Апартаменты №307

      Джеймс почувствовал это, когда впервые встретился с монстром на своём пути. Слабый, еле уловимый импульс показался ему наваждением. Тогда он не принял всерьёз это странное томительное напряжение внизу живота, настолько сильно его напугало происходящее вокруг.       Но всё повторилось.       Одиноко передвигаясь в туманной неизвестности в поисках своей умершей жены, Джеймс ощущал этот импульс ещё ярче, когда из плотной белой пелены стали вырисовываться фигуры, сначала он подумал — человеческие, но чем ближе они приближались, тем яснее было, что те существа были кем угодно, но только не людьми. Но, несмотря на их уродство, несуразные движения и ту опасность, которую они, несомненно, несли для него — Джеймс подметил столь притягательный и сексуальный образ, от которого невозможно было отвести глаз: теперь он смотрел с вожделением на стройные ноги, на обтянутые гниющей серовато-бледной кожей аппетитные и упругие ягодицы, а не на то, что это дёрганое нечто, извергающее из грудной клетки ядовитую слизь, пыталось его убить.       «Ты хочешь трахнуть этого монстра, Джеймс», — бредовые мысли, совершенно не его собственные, внезапно врезались в сознание. На секунду ему показалось, что где-то глубоко внутри сидело второе его «я» и в насмешке скалило зубы, прекрасно зная о его потаённых желаниях больше, чем он сам. Джеймс испугался самого себя, отпрянул и замер с деревянной палкой в руках. Монстр напротив, подозрительно притихший вместе с ним, только и ждал момента, чтобы воспользоваться его минутой замешательства и наброситься с новой силой.       Разве эта тварь способна понять, какой раскол души тогда переживал Джеймс?       Скорее инстинктивно, нежели осознанно, он в последний момент отпрянул в сторону, но капли кислоты всё равно попали на небольшую часть его куртки: ткань на плече задымилась, часть её расплавилась, и он взвыл от жгучей боли. Только мысль о Мэри дала ему шанс вытерпеть эту ужасающую пытку: он почувствовал неожиданный прилив сил и звериную ярость, не собираясь вот так просто сдаваться. Деревянная палка рассекла воздух, и хватило одного удара, чтобы монстр, некоторое время бившийся на асфальте в предсмертной агонии, навсегда замер, оставляя под собой кровавое пятно. Шрам на плече остался, иногда неистово пульсировал и напоминал ему об этой злополучной встрече.       Джеймс запретил себе смотреть, запретил желать и думать, всеми силами пытаясь затолкать, спрятать, уничтожить в себе постыдную похоть. Он всё отрицал. Ему не могло такое нравиться. Разве это было нормальным? Это удел извращенцев, к котором Джеймс никак себя не относил! Отнюдь, они с Мэри были самой традиционной парой, и секс у них был самый что ни на есть традиционный. Странный город, населённый ещё более странными существами, самым отвратительным образом влиял на него. Он больше не мог себе доверять. Похоже, тот период воздержания и вынужденного целибата даёт свои последствия? А может, дело в обычном стрессе и непривычной, пугающей для него обстановке? Тогда Джеймс ещё мог размышлять об этом, но суровая реальность жестоко разбила его иллюзии о его непогрешимости и святости, расставляя всё по местам. Адские апартаменты, где он…       Чужой громкий кашель отвлёк его от собственных воспоминаний. Джеймс пошевелился в кресле, больше не притворяясь бездыханным трупом, и расфокусированным взглядом посмотрел на мигающий экран телевизора. Кашель продолжался, звук его бил по ушам, вызывая в Джеймсе раздражительность и отвращение. Краем глаза он видел, как в соседней комнате размытая тень Марии бродит из стороны в сторону, видимо, переживая сейчас новый приступ своей загадочной болезни. Джеймс с силой сжал кулаки, сдерживая себя от гнева, ему не нравилось, что приходилось снова переживать это, от чего, как ему казалось, он должен был избавиться. Знакомое чувство вины распространилось по телу, как инфекция, впилось острыми ногтями в сердце, болезненно напоминая ему о Мэри.       «Всё в прошлом. Она умерла от болезни три года назад. У неё больше нет власти над моей судьбой», — словно заклинание бормотал под нос Джеймс, пытаясь убедить в этом себя. Спасительная тишина пришла неожиданно. Мария перестала издавать те ужасные противные хрипы. Он выдохнул с облегчением, внутренне удовлетворившись тем, что сдержал себя от гнева и нецензурных ругательств в её сторону, и снова расслабился в кресле. Их отношения и так в последнее время были натянуты и невыносимы. Всё то, что изначально казалось ему сказкой, вновь превратилось в сущий кошмар, от которого он бежал, спрятавшись в своей голове.       Джеймс снова закрыл глаза.       Адские апартаменты. Он на всю жизнь запомнил чувство сильнейшего страха и растерянности, смущение вместе с отвращением. Блуждая по тёмному заброшенному коридору, освещённому лишь скудным проблеском от фонаря, он мимолётно гадал, какие ещё неприятные сюрпризы его поджидали в очередной комнате — и тут Джеймс встретился с ним. Ещё одно нечто, что казалось человеком, но им не являлось. Нечто, что было выше его собственного роста; крупное мускулистое тело, покрытое огрубевшими рубцами, вызывало в нём внутренний звериный страх, а странный, пирамидальной формы ржавый шлем был чем-то вместо головы. Это существо, которое Джеймс про себя прозвал «Пирамидоголовым», а после — «Палачом», прямо сейчас на чьём-то кухонном столе занималось разным непотребством с другими монстрами. И, кажется, они наслаждались друг другом —три тела, сплетённые в страстных судорогах, имитировали что-то похожее на секс… или насилие. Грань между этим и тем была слишком тонка.       От осознания происходящего Джеймс ощутил, как тошнота подходит к горлу, готовая вырваться из его желудка, но в то же время что-то до боли знакомое… раскалённое и жгучее пульсировало в нижней части его тела. Желание. Пламенное, потаённое желание трахнуться и, возможно, оказаться на месте этих четвероногих, не имеющих туловища и головы существ, что сейчас истязал в своих крепких, подрагивающих от напряжения руках Пирамидоголовый. Поражённый своими мыслями, Джеймс покрепче сжал пистолет и направил его на монстров, готовый раз и навсегда покончить с этим безумием!       «Как… как это существо… может видеть… и чувствовать его?» — промелькнуло в голове Джеймса, палец которого почти что нажал на курок, но резко остановился, когда Пирамидоголовый обратил на него своё внимание. Оно прекрасно чувствовало, тяжело дышало и пристально, как показалось Джеймсу, смотрело на него. По телу прошлись мурашки, его вдруг обдало холодным потом, и он стал медленно пятиться назад, внимательно следя за каждым движением монстра и не опуская пистолет.       Из-под пирамиды раздался дикий утробный рёв, что показалось ему угрозой. Наверное, это существо было недовольно тем, что Джеймс посмел так дерзко прервать их в столь интимный момент. «Он не смог закончить и теперь убьёт меня», — догадка проскользнула в его голове. Джеймс в страхе развернулся; в панике ищущий выход, он открыл первую попавшуюся дверь и тут же об этом пожалел. Это был тупик! Тёмное, маленькое и пыльное помещение давило на него со всех сторон. Но и назад дороги не было! Это был конец — так показалось Джеймсу, пока его рука не нащупала что-то похожее на боеприпасы для пистолета.       Он неотрывно наблюдал за существом через маленькое отверстие в шкафу, а руками судорожно заполнял обойму: Пирамидоголовый теперь был в опасной близости, он отпустил мёртвое тело монстра, что до этого тащил за собой, поднял руку, обтянутой в белую перчатку, и угрожающе потянулся к его укрытию. Джеймс с ужасом ахнул, инстинктивно прижался к стене, выставил руку с пистолетом и нажал на курок.       Он всадил в него десять пуль! Десять! Но эта тварь, казалось, до сих пор оставалась жива. Уши заложило так сильно, что он чуть не потерял сознание. Джеймс не знал и не видел, выжил ли после его атаки Пирамидоголовый, а если да, то куда исчез после; выбравшись из своего укрытия, он ещё долго валялся на грязном полу и не мог прийти в себя, а когда страх и ужас отпустил его, он почувствовал невыносимое напряжение между ног, которое игнорировал всё это время. Выпуклость на промежности пылала огнём, а при прикосновении была словно каменная, ему ничего более не оставалось, как расстегнуть ширинку и…       И снова этот противный кашель ворвался в его воспоминания. Он просто сводил с ума Джеймса. Теперь не кошмары мучали его по ночам, а этот скрипучий, как ему казалось, предсмертный хрип, что издавала Мария каждый грёбаный раз! Каждый, мать его, раз! Эта сука не могла оставить его ни на секунду в покое!       — Чёрт возьми, Мария, прими эти сраные таблетки!       Джеймс сорвался. Да, он в очередной раз сорвался. Дверь их спальни резко отворилась, ударяясь о стену, Мария показалась в проёме: растрёпанная и покрасневшая, с огромными выпученными глазами и со следами собственной крови на подбородке.       — А ты свои принял? Шизик! — истерично заверещала она.       Гремучая смесь из злости и отвращения плескалась в её глазах, взгляд был настолько уничижительным, что на секунду Джеймс растерялся и почувствовал себя маленьким, придавленным её острым каблуком тараканом. В такие моменты вместо его лучезарной, сексуальной и обворожительной Марии представала злющая и дикая мегера, что изо рта брызгала ядом похлеще тех монстров. Он, конечно, тоже превращался в невыносимого ублюдка, но разве можно быть столь безответственной, чтобы пропускать приём таблеток? Его рука автоматически потянулась к столику, на котором стояла оранжевая цилиндрической формы с белой крышкой упаковка, на этикетке которой значилась подпись «PTV». Прописанные таблетки не помогали от кашля, но Мария странным образом была зависима от них. Он хотел было кинуть ей лекарства, но услышал лишь: «Какой же ты бессердечный кусок придурка, Сандерленд!» — и дверь в их спальню с грохотом захлопнулась.       Чувство вины. Родное и привычное. И снова эти мысли, что не смог вовремя остановить себя, снова он обидел её ни за что, снова… снова… «Мэри, разве я не заслуживаю быть счастливым после того, через что мне пришлось пройти?». Джеймс задумчиво смотрит на таблетки, крутит упаковку в руках, пытаясь справиться с разъедающим его чувством вины, а мысли его вновь возвращаются к прошлому. Только он может помочь. Только он настолько безжалостен и прозорлив. Он видит его тайны насквозь. Он — воплощение его вины. Его собственный Палач.       Джеймс должен быть наказан.       Рука сама тянется к пилюле. Кадык дёргается в движении. Он прикрывает глаза. Секунда. Отдалённый звук из соседней комнаты доносится до ушей. Ещё одна. Цвет тускнеет, превращаясь в чёрный квадрат. Третья. Он уже на полпути в своё собственное чистилище.       Джеймс открывает глаза: знакомый запах плесени, пыли и как всегда, его встречает могильная тишина, где слышно лишь собственное дыхание и скрип дощатого пола под подошвой ботинок. Он делает шаг вперёд, потом ещё один, стараясь не шуметь и не привлекать внимание обитателей этого проклятого места. Он без приключений добирается до нужной двери, поворачивает ручку, и его взору снова предстаёт эта картина. Картина, мучившая его по ночам, заставляя каждый раз просыпаться в судорогах. Всё в точности, как Джеймс видел, когда впервые оказался в апартаментах.       Но кое-что изменилось.       Теперь Палач ждёт его, оставляя без внимания свои извращённые забавы. Если это существо и способно что-то видеть под пирамидой, то Джеймсу кажется, что взгляд напротив с первых секунд был обращён именно к нему. Он знает, да-да, он сам этого хотел. Именно так, только они вдвоём. В этом чистилище все играют по его правилам. Джеймс не боится, но его всё равно пробирает дрожь. Он чувствует лёгкую сладостную пульсацию внизу живота от осознания, что это мужественное и крепкое существо способно его сломать. Наверное, его разум окончательно и бесповоротно сходит с ума, раз эти мысли чертовски ему нравятся.       Джеймс бросает лишь мимолётный взгляд и продвигается в глубь комнаты, там он стягивает куртку и кидает её на диван. Он слышит сзади себя твёрдые шаги — конечно, они должны были принадлежать только одному.       Его преследователю. Его карателю. Его Палачу.       И в эту секунду Джеймс осознаёт всё. Понимание нахлынуло на него так внезапно, что он перестал дышать, а сердце, сделав пару громких ударов, кажется, окончательно остановилось в груди. Он открывал и закрывал рот в попытке глотнуть воздуха, а по щекам непроизвольно катились горючие слёзы, пока его мозг, словно старая киноплёнка, прокручивал в голове воспоминания за последние три несчастных года его жизни. «О, Мэри, что… что же я наделал… я… я не мог…» — кто-то безжалостно поднял занавес и приоткрыл тайну. Тайну, которую Джеймс хранил глубоко внутри от посторонних глаз и даже от самого себя. Он один, стоит в свете ослепляющих прожекторов. Нагой, беззащитный, уязвимый, распятый. Резкий, пронзительный крик распространяется по помещению. Это кричит Джеймс. Боль была настолько невыносима, что казалось, она будет длиться бесконечно. «Убийца. Убийца. Он убил её!» — доносился чей-то безумный шёпот из зрительского зала.       Вся тяжесть этого мира опустилась на его плечи, и, не в состоянии вынести то, что сотворил, Джеймс разворачивается и падает на колени. Палач возвышается над ним, устойчиво держась на ногах. Джеймс тянет к нему руки, хватается за фартук, пытаясь спастись, но тело не двигается, не поддаётся его беззвучным мольбам; тот, кто не имеет глаз, смотрит на него осуждающе. «Сандерленд, ты правда думал, что способен убежать от самого себя?» — приглушённый звук доносится из-под пирамиды. Ему это кажется… или? Джеймс уже ничего не понимает. Он сходит с ума от боли. Он так устал, ему хочется умереть. Поэтому он не реагирует, когда его с силой заставляют подняться на ноги. У Палача крепкая хватка. Огромная ладонь давит на плечо с такой силой, что если бы Джеймс хотел, он бы не смог вырваться. Ему всё равно, куда его ведут… на пытки или на смерть. Он уничтожен, он жалок к себе, он в любом случае согласен распрощаться с жизнью, чтобы отпустить свои смертные грехи.       Палач толкает его к столу, где недавно развлекался со своими марионетками. Джеймс судорожно сглатывает слюну, бросает удивлённый взгляд на существо и вдруг понимает, что настал час его расплаты. Теперь он — его цель заместо тех несчастных монстров, чьи тела валяются мёртвые на полу.       Разве не этого ты хотел, Джеймс?       Может быть, когда-то эта идея и казалось ему соблазнительной, но когда дело доходит до реальности… А ведь Пирамидоголовый реален, он живой и тёплый, он ведь правда собирается отпустить все его грехи. Крик ужаса сорвался с губ Джеймса, он наконец-то осознал, какая роль ему уготована, но было уже поздно. Он медленно опустил взгляд вниз и судорожно выдохнул, когда увидел, как под тканью фартука образовалась заметная выпуклость. Палачу, видимо, очень понравилось его страдание, его страх и ужас на лице. Похоже, ему доставляет удовольствие видеть его раздавленным правдой. Да, именно этого он и добивался.       Ведь он был создан, чтобы наказать Джеймса.       Его с силой разворачивают, не дав и крошечного шанса на сопротивление. Тяжёлое маскулинное тело наваливается сверху, а щекой он ощущает холодную сталь пирамиды. Секунда — и треск ткани нарушает тишину. Ещё одна. И он понимает, что остался без штанов, с голой выпяченной задницей, в которую, а он почему-то в этом нисколько не сомневался, упиралось возбуждение монстра. Панический страх овладел им, он стал ёрзать под существом, стараясь вырваться, но крепкий захват Палача и его утробный угрожающий вой заставил вмиг притихнуть. Он быстро всё понял, ему не выиграть эту борьбу — он уже в западне. Почему-то именно сейчас до безумия захотелось жить. Что-то длинное и скользкое появилось из-под пирамиды, оно опустилось вниз, легко прикасаясь к его бедру, оставляя на коже холодный отпечаток чего-то мокрого. Джеймс вмиг свёл ноги вместе, подозревая, что может последовать после, но резкий удар головы о столешницу заставил его тело обмякнуть, а ноги — предательски разойтись в сторону. Джеймс застонал от боли.       — Прошу тебя.       «Не делай мне больно…» — хотел было продолжить Джеймс, но резко прикусил губу. Глупо просить. Глупо думать, что такое существо может иметь сострадание, ведь это его обязанность — приносить боль, это цель его существования, а может быть и его персональное наказание. Джеймс не знал. Он всё ещё пытался сопротивляться, и эта тишина, это бездействие пугало его. Палач ждал, только чего? Когда Джеймс окончательно сойдёт с ума от размышлений о том, что произойдёт дальше? А может быть, Пирамидоголовый наслаждался его жалким, никчёмным состоянием? И пока его мозг был занят поиском ответов на эти вопросы, произошло кое-что поистине дикое.       Скользкий мокрый отросток внезапно ворвался в его задницу. Джеймс резко дёрнулся, а с губ сорвался непроизвольный стон. Никто прежде не касался его там, и он замер, то ли от неожиданности, то ли от удивления, пытаясь понять свои чувства. Он слышал тяжёлое дыхание, исходящее из-под пирамиды, ощущал твёрдую руку, покоящуюся на своём животе, а между ног происходило что-то невообразимое. Отросток проникал всё глубже, но Джеймс вдруг напрягся, пытаясь избавиться от инородного предмета и непривычного распирания внутри. Он чувствовал лишь боль и жжение, это не было приятным. Всё внутри пульсировало и пылало огнём. Его мужское достоинство так легко взяли и растоптали, от чего из глаз брызнули горькие от обиды слёзы.       — Прекрати! Сейчас же! Лучше убей… меня.       Ответом же стало то, как рука Пирамидоголового, до этого мирно лежащая на животе, переместилась ниже и обхватила его возбуждённый, источающий смазку и просящий внимания член. Одновременно раздался протяжный стон, исходивший от существа, и истеричный всхлип с губ человека. Тварь… Он наслаждался своей властью! Он разгадал его в два счёта, он прознал все его слабости! Чёрт возьми! У Джеймса больше не осталось сил на сопротивление — теперь он окончательно сдаётся. Ему всё ещё больно, он всё ещё ненавидит себя за это, но опускает свою руку поверх и заставляет сжать свой член сильнее, чтобы отвлечься от боли в заднице. Больше не чувствуя сжатия внутри, отросток продолжает движение, растягивая и увлажняя стенки, видимо подготавливая к чему-то большему. А вот к чему… Джеймсу бы не хотелось этого знать! Как великодушно со стороны Палача сначала растянуть его, он-то думал, что всё это закончится быстро, жёстко и грязно, чтобы потом был хоть один малейший повод ненавидеть того, кто сотворил с ним это и, конечно, снова иметь возможность упиваться жалостью к себе в одиночестве.       Похоть. Она полностью овладела им.       Если это и была проверка на прочность, то он с треском провалил её, он не справился, и пускай Пирамидоголовый покарает его за это. Пускай. Это будет потом, а пока… Джеймс чувствовал. Пульсирующая головка его члена приятно тёрлась о шершавую ладонь, пока внутри отросток, влажный и скользкий, ритмично стимулировал стенки, вдруг попадая на какую-то точку — от чего искры фейерверка взорвались где-то внутри, принося за собой невероятные ощущения. Джеймс прогнулся так сильно, что никогда бы не подумал, что тело его может быть таким пластичным.       — Блять… — хриплый стон случайно сорвался с губ. И это напугало его. Ему начало нравиться то, что делал с ним Пирамидоголовый. Джеймс, ты действительно такой? Он хотел было сказать ему «сделай так ещё раз», но отвращение к себе и остатки здравого смысла не позволили ему это. Всё, на что он был способен сейчас — то только на истеричные всхлипы ужаса: — Остановись! Мне неприятно!       Конечно, никто не собирался его слушать, наоборот, толчки стали более быстрыми и резкими, выбивая из него стон за стоном. Похоже, Пирамидоголовому нравилось играть с ним таким образом. Джеймс слышал его учащённое дыхание, чувствовал, как рука сильнее сжимается на его члене, а другая скользит, исследует, мнёт его чувствительную и чуть порозовевшую кожу на спине, боках, бёдрах, куда только тот мог дотянуться. Его прикосновения были везде! Просто безумие. В глазах Джеймса вспыхнули искры, а по телу прошлись яркие вспышки возбуждения, пальцы, онемевшие от долгого стояния, поджались, и всё тело сотрясалось от предоргазменного состояния. Ещё чуть-чуть! Да, вот так! Казалось, это был конец… и прежде, чем открыть глаза, он снова услышал этот голос, только теперь тот приказывал: «Убей Марию».       И он закричал.       Руки до боли сжимали что-то мягкое. Джеймс не понимал, что с ним, и где он оказался. Что-то неприятное и мокрое прилипло к его ширинке, вызывая дискомфорт и желание помыться. Он наконец-то осмелился приоткрыть глаза и тут же в ужасе отпрянул назад. Подушка, что до этого он держал в руках, с глухим звуком упала вниз прямо… О Господи! Мария! Он сидел прямо на ней и… Нет! Только не снова… только не она! Она… она, кажется, была мертва. Джеймс скатился вниз, приземляясь на пол, ощущая, как леденящий холод пробирается под кожу, руки и ноги тряслись так сильно, что он смог лишь отползти на небольшое расстояние, упираясь спиной в стенку, и в неверии пялиться на застывшую фигуру на кровати.       Он долго просидел так, размышляя о многом и наблюдая через окно старого мотеля за восходящем солнцем на небе. Джеймс почти был спокоен, удовлетворён, а главное…       Чужой кашель больше его не беспокоил.