Шестого привела сюда злоба. Так быстро всё произошло — в его разуме пронеслись мысли о собственной гибели. Не та роскошь, коя будет позволена Бенни. Глядя наверх, на «Топс», ему пришлось удержаться от того, чтоб не зажмуриться. Он отбросил прочь все тревоги и шагнул вперёд, внутрь.
Можно свыкнуться с ощущением невозможности.
Шок, сомнение и затем страх — удивительно. Хотя конкретно последняя эмоция довольно оперативно схоронилась. Глядеть в глаза своего неудавшегося убийцы странно — словно смотришь в изломанный сток.
Слова — мощная штука. Легко согнать кошку с дерева, если знать как. Бенни — птица, что быстро летала, хоть и недостаточно. Даже удалось убедить его оставить защитников — каков слепой дурак. Но не идиот, нет.
Желание вцепиться ему в глотку, мягко говоря, было непросто сдержать. Каждое произнесённое слово всё глубже и глубже рыло его могилу. Бенни не получит неглубокий упокой — Шестой несколько хитрее.
Трудно сосредоточиться.
И хотя он желал услышать, что задумал этот самодовольный сукин сын, он не мог ничего различить за громовым рёвом собственной крови.
Без умолку говоривший, похоже, закончил свою речь и теперь глядел на него. Что давало ему право ожидать, пусть и просто ответа? Столь увлечённый собой, тут же продолживший трепаться о том, как поступить дальше. Даже если в ответ ему — рык.
Что за ничтожество.
Пальцы, сжавшиеся в кулак, впившиеся в мякоть ладони ногти — представленье о том, что она Его. Как идеально сервированные на стойке напитки, а затем — звон от брошенного в них тела.
Грязно или всё-таки не столь дурно? Он ещё не делал так раньше.
Вновь остановившись, Бенни, — у него ещё хватало наглости, — спросил, не хочет ли Шесть поработать на него. Неужели и впрямь считал имбецилом, лишённым здравомыслия?
Из чувств — только железный привкус.
И он бросился на него. Кажется, сработало: ублюдок выглядел совершенно растерянным. Столкнуть того со стула — несколько неуклюже, — тем более он сделал это всем весом, — изначально Бенни представался куда лучшим бойцом. К удивлению, схватка вышла равной.
Оказавшись на полу, оба боролись за толику контроля над своим врагом. Шестой атаковал, подобно бешеной кошке, задействовав зубы и ногти. В движениях — ни логики, ни цели, лишь хищническая природа.
Бенни попытался было вытащить свой пистолет, но тот быстро покинул его руку, отброшенный прочь. Его продолжали осыпать беспорядочными ударами и укусами — к несчастью напиравшего противника, того было легко удержать, когда предпринимал очередную попытку.
Пропустив удар в челюсть, Курьер внезапно отпрянул. Схватив чужую пушку, — о своей давно позабыл, — поднял оружие так, чтоб попасть прямо промеж карих глаз напротив.
Не стал тянуть.
***
Кровь капала из раны на далеко не чистый ковёр. Обмакнув два пальца, поднёс ее к языку — терпкая горечь. Чего ещё ожидать? Тело ещё такое тёплое… Или, может, он охладел. В любом случае это было прекрасно.
Очередной палец, погружённый в лужу, — отвратительно. Сродни лекарству.
Невозможно насытиться.
Склонился над мертвецом, — ещё уловимо благоухание одеколона из цветов брока, — Бенни был настоящей сволочью.
Он смотрел — знал, чего хочет. Подошёл ближе, ещё ближе. Не мог противиться — всегда был импульсивен.
Плоть застонала под натиском его зубов, хлынуло алое. Проглотив добычу, несколько мгновений наблюдал за тем, как по горлу, будто воплощённый для туристов аттракцион, стекал кровопад.
И затем он пил, приникнув к ране. Испивал так, равно умирал от жажды. Вкус — правильный, идеальный. Точно именно для сего и был воссоздан Бенни — живая коробка сока, только и ждущая, чтоб ею воспользовались.
Утолив охоту до влаги, переключился на более сытный из кусков руки. Продраться чрез слои кожных покровов и сухожилий трудно, но стоило того.
Как вообще он мог чем-то довольствоваться до этого?
Жаркое, свежее. Алкал большего.
Всего. Разорвал б на части, покуда от этого человека ничего не осталось бы.
Он выудил старый ржавый нож — собирался загнать какому-нибудь торгашу, но ему нашлось новое применение. Сначала стащил с Бенни пиджак. Затем рубашку, швырнув в дальний угол и её.
От ключицы до грудины — навострил клинок, совершая разрез как можно ровнее. Красивейший раскрой мяса, а в ушах — причудливое сладкозвучное эхо.
Погрузив туда руку, он извлёк внутренности. Долой органы пищеварения и эндокринную систему — слишком гадко, по его мнению. Всегда был разборчивым едоком.
Осталось лишь наилучшее — по нутру, разумеется, — и он принялся за дело. Всякого понемногу: лёгкие были слишком вязкие, сердце напомнило бьющий фонтаном гейзер. Что касалось остального — прошло, как по маслу.
Сытость, завершённость.
Как он жил раньше?
***
Но яства не исчезли с блюда, а взять их с собой — дело хлопотное. Так иль иначе — что потом? Он покрыт кровью и ссадинами, а в комнате с ним лежал труп. Туша из любимца местных. Откровенно говоря, едва ли помнил, как те себя называли.
Сожжение? Не исправило б факта, что Бенни видели последний раз в его компании. Выйти из этой ситуации «по-хорошему» не представлялось возможным.
Бегство? Вариант. Просто бежать и никогда не возвращаться в Нью-Вегас. Да, он стремглав помчался бы.
Пусть ноги несут Курьера вон. Далеко-далеко.
Всё равно ему никогда не нравилось это место.
