анбу. Он понимал, что убил её, и узнавал её лицо. Он понимал, что она спасла его от участи вновь быть пойманным в клетку.       Итачи не знал, что на самом деле произошло. Действительно ли это снова могло быть планом человека в маске? Почему же тогда джинчуурики так сильно рыдал над смертью человека, который держал его взаперти всю его жизнь?       Но если задуматься, сколько Шике было лет? Она выглядела самой зрелой среди всех членов Корня, которых Итачи когда-либо видел. Могла ли она наблюдать за взрослением Наруто с самого начала, как тот попал под надзор Корня? Потому что Итачи знал, что младенца-зверёныша не могли не отдать женщине, а такого звероподобного младенца гражданским лицам точно не могли передать. Возможно, Шика была единственной, кто смог разглядеть в звериных глазах маленького мальчика.       — Узумаки Наруто.       Джинчуурики удивленно смотрел на него, узнавая своё имя.       — Теперь ты свободен. Беги, пока еще можешь.       Миссия теперь не имела значения. Ничто больше не имело значения.       Если бы он только смог использовать Изанаги, чтобы вернуть Саске. Но слишком долго он стоял, ослеплённый печатями, время было безвозвратно утеряно. А без Саске не было и Итачи.       — Беги же! — крикнул он на блондина.       Наруто от неожиданности чуть дёрнулся, но, видимо, понял его. Ткнув носом Шике в шею в последний раз, на четвереньках он отошел от женщины и вскоре скрылся в листве.       Итачи же всё ещё держал в руках танто. Другой рукой он очертил бледное лицо брата, поглаживая.       — Я здесь, отото. Я здесь. Я тебя никогда не оставлю, отото, ты же знаешь. Никогда. Я обещал, что всегда буду с тобой.       Где-то над головой каркнула ворона.       Он активировал шаринган и одним точным ударом проткнул себе сердце.

Эпилог

      — Так-так-так, вот это поворот. Я, конечно, многое мог себе представить, но это было выше всяких похвал. Великолепно. И так уморительно! Лучшее шоу, которое я когда-либо видел. — Тоби пнул тело Абураме Торуне, но тот, как и все остальные члены отряда, был мёртв.       — Вышло даже лучше, чем ожидалось! — поддакнул Белый Зецу. — Как круто!       — Лучше бы нам поторопиться, последний джинчуурики не мог далеко уйти, — напомнил Чёрный Зецу. — Кровь у них еще не до конца остыла.       — Эй, когда ты успел попробовать? Без меня?! — возмутился Белый Зецу.       — Ну, вы идите, идите, — махнул им Тоби, — а мне тут кое-что нужно забрать.       — Ложку дать? — хихикнул Белый.       — Да завались уже, пошли, — рявкнул на него Чёрный.       Тоби прислел на корточки рядом с телами братьев Учиха, когда Зецу скрылись из виду.       — Да уж, ты меня знатно повеселил, Итачи, — ухмыльнулся Тоби под маской, — не ожидал от тебя такого. Но! — он поднял голову Итачи за волосы. — Тем лучше для меня. Спасибо за глазки! Я обязательно найду им достойное применение.       Рядом, каркнув, пролетела чёрная ворона. В тот миг Тоби лишь успел пожалеть о своей неосмотрительности и впервые за долгое время почувствовал страх. И это было так глупо! Ведь у таких, как Учиха Итачи, всегда есть запасной план.       На него из глазницы Итачи смотрел мангекьё шаринган Учиха Шисуи.       — Котоамацуками.