Стереть, нельзя исправить

             Дин бесшумно встает с кровати и быстро одевается. В комнате полумрак, но видеть Кастиэля, который спит, разметав руки в разные стороны, он не мешает. Дин сжимает губы. Проведенная вместе ночь могла бы, наверное, стать чем-то прекрасным, но стала последней каплей.              Дин до сих пор слабо верит, что он просто предложил, а Кас просто согласился, выгнал орду девушек, готовящихся к вечерней оргии, и сбросил с себя одежду. Их границы нормальности давно сдвинуты, но до сегодняшней ночи Дин считал, что у них еще есть пределы падения. Очевидно, нет. Его привело отчаяние. Касу, как и всегда закинувшемуся колесами, просто было все равно, девушки или он.              Дверь не скрипит, когда Дин покидает дом. Ночной воздух бодрит. До лагеря совсем недалеко, и сейчас там точно никого нет. Дежурить этой ночью он вызвался сам. Дин быстро идет к штабу и окончательно принимает решение. Ему уже ничего не исправить в своем настоящем. Но он может исправить это настоящее.              Какая-нибудь ведьма сильно пригодилась бы. Но такой роскоши в разваливающемся мире, населенном преимущественно кротами, ему не полагается. Дин зажигает свет, достает из тайника в стене недавно найденные записи о ритуале и раскладывает их на рабочем столе.              Мысль о Сэме больно колется. Дин знает, что брат бы справился с ритуалом наверняка, а сам он может облажаться на раз-два. Но брата у него больше нет. Он уже несколько лет сосуд Люцифера, а это значит, что он мертв или все равно что мертв.              Дин идет к шкафу и достает нужные для ритуала ингредиенты. Он собирал их последние пару недель. Достать некоторые из них было по-настоящему сложно. Теперь пришло время не дать собственным стараниям пропасть зря.              Приготовления строго по инструкции занимают уйму времени. Но все конечно. Дин замирает, когда остается только прочесть заклинание. Он испытывает смешанные чувства. Его визит в прошлое — это дорога в один конец. Предупредив самого себя, он изменит ход дальнейших событий и перестанет существовать. Дин это понимает.              Угасающая надежда на что-то абстрактно лучшее щемит внутри и требует вытряхнуть из пиалы ее содержимое, сжечь листы с ритуалом и забыть все как страшный сон. Дин на миг даже хочет поддаться. Он знает, что может сделать вид, что сегодняшней ночи не было. Кас только посмеется и вернется к своим дамам. Он может продолжить искать Люцифера и верить, что сможет его убить.              Дин прокашливается, хватает лист со стола и начинает читать мудреные слова на латыни, стараясь проговаривать их как можно четче. Он не силен в языке до сих пор, но когда земля словно уходит из-под ног, он понимает, что его познаний оказалось достаточно.              Это непохоже на перемещения во времени, когда их устраивали ангелы. С тех забытых времен Дин помнит только то, что был в одном месте, а приходил в себя совершенно в другом. Сейчас все внутренности странно скручивает, а перед глазами бешено вращается странный туман, из которого иногда выстреливают яркие всполохи.              На грязный асфальт его выбрасывает резко. Дин вскакивает на ноги, осматривается и кивает сам себе. Место и время те, в которые он и пытался вернуться. Он стоит в двух шагах от переулка, где когда-то Кастиэль избил его, помешав дать согласие Михаилу.              Дин находит взглядом ближайшую стену, достает из кармана нож и режет ладонь. У него нет времени думать. Кастиэль будет избивать другого его еще от силы с полминуты, а после улетит с ним. Дин отточенными движениями рисует на стене изгоняющий ангелов символ и окликает Кастиэля, как только заканчивает:              — Эй, Кас.              Тот оборачивается сразу. Он явно удивлен. Момент растерянности стоит ему всего: Дин бьет ладонью по символу и не жмурится, когда Кастиэль с криком исчезает в яркой вспышке света. Дин из этого времени, который уже изрядно избит, с трудом поднимается на ноги, таращит заплывающие глаза и открывает рот.              — Ты кто, к черту, такой? — хрипло и немного невнятно выдает он.              — Тот, кем тебе лучше бы не становится. Делай, что собирался.              Объясняться, рассказывать, как мир захватили кроты, а Сэм сгинул, став постоянным сосудом Люцифера, до отвращения не хочется. Дин и не собирается. Он сверлит взглядом младшую версию себя и почти доходит до того, что ему проще помолиться Захарии или сразу Михаилу самому, чем разжевывать, что и к чему.              — Кас напугал того проповедника до усрачки. Он по-любому уже свалил, — напряженно говорит его копия.              — И зачем он тебе? — резко спрашивает Дин и чувствует слабое удивление, что расспросы так и не начались. — Молись сразу Михаилу, и дело с концом. Поверь, сейчас, пока еще не поздно, он оторвет свою пернатую задницу от небесного трона и примчится к своему истинному сосуду, который образумился и сам его зовет.              Его копия колеблется, но только пару секунд. Дин пытается вспомнить, что он сам чувствовал в этот момент, но это было слишком давно. Кажется, отчаяние. Дин этого времени молится. Его разбитые губы почти не шевелятся, но вся его напряженная поза и прикрытые глаза говорят об этом.              Раскат грома раздается меньше, чем через минуту. Над их головами сверкают молнии, а вокруг поднимается сильный ветер. Гром гремит снова, и электричество в зоне видимости отрубается. Дин чувствует в теле странную легкость и опускает взгляд на свои ноги, которые вдруг не держат. Они исчезают на глазах.              Страха нет. Только надежда на освобождение и горечь. Появления Михаила Дин уже не видит, но последней мыслью надеется, что своим поступком он изменил будущее не к худшему, а к лучшему. А потом остается только ласковая и исполненная спокойствия тьма.