Когда придёт нуна

      Сентябрьский день врывался в открытое окно жёлтыми листьями, жаркими лучами и терпкими запахами. Дожди и цикады остались позади, вместе с каникулами, вместо них в жизнь Пак Вонбина вернулись учебники. И нуна.       Им Хэин училась на ин.язе, мечтала отправиться в Америку, покорить её или кого-нибудь в ней, вернуться и устроиться переводчиком в корпорацию. А пока подрабатывала, подтягивая английский у школьников, которым он не давался или по крайней мере сильно сопротивлялся. Само собой, нуной Вонбин её звал тайком, про себя.       Шёл седьмой день, как Вонбин заболел и потому пропускал занятия. Мама косо поглядывала, и он знал, о чём она думала. Он и сам думал, что теряет баллы на пустом месте, но врач прописал лечение и, если честно, выпадение из учебного процесса расслабляло, нежило, утягивало в полудрёму фантазий. Вонбин не забывал про уроки, занимался самостоятельно. Но чаще — просто смотрел в окно.       Нуна Хэин приходила каждый вечер на этой неделе. Так они с мамой Вонбина договорились, посчитав, что домашнего режима для выздоровления Вонбину достаточно и он незаразный.       За окном шумела неопавшая листва, солнце нагрело поверхность стола, но оно постепенно сползало дальше. Вонбин щурился, уже зная, как быстро солнечный поток запнётся о штору, попытается пробиться сквозь неё и сдастся, уступив комнату Вонбина мягким тёплым теням.       И тогда придёт нуна.              Звонок в дверь раздался раньше, солнце ещё лежало на столе, касаясь вытянутой руки Вонбина. Он не сразу сообразил, что ему не пригрезилось.       Звонок повторился спустя пару минут, и Вонбин подскочил, спеша к двери. Это мог быть и староста класса с домашкой, посланный учителем. Мог быть и кто-то из соседей, например, бабуля Мин, она иногда заглядывала то угостить, то попросить помочь.       Вонбин распахнул дверь, торопливо протирая заспанные глаза. И застыл.       Нуна.       В лёгком белом платьице и коротком жакете. С мягкими волнами иссиня-чёрных волос на плечах. И кажется, глаза подведены.       На занятия она приходила не так.       — Пустишь? — сказала Хэин, не делая попытки войти.       Вонбин отступил.       Прикусил изнутри губу, сдерживая тысячу вопросов и кольнувшее сердце предчувствие.       — Ничего, если сегодня пораньше?       Вонбин отступил дальше, к стене, открывая дорогу к его комнате. Хэин быстро переобулась в тапочки и прошла мимо.       — Твоя мама просила проверить все уроки. Но я сегодня пришла раньше, так что помогу тебе с ними. Ты не против?       Она обернулась, не дойдя до комнаты Вонбина. А он мог думать лишь о том, какая нуна красивая. Сегодня особенно. Он знал это, чувствовал, но сегодня нуна словно сама пожелала подчеркнуть красоту — для него, для Вонбина.       И лёгкая белая ткань над коленями ложилась так мягко…       — Я не готовился.       Вонбин стоял у стены. Взгляд подведённых, распахнутых глаз сбивал его мысли. Не была похожа нуна на репетитора. Но если она так оделась не для него, то… У неё свидание? После занятия с ним? Потому она пришла раньше и даже готова помочь с заданиями?       Он в три больших шага оказался возле Хэин. Она вскинула голову, пошатнувшись. А он поймал её взгляд — и почти схватил за плечи, остановившись в последний момент. В ореховых глазах его отражение тонуло, как и сам Вонбин — в захлестнувшей нежности и тревоге, что потеряет нуну. Он смотрел, искал ответы, которых не могло быть, и сердце колотилось так, что Вонбин не расслышал собственных слов:       — Ты уходишь?       — Вонбин, — засмеялась нуна, отступая на полшага. — Я не уйду, пока не сделаем задания. И английский. Урок никто не отменял.       — У тебя свидание? Да? Сразу после?.. — «…меня». Душа болела, хотя Вонбин не мог определить, где же именно было так тоскливо-безнадёжно, что дышалось с трудом. Он не думал, что Хэин будет когда-нибудь с ним на самом деле, он допускал, что у той есть своя жизнь, в которой могут быть и парни. Но столкнуться с этим оказалось тяжело. Если нуна Хэин не его, то пусть он не знает, чья она. Что она и правда «чья-то».       — Вонбин, давай пройдём в комнату и начнём…       — Я не могу, — перебил он. Имея в виду, что узнать о свидании нуны для него слишком сложно.       — Мы всё разберём постепенно и всё решим, не волнуйся. — Она явно говорила об учёбе.       — Я не хочу, — повторял о своём Вонбин.       — Мы не будем спешить и сделаем всё постепенно, — не понимала его Хэин.       — Ты уходишь, — продолжал Вонбин свою недодуманную мысль.       — Нет, — настаивала Хэин, отступая и заманивая в комнату, к учебникам.       Вонбин шагал за ней, заворожённый и больной. Горел, как от температуры. Но сел в итоге на стул, подставленный ею, возле стола с учебниками.       — Тебе так плохо? — её рука легла на лоб, смяв чёлку. Вонбин закрыл глаза, поддаваясь ей. — Я принесу воды. И таблетки? Тебе надо лечь, — засуетилась она.       Но он поймал её ладонь и прижался к ней лицом.       — Вонбин, где болит? Где лекарства? Вызвать врача? Позвонить маме?       — Ничего не надо, — вскинул он голову.       А затем дёрнул за ладонь, которую держал, и поймал Хэин у себя на коленях. Приятная тяжесть жгла колени, и беглого взгляда хватило, чтобы заметить вспорхнувшую белую юбку. Вонбин не смотрел, как сильно оголились колени Хэин, он поймал её взгляд и не отводил глаз.       — Не уходи, — хрипло шепнул он. — К нему…       Хэин молчала. Она схватилась за плечо Вонбина, когда он повалил её на себя, и не убрала руку. И юбку не поправляла.       — Не могу. Не могу думать, что потом ты пойдёшь к нему, — голос не слушался, ломался и крошился, сыпался рисовой шелухой. — Пожалуйста.       Он переплёл пальцы с её пальцами, притягивая к себе её руку. А Хэин продолжала молчать, то ли слишком шокированная, то ли растерявшись.       Терять Вонбину было нечего. Он и так обнимал её, как только поймал на колени. Одного этого хватит, чтобы получить пощёчину, возмущения, обвинения и отказ приходить репетиторствовать. Он рисковал никогда не увидеть нуну в своей комнате. Но он не мог остановиться и извиниться, свести всё к нервному срыву, дурацкой шутке, замять, замести под ковёр вежливости. Не мог.       Потому что она — уйдёт. К кому-то, кто старше, смелее, достойнее.       Вонбин потянулся и прижался губами под линией челюсти, не к шее и не к щеке, куда-то в нежное и тёплое. Вдохнул запах духов. Щекотнул ресницами, когда закрыл глаза. Хэин кружила голову. Он чувствовал её частое, поверхностное дыхание, слышал сердцебиение. Его сердце заходилось так же — от волнения.       Хэин сидела тихо. И Вонбин скользнул сухими губами вниз по шее. Не рискнул целовать в губы — казалось банальным и ненадёжным, каким-то пошлым. И Хэин же не разрешала. А в шею… Он не удержался.       Порыв закончился у жёсткого воротника жакета. Вонбин спрятался в нём, дыша Хэин. Он ждал, что она сделает. Когда оттолкнёт. Или спросит, потребует объяснений. Сможет ли он произнести «ты мне нравишься»? Он сомневался.       А Хэин молчала.       Долго.       Он удерживал её на своих коленях. Не смотрел. Не трогал нигде. Готовый отпустить, как только она захочет. Лишь прятал лицо у её воротника, у нежной кожи.       Она выпутала пальцы из его руки и положила ладонь на затылок Вонбина. Ему показалось, что она погладила волосы, но сердце слишком быстро и громко стучало, чтобы разобраться.       Её ладонь спустилась на спину, прошлась от шейных позвонков по тонкой ткани футболки, вернулась к шее.       — Посмотри на меня, — шепнула Хэин. И добавила, когда он не пошевелился: — Пожалуйста.       Вонбин распрямился, разбитый напряжением и ожиданием катастрофы.       — Что случилось? Объяснишь? — А её аккуратная, маленькая рука продолжала поглаживать по плечу, поправлять Вонбину волосы. Будто ласкала.       «Ты мне нравишься. Очень».       Вонбин мог только смотреть.       — Перенервничал, — улыбнулась Хэин грустно. — Отпустишь?       — Ты пойдёшь на свидание? После меня?       — О чём ты? — Её губы дрогнули, Вонбин заметил.       — Ты красивая сегодня из-за свидания? — выдавил он. Слова шли через силу, не чувствовал Вонбин, что имел на них право. Как и на чувства к Хэин, своему репетитору.       — Нет. Нет у меня свиданий в планах, — грустно сказала Хэин. Одёрнула наконец юбку, прикрыв коленки. — У меня собеседование. А после, если всё получится, я уеду.       «В Америку», — не произнёс Вонбин. Не желал, чтобы эти слова разбили последние надежды. Если Хэин уедет туда, то это надолго, а для него — как навсегда. Потому что повода увидеться хоть когда-нибудь у него не будет.       — Я не буду больше твоим репетитором, — озвучила за него Хэин. — Сегодня последнее занятие.       — Значит?.. — В груди горело, сводило от боли. Нуна сегодня такая красивая, но это из-за того что она здесь в последний раз. — Поэтому ты приходила каждый день? Потому что знала, что уедешь?       Вместо ответа она прижалась к нему, обняв.       — Прости.       Он с готовностью приник к ней, снова спрятал лицо у её шеи.       — Прости. Мне хотелось, чтобы ты увидел меня красивой. Я не знала, что сделаю больно.       Это походило на признание, Вонбину хотелось в него поверить. Но в голосе Хэин сквозила грусть, и вот она не сулила Вонбину ничего обнадёживающего.       — Ты мне нравишься, — поднял он голову. — Потому и ты прости, я не удержался.       Произнеся самое сложное, самое невероятно-невозможное, самое несбыточное и сокровенное, Вонбин ощутил, как ему стало легче.       — Очень нравишься, — повторил он, смакуя каждый звук. Робко улыбаясь.       Хэин прикусила губу, явно собираясь сказать нечто ответственное и взрослое. Вонбин её опередил:       — Я знаю, что нельзя и рано. Я больше не увижу тебя? — тоска прорвалась против воли Вонбина, оттого прозвучало по-детски жалобно и смешно.       — Я уеду на полгода. Если пройду собеседование. А потом вернусь. Потому что моя мечта — Америка, а не Гонконг. Но и в Гонконге обещают интересную программу и возможность для практики. А может, буду учить ещё и китайский, кто знает. Вонбин, — она обхватила его лицо ладонями, — я вернусь и подожду. И посмотрим ещё, кто первый передумает. — Она повертела его лицо, осматривая преувеличенно оценивающе. — Красавчик же. Думаешь, не знаю, насколько ты девушкам нравишься?       А затем она встала. И продолжила уже серьёзно:       — Это наше последнее занятие, Пак Вонбин. Спасибо, что был моим учеником. — Она склонилась в лёгком поклоне. — Когда я вернусь, давай познакомимся заново. Пожалуйста, — голос её дрогнул, — пожелай мне удачи на собеседовании.              Когда дверь квартиры за нуной закрылась, Вонбин упал на кровать, закрыв лицо руками. Голову разрывало от противоречий. Он поцеловал нуну. Нуна скоро уедет. Если пройдёт собеседование. Нуна больше не придёт. Он признался нуне. А нуна не стала его ругать. Что же на самом деле пообещала ему нуна?       И пообещала ли?