-"Он тобой не дорожил, раз не побежал."-
-"Ты всё испортила, не думаешь так? Всё было хорошо, пока ты не ушла!"-
— «Ты виновата в том, что тебе плохо."-
Дрожащие руки вновь и вновь, раз за разом утирают слёзы. Горькие, солёные слёзы. Она так часто плакала, что не пересчитать даже. Белокурая поднялась с скрипучей кровати, направляясь к старенькому телефону. Дома был такой же, только голубенький и с цветочками. Она нарисовала на своем старом телефоне красивые цветы, петунии. Но это было дома, и давным давно. Наверное, два года назад. Пальцы набирают знакомый номер. Почему-то его номер больше всех засел в ее голове. Остальные так размыто оставили след в памяти. Идут гудки. Тяжелые, долгие гудки. Страх накатывает словно кипятком, отзываясь мурашками пл спине и хвосту. Зачем? Зачем она звонит ему в столь поздний, зимний вечер? За окном темнеет рано, только восемь, а уже темень. Уже снежинки падают с красивого темного полотна, укладываясь на тротуарах и машинах. Гудки. -«Он не возьмет трубку…»— Мелькает мысль в голове, вызывая новую волну шума. Только об этом она думает, сидя в узеньком коридоре на пуфике. Куртки висят на своих местах, обувь стоит, и только маленькая лампочка из другого уголка комнаты мешает тьме поглотить коридор во мрак. Нижняя губа поддрагивает, слёзы вновь рвутся наружу. Она бросит трубку, так и не дождавшись ответа с другого провода. Она уже тянется чтобы положить трубку как вдруг отзывается голос. — Ало? — По ту сторону слышится тихий, монотонный голос. Столь знакомый, что сердце разрывается на кусочки. Софи замолкает, затаив дыхание. Это правда он? Это он? Это точно он с ней говорит? — Алооо? Там есть кто? — Продолжает Уолли, поправляя халат. Что-то подсказывало, что это не шутка от Барнаби или ещё что-то. Он никогда не успевал взять трубку, а заново позвонить не мог. — А… А-Алло… — Дрожащий девичий голос отвечает, Софтлин задыхается. Она захлёбывается в своих мыслях, в голосах в голове.— «Брось трубку! Брось! Брось немедленно!» -
— «Он не рад тебе! Он не любил и не любит тебя!» -
Парень ошарашен. Слова застревают в горле, наступает тишина в которой слышно лишь короткие всхлипы монстренка с другого конца трубки. Она? Она позвонила? — Софи? — С придыханием спросил Дарлинг, не веря своим ушам и своему разуму. — Я… — Желание услышать его вновь, ощутить вновь то чувство нужности останавливает чтобы сказать «простите, я ошиблась номером» и бросить трубку. Она так хочет к нему обратно… Вновь в лапы любви, с щепоткой тревоги и страхов, но с коротким мгновением ощущения нужности и важности кому-то. — Боже, я… — Пальцы нервно заправляют голубые пряди назад, глаза ошарашена оглядывают столик перед собой на котором стоит телефон и фоторамка. — Я так рад слышать тебя, дорогая! — Следом шепчет Уолли, боясь спугнуть слишком громким голосом. Что конечно, было бы невозможно с его стороны. И это разбивает ее сердце окончательно. Она молчит, не смея сказать. Она расплачется если хотя бы скажет слово, она не может вдохнуть, боясь захлебнуться в себе и в своих слезах. Так приятно, но так страшно слышать его. Слышать голос, который она всё ещё любит, но так тогда был отвратительным. — Ты как? С тобой всё хорошо? Я искал тебя,мы искали тебя. — Улыбка растягивается в уголках рта, он держится за трубку обеями руками, боясь уронить и упустить шанс поговорить с ней. Еще раз поговорить. А она лишь рвано вздыхает, пытаясь угомонить сердце. — Я так скучал по тебе, моя Сóфи… — Он хмыкает, слеза стекает по желтым щекам. Он скучал по ней, бежал за ней, но её след так и простыл. Он готов сейчас сорваться с места, побежать в другой город и наплевать на то, что у него завтра будет репетиция. — Уолли… — Всхлипывает она, прижимая трубку к себе. Слёзы скатываются, капают на старые полы. Она хнычет, плачет, скучая по его голосу, по рукам и объятью. — Я так скучал, Сóфи, я безумно скучал по тебе. Где ты сейчас? С тобой всё хорошо? — Метель бушует за окном, но ему всё-равно. Ему главное — она. Она с ним хотя бы просто на линии сидит. — Ты сыта? Ты здорова? Не болеешь? Я надеюсь ты сегодня вкусно кушала. Как твои хобби? Ты всё ещё рисуешь? А глина? Ты лепишь? — Вопрос за вопросом, щеки покрываются румянцем от стыда. Софи не может ему лгать. В комнате лежат упаковки от колёс, от шприцей. Она измучена, кожа бледна хоть веснушки остаются на её теле. Шрамы, пятна украшают когда-то горячую лиловую кожу. Как сказать о своих хобби? — Прости… — Вырывается из неё, следом вновь срыв. На пол капают капли, впитываясь в половицы. Это не дождь, не тающий снег, это горькие слезы. — Прости меня, Уолли… — Она бросает трубку, закрывая заплаканное лицо руками, на которых виднеются полосы. — С-Софи? — Уолли глупо хлопает глазами, не понимая что случилось. Он осознает лишь через секунду, лицо мрачнеет. Она бросила трубку. До неё дозвониться нельзя, на этих старых телефонах не узнать кто звонил. Он ощущает как его бабочки разрывают изнутри, как ком в горле давит, а перед глазами всё плывёт. Он медленно кладёт трубку на место, ошарашенный проходя по коридору. Уолли глядит в окно, в метель где всё засыпано. Где на улицах видны лишь огоньки. А какая погода у неё? Он не успел спросить, даже ответа не получил. От этого так… Больно. Намного больнее чем когда она вот так ушла. Намного больнее. И капля надежды загорается в нем. Он надеется, что они увидятся, он надеется вновь услышать её голос. Вживую или через телефон — не важно. Он просто хочет знать, что она в порядке. Ему не нужны объяснения, он хочет знать как она. И когда-нибудь узнает, но не сейчас. Не сейчас, когда Софи заглушает боль кайфом, валяясь где-то в гостиной и пялясь в потолок.