Последний звонок брата

Гудок. Кэссиди не успел и слова сказать, а Майкл положил трубку, словно не было возможности говорить дальше... что и являлось правдой. Внезапно комната Кэссиди показалась ему очень маленькой. Наверное, даже слишком маленькой для его теперешних эмоций после прощальных слов Майкла в трубке телефона. Вот так всё в жизни и случается. Звонок, родной голос брата, услышанный в последний раз, гнёт событий, немой страх, его добрые слова пожеланий и после длинный гудок. Затем приходит осознание: Майкл говорил о пожаре. Пожаре в этой чёртовой пиццерии, в которую старший брат ввязался по локоть. Вызывать пожарных уже бесполезно. Возможно, Майкл уже горит от ожогов. От этой мысли Кэссиди стало тошно и страшно: неужели он так взял и умер, бросив всё и всех, кто его любит? Сначала немой крик, переходящий в вопль, а затем окутывающий страх. Кэссиди скатывается по стене на пол, откидывая трубку телефона куда подальше от себя и сжимая в кулаках собственные волосы. Чувство любви к брату в один момент схлопнулось и превратилось в жалкий комок горя. По щекам катился град слёз, а в голове набатом кричало: «Он умер. Умер, и никогда не вернётся обратно домой». Всё внутри жалось, мечилось, рвалось на куски: это всё то, что они строили так долго на протяжении этих ничтожных годов дружбы. Всё то, что Майкл начал строить и к чему Кэссиди сам присоединился. Самое ценное, дорогое для них обоих. И Майкл – такой мудрый для него, Кэсса, но такой безрассудный Майки – в один миг дал Смерти вычеркнуть себя из этой жизни. Почему, как, зачем – Кэссиди не знал, но сейчас ему это необязательно знать, потому что сейчас его полностью поглотило горе. Потерять старшего брата, которого особенно крепко-накрепко полюбил в последние годы – это слишком больно. Будто тебя по груди ударили, но боль этот удар принёс моральную. Слишком грустно, слишком обидно от такого глупого поступка. — Почему!? Зачем ты это сделал, Майкл!? Что ты от нас с мамой скрывал!? Естественно, от глухого эха комнаты никаких ответов не последовало. Кэссиди обнял свои колени, руки начали нервно теребить ткань штанов. И это никак не помогало. Несколько лет назад, не будь того инцидента и резкой перемены поведения Майкла, Кэссиди вряд ли бы так истерично заплакал, разве что только из своей сентиментальности понимания потери родственника, потому что по своей натуре он всегда был чувствительным человеком. Но, чёрт возьми, за последние годы, проведённые рядом с Майклом – совершенно другим, добрым, чутким старшим братом Майклом – это всё приобретало иной смысл. Эта его любовь, его теплые слова были передаваемы через всё существо Майкла: через его взгляды, действия, эмоции. И Кэссиди всегда знал, что они не врут, что они говорят чистую правду. Но к сожалению, теперь его добрые голубые глаза Кэссиди больше никогда не увидит. Скоро Клара с первого этажа услышит истерику младшего сына, лихорадочно начнёт его расспрашивать, что же такое случилось, и сама начнёт плакать. Их семья пережила слишком много аморальных событий и потерей членов семьи. Отца и дочки уже нет, куда ещё и старший сын?.. «Майки... ты же обещал, что никогда не оставишь меня. Получается, врал?.. Но ведь... твои последние слова не могут быть ошибкой, ведь так?.. Майкл?..»