Sex for Homework

Чуя безустанно терпит уже пару часов его издевательств, потому что он, чёрт возьми, проспорил. Эти несколько часов издают приятную истому по его бёдрам и нижней части живота, пока мелкая вибрация заставляет сосредотачиваться не на литературе вместе с Дазаем, а на вибраторе, который же этот идиот впихнул в его растянувшийся зад. Можно было бы сказать, что это был совершенно простой и безобидный спор на Чуину оценку за тест, в котором Осаму оказался безоговорочно прав – «C», написанная красной ручкой учителя, просто выбила Чую из колеи и заставила осознать, что он проиграл этот ебаный спор и теперь должен терпеть игрушку в своей заднице. Казалось, что они лучшие друзья, постоянно подкалывающие друг друга время от времени. Нет, сука, они оба – с привилегиями. В прошлый раз Чуя довольствовался тем, что привязал его руки к изголовью кровати и с наслаждением до чужого изнеможения на нём прыгал, иногда изводя придурка на немые и бывало низкие вскрики и полностью доминируя над ним (конечно, его оргазмом управлял и он). Он тогда буквально издевался над ним. И кажется, Чуя понимает за маленьким столиком, чуть ёрзая по ковру, что за свои дразнилки ему сейчас приходится немало платить, ибо около двух часов шатен не даёт ему нормально кончить. И Дазай ничуть не отрицает, что сия картина – причина его эрекции на данный момент, но он не отвлекается и сосредоточенно объясняет тот материал Чуе, который он не использовал на тесте по японской лирике. Точнее, упустил, потому что не знал. Если честно, рыжему никуда не всралась эта литература, и он хочет поскорее закончить со всем этим, и конечно, в том числе нормально кончить – хоть как, – хоть от рук, хоть от его члена. И Осаму прекрасно знает, что Чуе нахуй это не надо, поэтому пользуется блестящим моментом – изводит его, ибо тот ещё толком не признался, чтобы с ним поскорее что-нибудь сделали. – Ну, думаю, теперь ты понял, – спокойно говорит шатен, пока слушает своими разгорячёнными ушами еле слышные вздохи и чужой шорох одежды. – а теперь приступим к анализу стихотворений. Как ты думаешь, м? Без всякого стыда и совести он с улыбкой смотрит на румяное личико соседа, чуть подпирая щёки ладонями. Ему действительно нравится, как рыжий трясётся от игрушки в своём заду, и теперь он управляет его оргазмом. – Нет... – еле выдаёт страдалец, глядя на свой лист с чёртовой оценкой «C». – А что ты хочешь? Чуина гордость слишком зажралась, чтобы сказать это, потому что он ощущает его мстительную лыбу за прошлые поддразнивания, даже не глядя на него. Чёрт. Скорость повысилась со второй на четвёртую сразу. Накахара сгибается. – Я вижу, тебе слишком хорошо, чтобы сказать мне правду. – Я... – он старается еле как выплюнуть эти слова со злобой, но не может, и вместо этого выдаёт сладкий всхлип, и это сладкий мёд для чужих ушей. – Ну же, Чуя-чи, не будь упрямым мальчиком... – шатен чуть наклоняется к нему, горячо шепча ушко, и именно это то, что заставляет Накахару дребезжать. Неожиданные волны удовольствия проходят по его спине, ощущая, как его мочку бессовестно облизывают, и казалось, что рыжий прямо сейчас стремительно отправляется в бесконечную стратосферу, но вдруг скорость на пульте понижается до несчастной тройки. Дазай ловко маневрирует и управляет чужим оргазмом, тем самым заставляя его бёдра ещё сильнее поддрагивать. – Чуя-чи, ты же понимаешь, что тебе лучше ответить за свой прошлый грязный поступок и хорошо попросить меня о кое-чём... Из чужих губ вырывается приглушённый стон, когда длинные пальцы дразняще проходятся по паховым очертаниям и твёрдой выпуклой эрекции, и где-то внутри себя Чуя молит, чтобы чёртову ширинку наконец-то отстегнули. Он устал терпеть, и Осаму это прекрасно знает. Но тем не менее, и Чуя знает, что этот упырь над ним хочет поиздеваться как следует. – Я жду... – Он приглушённо целует ушную раковину и растягивает эти слова ожидания тягучим и шепчущим голосом, заставляя Накахару снова ощутить табун мурашек по его тёплой коже. – М-м, – Чуя чувствует, как скорость перешла с третьей на четвёртую, как бы скорее торопя, чтобы наконец-то услышать заветные слова, ибо чужая правая рука заметно усиливает поглаживающие ощущения. – Блять... Убери эту грёбаную и нудную литературу и трахни меня уже, или что ты там собираешься делать, пидор... – Ой, ну что же ты так обзываешься, ты ведь точно такой же... – лукавит Осаму, довольно лыбясь. – Я сейчас тебе врежу... Дазай со смешком валит Накахару на небольшое пространство между его кроватью и столиком, а сам он остаётся в висящем положении над ним, поставив ладони порознь от его головы. Накахара румяный, запыханный, и он так сладко дрожит, что мучающий готов прямо и сейчас вцепиться в него. – Ну попробуй. – тихо отвечает он, растёгивая ширинку клетчато-зелёных брюк, а после стягивая, также захватывая пальцами и резинку его нижнего, наверняка мокрого, белья. Перед Осаму Чуя лежит в одной рубашке с немного распущенным синим галстуком и всё ещё с вибратором в заднице. Всё-таки главнейший плюс дома Дазая в том, что он живёт со своим братом Одой, но тот постоянно уезжает на долгие работы, что, конечно, его проворному брату на руку, раз Сакуноске работает в Йокогамском отделении полиции. – Если ты не вытащишь этот вибратор из меня... – Накахара снова издаёт всхлип, когда проводок тянется вниз. – Я реально врежу тебе по яицам... – Ох, что за милые угрозы?.. – его пальцы медленно вытягивают вибрирующую игрушку, и он откидывает её куда-то назад, и боже, Чуя может спокойно выдохнуть. Но кажется, Дазай не хочет давать передышку Накахаре прямо сейчас. Он хочет продолжать дальше. Он обольстительно ползёт к мягким губам и дышит на них так, что у рыжего желудок приятно прижимается к позвоночнику, и для него не составит труда прямо сейчас притянуть к себе шатена за шею, чтобы жадно впиться в чужие губы, и блять, – ему это чертовски надо. И на этот раз Осаму позволяет ему это сделать, прижавшись к тёплому телу ещё чуть ближе, немного налегая. Поцелуй начинается не с губ, а вполне грязно и мокро. Их языки соприкасаются первыми и перетекаются глубже в одно целое, закрывая между собой пространство воздуха. Их рты соединяются в слюнявом и желанном поцелуе, пока бегающие по рёбрам руки задирают наверх мятую и вспотевшую рубашку. Чуе безумно нравится, как тот целуется – или влажно и возбуждённо, или нежно – ему плевать. Ему нравится всё. И он постоянно хочет ещё. Вообще, стать привилегированными друзьями – идея совершенно спонтанная и глупая, ведь у обоих есть хуй, – а правильно ли это? Их дружба с выражением поддразнивания и ненависти переросла в довольно что-то странное, что и он, и Осаму объяснить толком не могут. Привлечение. И они оба поцеловались странным способом – некая случайная искра, что зародилась в то мгновение. Звучит клишированно и банально, но в тот момент у Дазая действительно что-то щёлкнуло, когда он в буквальном смысле завороженно пялился на аккуратный и освещённый профиль лица янтарным закатом. Осаму с внутренним наслаждением глядел на струящийся дым по губам и носу, но сердце через несколько секунд тогда быстро ёркнуло, и сам он весь вздрогнул и сразу перевёл взгляд на оранжевое солнце, когда ощутил на себе ласковый, но ухмыляющийся взгляд. Дазай тогда не понимал, что на него нашло. – Чего пялишься? – уверенно произносит Чуя, и теперь он сверлит любопытными глазами румянец на чужих щеках. Забавно. – Знаешь, слишком незаконно быть таким красивым. – ворчит Осаму, делая затяжку почти сожжённой до конца сигаретой. – Слишком заезженно. Давай пооригинальнее. Проходит пауза. Внутри себя Осаму борется – нужно ли это ему говорить? Как вообще Чуя отреагирует? Снова начнёт покрывать его пятиэтажным матом? Возможно. Но он попробует. – Ладно, – следует вздох. – ты настолько охуенно сейчас выглядишь, что я готов прямо сейчас тебя поцеловать. Чуя, на удивление, не зол. Он чертовски поражён тому, что его отбитый друг к нему подкатывает так. Это что-то новенькое в его поведении. Чуе лень размахивать кулаками и говорить, что Дазай ебаный педик и голубой упырь (так оно и есть, Чуя нисколько не отрицает), ибо он наслаждается закатом на крыше и неспешно курит сигарету, впитывая все краски этого момента. Ему стало всё слишком лениво, и даже курит он тягуче, расстягивая вредящее удовольствие. – Да? Если не ссышь, то давай, засоси меня, идиот. – ухмыляется Накахара, глядя вниз с высоты и делая очередную долгую затяжку. Да, это определённо вызов. Дазай даже не думает. Он действует. Повернув голову парня к себе, Осаму бесцеремонно и нежно врезается в чужие лепестки губ. Изо рта выходят струйки дыма вверх, и у каждого полость пропитана табаком, и им на это абсолютно плевать, ибо что и рыжый, что и шатен ловят абсолютный кайф от поцелуя. Казалось бы, будто они напились совершенно в стелечку, и прямо сейчас безбашенно и одновременно так нежно целовались, что у Чуи голова была готова слететь прямо вниз, ибо это чертовски приятно и сладко. Вот она, сладкая и будоражащая истома. Чуе было приятно. Чуя чувствовал себя невесомым. Прямо как и сейчас. Осаму продолжает его без остановки целовать и всячески покусывать, – что это всегда в его игривой манере, пока пальцы внутри него властвуют и двигаются внутрь медленно, улавливая с горячим дыханием его стоны с губ, когда его подушечки пальцев проходятся по железе, а после перекатываются дальше и возвращаются назад в обратное положение. Чуя постепенно превращается в теплый и размятый пластилин, из которого теперь можно лепить всё что угодно – рыжий пластичный, разогретый, поддатливый прямо сейчас для Дазая. «Ты мой.» – звучит по-собственнически, неправда ли? Но Дазай глупо алеет от своих же мыслей, пусть хоть они и друг другу друзья. Звучит странно и глупо в действительности. Ведь Чуя шатену не принадлежит, но он хочет. Чертовски хочет. Поэтому он отсасывается от чужой шеи и ставит багровый засос под его чёрным чокером с довольным мычанием. Порой, иногда Осаму признаётся, что иногда перегибает палку, ставя красные засосы или укусы где угодно, но рыжий мало по этому поводу ворчит. Пока Дазай снова желанно целует его, спускаясь в ротовую полость глубже с низким стоном, его пальцы покидают расстянутый анус. Дазай обожает дразниться. Чуя это ненавидит. Накахара протестующе царапает его плечи через чужую белую рубашку, когда набухшая и порозовевшая головка скользит по всему срезу ягодиц, но не попадает внутрь него. Шатен смеётся с такого жеста, от чего немного приподнимает тело Накахары на себя, заставляя сесть спиной к столику и неуклюже упереться на поверхность локтями. Довольный вздох испускается с опухших и искусанных губ, когда он наконец-то получает желанное – медленный и продолжительный толчок проходит внутрь его кишки, и это заставляет Накахару прикрыть глаза. Дазай утешающе целует поддрагивающий кадык, пока Чуя неспешно привыкает к члену внутри себя. – Твою мать... – выдыхает тихо Чуя, чуть раздвигая ноги шире, и после издаёт низкий стон, ощущая вновь нежный толчок внутрь себя. Дрожь проходит по стройным бёдрам, по которым уже соблазнительно стекают капли пота. Иногда Дазай обожает любоваться разными выпуклостями его тела, наподобии тазовых или паховых костей. Он их оглаживает, пока сам своим тазом наращивает толчки, чуть нависая. Чуя сжимает его плечи и дышит в губы почти что вплотную, не переставая их обделять их прерывистым пламенным дыханием. При каждом нарастающем толчке головка проходится по простате снова и снова, заставляя Накахару стонать и всхлипывать, пока чужие яица бьются об мокрые ягодицы. От каждого касания хочется дрожать. Чуя кусает его губы так жадно, что слышит напротив себя с приятной вибрацией довольное мычание. И кажется, сдержанность Осаму уже на исходе, ибо с громким шумом парень безразлично сбрасывает тетради, учебники и листки прямо на пол, освобождая для себя побольше места, чтобы он смог удобно уложить Накахару на стол. И ему совершенно плевать, если что-то из этого помнётся или порвётся – он безумно хочет рыжего сейчас. Устроившись рядом с ним, вновь чуть налегая на его спину, Дазай вводит член в растянутый и раскрасневшийся анус с шумным вздохом, и он делает резкий толчок внутрь, слушая новый лад мелодии. Чуя вялый, чуть усталый, и ему хочется просто с наслаждением лежать, но его стоящие коленки начинают поддрагивать на ковру от толчков, а с раскрасневшегося члена уже капает предэякулят. Дазай двигается с шлепками, но старается делать это размеренно и более приятнее для рыжего. За небольшую мотивацию трахать дальше можно считать хриплые сладкие вопли и зрелище того, что тот хватается за край стола, чтобы не улететь случайно вниз с темпа, который задаёт Осаму. Это заставляет его улыбаться. С каждым громким чужим и невнятным стоном Осаму вбивается внутрь ещё и ещё, хватаясь за сгибы упругих бёдер крепче и теснее, входя полностью, до самого конца, встречаясь лобком с задницей. Чуя закатывает глаза и уже приглушённо мычит в свои побелевшие костяшки рук, каждая сождрогающаяся фрикция выводит на всхлипы. Пусть хоть темп и быстрый и отрывистый, но Накахара прождал два часа с копейками, чтобы получить нужное, и наверняка, Дазай безумно наслаждается тем, что занимает столь желанную доминирующую позицию. Дазай, хватаясь за покрасневшие плечи, немного натягивает на себя рыжего, от чего его фрикции становятся зверскими, и в принципе, Чуя не хочет себя совсем сдерживать, поэтому с его уретры вытекает горячая сперма, которая капает на его ковёр. Чуя совсем не предупредил, что он кончил, но он стонет с мычанием на октаву выше и громче, и в последний миг, вскрикивая, ощущает внутри себя теперь замедленные усталые толчки. Член Чуи всё ещё пульсирует, кровь бьёт по ушам, а краска по щекам и ушам бессовестно распозлась по всему лицу. Бёдра еле как держат его, и если бы туловище не раскинулось на столике, он бы грохнулся на пол с усталым и хриплым стоном. Когда ослабший испачканный орган проходится по срезу ягодиц, то парень выдаёт тихое «твою мать» и откидывает голову назад, пока эякулят сочится изнутри, стекая по кольцу, а после по вспотевшим зонам. – Чёрт, мы домашку делать будем?.. – ворчит Накахара, совершенно без сил разворачиваясь к Дазаю боком. Пока Осаму пытается восстановить дыхание, он поднимает на него взгляд – видит перед собой недовольное лицо, испачканную спермой задницу и ослабший член. Чуя переводит взгляд на появляющуюся эрекцию парня, а после чуть пятится назад, по крайней мере пытается, но его тело слишком ослабло после оргазма. – Нет, только попробуй, говнюк. – Знаешь... – шатен прекрасно ощущает, как его член начинает подниматься при виде стройных раздвинутых ног, но его взгляд жадно пожирает Накахару, и он придвигается ближе, хватаясь за мокрые бёдра вспотевшими ладонями. – Давай я напишу за тебя потом сочинение? Мне сейчас так безумно лень его делать. Да ещё брат не скоро приедет домой. Чуя лицезреет перед своим лицом довольную лыбу. Этот мерзкий засранец. Он хочет пнуть его по яицам. – Ах ты, последняя блядская мразь... – Да-да, зато только твоя, не переживай.