Peace treaty
14 сентября 2023 г. в 00:55
Анатолий остановился на очередном перекрёстке, чтобы отдышаться. Присущая ему законопослушность не позволяла переходить пустую ночную дорогу на красный сигнал. Цвета города для него потухли, весь смысл в содеянном пропал.
Да, после ссоры с Трампером, мужчина вернулся в слащаво-кислотный пентхаус, извинился за отсутствие и опрокинул стаканчик виски. Чёрт, а ведь Фредди так любит виски! Сергиевскому было тошно от самого себя. С каждой секундой яд, разъедавший его изнутри, подкатывал к горлу и выливался еле заметными слезами из глаз. Они же растворялись в стакане с толстым дном.
Если бы только у Фредди было такое терпение, как дно у этого бокала! Анатолий качнул стекляшку в руке, разглядывая. Вот сам шахматист даже из стекла ещё более плотного, чем этот стакан — его никому не удастся разбить, пустить даже малейшую трещинку. А вот Трампера подавить — дело пяти минут, как бокал шампанского. Он бы и не вытерпел ни за что. Повезло ещё, что продержался так долго.
Стоило Анатолию допить, как рядом с ним перебравший молодой парень локтём столкнул его стакан на пол, где тот разлетелся вдребезги. Раскрошилось даже хвалёное толстое дно.
Действительно, сколько таких «политических» вечеров Анатолий провёл до этого, и на каждом с ним рядом беспрекословно был Фредди. Ему не хотелось, Сергиевский помнил, как его любовник упирался, но всё равно терпел, принимал и следовал. И это тот самый Фредерик Трампер, который ранее противоборствовал всему миру одним своим существованием? Получается, на бокал для виски секундант был похож в разы больше Анатолия. Как же он был глуп, что так долго этого не замечал.
После этого осознания Анатолий, поглощённый неоново-зелёным светом прожекторов, бормоча на ходу неискренние извинения, сбежал из проклятого ядовитого пентхауса на поиски чего-то более важного. Кого-то более важного, чем все интриги, даже если бы они в итоге довели шахматиста до президентского кресла.
Оглядевшись по сторонам, чувствуя, как сердце почти выпрыгивает из груди, а лёгкие раздуваются, Сергиевский заметил маленькую странность. Это был едва заметный тлеющий огонёк на другой стороне, который почему-то не затухал в усилившемся дожде. Мужчина не был уверен, где именно находится, а мокрые волосы липли ко лбу и заслоняли глаза, но, казалось, это была пристань.
Над головой загорелся зелёный свет, озаривший стену дождя, и Анатолий сгрёб мешающие пряди назад к затылку, осторожным шагом начав переходить дорогу. Огонёк всё не затухал. Через пелену пробивался сгорбившийся силуэт, расположившийся на ближайшей лавке.
— Эй? — Силуэт в ответ не двинулся, а огонёк на секунду стал ярче, а после снова ослаб. — Всё в порядке?
В представлении Анатолия Фредди не стал бы просто так сидеть под дождём неизвестно где. Он бы нашёл аутентичный бар или клуб, выпил бы, расслабился, а под утро вернулся в их общий дом. Но сомнения отступали всё дальше: на фигуре был пиджак, рубашка и штаны, а в руках — сигарета.
Фредерик Трампер курил, прикрывая пламя сверху ладонью, горбясь, будто ощерившаяся промокшая до нитки кошка. Плевать и на дождь, и на мигающий красным-жёлтым-зелёным светофор. Только бы сигаретка не затухла.
На нём померк его красный пиджак, став серым — Анатолию это показалось очевидной реальностью. Весь его любимый словно посерел и стал человеком, целиком состоявшим из дождя. В его ладонь упиралась тонкая струйка дыма от тлеющей бумаги и потом просачивалась сквозь похолодевшие, замершие пальцы. У прозрачного силуэта даже губы уже от холода не дрожали.
— Фредди. — Анатолий ускорил шаг и остановился неподалёку от конца скамейки.
— Надо же. А я думал, что ты не заявишься. — Трампер прыснул ядом, не удостоив шахматиста и взглядом. — Думал, не решишься.
— Но вот я здесь.
— Действительно, вот ты и здесь. — мужчина недовольно скрипнул зубами.
Анатолий оббежал несколько огромных кварталов, заглядывая в каждый двор в надежде отыскать своего любимого. Да, для него «любимый» — слишком слащавое слово, но ничто больше не могло передать смысл накопившихся чувств. Перед ним стоял разбитый стакан с самым толстым дном из виданных, и Сергиевскому предстояло его склеить.
— Фредди, послушай меня.
— Я весь внимание, — фыркнул в ответ Трампер, кутаясь сильнее в выцветший для обоих пиджак, который освещал лишь снова загоревшийся зелёный светофор.
— Ты прав.
Анатолий застыл на месте, когда Фредди устремил на него непонимающий, недоверчивый взгляд.
— Ты мне нужнее всего, что я пытался сделать. И я только сейчас осознал, как долго ты был со мной против своей воли.
— Я не… — возмутился Трампер, но всё же дал Анатолию посомневаться. — Ну допустим. Дальше что?
— Ты уважал меня за нас двоих, когда сам не получал ничего взамен. Сейчас я это увидел и прошу у тебя прощения.
Фредди недолго поразмыслил и кивнул, затушив сигарету. Вот это был его Анатолий — чуткий, переживающий, готовый ради него на столь многое, что не могло сравнится даже с высотой его роста. Решимость Сергиевского превышала размер его тела в десятки раз.
— Пойдём домой? — Анатолий раскрыл свои широченные руки и шагнул ближе.
— Пообещай мне. — Приказным тоном заявил Трампер. — Пообещай, блять, что больше никогда не станешь преуменьшать мои эмоции и мой вклад. — По щекам побежали горячие капли, и Фредди решил думать, что это просто дождь нагрелся где-то наверху.
— Я обещаю, — облегчённо выдохнул Анатолий, — потому, что я люблю тебя. И я не хочу потерять тебя, единственную оставшуюся мою поддержку.
Секундант поднялся на ноги, неожиданно ослепнув от яркого тёплого света уличных фонарей, и, пошатнувшись, упал в чужие руки. В такие родные, по-своему нежные руки. Сергиевский пришёл за ним, сбежал со своей проклятой вечеринки второй раз ради него, чем запорол все свои нечестные планы. Навсегда этого не хватит, и ещё хоть раз шахматист забудет о нём — Фредди сразу же развернётся и хлопнет дверью. По крайней мере, он сам себя в этом убеждал, в глубине души надеясь, что такого попросту не произойдёт.
Зелёный сигнал призывно мигнул, и мужчины перебежали дорогу, запыхавшись и посмеиваясь друг над другом, не решаясь пока что переходить к словам. Ещё слишком рано. Они дойдут до дома и, снова взглянув друг на друга, обязательно выскажут всё наболевшее. Над их головами снова загорелся красный, пожирающий остальные цвета. Но мужчинам уже не было до него дела. Они тихо, держась за руки шли к своему дому. Пиджак тоже стал красным, но этот цвет больше не приносил боли. А когда-нибудь позже, после красного, в их глазах, на их одежде снова отразится зелёный свет, не предвещающий ничего плохого.