мне жаль и обещаю.

      Хэзер задыхается, размазывая по лицу синюю жидкость для прочистки труб и кровь из обожженной глотки. На ее лице выражение боли, гнева и искреннего непонимания: да, она последняя стерва и сука, но не до такой же степени, чтобы ее травить? Она падает замертво, вывалив посиневший язык, а стоящая рядом фигура в пальто складывается пополам от истерического смеха.       Вероника просыпается с этим смехом в ушах, настолько громким, что не слышит собственного крика. Ее руки трясутся, будто она выпила накануне пару бутылок водки, но она все равно умудряется сорвать с себя одеяло, чтобы убедиться, что она в кровати, в той же сорочке, в которой легла спать, а Хэзер-последняя-стерва-и-сука-Чендлер не умерла от отравления, а лежит рядом, сонно бормоча проклятия.       — Чего ты орешь, мать твою… — бормочет она, натягивая второе одеяло на голову. — Совсем уже с катушек слетела?..       Вероника буравит ее злобным взглядом и давит в себе желание скинуть Хэзер с кровати одним смачным пинком под зад. Никакого сочувствия к человеку, который только что проснулся с криком от кошмара.       — Мне приснилось, что ты выпила жидкость для промывки труб вместо коктейля и умерла, — ворчит Вероника, все еще пытаясь унять дрожь в пальцах. Хэзер издает смешок, показываясь из-под одеяла так, что видны только глаза.       — Очень приятно, что твое подсознание видит меня настолько тупой, что я не отличу одну гадость от другой, — ядовито протягивает она.       — Не отменяет того факта, что это было страшно, — рычит Вероника в ответ.       — Страшно тупо?       — Страшно потерять тебя, дура. Все, можешь спать дальше. Проехали.       Вероника ложится к ней спиной, сгребя все одеяло в руки. Ей все еще жарко, хотя выступивший пот уже начал испаряться. Она зажмуривается и пытается понять, почему она выбрала Хэзер Чендлер, а не, допустим, этого новенького, в плаще. Дина, кажется.       Потому что он психопат сраный, подсказывает ей подсознание.       Классный у меня жизненный выбор — сучка или психопат, отвечает она подсознанию.       Хэзер в свою очередь понимает, что сон куда-то испарился, а на душе стало как-то непонятно гаденько, как после того случая, когда она случайно забуллила чувака, который помог ей сдать промежуточные тесты. Чувак попытался вскрыться, а она даже не извинилась. Ну, потому что это не в ее стиле — извиняться, если только это не саркастичное «ой, извини, не видела тебя тут, потому что ты такая серая».       Да и в конце концов, в чем она здесь виновата? Она не мамочка для Вероники, она не обязана укладывать ее спать. Что она должна сделать в такой ситуации? Когда ей снятся кошмары, она просто пьет таблетки, прописанные семейным врачом, а если в этот момент с ней в постели парень, он обычно просто бубнит что-то и даже не просыпается. А она, Хэзер, даже проснулась уточнить, что случилось.       Хэзер думает, что теперь-то можно спать, после выяснения подобных деталей, но кое-что еще не дает ей покоя.       Вероника испугалась того, что Хэзер может умереть. Веронику напугал не сам процесс, а тот факт, что она потеряет Хэзер.       Никто никогда говорил ей, что боится ее потерять. Все говорили, что легко заменят ее другой.       Осознание бьет ее гигантской волной, и на секунду Хэзер хочет хлебнуть какой-нибудь химии, потому что внезапно ощущает себя чертовски виноватой. Вероника дорожит ей несмотря на то, что они ругаются по триста раз на дню. Несмотря на все, что творит Хэзер. Вероника улыбается ей, готовит завтраки, пусть и максимально простые, и отгоняет от Хэзер придурков-парней на вечеринках, которые хотят по старой памяти перепихнуться в кладовке.       Потому что ты достойна большего, чем сосать квотербэку под столом, говорит ей Вероника раз за разом, укладывая на шелковые простыни и относясь к ней, как к чему-то прекрасному и драгоценному.       Хэзер переворачивается на другой бок и прижимается к Веронике всем телом, обвивая ее рукой. От Вероники пахнет потом и лавандой: из-за саше у нее под подушкой, которая помогает засыпать.       Вероника сонно елозит, устраиваясь по удобнее. Хэзер касается холодными ступнями ее лодыжек: ее излюбленный жест, чтобы поскорее согреться.       — Мне жаль, что тебе приснился кошмар, — шепчет Хэзер ей в шею. — Обещаю тебе, что не умру таким тупым способом.       Вероника кивает, и Хэзер накрывает их обеих своим одеялом — невероятно щедрый жест, о котором она пожалеет утром, когда проснется раскрытая, а оба одеяла будут в руках у Вероники непонятно каким образом.       Хэзер думает, что, может, она сможет стать лучше. Если никто не делал для нее ничего подобного — значит, можно попытаться самой?       Утром Вероника спалит яичницу, а Хэзер лишь закатит на это глаза и скажет, что хочет попытаться сделать все самой, в итоге чуть не спалит кухню, но Вероника будет долго смеяться и говорить, что все же готовить будет она. Вероника заметит перемены, и в следующий раз, когда ей приснится кошмар, она будет знать, что не останется с ним в одиночку.