мы не обязаны быть друзьями

            Лос-Анджелес — пожалуй самый известнейший город Соединенных Штатов Америки. Он известен всем как Горд Ангелов, место, где исполняются мечты; место, где всегда солнечно; местом из кино; место, где знаменитости листа А соседи со знаменитостями листа А+; место, куда приезжают умирать; место, где мечтает побывать любой человек из другой страны, однако жителям Лос-Анджелеса город не казался таким сказочным. Возможно, всё дело было в том, что они тут родились или выросли и этот город уже успел им наскучить, ведь в нём нет ничего интересного, кругом одни пальмы и звёздная плитка с именами умерших людей.             Одним из стоящих мест для посещения туристам является Бульвар Сансет. Во-первых, потому что там возвышается величайший институт кино, раннее служивший студией братьев Уорнеров. Во-вторых, величайшая картина 50-х годов Билла Уайлдера была снята на этой улице, вы можете посмотреть на достопримечательности воочию и представить, как больше полувека назад здесь ходили известные актеры вроде Глории Суонсон и Уильяма Холдена.             Сансет Бульвар известен жителям как ночной Голливуд. Если вы пройдете чуть дальше, для вас распахнет свои объятия Сансет-Стрип, тут-то всё и начинается. Слышали о загадочных смертях знаменитых актеров в юном возрасте? Будто переходя пустую дорогу их сердца неожиданно останавливались. Уверена, что слышали. Грязные места, пахнущие пропавшим мусором, около которых всегда ошиваются либо наголо бритые твинк-мальчики в бордово-белых майках со шлейками, на руках которых вздулись и почернели вены, либо панковские хиппи или хиппи-панки, называйте как хотите, в облезлых свитерах и дранных штанах, постоянно перебирающие струны на своих гитарах. «The Viper Room». Клуб-гадюшник, получивший особую популярность после того, как Джонни Депп отыграл там свой первый концерт, а потом и тем, что его приятеля, Ривера Феникса, нашли около входа, где маленький брат Хоакин пытался привести его в чувство. Город, где умирают, помните? «The Roxy Theatre». Очередной клуб, но уже поприличнее. Там тусовались актеры класса C и обычные смертные. Помимо кинотеатра, туда часто зовут музыкантов отыгрывать свои шоу.             Бар «Мармон» был частью гранд-отеля на Сансет Булевард. Это было маленьким, скорее даже тесным, но уютным местом с приличной музыкой и посетителями. Люди вокруг дружелюбно суетились, смеялись, запрокидывая головы вверх, разговаривали, стоя в сантиметре друг от друга, кокетливо держались за руки два парня, им было сильно за тридцать, бармен за стойкой не успевал выдыхать от потока гостей. Где-то на фоне играла романтично-ресторанная музыка с томным мелодичным женским голосом. «Бог знает, что я пыталась, но она не уходит из моей головы; я хочу почувствовать вкус её губ, ведь они прямо как ты». Жёлтый свет ламп над барной стойкой создавал эффект размытости в глазах девушки, одиноко сидевшей за барной стойкой с недопитым мартини, по поверхности бокала которого она обречённо водила пальцем правой руки, элегантно поддерживая бокал за ножку другой рукой, уставившись в зеркальный бар-полку за спиной бармена.             Сегодняшний вечер Джульет Симмс проводила в одиночестве, как и последние два месяца. У ее мужа Энди Бирсака начался сольный тур по Америке, раньше она ездила вмести с ним, но вот уже полтора года работала над новым сольным проектом: сочиняла тексты и музыку, придумывала новый образ для самой себя, она женщина-певица. Она обязана меняться ради своих слушателей, ведь это жестокий бизнес, где только мужчинам можно выходить на сцену с одной только гитарой перед многомиллионной аудиторией и не меняться годами. Сегодня Энди выступал в клубе «Roxy», но, честно говоря, у неё не было никакого желания там присутствовать, несмотря на то, что они не виделись продолжительное время. Джульет всегда поддерживала любые начинания и проекты своего мужа, но была вынуждена врать ему в лицо, что его новый альбом лучше, чем все то, что он делал до этого. «The Ghost of Ohio» был последним альбомом, который бы она вспомнила из репертуара своего мужа, если бы ей задали вопрос на интервью. В последнее время их брак давал трещину: их взгляды на жизнь и творчество значительно отличались.             Энди, популярность которого значительно взросла после выхода дебютного фильма, понял, что рок концепцию группы пора менять в сторону чего-то более легкого и мелодичного; группа не поддержала такого решения, поэтому он решил двигаться самостоятельно. В те моменты Джульет вспоминала как несколько лет назад её муж злился на группы, фронтмены которых занимались соло проектами; как он бесился, когда дебютный альбом Джерарда Уэя вышел в жанре «альтернатива», а не привычном жанре его группы. Стал тем, кем обещал, что никогда не будет. Джульет же наоборот, устала от того, что её музыка не отличается чем-то особенным, ей хотелось чего-то такого, что смогло бы раскрыть её как всестороннего и многогранного артиста; сделать что-то легендарное вроде её любимого альбома «Low» Дэвида Боуи, чтобы помимо альтернативного журнала AP о её музыкальном наследии написало такое крупное издание как Rolling Stones.

«Может быть уже примешь меня…пожалуйста… тогда ты просто появился и внутри всё дрожало…»

            В чувство осознанности девушку привела музыка, игравшая откуда-то из потолка. Это была её песня. Песня, которой пророчили провал на её бывшем лейбле. Песня, в которую она вложила часть себя и в которой она была уверена, теперь играет в одном из популярных баров Лос-Анджелеса. Её охватило чувство гордости, не только потому, что она оказалась права, но ещё и потому что смех позади неё стих и в зеркальном баре-полке она видела, что парочки, взявшись за руки, стали плавно покачиваться. Она улыбалась, отставив мартини чуть дальше, грудью улеглась на барную стойку и оповестила бармена громким шепотом: «это моя песня, представляете?!»; бармен лишь робко кивнул и принялся обслуживать только что зашедшего гостя.

«Мой Владыка, я умираю!»

                  — Симмс, какая встреча, — мужчина садится на свободный барный стул, через один от девушки, — я думал, ты в клубе напротив.             — Привет, Эш, — радости Джульет конец, этот назойливый мужчина никогда не затыкался. Однако, он не продолжал разговор, лишь молча сидел через стул от неё и уткнулся в свой телефон. Как никогда раньше, ей хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, кого она могла знать.             — Виски, пожалуйста, — обращается к бармену, поднимая сложенные вместе указательный и средний пальцы правой руки.             — Как ты после всего, что случилось? — мужчина вёл затворнический образ жизни после всего, что навалилось на него за последние годы.             — Все еще не верю, что продолжаю держаться, — Эш отпивает из гранённого стакана, который секунду назад подал бармен.             — Мне жаль, Эш, — полностью поворачивается в его сторону.        — Спасибо, не стоит, — это звучит почти искренне, — повторите, пожалуйста.             — Я думала, ты уехал из Калифорнии, — девушка сидела в ожидании ответа, нервно покачивая левой ногой; мужчина, всегда так ярко выражающий свои эмоции, закалявший своё самолюбие и эго разговорами о самом себе теперь удрученно всматривался в лакированное покрытие барного стола и молчал. Это был не тот Эшли, которого она знала, это был совсем другой человек. Привычный Эшли всегда поддерживает разговор, даже если вопрос, адресованный ему, прозвучал только наполовину, его ответ незамедлительно бы следовал.             Джульет редко разговаривала с Эшли, даже во времена привычного состава группы её мужа, он был, что называется, не её человеком. Часто отпускал колкие шутки в её сторону по поводу внешнего вида или коротких волос, широких предплечий и греческого носа. Энди Бирсак был человеком, легко попадавшим под влияние. Эшли был старше, он больше знал о жизни и её прикрасах. Они встретились, когда первому было не больше шестнадцати, поэтому он обожествлял его, относился к нему как к наставнику, ведь большую часть своих творческих талантов он раскрыл именно благодаря Эшли. Эшли не нравилась Джульет, ему вообще не нравились женщины, он был против их союза, ведь ему нравился Энди, пока тот не разбил ему сердце, разорвав рабочий контракт, поставив ультиматум, что если он не уйдет из группы, то полиция узнает информацию о том, что Эшли нравятся несовершеннолетние мальчики.             Любая критика Эшли в свой адрес воспринималась Джульет как пустые слова, первое время. Услышав подобную критику из уст своего нынешнего мужа её обижало, она любила себя, однако доверяла своему мужу, решив, что со стороны ему виднее. Девушка кардинально меняла себя и свою внешность всеми возможными способами, загубив свое здоровье. Критика Эшли устами Энди заставили её сомневаться в себе и пристраститься к алкоголю. Несмотря на все это, ей было больно смотреть на него сейчас. В какой-то момент ей показалось, что она увидела себя со стороны в те самые моменты отчаяния и внутренней горести старой себя; вспомнила, как каждое утро подходила к зеркалу и грубо цеплялась пальцами в «лишнюю» кожу на предплечьях; как яростно закрывала нос целой ладонью, лишь бы никогда его больше не видеть и мечтать вырезать его со своего лица кухонными ножницами; вспомнила, как ей было больно от того, что никто её не поддерживал в тот момент: Энди со своей группой были в туре, все друзья вокруг говорили, что она преувеличивает и с ней всё в порядке. Удивительно, как один человек способен поселить в нас столько сомнений.             — Кто-нибудь пригласил тебя в группу после ухода? — девушка смотрела на мужчину через костлявое оголённое плечо; он лишь недовольно мотнул головой. Перед глазами Джульет возникает незнакомый мужской силуэт, переговаривающийся с барменом, боясь упустить хоть словечко от Эшли, которого ей удалось хоть немного разговорить, она пересаживается на стул рядом с ним.             — После слухов об «изнасиловании» никто не хочет иметь со мной дело. Никому не нужен проблемный басист, из-за которого их группу отменят.             — Это да, сейчас с этим сложно, — песня сменилась, теперь помещение заполнилось медленной джазовой мелодией Королевы соула — Эми Уайнхаус, её голос узнаешь ото всюду. «Ты считал меня пламенем, любовь — игра на выбывание». — Я могу позвать тебя, кстати, мы ищем нового басиста, а ты… хороший… басист.             — Найдите лучшего! — мужчина повышает тон голоса, придавая словам торжественности, и наконец растягивает губы. — Я неудачник, всё идёт не по тому пути, который я загадывал, — осознанные инстинктивные кивки головой и опущенный взгляд; он разглядывал дно пустого стакана.             — Это жизнь, Эш, здесь так принято. Я тоже думала, что неудачница: у меня был сингл и альбом как соло-артиста, но аудитория меня ненавидела только потому, что я встречаюсь с Энди.             Диалог приостановился, Джульет почувствовала внутреннее жжение в груди, то ли от того, что сказанные ею самой слова всё ещё задевали, то ли от того, что в организме недостаток алкоголя. Легкий стук ладони о барную стойку заставляет бармена обратить внимание, через минуту перед девушкой стоял стакан с виски и ещё через минуту второй бокал мартини. Мужчина просит бармена плеснуть ему «его» напитка.             — Знаешь почему я не там? — она указывает пальцем на входную дверь, имея ввиду клуб напротив, — я так, блять, устала от того, в кого он превратился. Наобещал всего и сразу, а затем утонул в работе, — манерно отпивает прозрачную жидкость, затем добавляет: стал тем, кем обещал, что никогда не будет.             — Знакомо, — Эшли одобрительно кивает, выпивая уже, должно быть, пятый стакан виски. — Проходили.             — Давно хотел спросить, — спустя время начинает уже весёлый Эшли, — что значит татуировка у него на груди. «D&D».             — Хотела бы я знать, — съедает оливки из бокала, улыбаясь. — Если бы ты только знал, как я ненавижу Бэтмена на его шее, это же просто жуть! Я готова содрать кожу, лишь бы её не видеть, — она слегка пьяна, но всё же раздражительна и ненавистна.             — Если бы ты только знала, как я люблю тебя, когда ты злишься! — Парди пьян вдрызг и практически лежит на барной стойке.             — Но как назло, его эрогенная зона именно в том месте, почему ты думаешь он сделал её именно там, — Джульет предпочла игнорировать слова парня, она была плоха во флирте.             Из потолочных колонок послышались звуки знакомой поп-песни с до слез в глазах знакомым голосом. «Татуировки на шее и татуировки на руках, О, как вы не тонете под этим дождём?».             — Господи, и тут он! — Джульет едва разозлилась, закатив глаза.             — Никуда от него не деться! — Парди широко заговорщически улыбается, близко склоняя голову к плечу Джульет, словно они были двумя подружками и главными сучками в школе, пускающие слухи обо всех вокруг; он конечно пьян настолько, что едва стоит на ногах, однако в словах ощущалась та серьёзность, которой ему не хватало в трезвом виде. — Потанцевать не хочешь? — Эшли встаёт из-за барной стойки, протягивая руку Джульет, словно он был героем романа Джейн Остин; Симмс сомневается, всматриваясь в лицо мужчины прищуренными глазами; залпом осушает стакан с виски и поддаётся.             Джульет охватывает правой рукой широкую мужскую спину, левую сплетает с его ладонью. Интенсивно размахивая сплетёнными руками, они медленно ходят по кругу, что-то обсуждая. В таком тесном помещении теперь было много места, места для них двоих, казалось, что никого рядом больше нет, они существуют в этом моменте друг для друга. Люди, которые в прошлом были посредственными врагами, теперь смеются и кружатся в танце. Они не друзья, они не любовники, они просто люди, которые встретились в сраные периоды их жизни.

«Мы не должны говорить, мы не обязаны танцевать, нам не обязательно улыбаться, мы не обязаны быть друзьями. Так приятно с Вами познакомиться, надеюсь, мы больше не увидимся!»

            Музыка заканчивается, их руки резко ослабевают, а головы опущены с застывшими на губах лёгкими улыбками. Слышится приближающееся шорканье — это бармен, он просит их уйти, так как бар закрывается. Джульет и Эшли были настолько заняты друг другом, что не заметили, как пространство вокруг опустело. Они выходят из бара опираясь друг на друга, не пейте алкоголь, это вредит вашему здоровью и превращает вестибулярный аппарат в лепёшку. Они счастливы в этом моменте просто потому, что они сделали всё то, что было для них таким важным: столкнулись друг с другом лицом к лицу. Они счастливы, потому что больше никогда не увидятся.