«Цирк смерти.»
Заголовки газет пестрили кричащим названием из строгих букв печатной машинки. Юный автор статьи, что долгие годы пытался донести до людей и власти ужасающую правду о цирке в небольшом городке — в нескольких десятках километров от столицы, смог добиться справедливости. За яркими и чудоковатыми шоу прятались жестокость и смерти, разврат и ненависть к артистам. Никто ранее не желал слушать простого помощника журналиста, не желал открыть глаза на правду. Лишь спустя годы, когда тот самый юный помощник выбился в свет, завоевав доверие людей своими статьями, к нему прислушались и взглянули в сторону большого и красочного шатра, который должен был дарить веселье.«Печальная гибель артиста на глазах у публики. Шпрехшталмейстер сокрыл правду, продолжив шоу.»
Газеты, что раздавали на каждом углу, заставляли людские сердца трепетать, а гнев разгорался в их душах неконтролируемым пожаром.«Трюк, что стал смертельным и разбил мечты одного человека.»
Ранее никому не известный журналист, что был простым помощником, осветил лучом циркового прожектора это событие. Волна возмущения прокатилась по всему городу. Целые толпы собрались у яркого шатра, требовали выдать шпрехшталмейстера народу, отдать его под суд. Многие желали ему смерти, осуждали за отвратительное отношение к артистам и бойкотировали выступления. На глазах у сотни людей разваливался удивительный мир представлений и вновь за кулисами страдали бедные артисты, что остались без своего заработка, лишились крова и пропитания. Они были выгнаны стадом на улицу, а мучителя их за волосы таскали по площади. У артистов не было сожаления и сочувствия к нему, лишь восторг от сей картины, но в сердцах у многих разгоралась ненависть к тому, кто отнял у них «дом», что состоял из страданий и унижений. Им некуда было идти, негде укрыться. И в один день чаша терпения оказалась переполнена. Недовольство выросло так сильно, что бывшие артисты цирка, которые так и не смогли найти новую работу, решились прийти к автору статьи. Каэдэхара Кадзуха — совсем юный журналист, что набирался опыта у своего наставника, глядя на его работы. Он вертелся хвостиком за ним, помогая собирать информацию, обобщать её и превращать в статьи для газет. Именно при нём случилась та трагедия под куполом шатра, несколько лет назад. И именно он все эти года по крупицам собирал доказательства ужасных свершений в красочном цирке, что оказался залит кровью. Через все невзгоды он сумел опубликовать свою статью, через неудачи и провалы, через критику, взлёты и падения. Он с каждым разом завоёвывал чужое внимание, первые страницы газет и занимал самые важные выпуски. Из простого помощника в почитаемого журналиста.«Лишённый любви, загнанный в угол.»
Каждую строчку было трудно писать, даже больно. Руки тряслись при написании рукописи, вереница из букв то и дело соскальзывала с ровной разметки на листе. Стол был уляпан чернилами, бумаги разбросаны по небольшой комнатушке. Простыни на мягкой постели смяты, белоснежные рубахи более не так чисты. Каждый день приносил всё больше боли, лихорадка поглощала его, утягивая в пучину страданий. Но Кадзуха не сдавался. Брал в руки перьевую ручку, макая её в чернила, и продолжал писать. До красных глаз, до кашля, что заставлял задыхаться. Не мог он отступить, отказаться от правды. Допишет, отдаст в издательство и тогда отдохнёт. Уйдёт на покой, отложит перо с бумагой, закроет глаза. И встретится с тем, кого полюбил когда-то.«Деньги дороже чужой жизни.»
В тот знаменательный день, когда газета с кричащим заголовком оказалась на каждой улице города, Кадзуха впервые улыбнулся за долгое время. Его взгляд уставший смотрит на каждую строчку. Сердцу больше не больно, душу не колит обида и злость. Правда вышла наружу, открывая глаза другим людям. Каэдэхара устал, дрожащие пальцы его неспособны держать даже газетную бумагу. Дышать с каждым днём становилось труднее, глаза видели хуже, в голове звенело. Словно его кто-то звал.Неистово хотелось спать. Тело отказывалось двигаться на перине, одеяло не давало подняться.
Удары в дверь не были ему слышны, не видел он, как разъярённые люди врываются в комнатушку. Найти журналиста не составляет труда, но глаза его закрыты, а рука тряпкой свисает с постели.«Десятки жизней были и будут разрушены, но мир обязан увидеть правду.»
Несколько лет назад. Времена, когда Каэдэхара Кадзуха никому не был известен.
Паровая машина тихим ходом катилась дальше от города. Дороги здесь были гораздо хуже, большие грязевые ямы, колеи заполнены водой. Дорогое удовольствие иметь машину в это время, но главный журналист популярной газеты не жалел денег на транспорт. Заплатил сполна за сопровождение в небольшой городок, что расположился совсем недалеко от столицы. Он желал первым запечатлеть новую программу прославленного цирка и вновь попасть на первые страницы всех газет. — Я уже вижу эти заголовки, — наставник Кадзухи проводит раскрытой ладонью перед собой, мечтательно глядя вперёд. — «Чудеса на арене цирка.» Юный Каэдэхара только поспевает записывать все идеи, что накидывал ему мужчина. Каждая страничка подаренной записной книжки была расписана новыми названиями, пунктами будущей статьи. Кадзуха старался, молча наблюдал, дабы стать таким же хорошим журналистом, как и его наставник. По приезде в небольшой городишко, сумки их оставляют на лестнице гостиницы. Два номера, что забронированы больше чем на два месяца. Зачем же так долго?«— Мы должны рассмотреть каждую деталь в выступлениях, — гордо заявил наставник, трясся кипой билетов в своей руке. — Мы посетим все представления!»
Окончательное решение, которое оградило их от столицы на долгое время. От семьи, друзей и близких, от привычного распорядка дня. Теперь они должны наблюдать, записывать каждую мелочь и даже снимать на дорогой аппарат, что появился совсем недавно. План работы строго расписан по дням: сходить к самому шатру, расспросить у местных жителей про цирк и может даже встретиться с артистами до выступлений. В юном Кадзухе энергия била ключом. Он был готов работать без отдыха, рассматривать диковинки города, чудаковатые вывески и яркие флажки, что висели на зданиях и фонарных столбах, сплетни записывать карандашиком в сою записную книжку, попивая чай в каком-нибудь скромном заведении. В нём огоньком загоралась цель всё больше и больше. Даже в номере отеля, при тусклом свете настольной лампы, юнец умудрялся до поздней ночи зачёркивать написанные строчки и сочинять их каждый раз вновь и вновь, стремясь к идеалу. Где-то в его душе ещё жила мечта о первой личной статье, что захватит сердца людей. Первое шоу подкралось столь стремительно, что после приезда иногородних журналистов прошло несколько дней. Толпа народа собралась перед ярким шатром, который горел разноцветными лампочками, в предвкушении от грядущего шоу. Клоуны с красными носами проверяли входные билетики, неровно отрывая бесцветные края. Артисты улыбались натянуто, фальшиво. Кадзуха заметил это сразу, как только подал блеклую бумажку с черно-белым рисунком. Становилось неудобно под пристальными взглядами разукрашенных лиц. Оказавшись внутри, чудилось, что всё это сказка, необъятная красота. Сотни красок смешались в одну картину вызывая восторг в удивлённых глазах. По привычке молодой человек достаёт свою записную книжку и карандаш, стараясь успеть записать первое впечатление об увиденном, но проходящие мимо зрители сетовали на мальчишку, что так неудобно встал в проходе и даже толкали его плечом. В какой-то момент карандаш соскользнул в плавной веренице письма и оставил жирный прочерк на всю страницу. Кадзухе ничего не остаётся, кроме как закрыть книжку и поспешить за наставником, разочарованно вздыхая. Яркая мысль для статьи плавно ускользнула из его головы. Протискиваясь между разодетыми телами, что пытались найти свои места, Каэдэхара старался вглядеться в цифры на сидениях. Четвертое кресло на четвёртом ряду… Дурной знак*. Нехотя устроившись в жёстком и неудобном кресле, светловолосый вновь возвращается к записям. Старается подобрать правильные слова и воплотить их на бумаге. Юнец даже не сразу замечает, как на главной арене цирка заплясали цветные лучи света. — Запоминай и зрение не порти, — мужчина, что уселся рядом, толкает подручного в плечо. Он сам сидел без блокнотов и карандашей, а взгляд его был устремлён на «сцену». — Ты должен уметь передавать словами увиденное спустя какое-то время. Спорить с этим было невозможно и Кадзуха послушно укладывает карандаш между станиц своей записной книжки и закрывает её, зажимая между коленей. Представление должно было начаться с минуты на минуту. И вот, когда цветные лучи сошлись в одной точке, а всю арену заполнил дым, загадочный силуэт в цилиндре мутно показался прямо в центре. Это был шпрехшталмейстер. Высокий, тучный мужчина, что за своей широкой спиной мог закрыть несколько людей одновременно. — Леди и джентльмены, дамы и господа! — его громогласный голос отозвался эхом в каждом уголке цирка. — Добро пожаловать в наш красочный шатёр, где вы сегодня увидите самые настоящие чудеса! — его фальшивая улыбка раздражала. — Акробаты, силачи, клоуны и мимики! Но главной изюминкой сего представления станет он один! Из года в год вы видите его опасные трюки и вздыхаете при их исполнении! — громкая речь подогревала интерес зрителей к тому, что совсем скоро будет происходить на сцене. — «Мальчик без костей»! Каэдэхара слегка смутился от такого прозвища человека. Мальчишка был из обеспеченной семьи, да и сам образован. Он прекрасно знал, что человек не может прожить совсем без костей. Вероятно, что оратор имел в виду очень гибкого человека, что поразит их своей ловкостью. В ярких, почти слепящих, искусственных лучах света, шпрехшталмейстер исчезает словно фокусник. Публика удивлённо ахает, некоторые даже привстают со своих мест, но прожектора устремляются под самый купол, где уже виднелось несколько артистов. Акробаты, что рискуют своими здоровьем и жизнью ради шоу. Опасные трюки, воздушные и невероятные, лёгкие словно они птичьи перья. Их грация поражала, заставляя зрителей неотрывно следить за каждым, даже малейшим действием. Прыжок за прыжком, смерть дышала артистам прямо в затылок, но всякий раз они успевали ухватиться за руку напарников и улизнуть от черного плаща с косой. Но шоу не заканчивалось на одних воздушных артистах. Барабанная дробь заполняет весь шатёр, музыка сменяет настроение и обстановку в целом. Разукрашенные люди с красными носами выезжают на чудаковатых велосипедах, балансируя и жонглируя одновременно. Вечно веселые клоуны в своём гриме и с фальшивыми улыбками выглядели пугающе. Кадзуха узнает одного человека, что проверял билеты на входе. Его глаза не горели страстью к делу, были не удовлетворены тем, что сейчас делают на сцене. Глаза — отражения души человека. Будущий журналист не может сдержать себя и вновь подхватывает блокнот. Его пальцы уверенно сжимают карандаш под строгим взглядом наставника, но юноша и не думает остановиться. На желтоватых страничках появляется небольшой рисунок, того самого клоуна, чьи глаза были лишены искры. А рядом строчки.«За красным носом и широкой улыбкой скрывается нечто тёмное и холодное. Клоуны, как мы привыкли думать, не столь радостны и веселы. Их глаза — настоящее отношение к цирковому делу. Это лишь заработок, который стёр искру искренности.»
Как же тогда ошибался юный Каэдэхара.
Выступления шли друг за другом одной целой вереницей праздника и веселья. Никто даже не подозревал, как сильно уставали люди, что плясали и развлекали зрителей. Но остановиться они не могли, не могли вдохнуть нормально, готовясь к новому выходу. Под громкие аплодисменты приезжих и местных, артисты склоняют головы, пряча усталость на своих лица, но распрямившись, вновь натягивали улыбки до ушей. Это был конец представления, но оставался лишь один номер, о котором почти успели забыть, глядя на эту какофонию красок. Свет в шатре гасят на несколько минут, наступает полная тишина и лишь редкие разговоры и лязг металла слышатся в помещении. И вдруг заиграла музыка, что волнами накатывала тревогу на зрителей. Слабый прожектор устремляется ввысь, под самый купол, где на металлической жерди, на маленькой жёрдочке, словно птичка, худая фигура сидела. Нет, он держался рукой за единственную опору.Мальчик без костей.
Без сомнений это был он. Стройный, гибкий, изящный. Под обтягивающим чёрно-серебристом костюмом перекатывались мышцы. Было видно, что это не хрупкий и беззащитный юнец, а достаточно сильный и ловкий молодой человек. В один миг он меняет положение своего тела под музыку, вытягивается по струнке вниз головой. Ноги строго держатся вместе, носки вытянуты, руки до предела напряжены. Совсем недолго он пробыл в таком положении и после, словно змея, стал спускаться, на одну жёрдочку, упираясь в нижнюю ногой. Таких узких ступенек было полно на металлическом шесте. Какие-то были чуть крупнее по площади, некоторые и вовсе узкими как палочки. Движения юноши под куполом завораживали. Он словно змей искуситель притягивал к себе посторонние взгляды, заставляя зрителей удивлённо разинуть рты. Он с удивительной ловкостью переступал с опоры на опору, выгибался так, как простому человеку не выгнуться. Его волосы средней длины тёмными прядями спадали то на лицо, то открывали чистый лоб. В какой-то момент Кадзухе даже показалось, что при свете прожекторов блеснули аметистовые глаза. Это было столь прекрасно, что никто даже не заметил, как юноша оказался у самого пола арены. Он, изгибаясь, висел вниз головой, держа опору частями тела на перекладинах. Музыка замирает вместе с ним и спустя пару секунд, быстрая дробь барабанов сопровождает стремительный подъём юноши по опорам. Оказавшись на самой вершине, тревожная музыка переросла в торжественную и лучи прожекторов в последний раз осветили артиста под куполом и вернулись к главной сцене, где уже собралась вся цирковая трупа. Овации захлестнули весь шатёр. Зрители рукоплескали, восхищённо и истошно кричали от восторга, благодарили артистов. На поклон вышел каждый артист и даже тот юноша, что завершал представление. Его поклон был изящным, как и все движения там, наверху. — Встретимся на следующей неделе! — тучный мужчина улыбается в то время, как его рука падает на голову рядом стоящего клоуна. Мало кто мог заметить, как толстые пальцы сжимают цветной парик на голове, и вся рука начинает давить на голову, заставляя склонить её перед зрителями. Для Кадзухи это показалось странным. Зачем же так давить на человека, что совсем недавно кланялся народу? В груди заседает чувство тревоги, которое всё глубже проникало в душу, обволакивая своими мерзкими щупальцами все внутренности. — Поднимайся, — рядом, прямо на ухо, шепчет наставник и подбадривающее хлопает по спине. — Мы обязаны взять интервью у одного из артистов или у шпрехшталмейстера! Просто обязаны! Светловолосый согласно кивает и спускается по ступенькам деревянных трибун следом за журналистом. Желание познать, узреть своими глазами работу профессионала, росло с каждым днём. И Кадзуха не устанет повторяться, что желает стать таким же как наставник — смелым, наблюдательным, в какой-то мере поэтичным и настойчивым. Многообразие красок тухнет на глазах, стоит им выйти за пределы шатра. Серость и сырость окутали их, оставляя праздник за спинами. Не осталось того веселья, что было ранее. Тревога, недоверие и подозрительность — всё разом обрушилось на плечи. — Подожди меня где-нибудь поблизости, — мужчина вытаскивает письменные принадлежности, бумажку в твёрдой обложке, что подтвердит его род деятельности и вручает сумку мальчишке. — А как же я? — Кадзуха с некой обидой смотрит на наставника и стискивает пальцами жесткую ткань. — Я всё расскажу тебе в мельчайших подробностях, мой хороший! — мужчина подмигивает с азартом в глазах. — Надо делать всё быстро! И с такими словами, с таким заявлением, наставник уходит, покидает мальчишку, оставляя его без работы. А у Кадзухи и выбора нет. Перечить старшим — дело гиблое, позорное. Молодой человек с некой досадой смотрит вслед убегающего наставника и прижимает к груди сумку с другими бумагами и записями, которые всегда с собой носил мужчина. Неизвестно сколько ему придется подождать и Кадзуха взглядом начинает искать местечко, где можно присесть. В глаза бросается один единственный деревянный ящик, на вид достаточно крепкий, около кирпичной кладки и других коробок циркачей. Присев на выбранный ящик, Кадзуха достал свой блокнотик, карандаш и начал записывать всё то, что видел сегодня. Он старался передать все увиденное так, чтобы читатель тоже прочувствовал, представил всё выступление. Грифель чёркал по бумаге, слова так и струились за ним, складывались в предложения. — А что мы тут делаем? — юношеский голос возникает рядом совсем неожиданно, что Кадзуха даже резко захлопывает блокнот, смазывая мягкий карандаш. Стоит повернуться в сторону голоса, как будущий журналист видит перед собой темные волосы, хитрый прищур васильковых глаз и чёрно-серебристый костюм, что обтягивал тело. В этом молодом человеке Кадзуха сразу же узнает акробата, что выступал последним. «Мальчик без костей». Вблизи он выглядел ещё прекрасней и изящней чем на арене цирка. — Простите, я тут, — светловолосый начинает оправдываться. Пытается найти объяснение тому, что он забыл рядом с вещами циркачей. — Наставника ждёшь? — акробат заинтересованно склоняет голову в бок и продолжает наблюдать за реакцией Каэдэхары. — Я видел, как он просил хозяина дать интервью. Ты тоже пишешь? Можешь прочитать свои заметки? Кадзуха уже хочет протянуть блокнот незнакомцу, но тот отказывается, не говоря причины и у будущего журналиста не остаётся выбора кроме как начать зачитывать строки, что он успел набросать. Сначала о красочности, яркости шатра, об восторге от выступлений, а под конец… о своих подозрениях, которые были вызваны поведением шпрехшталмейстера. Темноволосый задумчиво поглаживает пальцами подбородок, а после одобрительно кивает. — А ты наблюдательный. Не ослеплён красивой обёрткой, — акробат ловко спрыгивает на землю в своих чешках, умело приземляется и встаёт прямо перед парнишкой. — Меня зовут Куникудзуши, а тебя? — Кадзуха, — белобрысый неловко жмёт протянутую руку новому знакомому. — Ой, всё, мне идти пора, — как только вдали заслушались чужие голоса, Куникудзуши одёргивает руку и подмигнув, убегает прочь, стараясь не попасться на глаза другим. Так они и познакомились. Мальчишка, что вытворял опасные трюки под самым куполом без страховки и юный писатель, что мечтал выпустить собственную статью, что прогремит хотя бы на целый город.И в тёмную ночь, при одном лишь свете лампы, новые строки не прекращали появляться. Слова лились так плавно, так живо, что трудно было поспевать за мыслями собственными. Пускай он не будет спать, пускай уставшим выглядеть будет, но доведёт работу до конца. Покажет наставнику, одобрение получит, а может даже подозрениями поделится. Не стоит врать, утаивать, напрямую надо говорить. И Кадзуха, что одержим мечтой, будет напролом идти.
Каждый день в этом небольшом городке, что славился цирком, был обычным, скучным, хмурым. Не было здесь веселья другого кроме шатра красочного, окутанного тайнами. Хотелось заглянуть за кулисы, лично узреть то, что происходит за ними, но не было возможности попасть туда. С тем артистом Кадзуха более не виделся, хотя ощущал на себе внимательный взор каждый раз, когда приходил к шатру. С Куникудзуши было желание поговорить, больше узнать о жизни в цирке, но возможности не было до следующего выступления. В день очередного представления, когда народ вновь толпился около входа, Кадзуха улизнул от наставника, ненадолго забегая к тем самым коробкам и ящикам. Там никого не было, все готовились к своим номерам. Разочарование окутало молодого человека, и он уже собирался уходить, вернуться к мужчине, но знакомый голос окликнул его в последний момент. — Пришёл всё-таки, — Куникудзуши, в своём привычном костюме, выглядывал из-за плотной ткани шатра, где был проход для артистов. — Хочешь быстро глянуть, что у нас тут да как? Пока шпрехшталмейстер не видит. Каэдехара соглашается сразу и чуть ли не бежит за темноволосым. Стоило ему ступить в шатёр, с другой стороны, которую не видят зрители, как моментально попал в суматоху. Каждый суетился, готовился к выходу и своему выступлению. Дух захватывало от увиденного. Куникудзуши манит пальцем за собой, ведёт немного дальше, к небольшой гримёрке и показывает, что да как у них устроено, но не забывает оглядываться по сторонам, выискивая взглядом хозяина цирка. «Мальчик без костей» чего-то опасался и это было видно. — Знакомься, — Зуши кивает в сторону высокого и худощавого мужчины, что белил своё лицо пудрой. — Наш главный мимик! Сегодня его первое выступление в сезоне. Мимик почтительно склоняет голову и начинает складывать пальцы в разные жесты, обращая их к своему коллеге. Губы его беспомощно то отрывались, то закрывались, а из горла не вылетало ни звука. Немой. — Он говорит, что хочет прочитать вашу статью, — Куникудзуши вглядывается в жесты и немного трет затылок, пытаясь удостовериться, что всё правильно понял. — Если там будет написана правда. — Правда? — с лица Кадзухи пропадает улыбка. Его подозрения о насилии в этом месте только укрепляются, ведь не видел языка, когда мимик по привычке открывал рот. — Какая правда? И тут, словно гром среди ясного неба, раздается мощный голос, что криком призывает всех собраться. Акробат вскакивает со своего места, толкает юношу к выходу и прикладывает палец к губам.«Молчи»
Когда темноволосый скрылся, Кадзуха поспешил на трибуны, к наставнику. Парень всё также отсчитывал ряды, согласно билету, вновь четвертый, но придя к условленному месту, обращает внимание на пол, где были написаны цифры. Четверки, обозначающей ряд, уже не было. Может ему показалось, может и вовсе почудилось ранее, но её не было. А на неудобном кресле, на котором он сидел в прошлый раз, дурное обозначение осталось. И вновь красочность заполонила весь цирк. Вновь веселье нахлынуло на зрителей волной. Что может быть лучше яркого представления в пасмурные дни? Люди ослеплены этой радостью, не видят страданий, мучений за кулисами шатра, изнанку не видят. Сердце Кадзухи каждый раз непроизвольно сжималось, когда он вспоминал сжатые волосы парика, отсутствие языка у мимика. Но вместе с этим дыхание юноши замирало, стоило узреть фееричные кульбиты и трюки, что исполняли артисты. Каэдэхара тоже был ослеплён софитами цирка, этим блеском, но столь слаба была идеальная обёртка, что рвалась прямо на глазах. Он отказывался верить во всю эту идеальность, цеплялся взглядом за каждое действие, что мог увидеть.«Здесь нет животных. Люди ими и являются.»
С каждой встречей с Куникудзуши, юный журналист в этом всё больше убеждался.
Они болтали в свободное время, в небольшом дворике отеля, в котором проживали столичные гости. Кадзуха всякий раз таскал кружки с горячим чаем из буфета, угощая акробата, когда они устраивались под деревом, на небольшой скамеечке. Рассказы темноволосого были о всяком — о секретах фокусов, о том, как порой страшно выступать без страховки, под самым куполом. Но акробат всё никак не решался поведать о тайнах закулисья, что происходило там и как они жили. И Кадзуха понимал. Не пытался вытащить слова щипцами, вслушивался в каждое произнесённое слово и не отвлекался на свой любимый блокнот. Каэдэхара попросту пытался запоминать услышанное и уже под вечер, даже ночью, записывал всё. Так прошёл первый месяц. За это время, светловолосый понял, что яркие флажки, которые их встретили, когда они только приехали, были столь редки, что находились только неподалёку от цирка. Самих артистов практически невозможно было встретить где-то в городе, кроме самих представлений. Только в редкий раз, запуганные и одинокие, они появлялись на улицах, озираясь по сторонам и молясь, скрывались от чужих глаз. Кадзуха видел, как они боялись, лишний раз ни с кем не болтали. Это наводило на мысль о том, что их держали в страхе, не давали свободы и издевались. Вспомнить только того мима, что был лишён языка. При одних мыслях о таком жестоком обращении, у Кадзухи учащался пульс, а дышать становилось затруднительно. — Привет, — сладко тянет темноволосый при их следующей встрече. Он всё также улыбался с хитрым прищуром, склоняет голову в бок, болтая ногами, сидя на скамье дворика. — Может это прозвучит странно, но научи меня писать. Юноша впервые попросил юного писателя о чём-то. В его глазах был интерес, желание познать что-то новое и Кадзуха понимал его стремление. Светловолосый мягко улыбается и присаживается рядом, и открывает блокнот на тех страницах, что ещё не были усеяны грифельными строчками. Каэдэхара быстро чёркает весь алфавит на разных строчках и протягивает предмет для письма. Когда же деревянная основа была взята темноволосым, Каэдэхара мягко накрывает своей рукой чужую, показывает, как правильно держать карандаш. Куникудзуши слегка смутился от такой близости, но внимательно стал следить за каждым движением, положением руки. Особенно тщательно он наблюдал за тем, как грифель оставлял след на бумаге, который превращался в буквы. За такими уроками прошло больше недели. Они виделись вечерами, всё в том же дворике. Акробат болтал без умолку, рассказывал о тренировках, о том, каких успехов смог достичь в написании букв. Юноша даже показал Кадзухе то, что может начёркать карандашом на бумаге. Кривые буквы медленно, но верно, появлялись на листе и Каэдэхара довольно улыбался, глядя на работу Куникудзуши. Эта улыбка была скромной, почти незаметной, но акробат успел поймать её взглядом, прежде чем она исчезнет с лица юного писателя. — У тебя красивая улыбка, — «мальчик без костей» слегка усмехается, передавая записную книжку обратно владельцу. — Ладно, мне пора идти. Хозяин скоро вернётся. — Подожди! — Кадзуха успевает поймать молодого человека за руку, пока тот не ушёл. — Почему ты называешь владельца цирка хозяином? — Шпрехшталмейстер и есть владелец нашего шатра, — Куникудзуши поджал губы поняв, что сказал недозволенное. — Я пойду. Мне к выступлению надо готовиться. И с этими словами его рука легко выскальзывает из плена пальцев, и сам юноша уходит быстро-быстро, исчезает из уютного дворика и скрывается среди домов. Каэдэхара тихо вздыхает и ещё раз смотрит на корявые буквы, что так усердно выводил Куникудзуши.«Его называли хозяином.»
Встречи проходили всё реже. Акробат всякий раз уходил от важных разговоров, переводил тему и уходил всё раньше, отмазываясь тем, что ему надо на репетиции. Кадзуха не сильно верил, но и не настаивал на том, чтобы ему всё рассказали. Без сомнений было интересно узнать подробности, чего же так боится Куникудзуши. Яркие представления не заканчивались. Они шли вереницей друг за другом, так часто и долго, что Кадзуха просто не успевал на них приходить. Наставник, конечно, посещал их, каждый раз наблюдая одно и тоже, но вот светловолосый предпочитал сидеть над уже имеющимся материалом, доводя его до конца. А когда шоу заканчивалось, наставник поднимался к себе в комнату, Каэдэхара выбирался на улицу и бежал через узкие улочки, прямиком к огромному шатру. В один из таких дней, когда Кадзуха вновь пришёл к цирку после выступления, молодой человек застал акробата около того же места, где они встретились впервые. Облегающий костюм для шоу, что стал уже привычным, не был таким же идеальным, как и раньше, а крупными ошмётками свисал с плеча, оголяя голую кожу, что была в крупных и рваных ранах. Тёмные волосы скрывали потухший взгляд и виднелись только подрагивающие губы. — Уходи, — шепчет Куникудзуши. Рот его искривляется ни то от злости, ни то от боли. — Просто исчезни. Кадзуха не понимал такой просьбы. Было видно, что молодому человеку больно, требуется помощь, но тот прогонял будущего журналиста, просил уйти, исчезнуть. Светловолосый слегка хмурится, подходит ближе, протягивает руку к израненному плечу, но не касается, всего лишь задерживает её на пару секунд и впивается пальцами в ладонь. Всего на пару секунд, а после и вовсе делает несколько уверенных шагов к темноволосому. — Нет, — твёрдо звучит голос Кадзухи. — Ты идёшь со мной. Это необходимо обработать. Куникудзуши не успевает возразить. Его предплечье слишком мягко обвивают пальцами и тихонько тянут за собой, в сторону гостиницы, где можно было спрятаться. Тёмноволосый нехотя плетётся за молодым человеком и даже не смотрит на него, просто не отводит взгляда от дороги, по которой они шли. Сотни плиточек, что были выложены на тротуаре, совсем скоро привели их к гостинице, в которой остановились столичные гости. Деревянные ступеньки помогают подняться на второй этаж, а не самые дорогие ковры на полу провожают до нужного номера. Дверь с тихим скрипом открывается и точно также закрывается, погружая коридор в привычную тишину, где не было более слышно шагов. Кадзуха стягивает обувь, наступая на пятки своих туфель и ведёт Куникудзуши дальше, вглубь комнаты, где стоял письменный стол и большая кровать с мягкой периной. — Подожди немного, — Каэдэхара легонько надавливает на здоровое плечо акробата, заставляя того присесть на постель. — Я сейчас! У меня в походной сумке была аптечка! Светловолосый суетится. Он нервничал, боялся навредить мальчишке, сделать ещё больнее. Вещи из сумки чуть ли не летят в разные стороны, но заветный свёрток ткани, в который было завёрнуто пару склянок и бинтов, находится достаточно быстро и Кадзуха возвращается к акробату. Ткань он быстро разворачивает, доставая баночку с простой надписью «Медицинский спирт» и чистый моток марли. — Это надо обработать, — Кадзуха выставляет всё необходимое на небольшом письменном столике и уходит за графином с питьевой водой. Руки он смачивает ею же, стараясь избавиться от уличной грязи. — За что тебя так? — тихо спрашивает Кадзуха, когда уже готов обработать чужие раны. — И кто? — Хозяин, — темноволосый шипит, когда марля, пропитанная чистой водой мягко касается красной, от ран, кожи. Засохшую в кровь ткань костюма размачивают, тихонько убирают её, стараясь ничего не содрать, но это всё равно выглядело больно. — Шпрехшталмейстер прознал про наши встречи и решил, что я сболтнул тебе что-то лишнее, — пальцы юноши сжимают покрывало до белых костяшек, стоило Каэдэхаре обработать места вокруг ран медицинским спиртом. С уст акробата срывается тихое и болезненное шипение. Словно кот, которого прохожий пнул на улице. — Наказание ждёт каждого, кто его ослушается. — За тебя не вступились? — Кадзуха тихо спрашивает, желая, чтобы его вопрос не услышали. — Всех неповинных, — словно заколдованный повторяет Куникудзуши. В его голосе не было сил. Только хрипотца, от криков ранее, слышалась в усталом говоре мальчишки. Плечи уже не дрожали от боли, спина была расслаблена и напряжения не ощущалось в этой скривлённой фигуре. Каэдэхара искренне сочувствовал артисту, что не мог найти защиты даже среди тех, с кем он работал столько лет. Его изящные руки, которые не были покрыты шрамами и мозолями, осторожно накладывают чистую повязку, дабы грязь не попала в раны. Удостоверившись, что вся работа сделана аккуратно, светловолосый убирает окровавленную марлю и вату, закрывает склянки, которые он использовал, возвращает всё на место, в сумку. Эта тишина, что повисла в комнате, давила своей тяжестью на плечи, голову, разум и душу, заставляя сутулиться и прятаться он внешнего мира. Никто не хотел заговорить первым. Куникудзуши обдумывал всё произошедшее, пытался придумать, что делать дальше. Кадзуха же боялся поднимать болезненную тему, искал внутри себя ответы на все вопросы, которые крутились в его голове. — Послушай. — Послушай. Одновременно глупо произносят молодые люди, вместе поворачиваясь друг к другу. В этой ситуации, на губах будущего журналиста появляется мягкая улыбка, а тихий смешок срывается с его губ. Каэдэхара уступает очередь в словах, желая выслушать акробата первым. Но стоило «Мальчику без костей» разомкнуть свои губы, как улыбка на лице столичного гостя мигом исчезла. — Расскажи людям правду, — всё ещё не смело шептал Куникудзуши, вновь отпустив взгляд в пол. — Я всё расскажу тебе. О том, что он за человек, как с нами обращаются и как мы живём, — тонкие губы сжимаются, ни то от физической, ни то от душевной боли. — Я могу попросить помощи у наставника. — Нет! — акробат перебивает юношу, резко дёргаясь и сразу же шипя от боли. — Ты сам должен. Без чужой помощи. Наставник твой — человек меркантильный. Как такой профессионал не сумел заметить то, что заметил его простой помощник? Я слышал, что шпрехшталмейстер прилично заплатил за положительную статью о цирке. Кадзуха не понимал, как его наставник, человек, что учил его несколько лет всем тонкостям будущей профессии. Было достаточно странно думать о том, чтобы утаивать что-то от этого мужчины, но Каэдэхара принимает важное решение. Он ничего не поведает старшему журналисту, укроет от него детали до выхода его статьи в столице. Светловолосый самостоятельно напишет о всех тайнах яркого шатра, разоблачит шпрехшталмейстера и откроет людям глаза на правду. На этом и договорились. Куникудзуши принялся рассказывать о том, что творилось по другую сторону цирка. Поведал о страшных делах хозяина и даже о том, что мим тот, с которым акробат познакомил юного писателя не так давно, был одним из самых болтливых участников трупы, пока ему не вырвали язык за лишние слова. Так день за днём. Они встречались в самых укромных уголках, которые только находили. Даже приходилось прятаться от местных, что в любой момент могли позвать хозяина, если увидят акробата с чужаком из столицы. Записная книжка Кадзухи теперь была полностью исписана и в конце оставался последний листок, который предназначался для неизвестных слов.Что никогда не будут произнесены вслух.
Наставник продолжал посещать представления, общался со шпрехшталмейстером и артистами, работал над своей статьёй так, словно от этого зависит чья-то жизнь. Или наполнение кошелька. Кадзуха же сбегал с шоу примерно на середине, не желая видеть отчаяние и боль в чужих глазах, что без всякой искры, через силу и ненависть, выполняли все указания. Юноша закрывался в номере, доставал чистые отдельные листы и принимался писать. Выкидывал рукописи, переделывал снова и снова, желая довести работу до идеала. В один из таких дней, когда Кадзуха сбежал с шоу, он второпях забыл запереть дверь своей комнаты и погрузился в собственные мысли так сильно, что не заметил пролетевшего времени и как в номер кто-то зашёл. Каэдэхара словно был в трансе, прокручивал всю информацию в своей голове, пытаясь достать из неё что-то ценное, важное, необходимое. А когда за его спиной появился наставник — было уже поздно. Мужчина вырывает листы из его рук, что пытались спрятать от чужих глаз текст, и смотрит, изучает всё то, что успел написать его ученик. — Да как ты смеешь писать подобную чушь за моей спиной?! — он трясёт драгоценными листами бумаги в воздухе и чуть ли не даёт ими же по светлой макушке. — Опозорить меня решил?! Кадзуха всё ещё пытается вырвать свои рукописи из крепких рук старшего, но его лишь грубо отпихивают и с серьезным тоном говорят, что мальчишке никогда не опубликовать свою статью и что мужчина просто не позволит ему стать известным, если тот хоть где-то заикнётся об этом материале. И это было провалом. Не для всей идеи, а лично для Каэдэхары. Он подвёл Куникудзуши, не сумел утаить все мысли и записи от наставника и сейчас, когда листы были у мужчины, тревога только больше расползалась внутри юноши. Благо, что записная книжка, которая всегда была при юном писателе, сейчас лежала в небольшой сумке, среди одежды, пары книг, своеобразной аптечки и письменных принадлежностей. Этот блокнот оставался последней надеждой, что хранила все воспоминания и эмоции.«Они хранят молчание не по своей воле. Их лишают возможности говорить.»
Куникудзуши понял, что его ждёт неминуемое наказание ещё в тот день, когда в зрительном зале он поймал взгляд светловолосого мальчишки из столицы, который был полон раскаяния, буквально молил о прощении. Куникудзуши понял этот взгляд сразу же, как только не заметил в тонких пальцах карандаш и блокнот, в котором постоянно велись записи. Неужели его наставник поймал юнца за писаниной, изъял рукописи? Беспорядочные мысли во время выступления отвлекали и «Мальчик без костей» ушёл в себя так сильно, что при выполнении очередного трюка оступился, неправильно поставил ногу на металлическую жердь и чуть не сорвался вниз, из-под самого купола. Ему этого не простят. Не простят и того, что может вскрыться. О, а шпрехшталмейстер узнает. Это было видно по мужчине, что сидел рядом. Решительный, серьезный. В его руках была стопка листов, не блокнот, на которых, Куникудзуши уверен, были строки составленные Каэдэхарой. С каждой секундой, которая приближала его к финалу шоу, становилось всё страшнее и страшнее. Некогда любимец хозяина, образцовый мальчик, что никогда не ошибается и просто послушный раб, работающий за еду и кров над головой. Куникудзуши становилось не просто страшно — его трясло от грядущей «беседы». Аплодисменты он даже не слышит. Просто ощущает на себе тяжёлый взгляд и скорое наказание за ошибки в выступлении. А там и недалеко и до самой настоящей расправы. Если, конечно, наставник Кадзухи придёт показывать текст подручного. С каждым шагом ближе к кулисам, темноволосый хотел сбежать. Его разум и сердце кричали об необходимости того, чтобы скрыться от посторонних глаз, забиться в дальний угол и зажать себе рот ладонью, дабы не проронить ни звука.В тот момент мальчишка даже не подозревал, что ему и правда останется только беззвучно хрипеть.
— Месье! — чужой голос раздается где-то рядом, и акробат поднимает голову. Понимает, что так ушёл в свои мысли, что даже не заметил, как оказался у заднего входа. Оказывается, шпрехшталмейстер всё это время тащил его за собой. — Позвольте с вами поговорить! Это был он — наставник Кадзухи. В руках его исписанные чернилами листы, сумки привычно нет на плече и юноши, который вечно таскался за ним хвостиком, тоже рядом не было. — Ваш артист пытался вас оклеветать! — напыщенно восклицает журналист, протягивая рукописи главному ведущему и по совместительству директору цирка. — Ученик пытался написать эту статью за моей спиной! Вот, прошу, все доказательства. Всё внутри юноши похолодело. Пальцы на его запястье ощутимо сжались. Синяки останутся. Тучный мужчина во фраке взглядом пробегается по одной только странице и благодарит журналиста за такую важную информацию. Шпрехшталмейстер кивает наставнику Кадзухи, подзывает одного из клоунов и дарует два бесплатных билета на последнее шоу в этом сезоне. — Премного благодарен, месье, — показушное спокойствие доверия не внушало. — Я проведу воспитательную беседу со своим артистом, а Вы, пожалуйста, со своим. Куникудзуши понимал, что никакой беседы не будет. Хозяин никогда не пользовался методом «Кнута и пряника», предпочитая из этого только первое. Он был воистину жестоким человеком. Если ему что-то не нравилось, то с артистом своим он мог сделать что угодно. И сбежать было нельзя — найдут, вернут обратно, ужесточат условия, превратят жизнь в самый настоящий ад. А если побег и удастся, то никто из цирка не найдет себе новый кров над головой, помрёт от голода и болезней. У них не было выбора.«Чтобы преподать артистам урок, шпрехшталмейстер наказывал провинившихся.»
Стоило скрыться в небольшой палатке около циркового шатра, как последовал тяжёлый удар раскрытой ладонью прямо по лицу. Красное пятно медленно, но верно начало расползаться по бледной щеке мальчишки. — Тебе жить надоело? — угрюмо спрашивает хозяин, начиная листать чужую рукопись. — А ведь был таким послушным мальчиком. С некой грустью в голосе, мужчина швыряет бумаги куда-то в сторону и медленно надвигается на Куникудзуши. Возможно, что в его голове уже сложилось представление о том, какое наказание получит темноволосый. Очередной удар по лицу попадает по той же щеке, что и в прошлый раз. Акробат невольно крепко сжимает челюсти, жмурится. Его раскрытые ладони закрываются в кулаки, ногти впиваются в кожу, оставляя следы, что были похожи на полумесяцы. — Паршивец мелкий. Ещё и смеешь отворачиваться? Чужая рука хватает мальчишку за лицо, сжимает. Ногти царапают кожу, практически впиваются. Больно. Юношу буквально заставляют повернуть голову и глаза сами открываются, глядя на шпрехшталмейстера, что смотрел прямо в душу. С ненавистью, злобой, с жаждой причинить боль. «Мальчика без костей» на пару секунд отводит взгляд, смотрит за спину мужчине, прямо на двоих коллег, что отпустив головы, смотрели на носы собственной обуви. Клоун и мимик. Уставшие до одури, потерявшие всякий интерес к некогда любимому делу. — Тебя не учили писать, — сквозь зубы цедит хозяин цирка и не отводя взгляда обращается к тем, кто стоял неподалёку. — Подать щипцы, — свободная рука с раскрытой ладонью ожидает, когда в неё вложат необходимый предмет. — А тебе будет уроком. Только сейчас Куникудзуши понимает, что с ним собираются сделать. Шпрехшталмейстер так всегда поступал с теми, кто слишком много болтал. Так он поступил и с одним мимиком. Акробат забился в чужой хватке. Ухватился за руку, что его держала, попытался вырваться. Но всё это было бесполезной тратой сил. Против такого здоровяка он ничего не мог сделать, даже несмотря на всю свою гибкость и силу тела. Всего на пару секунд юноша замечает, как подрагивающая рука передаёт инструмент мужчине. Это конец. — Скажешь что-нибудь напоследок? А вы, оба, держите его. — Мне не жалко, что я так поступил, — акробат смотрит в ответ озлобленно, ещё пару раз дёргается, пока чужие руки не схватят его за плечи. — Идите вы к чёрту. Юноша успевает плюнуть в лицо шпрехшталмейстеру, прежде чем на нижнюю челюсть болезненно надавят, заставляя открыть рот как можно шире. Все попытки освободиться выглядели жалко и безуспешно, а когда холодный металл ржавых щипцов коснулся его языка, который Куникудзуши старательно прижимал к нёбу, глаза закрылись сами, пряча безысходность и страх от других. С каждой секундой становилось всё больнее. Тупые края старого инструмента впиваются в язык, что всячески пытался уйти от навязчивых и холодных прикосновений, и в конце концов ловят вёрткую горячую плоть в свои ржавые тиски. В одно мгновение страх в глазах сменяется болью. Куникудзуши чувствует, как часть его языка отделяется одним резким движением. Шпрехшталмейстер отпускает юнца, прежде чем тот запачкает его фрак кровью, задыхаясь в собственных хрипах боли, и уходит, бросив ржавые щипцы рядом с оторванной плотью. Перед глазами акробата пелена. Руки, что держали его до этого и не смели ослушаться приказал хозяина, подхватывают юношу, помогают устоять на ногах. Куникудзуши хочется кричать, проклинать хозяина цирка, но с уст его срываются только хрипы вперемешку с собственной кровью.А ведь он много чего ещё не успел сказать.
После своеобразной расплаты за болтовню, прошло около недели. Юноша не считал дни. Он пытался бороться с болью, с жаром, что охватил его тело спустя несколько дней. Всё тело ослабло, «мальчик без костей» еле двигался и не был способен на репетиции, но из раза в раз, несмотря на откровенную лихорадку, ему приходилось подниматься под самый купол и, под пристальным взглядом шпрехшталмейстера, исполнять каждый элемент. Незначительные ошибки присутствовали и были заметны, но мужчина полностью перестал обращать внимание на акробата, на золото этого цирка и каждого выступления. Разочаровался ли он в мальчишке? Определенно. Было ли ему жаль? Ни капли.«Юных артистов намеренно не обучали грамоте.»
«Но «мальчик без костей» сумел передать послание.»
Они пересеклись за несколько часов до последнего выступления в этом сезоне. На том самом месте, где повстречались впервые. — Прости, — Каэдэхара нарушает эту тишину. В его руках та самая записаны книжка, на страницах которой хранился оригинал рассказа акробата. — Я правда не думал, что наставник догадается о статье, которую я пишу и ворвётся в комнату, застав за меня за написанием черновика для статьи. Светловолосый ещё долго рассказывал, как это получилось и что ему искренне жаль. Куникудзуши молчал. Он будет молчать до конца своей жизни и издавать всего лишь жалкие хрипы. Омерзительно. — Я обязательно выпущу статью! Обещаю! — Кадзуха выглядел так, словно умрёт, но сдержит это обещание. Акробат тянется к будущему журналисту. Подзывает к себе, но вместо прикосновений выхватывает блокнот и карандаш из чужих рук. Последняя страница записной книжки всё также была пуста. Кадзуха не понимал, что делает юноша перед ним, не понимал почему молчат, но продолжал наблюдать за тем, как трясущиеся руки медленно, но верно, выводили корявые буквы разного размера на бумаге.«Он вырвал мне язык»
С ошибками было написано карандашом на листе блокнота. Столичный гость с ужасом читает эти слова, которые написал темноволосый мальчишка и без веры во взгляде смотрит на Куникудзуши. Только сейчас юный писатель заметил, что темноволосый подрагивал и стоило Кадзухе коснуться юноши, то он сразу понял от чего. Болезнь настигла юное тело. — И ты будешь выступать в таком состоянии? — в ответ простой кивок. — Это бесчеловечно! — Куникудзуши пожимает плечами. В этом движении так и читалось «А мы разве люди?». Акробат ещё что-то пишет в чужом блокноте, прежде чем вернуть его владельцу, но стоило Кадзухе раскрыть страницы, как Куникудзуши отрицательно качает головой.«Не сейчас. Не здесь. Прочтёшь, когда меня не будет рядом.»
« Цирк смерти. »
Прекрасный и красочный шатер, что должен радовать посетителей своими яркими и невообразимыми шоу, стал самой настоящей ареной боли и смерти. Никто не знал, что скрывается за кулисами, как обращаются с артистами, которые были готовы отдаться полностью любимому делу.
Кадзуха нехотя уходит, оставляя темноволосого одного. Первого ждёт наставник, второго хозяин. Представление не могло откладываться, его нельзя было пропускать. Красочный шатёр уже не казался таким ярким и чудоковатым, наоборот, выглядел мрачно и нагонял тревогу. Плохое предчувствие, словно корнями, обвило внутренние органы в груди, сдавило их и не желало отпускать. Становилось беспокойно. Наблюдать за шоу было невыносимо. Даже показное веселье ощущалось как нечто тяжкое и болезненное. Опять четвертый ряд, четвертое место. Почему-то на несчастливых номерах было видно лучше всего. Кадзуха устал от этого всего. Хотелось прикрыть глаза, вздремнуть в этом нескончаемом шуме из удивлённых вздохов и цирковой музыки, но это проклятая тревога так плотно засела в груди, что оторвать взгляд от выступления было невозможно. Необходимо за что-то уцепиться, наблюдать так, словно от этого зависит вся его жизнь. Совсем немного оставалось до финала. Кадзуха не знал чего ожидать, не знал, как пройдет выступление Куникудзуши, охваченного лихорадкой. «Мальчика без костей» объявили через три номера, после очередного выхода клоунов. Прожектора устремились под самый купол, освещая своими мощными лучами ссутулившуюся фигуру в черно-серебристом костюме. Со зрительского кресла было трудно рассмотреть это уставшее и измученное лицо, что каждую секунду покрывалось капельками пота от жара всего тела, нельзя было заметить истощение физическое и моральное.За жалкую неделю акробат так и не удостоился чести, чтобы его показали врачу.
Во время выступления стали заметны трясущиеся руки. Металлическая опора ходила ходуном каждый раз, когда акробат пытался принять необходимую позу, но руки предательски дрожали вместе со всем телом, раскачивая единственную опору под собой. Каждый в этом шатре смотрел не моргая. Дыхание останавливалось на секунды, когда мальчишка под куполом старательно выполнял каждое движение, но подозрительный шёпот пополз по залу, когда на глазах зрителей уже было допущено больше трёх ошибок, глупых, простых, но очень опасных. — Если приглядеться, то артист выглядит нездоровым, — где-то рядом зашептал напудренная дамочка, тыкая пальцев вверх. — Бледный такой. — Верно, верно, — её собеседник быстро согласился. — Сколько бы не видел этих выступлений, мальчишка ошибок не допускал. Особенно таких банальных. Но все догадки заглушала цирковая музыка, что с каждой секундой нагоняла только больше тревоги. Кадзухе хотелось сорваться с места, остановить это шоу и умолять. Умолять спустить Куникудзуши вниз, осторожно, но как можно быстрее. Страшно было за него. Но светловолосый продолжал смотреть вместе с остальными. Словно его заколдовали и заставили наблюдать на то, как хищник настигает свою жертву. А под куполом вновь происходит смена рук и позы. Мальчишка струной вытягивается, старается как минимум, держится из последних сил. Ему только один элемент исполнить, показать людям и всё — можно спускаться. Сложный акробатический трюк с прыжком и сменой руки, поворот, пара махов ногами и финальная поза. Казало бы, что ничего сложного. Куникудзуши проделывал это десятки раз, если не сотню, но… Даже не хватает всей той сноровки, тренированного тела, которое помнило каждое движением. Внезапная болезнь, что длилась уже неделю, забрала все силы. Первое же действие в трюке идёт не по плану. Вспотевшая ладонь соскальзывает с металлической жерди, молодой человек теряет равновесие и срывается вниз. Его жалкие попытки, ухватиться хоть за что-нибудь, не увенчались успехом. Хрип, что должен был быть криком, вырывается из его горла, когда он понимает всю ситуацию. В глазах зрителей проходят секунды. В создании Куникудзуши — дни, недели, целых два месяца. В его голове всплывают самые приятные моменты, что он провёл рядом с молодым журналистом. Теплые разговоры о всяком полезном и нее очень. О том, как темноволосый прятался от окружающего мира рядом с этим источником тепла и света. Рядом с Кадзухой было спокойно. Куникудзуши чувствовал себя в безопасности. А внизу его конец. Из мимолётных видений, что проносились в голове, вырывает удар о пол, который моментально выбивает весь воздух из груди, доставляет такие мучения, что темноволосый хрипит до боли в горле. Перед глазами темнеет, через звон в ушах слышатся крики людей и то, как озлобленный шпрехшталмейстер приказывает пустить дым по полу.«Печальная гибель артиста на глазах у публики. Шпрехшталмейстер сокрыл правду, продолжив шоу.»
Тело, безвольной куклой, утаскивают под шум музыки и чужих голосов. Куникудзуши не сопротивляется. Ни его душа, ни организм не боролись за жизнь, продолжая выталкивать воздух из лёгких и сознание из тела. «Зачем тебе жить? Хуже только будет!» «Хозяин закопает тебя под ареной этого проклятого цирка. Живьём!» «Не цепляйся, отпусти. Мальчишка сам справится со своей задачей.» Надоедливые голоса утихали с каждой секундой вместе с музыкой, что на фоне заглушалась, вместе с ощущениями, которые переставали чувствовать, как тело куда-то тащат. И полная тишина наступает, мрак опускается на глаза, неподвижность сваливается на юношу. Тихий выдох в последний раз срывается с приоткрытых губ.«Разбились мечты, желания. Тяга к жизни была утрачена. Вся надежда была на одного знающего человека.»
«Мальчик без костей» превратился в обычную безжизненную куклу, которая уже не слышала горестного плача коллег и друзей. Мольбы открыть глаза от того самого человека, которому он не успел сказать простое «Мне хорошо рядом с тобой».Несколько лет спустя.
Эта страшная картина падения прочно засела в сознании молодого человека. Каэдэхара никогда не забудет, как бегом добирался до сцены, вырывался из крепких рук силачей, что никого не пускали на сцену, пока упавшего акробата не уберут с арены цирка и дым не рассеется. Как же зол был тогда светловолосый, когда увидел, что шпрехшталмейстер превратил это всё в часть шоу, в простой фокус с исчезновением. В тот же день случился и отъезд в столицу. Юноше даже не дали увидеть Куникудзуши и проститься с ним. Но как же тогда будущий журналист узнал о гибели акробата? Лишенный дара речи мим, с которым познакомился Кадзуха, успел всунуть в руки светловолосому лист старой бумаги, где были приклеены вырезанные слова из газетных статей. «Он скончался. Не хотел бороться за жизнь. Открой людям правду.» Это послание до сих пор хранилось в ящике рабочего стола журналиста. Там же лежали его первые рукописи, старый записной блокнот с полупустой последней страницей. Несколько лет Каэдэхаре потребовалось, чтобы выйти из тени своего наставника и заслужить признание. Десятки, почти сотню статей пришлось написать, чтобы получить доверие читателей и редакций. И несколько лет понадобилось, чтобы набраться смелости и открыть людям страшную правду про красочный цирк. Кто знает, может это судьба? Слечь с лихорадкой, с тяжёлой болезнью, от которой, в то время, не нашли ещё лекарства. Отпустить жизнь, перестать за неё бороться после того, как самое главное дело будет завершено. Их смерти нельзя сравнить. Одна в боли и страдании, другая в достатке и славе.«Разбиваясь о собственные мечты о свободе и славе.»