Жатва

Они шли по дебрям, по холоду, сквозь ужасную бурю. Сильнейшая, метель своим шумом забивала ему все аудиодатчики. Он дрожал как "осиновый лист" – ему было до коллапса искры страшно. Ни услышать, ни учуять. Он не знает куда поддастся, но из последних сил упрямо продолжает идти вперёд. Дефектный – слепой, в следствии – беззащитный. Попытка лечения отклонения была безуспешной. Много ли бывает слепых трансформеров? Хах, конечно же нет. Почти всё тело трансформера можно заменить. Да буквально весь корпус, лишь не затронув искры с разумом. Но лечение оптики – сложный процесс. Всё может пойти не так. Чтобы не ухудшать его жалкое положение, внимание к его дефекту утихомирилось. Но не полностью исчезло. Дасклайт ощущал себя ничтожно и тяжело. Стужа, она так легко способна сломить. Холодная тьма, без проблеска света. Хотя, чего ему жаловаться? Ко тьме он привык. Он больше никогда не увидит света. Но не хватало к его тьме истязающий корпус мороз. Дани вечно говорила о выживании на войне. Но война давно окончилась. Она в это до сих пор не верит. Но он не хочет ей перечить. Она делится с ним со своим опытом, из войны, из многострадальной жизни, вспоминая всю ту боль что она чувствовала. Предательства, утраты, вновь переживает старое, а он не хочет всё это обесценивать. Он замерзал, чувствовал что леденеет, ещё мгновение и он вот-вот впадёт в стазис. Станет ли она спасать его или просто бросит в этом отчуждённом от всего мира недружелюбной мгле? Где никто его не найдёт, где он не сможет сам выбраться. Она была автоботом. "Умершие подобным образом, тешили себя тем, что они умирают не напрасно. Во благо. Что они сделали огромный вклад в автоботских войсках. Во имя победы на войне." Его до дрожи пронзило то истерическое хихиканье приёмной дани. "Всё это ложь." Потом, она сказала что нужно полагаться лишь на себя. В любой ситуации, только ты и собственные усилия. Полагаться на других, чтобы те с треском провалили искренне доверенную им задачу – сплошное разочарование. Да и не всегда будет кто-то рядом. Тот, что спасет твой несчастный, жалкий бампер, а потом протащит тебя в лазарет. Не всегда будет кто-то рядом, а если и будет, то мало чем поможет. Разочарует, предаст, тупо свалит – всегда так. Бело-синий резко выходит из своих воспоминаний. Он грохнулся об что-то и нырнул в огромную кучу снега. Спарк как можно скорее выныривает из западни и бежит к дани. А туда ли он идёт? Он ничего никогда не видел, а теперь ещё не слышит. Он заблудился? Нет, он хочет надеяться на лучшее, хотя дани и пытается его отучить от "ложных надежд". Чтобы он принимал своё положение какое оно есть. Смирение и принятие – главное успокоение в самых отчаянных ситуациях. Но он правда просто спарк, а не берсерк. Как кто-то сказал ему однажды. Скорее всего тот незнакомец давно уже умер. Он не следит за временем, он полагается и до конца своей жизни ему придётся полагаться на свои ощущения. Никогда у него не будет нормальных благ жизни. Он не увидет закат, у него не будет любви, он не сможет жить в нормальном обществе, да и главный вопрос: зачем ему всё это. Он давно от этого отказался, в чём смысл этих вещей, он может обойтись и без них. Ведь так? Он идёт уже неизвестно сколько джоор. Дасклайта всё больше овладевает мысль, что он заблудился. Заблудший в хладной тьме. Ну а что ж поделать. Он слеп. И сейчас окружён уже так ненавистным ему холодом. – Где ты был, – хриплый голос фембот донёсся близко к нему. Она снова возвышалась над ним мрачной, тёмной тенью. Дасклайт не ощущал её полей. Дани напрочь закрыла их от него. Иначе бы он давно ориентировался по эм-полям. – Я отстал, – честно признался тот. Звероформер раздражённо рыкнул. – Пошли. Мы почти дошли. – шепчущим голосом протянула она. Обойдя спарка, фем возобновила маршрут. Он всё также не спрашивал куда они прилетели, что за планета. Возможно это просто тренировка, на задание дани почти всегда ходила одна. Сделав всего шаг, спарк бессильно свалился с серво. Тот судорожно дрожал и пытался справиться со всеобъемлющим холодом поглощающим его маленький корпус. – Я не могу. Мне холодно, я истощен, – надрывным голосом пробормотал тот. Дани остановилась. Повернулась и зашагала к трясущему корпусу. – Поднимайся, – утробно сказала она. Тоном, что не терпел возражений и пререканий. Спарк всё также безостановочно трясся корпусом, постарался принять сидячее положение. Став на одно колено, он не сдержал омывателя. – Я больше не могу идти. Я устал, – тихим голосом сообщил тот. – Тебе холодно? Он насторожился. Дани никогда не интересовалась его состоянием из заботы. Он поднял голову на чёрную, нависающую над ним фигуру. – Дай мне манипулятор, – сиплым голосом приказала она. Лихорадочно дрожащий манипулятор медленно вытянулся вперёд. Другой и чужой крепко схватил его. Лезвие скверкнувшее на секунду, пронзило маленькую ладошку. От внезапной, режущей боли, раздирающую его бедную ладонь, спарк истошно заорал. Он пытался терпеть, понять суть очередного, философского урока от дани. Но тот непроизвольно пытался высвободить ладонь из цепкой хватки и холодной стали лезвия. Не ржавого к его счастью. – Знаешь как я справлялась с болью, – подала голос дани. Та вонзила лезвие ещё глубже с неприятнейшим скрипом, а его вопли стали ещё громче. – Н-не-ет, – на последних силах честно ответил ей он. Тот ничего не знал о её прошлом. Боялся что напомнит о пережитой боли. Та что закалила её, но в то же время сломала. Он никогда не любил напоминать о прошлом других, знал на собственной обшивке, как же это неприятно, ровно сколько же и боль стремительно пронизывающую весь его правый манипулятор. Да и на самом деле, видя что стало с дани, ему просто страшно знать, что же происходило с ней на войне. Непроизвольно он вспомнил. Синцериус. Одно лишь имя заставила энергон вскипать в магистралях. Синцериус. Новые потоки омывателя нахлынули с новой силой, но уже из-за другой причины. Синцериус. Он уже рыдал, от воспоминаний что не по его воле снова начали... звонко! и... тошно... напоминать об учителе, о по сути втором альфе. Он всё также не был ему родным, но отсутствие искровой связи между ними не делало из отношения менее поверхностными. Он рычал от злости, обиды, разочарования, негодования на дани. Желание мести, ненависть, обида, справедливость, возмездие. Он уже не обращал внимания на больную ладонь, сейчас ему просто снова стало обидно и страшно, ненавистно и отвратительно, жалко и... ... (Больно) Боль в ладони отозвалась волной по всей нейросети, напоминая о своём существовании. Но не режущим цунами выбивающим из под колеи, заставляющим рыдать и бессмысленно биться в агонии, а, просто тихой, но всё равно той же больной волной, немного резко, но не пронзающе расплываясь по корпусу. ... Это... ...болеутоляющее? От боли в ладони, от холода в корпусе. Внутренняя боль, боль в искре, боль внутри, боль изнутри, боль искры, боль из искры, из воспоминаний. Он понял. – Я понял. Суть. – Суть. ... – ... Метель не утихала и её шум фоном протекал в пространстве. До ещё незрелого ума спарклинга пришло озарение. Лезвие вынули из кровоточащей энергоном раны. Но не забрали. Вручили в ладонь и тот крепко сжал предмет. Рука бессильно опустилась, но лишь сильнее сжимала лезвие, снова причиняя владельцу ноющую боль. – Ты понял совсем не то, – проговорила она. – но этот случай – исключение. Исключение из всех наказаний за не понятые в истинной сути уроков и поучений. "Ты всего лишь спарк. Ты должен радоваться активу и играть с ровесниками, а не слушать её... бред" – Я хотела донести.. что весь холод и боль ты можешь подавить... другой болью. Одна боль поглощает другую. Ты отбрасываешь одно, концетрируя внимание на другое, настолько, что отброшенное больше не отдаётся в тебе даже отголосками. Ты должен был думать только о расчлененной ладони, ты бы думал только о ней, зацикливался, одна боль в руке разлилась по всему корпусу, поглотила холод и боль в нём, осталась бы только она. – дани привычно слетела с тормозов, как обычно, снова начиная пояснять за то или иное. Большинство называли её слова бредом душевнобольной. Но он никогда не перебивал и внимательно слушал. – С такой не критичной болью ты бы смог идти дальше, если рана заживёт, снова вонзи, снова причини себе боль, чтобы та поглотила холод и боль. Другую боль. Ты понял, то что я хотела тебе показать позже. – "Не намного" – позже додумал он про себя. – Я могу тебя учить и тому, и другому сейчас, не откладывая одно на потом. Никто не понимал что у неё в голове. По правде, Дасклайт тоже. Он сам еле как пробирается через её непонятно как и чем сказанные слова. Она могла повторять как мантру какое-то слово, могла болтать нечленораздельно или делать слишком частый акцент на словах. Ну или быть тавтологичной. Её совершенно не заботило что у неё юникроновски плохо поставлена речь. Говорит так как слетает с глоссы. Себя не поправляет. По правде, не часто она говорит столько. По сути, этот разговор один из немногих – самых долгих. Обычно дани молчала. Дасклайт уже говорил что она словно сумрачная тень? Молчаливая и ожидающая нападения. Она сама – хищник. Волчьи черты, хотя она трансформируется в мотоцикл. По правде, её можно назвать не здоровой. Чокнутой, ненормальной. Но что-то в её словах есть. Какая-то... правдивость и истинность. – Я согласен. – твёрдо ответил он. – Мне нужен этот способ. Утоления. – Физическое поглощает физическое. Моральное физическое. Физическое моральное. Моральное моральное. Хотя, о последнем у меня размытые ощущения, я не особо помню это. – Если я смогу искусится в утолении... я смогу часами ходить по метели? – Сможешь. – ответила она. – Я хожу. Сказала она в доказательство что это вовсе не невозможно. Ему? Он не знал. Но слышалось так будто кому-то другому говорила. Он не тешил себя ложными надеждами что правда ему. Фем повернулась и вновь зашагала в самую глубь шторма. Он ещё не сильно смог подавить раной в руке – боль в корпусе, наоборот, они сейчас оба заставляли его рыдать омывателем. Но он понял. Суть. Что нужно заставить одно поглотить другое. Хотя бы на время. Холод снова пронзил его, боль в сервоприводах снова дала о себе знать. Но он... Дошёл. До двери в какую-то лачугу. Здесь было тепло, от непривычного ощущения мягкого, дружелюбного тепла, он дрогнул и задрожал, удивляясь этому. Тот зашагал по крепким доскам, стал водить рукой вперёд. Обнаружил стол, постучал убедившись что это правда стол, а не посторонний, неизвестный ему предмет. Положил туда изношенное лезвие. Найдя неподалеку стул, сел на него. Он не спешил себя латать. Он практиковался в утолении. Царапал об бедную ладошку пальцы, вонзал их в рану, боль наказывала за такое нещадное членовредительство, но он старался подавить это другим. Не хорошими мыслями о том что скоро эта рана пройдёт, что он залатает свою ладонь, она как ни в чём не бывало восстановится и ни следа от тех мук что она доставляла ему. Нет. Боль поглощает другую боль. Насколько это эффективно по сравнению с другими методами он не знает. Но если другие средства не окажутся доступными, то у него нет выбора. Но он не отчаивается, а со спокойствием принимает данность. Действительность. Как же он полюбил эти слова за всё времяпровождение с дани. Послышался стук. Тот обшарил рукой источник звука и обнаружил энергон с баночкой нано-геля. – Отдыхай. Не нужно сегодня себя истощать. Ты можешь начать практику завтра. Тот послушно кивнул и сгрёб себе кубик.