Смерти вопреки

Долго и тяжело приходила в себя Гермиона, часто плакала, звала кого-то. Говард и Джин сбились с ног, пытаясь понять, что недостаёт их малышке. Покупали ей игрушки, книжки любимые, старались побольше уделять внимания, очень любила Гермиона, когда её обнимали. Заметив это родители стали делать это чаще. Подумав, Джин решила даже оставить работу в клинике. Так что Говард теперь работал один. Вечером приходил вымотанный до предела: необходимо было погасить кредит за дом. Так что ближайшие годы ему стало не до жены с дочерью. Другое дело Джин, которая по-настоящему сблизилась со своей малышкой. Находясь круглосуточно рядом с Гермионой и постоянно наблюдая за необычным поведением дочери, не могла она не замечать очевидного. Будучи сама старшей из троих детей, Джин отлично знала, что малыши в таком возрасте, как её девочка не могут так хорошо говорить, осознано вести себя, но вот он — живой пример невозможного перед глазами. Гермиона довольно сильно изменилась после болезни. Стала немного ранимой, не по возрасту серьёзной и временами очень сильно грустила без всяких, на первый взгляд, причин. Довольно часто Джин наблюдала такие моменты, когда временами надолго уходила дочь в себя, а потом потерянно и как будто удивлённо оглядывалась по сторонам, точно искала чего-то. Почти регулярно после злосчастного Хэллоуина стали мучить её девочку ночные кошмары. Тогда по ночам Гермиона металась на кровати во сне и звала кого-то по имени Гарри. На утро или сразу при пробуждении, когда мама пыталась расспрашивать, что же ей снилось, и кто такой Гарри (среди их знакомых, что взрослых, что детей не было человека с таким именем), дочка ничего не могла ответить, потому что просто не помнила. Шли годы, кошмары стали реже, сон стабилизировался, поведение спокойной и не по годам умной девочки тоже дало матери возможность облегченно выдохнуть. Джин вернулась на работу в клинику, помогая мужу. Сама же Гермиона была теперь под надёжным присмотром няни и ходила в частный детский сад. Ей к тому времени было уже пять. А вот с няней, появившейся в жизни Грейнджеров год назад, вышла довольно странная история. Грейнджеры не особо хотели брать на работу эмигрантку из Индии, которую им предложило агенство среди прочих претенденток. У той не было нужного с их точки зрения опыта, не говоря уже о жутком для британцев акценте, свойственного выходцам из этой страны. Джин не хотела, чтобы ребенок перенял её произношение. Полноватая женщина лет тридцати, в цветастой блузке с широкими рукавами и старых джинсах не произвела на неё благоприятного впечатления. Собственно, Джин уже хотела отказать ей, когда в гостиную их дома, где проводилось импровизированное собеседование с потенциальными нянями, вбежала маленькая четырёхлетняя Гермиона. — Мадха? — удивлённо воскликнула она, оглядывая женщину. — Так меня называли только родители и одна… очень близкая подруга, — удивлённо воззрилась женщина, внимательно посмотрев на девочку. В свете электрических ламп её каштановые волосы приобрели немного рыжеватый оттенок. Показалось ли Мадхе, но на какой-то миг, карие глаза блеснули зелёным цветом. Впрочем, длилось это недолго, так что женщина не была даже уверена, что ей не почудилось. — А как звали вашу подругу? — не обращая внимания на мать, обычно вежливая и тихая девочка довольно смело и без опаски подошла к женщине, испытующе глядя той в глаза. Вот теперь Мадха ясно увидела необычный зелёный, почти изумрудный цвет, такой она встречала только у одного человека. — Анкита (1)! — воскликнула индуска, окидывая девочку радостным взглядом. — Мадхави Капур! Школа… Хогвартс… Мы дружили! — прошептала Гермиона, будто узнавая давнюю знакомую, и бросилась ей в объятия под изумлённым взглядом Джин. Обычно дочка была довольно сдержанной и не лезла к незнакомым людям, не говоря уже о том, что откуда-то узнала имя этой женщины, хотя Грейнджеры видели её впервые. — Уже не Капур, а Патил, — улыбнулась ей женщина, обнимая в ответ. — Так вот ты теперь какая, Анкита (1). — Да, только ты меня звала «меченной»… — грустно ответила девочка, — а своего настоящего имени я не помню. Джин при этом затаила дыхание. Почему-то любящей матери показалось, что сейчас на её глазах происходит нечто очень важное, способное дать ответы на все вопросы о странностях дочери. — Лили, тебя звали, — грустно улыбнулась Мадхави. Мы все были так расстроены, когда ты умерла в тот Хэллоуин. Такая юная! А потом ты мне приснилась, и я точно знала, что мы свидимся. — Умерла? — с удивлением и ужасом спросила Джин. — В ночь Хэллоуина в восемьдесят первом году, — пояснила женщина. — Вы ничего странного в этот день, связанного с вашей дочерью не помните? — Да, — кивнула Джин, почему-то неосознанно доверяя этой женщине. — Она сильно болела и говорила на латыни. — «Кровь за кровь, жизнь за жизнь» — повторила Гермиона с таким видом, будто узрела чудо. — Я всё вспомнила, Мадхави! Я Лили Эванс, у меня есть сестра Пет… родители умерли… На нас с Джеймсом напал Волдеморт… Он убил нас… Гарри! Где мой Гарри! — вскочила девочка, растерянно и взволнованно оглядывая гостиную, даже сделала несколько неуверенных шагов по комнате, точно также, отметила про себя Джин, как временами, когда дочка впадала в непонятное состояние грусти и меланхолии. — Я должна найти его! Ему плохо! Я чувствую! — Кто такой Гарри? — спросила Джин. — Мой сын! — воскликнула четырёхлетняя Гермиона. — Я должна спасти, помочь ему! Я чувствую! — Кто? — удивилась Джин. Гермиона и раньше после той странной болезни в Хэллоуин довольно хорошо стала разговаривать для своего возраста, но чтобы настолько! — Мой сын Гарри Поттер! Он родился в восьмидесятом… — девочка часто заморгала и обхватила голову руками, будто пытаясь осмыслить и осознать. — Но как такое возможно, если я тут, родилась в семьдесят девятом?! У Джин едва челюсть не упала. Откуда четырёхлетняя девочка так хорошо ориентируется в датах? Нет, Гермиона всегда была умной не по годам, но, чтобы настолько?! — Магия, Анкита… — пожала плечами Мадхави. — Да, магия, — пробормотала Гермиона, как будто силясь вспомнить что-то ещё. — Вы о чём? — вклинилась в их разговор Джин. — Мама! Я хочу эту няню! — вместо ответа заявила Гермиона категоричным тоном. — Со временем вы всё узнаете и поймёте, — вздохнула Мадхави, доставая странную ни то указку, ни то прут из широкого рукава цветастой блузки, она при этом виновато посмотрела на Гермиону, будто бы ожидая разрешения. Немного поколебавшись, девочка нехотя кивнула. — Извините, миссис Грейнджер, — пробормотала Мадхави. — Со временем вы всё узнаете. — Я тебе потом сама всё объясню, мамочка! — заверила её Гермиона. — И ты всё вспомнишь. А потом у Джин закружилась голова. Она слышала что-то вроде «Кофундус» и в глазах у женщины потемнело… Потом подробности самого собеседования поблекли на задворках памяти, стали казаться женщине чем-то незначительным. Новую няню на работу приняли. Джин только удивлялась, как она умудрилась так хорошо поладить с дочерью. Гермиона тоже в ней души не чаяла, стала гораздо спокойнее и веселее. Джин даже отметила, что девочка начала общаться со сверстниками, играть с другими детьми. Почему-то лучше её дочка ладила с мальчиками, нежели с девочками. Предпочитала подвижные игры. Ей было гораздо интереснее погонять мяч с ребятами во дворе, нежели общение с девочками и игры в куклы. Вечно с разодранными коленками, Гермиона ещё и подраться могла. При этом дочка умудрялась и много читать, будучи не по годам умным и рассудительным ребёнком. Как ей удавалось это сочетать? Джин так и не смогла понять. Было в душе любимой дочери и характере такое, куда Джин просто не было ходу. Нет, Гермиона очень любила маму, была послушной и умной, с ней всегда можно было договориться, но когда девочка что-то для себя решала, то проявляла поистине ослиное упрямство. Ни Джин, ни Говард ничего поделать с этим не могли, а потом и вовсе смирились: не так уж часто их дочь на чём-то настаивала. А ещё Гермиона терпеть не могла платья и длинные волосы. Джин пришлось их остричь по настоянию малышки в шесть лет, заявившей, что иначе сама возьмёт ножницы и отрежет. Зная характер дочери, Джин даже не сомневалась, что та именно так и поступит. Впрочем, что Джин, что Говард отнеслись к этому философски. Раз уж у девочки такой характер, то так тому и быть. Время шло, Гермиона пошла в школу, но с няней расставаться не захотела. Грейнджеры уже полностью доверяли Мадхави Патил. Они уже давно знали, что та берёт девочку к себе в гости, где Гермиона для разнообразия общалась с двумя её дочерьми-близняшками: Парвати и Падмой. Были они почти ровесницами, младше Гермионы лишь на год, так что ей было с кем поиграть. Джин их отлично знала. Близнецы были воспитанными и спокойными, с удовольствием играли с куклами, обожали красивые платья, в общем, типичные девочки, в отличие от её упрямой и не по годам серьезной «пацанки». Временами им даже удавалось и Гермиону отвлечь от книг и чисто мальчишичьих увлечений. Так что Джин очень ценила и поддерживала эту детскую дружбу. Впрочем, во всей этой благостной бочке мёда, находилась и весьма тревожная ложка пресловутого дёгтя, и, разумеется, не одна. Так уж вышло, что как истинная представительница своего народа Мадхави верила в реинкарнацию, охотно слушая Гермиону и поддерживая в ней «нездоровые фантазии», как временами говорил материалист Говард. Джин лишь отмахивалась и предпочитала эту тему избегать. В отличие от мужа, проводила она время с дочерью гораздо больше и отлично знала, что «нездоровые фантазии» были у Гермионы и до этой «поддержки». Сейчас же, благодаря всё той же Мадхави, девочка стала гораздо спокойнее и увереннее. Однажды, она рассказала ей, что в прошлой жизни была рыжеволосой молодой девушкой по имени Лили, подробно рассказала, где жила, кто были соседями, описала внешность родителей и сестры. Только вот про смерть свою и непонятное замужество она рассказала как-то скомкано, будто чего-то скрывая. Рассказала, что погибла, защищая сына Гарри. Джин не поленилась и залезла в городские архивы. Каково же было её удивление, когда почти всё сказанное подтвердилось. Почти… Джин так и не смогла нигде найти никакого документального свидетельства о смене фамилии некой Лили Эванс, как не смогла ничего найти про её мужа по имени Джеймс Поттер. Про сына Гарри Поттера тоже не было ни слова в официальных документах. Не было и нигде сведений, где училась эта самая Лили с одиннадцати до восемнадцати лет. Под впечатлением от всего этого Джин даже показала эти фотографии и найденные копии документов мужу. Тот, тоже впечатлился и нанял детектива, чтобы узнать о дальнейшей судьбе родственников этой девушки. Вскоре детектив выяснил место жительства некой Петуньи Эванс, в а ныне Дурсль. Также не поленившись, он съездил в Суррей и даже следил какое-то время за её семьей и сделал фотографии. — Вот что странно, — прокомментировал тогда сыщик, разложив их на столе перед заказчиками. — У этой вроде бы добропорядочной семье живёт племянник. Судя по сплетням и общественному мнению он просто само зло во плоти. И это при том, что на лицо все признаки жестокого обращения с ребёнком, но соседи и ювенальные службы как будто не видят этого. Очень странно, — покачал головой он. — А как зовут этого племянника? — дрогнувшим голосом спросила Джин, взяв в руки очередную фотографию и внимательно рассматривая работающего мальчика в саду. Выглядел он тощим и уж слишком маленьким для своего возраста, в не по размеру большой одежде, и ещё каким-то запущенным. Особенно тягостное впечатление на Джин производили явно треснувшие и не раз починенные старые очки с заклеенными дужками, в которых мальчик болезненно щурился на этом снимке. Джин, хоть и не была офтальмологом, но даже она видела, что очки мальчику явно не подходят. Он вообще в них что-нибудь видит? Можно было, конечно, решить, что мальчик так одет именно для грязной работы в саду в то, что не жалко, но Джин уже успела ознакомиться и с другими фотографиями, и на всех мальчик не выглядел ни лучше, ни опрятнее. — Гарри Поттер, — подтвердил её опасения сыщик. — Поттер? Не Эванс? — уточнил на всякий случай Говард. — Так написано в его свидетельстве, — пожал плечами детектив, предоставляя копию документа. — А что-то известно о его родителях? — Только то, что рассказывают сами родственники, — пожал плечами сыщик, — что они были разбившимися в автокатастрофе пьяницами. Но лично у меня доверие эти люди не вызывают, вряд ли их можно считать надёжными источниками. — А что-то удалось узнать про родителей мальчика? Как он вообще у этих Дурслей появился? — решила уточнить Джин. — Про родителей я ничего не нашёл, кроме того, что мальчик загадочным образом появился, опять же со слов самих Дурслей, на пороге их дома на следующее после Хэллоуина утро в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. К слову, этому есть и документальное свидетельство. Они хотели сдать его в приют, писали заявление в полицию. А потом почему-то передумали и заявление забрали. К слову, тогда на счёт мистера Дурсля поступила весьма крупная сумма, на которую он сумел открыть своё дело. — Это то самое производство дрелей? — уточнил Говард, внимательно изучая отчёт и биографию Дурслей. — Именно. Ещё крупная сумма поступила из непонятного источника, когда случился несчастный случай на производстве через два года. Тогда пострадало десять человек, двое погибло. Выяснилось, что Вернон Дурсль не только не соблюдал технику безопасности, сэкономив при этом, но ещё и его работники не были застрахованы. Тогда им заинтересовались соответствующие органы и профсоюзные организации, но дело удалось замять. Дурсль выплатил компенсации семьям пострадавших и погибших, а все официальные организации и структуры почему-то резко потеряли к нему интерес. — Взятка? — поднял бровь Говард. — Всё может быть, но документальных свидетельств этому я не нашёл, — покачал головой детектив. — Вот собственно и всё на данный момент, что мне удалось выяснить по этим Дурслям. Мне продолжить сбор информации? — Нет, спасибо, — ответил Говард, переглянувшись с женой. — Благодарю вас за работу. Они оплатили услуги и вышли из офиса. — Ну, что ты думаешь по этому поводу? — поинтересовалась у мужа в машине Джин. — Всё сходится. Если верить Гермионе… — Гермионе только пять лет! — возразил Говард. — Ты всерьёз считаешь…. — Ты и сам всё отлично видел и слышал! Она не могла узнать об этих людях из посторонних источников. А про Гарри она и раньше говорила. — Думаешь, ей надо это рассказать? — с сомнением уточнил мужчина. — Для начала покажу ей фотографии, хочу посмотреть, узнает ли она этих людей, — вздохнула Джин. — Делай как знаешь, — покачал головой Говард. — А мне пора в клинику. Предстоит серьёзная операция. Подбросив жену до ближайшей остановки, он уехал на работу. Джин только грустно посмотрела вслед уезжающему автомобилю. Как-то незаметно они за эти годы отдалились. Говард целыми днями пропадал на работе, появляясь дома только поздно вечером, быстро ужинал и заваливался спать. Джин частенько ночевала в комнате Гермионы, чтобы вовремя разбудить дочку, когда той снились кошмары. После этих пробуждений Гермиона ещё долго плакала. Потом, когда кошмары с появлением няни стали редкими, Джин переселилась обратно в супружескую спальню, но ближе с мужем они от этого не стали. А последний месяц Говард несколько раз ночевал в клинике, объяснив это тем, что надо было закончить с документацией. Так ли это было на самом деле или же причина была куда более прозаическая? Недавно на ресепшн они взяли новенькую молодую девушку, только закончившую медицинский колледж. Говард вроде бы ничем её среди другого персонала не выделял, но чем-то она тревожила Джин. Что если они… Нет! Джин даже головой покачала, она не хотела и даже боялась об этом думать. Сейчас миссис Грейнджер работала в клинике неполный рабочий день в основном утром, а после трёх уезжала домой. Наверно она напрасно это делала, невольно отдалившись от мужа. Но бросить Гермиону на целый день под присмотр пусть и замечательной, но всё же няни? Этого Джин тоже допустить не могла. С другой стороны, может она просто себя накручивает? А Говард просто сильно устает на работе, а вовсе не разлюбил её? Невольно поёжившись от неприятного холодка, пробежавшего по спине от этих догадок, Джин мысленно вернулась к размышлениям и фотографиям с худеньким мальчиком по имени Гарри. Так кто же ты такой?