Четверг девять часов вечера

***

      В ослепительном зале собралось небольшой количество людей. Все они блистали своим положением, ещё один способ показать свою привилегированность. Со стороны могло показаться, что все эти собравшиеся верхушки мира были рождены в самом сердце богатства и благ. И только некоторым известно, что это не так. За шелковыми масками они скрывали отверженность миром. Прирученные бездомные собаки, что по команде спускала Царица, собрались, чтобы благодарно вылизывать руки хозяйке. Конечно же, есть исключения.       А ещё в этот четверг и у Панталоне были планы. Но не появиться означало глубоко обидеть Царицу и признаться в своем предательстве.       Панталоне делает мягкие шаги, направляясь к столику. Он берет бокал шампанского. Игристое вино обдает его особым ароматом. Глоток даётся ему нелегко. Шипучая жидкость, стоящая больших денег, обожгла ему горло. Сколько бы не стоила эта дрянь, она заслуживает называться безвкусицей. Ему как ценителю выдержанных красных вин с фруктовым послевкусием оскорбительно глушить свое разочарование подобным. Но он допивает до дна, а вежливый официант забирает у него пустой бокал. Он бросает короткий взгляд на наручные часы.       20:40       Девятый предвестник по всем параметрам успешный и добившийся всех благ человек. Он занял высокую должность в государстве, организовал целую монополию в сфере банковской деятельности. Ему тридцать пять, он имеет три огромных дома в разных точках планеты, у него несколько квартир в столице, он женат, разводит доберманов, коллекционирует дорогие украшения. А ещё он выделяет баснословные суммы министерству науки каждый месяц. И не потому, что Панталоне за прогресс и дорогу в будущее.       Его сияющий лоск не остается без внимания. Девятый предвестник умел его к себе привлекать. Так уж повезло, и он родился с необычайной азиатской внешностью. Фиолетовые глаза с острым углом к виску, нежные углы лица, небольшой нос, чуть припухлые губы, а ещё густые кудрявые волосы, отливающие благородным темным цветом власти, и в сочетании с бледной молочной кожей. Он выбрал своим цветом императорский пурпур неспроста.       Он привлекал внимание. Мужское или женское. У него в арсенале большой спектр очаровательных улыбок, после которых люди теряют все сопротивление и готовы подписать любые бумаги, лишь бы он продолжал улыбаться и шептать своим мурчащим голосом что-то. Это его оружие и одновременно проклятие. Панталоне внутреннее кривиться, когда ему навстречу направляется один из представителей старой аристократии.       — Добрый вечер. Мы с вами не знакомы?       — Добрый, какой разочарование, что мы были не представлены друг другу, — он пользуется своей второй по степени очаровательности улыбкой. Какая жалость, что человек перед ним думает, что он его не знает. Знает. Панталоне вырос на бедных улицах и ему как никому другому известна цена информации. Прийти на вечер, куда Царица соберет всех приближенных людей, будучи без такого важного щита как информация, значит откровенно подставить спину под сотни ножей. А он предпочитал наносить удар первый, желательно в сонную артерию.       Перед ним аристократ, что по праву рождения получил богатства и все почести. Не знающий о жизни и правилах игры. Предсказуемо в черном смокинге, с зализанными каштановыми волосами, карими глазами. Не производящий никакого впечатления.       Девятый предвестник смотрит на него свысока, но тот, покоренный его обольстительностью, даже не замечает этого. Из его губ льются комплименты, когда это ничтожество хвастается новым приобретением. Шуточно тот бережно берет его за руку, чтобы оставить вежливый поцелуй на скрытой перчаткой руке. Его карие глаза светятся до тех пор, пока не видят кольцо на безымянном пальце. Панталоне ликует, но не подает вида.       Обручальное кольцо отпугивало даже самых настойчивых людей. Оно отпугивало не хуже той, с кем он был по-настоящему в браке. Несносная Синьора своим характером могла отпугнуть даже самого вежливого и тактичного человека. Когда она появлялась в его доме, он желал спустить на неё своих дрессированных доберманов. Один свист, и женщину на куски разорвали бы собаки. Но любимцы не заслуживают такого гнилого обеда.       — Вы женаты?       — Да.       Соглашаясь, он не говорит о Синьоре. Их брак существовал на бумаге. А трахался в церкви и принял кольцо он абсолютно от другого человека. Кольцо с грубой огранкой как-то не правильно смотрелось на его изящных руках, но многое говорило о том кто подарил ему его. Но этому мужчине не зачем знать такие подробности.       — И где же ваша жена? — с лицом великомученика аристократ выдавливает вежливую улыбку. Панталоне хочется рассмеяться. Конечно, этот аристократишка уже положил глаз на его подчеркнутую темным костюмом задницу. А здесь такая катастрофа.       — Она должна любоваться привезенными картинами в галерее, — лжет он. Синьора не имела никакого представление об искусстве. Все, что интересовало женщину, — это новый любовник и деньги на счету. А ещё оставленная в другой стране дочь.       — Вот ты где! Опять любезничаешь с каким-то сбродом, — к ним вальяжной походкой подошел Второй предвестник. Так нагло вторгся в личное пространство Панталоне, заняв место возле него. Девятый предвестник лишь исподлобья бросает взгляд на Доктора. Совсем не тот уставший ученый, которого он привык видеть. Одет по дресс-коду в костюм молочного цвета, прекрасно подчеркивающий фигуру, голубая рубашка, гладко выбрит, а волосы уложены в прическу и вовсе не напоминают заросшее гнездо. Панталоне удовлетворенно вздыхает. Что выдает истинного Дотторе, небрежного и по натуре похуистичного — как он себя назвал — только чуть расстёгнутая рубашка.       — Как жаль слышать подобное. Вы ведь даже не знаете меня, — смело отвечает аристократ, но в глазах затаенный страх.       Панталоне прикусывает правый краешек губы. О Дотторе ходили самые ужасные слухи. И каждый из них он оправдал. Кроме поедания детей. Потому что Дотторе не просто так получил свое прозвище Доктор. Каннибализм приведет к уничтожению самого себя. Так говорил он, ухмыляясь.       Говорил Дотторе много чего. Но деньги текли рекой в министерство образования не за слова. А за то, что глава министерства трахает его каждый четверг в девять часов вечера. И этот вечер принадлежал Дотторе.       — Правда. Не знаю. Только вашего отца, что жертвует украденные деньги на больных детей, у чьих же родителей он их и украл, — ладонь Дотторе касается его поясницы, приближаясь к опасному краю. Панталоне не проявляет ни капли сопротивления, чуть напрягается, но терпит. Это не имеет смысла. Он бросает украдкой взгляд на часы.       20:59.       Дотторе в своем праве. И Девятый предвестник не смеет отказать.       — Ложь! — возмущается тот. И его карие глаза ищут поддержку в лице Панталоне.       Панталоне слишком рассудителен, чтобы стравливать двух мужчин, тем самым превратив этот вечер в кровавую вечеринку. Впрочем, зная темперамент ученого, он живого места не оставит от нахала. Банкир не отказался бы на это посмотреть, но у них другие планы. Поэтому Девятый предвестник молчит.       — Как прошла конференция? — резко обращается Панталоне к Дотторе. Переводит тему, чтобы эти двое не устроили потасовку.       — Как она могла пройти? Эти глупцы до сих пор ставят мораль выше науки.       — Вам чужда мораль? Оно и понятно, — уверенно бросает аристократ.       Дотторе ухмыляется, а Панталоне остерегающе незаметно касается его руки, предупреждая, что игра не стоит свеч. Это не имеет смысла. Он решает закончить эту светскую беседу, в конце концов сейчас его время принадлежит другому.       — До встречи, — Панталоне чуть склоняет голову, а сам надеется, что больше он никогда не увидит этого мужчину. И тот в отместку за унижение нагло хватает Девятого предвестника, чтобы снова, но уже на прощание оставить поцелуй на тыльной стороне руки. Панталоне ощущает нутром ту ярко-алую вспышку гнева, хруст сжавшихся рук и стиснутые зубы. Он бросает короткий и извиняющийся взгляд на Дотторе. В ответ получает взгляд собственника, на чью вещь так нагло покусились.       Как только они чуть удаляются, Дотторе принимается действовать. Панталоне хватают за локоть, сильно сжав руку, так, чтобы остались метки, и он забыл об открытой одежде на ближайшую неделю так точно. Он тащит банкира по знакомым пустым коридорам. Им прекрасно известно, где находятся спальни в этом вычурном дворце. Дверь гулко ударяется об стену. Панталоне теряет понимание пространства от удара затылком об стену. Он приподнимает подбородок, с вызовом смотря на Доктора. Он готов сдаться, но почему бы не поддержать образ чуть подольше? Взгляд Доктора ясен и жесток.       — Меня тебе стало мало, и ты решил опуститься до флирта со всякими ничтожествами? — в его голосе так и сквозит ярость. Панталоне улыбается, знает, что ему даже за такую выходку ничего не будет. Этот вечер и так полностью принадлежал Дотторе, пускай и бесцеремонно украден желанием Царицы собрать всех приближенных.       Второй предвестник сделал шаг к нему, навис и вжал телом в стену. Алые глаза с гневными искрами неотрывно смотрели в фиалковые.       — Такое у меня любимое занятие — спать и флиртовать с всякими ничтожествами, — дерзко выдыхает Панталоне ему прямо в губы. Специально давит на самую чувствительную часть известного ученого — гордость.       — Дрянь, — зло шепчет Дотторе.       — Мудак, — Панталоне коротко целует того в подбородок, полностью заглушая чужую злость.       Дотторе не церемониться и погружает его в глубокий поцелуй, пока руки зарываются в мягкие кудри на затылке. Ему страстно отвечают, проталкивая язык в рот, пальцы гладят скрытую кожу под рубашкой, он извивается в руках своего давнего любовника. Пока губы метили бледную кожу шеи, Панталоне профессионально расстегивал пуговицу за пуговицей, еще и пиджак стянул. А вот его партнер относился к одежде как к препятствию, сдирая ее. Пуговицы осыпаются на пол, и пиджак скомканный падает туда же.       — Мне нравился этот костюм.       — А мне нет.       Укусы становились сильнее и Панталоне громко дышал, ощущая, мечась от одновременной боли и узла, приятно скрутившего внутри. Сдерживал стоны, потому что их следовало заслужить куда большим, чем поцелуи и укусы. Как они добрались до кровати — загадка для Панталоне, он настолько утонул в ощущениях, что потерял связь с реальностью. Зачем ему эта реальность, когда мир наслаждения куда приятнее и желаннее?       — Не останавливайся, — жарко шепчет он. Его уже успели оставить без одежды. Дотторе отрывается на него на несколько секунд, чтобы полюбоваться совершенным и распластавшимся на белоснежных простынях любовником. Жаждущий, с затуманенным взглядом, темные кудри обрамляют лицо, на теле уже предостаточно красных пятен, скоро они потемнеют и будут радовать Второго предвестника своим существованием.       — Никогда, — отвечает он и жестко вторгается в подготовленного банкира. Дотторе ликует. Вхождение как всегда приятное. Девятый предвестник никогда не забывает о подготовке. Настойчивый поцелуй и короткая стимуляция члена почти доводят Панталоне до пика, но Второй предвестник убирает руки, крепко обхватывая чужие икры, совершая грубые толчки. Панталоне выгибается, елозит по постели, обиженно скулит, а затем получает то самое упущенное удовольствие, дрожа, выкрикивая чужое имя и впиваясь ногтями в кожу плеч. Слишком хорошо. Слишком восхитительного. Панталоне здесь, но словно за гранью.       Он бросает взгляд на уставшего и удовлетворенного Дотторе, что переместился на другую половину кровати. Тело болит, но Панталоне не обращает внимание на это. Доктор не удивляется, когда у него на губах оставляют благодарный поцелуй.       — Спасибо, что не убил.       Чудовище выбиралось из своих спрятанных от обычных глаз лабораторий. Чудовище приводило себя в человеческий вид. Чудовище ревновало и целовало его до безумия страстно.       Панталоне предполагал, что чудовище влюбилось. Безумец остается безумцем даже в своей любви. Он затащил его в церковь, где поклонялись величественной Царице, не чтобы заключить союз любви, а чтобы потешить своего эго, надев на палец ему кольцо и жестко взяв на ступенях к пьедесталу, куда люди приходили молиться за свою душу. У него осталась уйма синяков, но Дотторе бережно зализал каждый.       Это не любовь — понимает он позже. Нет, это человеческая потребность в прикосновениях. Люди остаются людьми, даже отказавшись от человечности. Дотторе — одинок. У него нет стаи собак, что дарили свою любовь, у него нет большого круга общения, у него нет жены. Только лаборатория и гора исследований. И Панталоне не собирается ничего менять. Пока Дотторе нужно, он будет носить это блядское кольцо с крестом и каждый четверг ждать того с бутылкой бренди, дорогими сигаретами и заранее растянутой дыркой.       Каждый четверг в девять часов.