last thing

Джордан и Оливер при свечах, вокруг розы. Да, это сраный классический романтический ужин. На обоих красивые выпендрёжные костюмы, оба аккуратно прилизаны, в ресторане, у которого есть несколько отдельных комнат, где их никто не увидит. О, это был бы прекрасный вечер. Оли очень волновался и старался быть максимально вежливым, взрослым и нешумным . Всего лишь около часа подержать лицо для их вечера с Джорданом. Это же так просто, да? Но Оливеру давалось с невероятным трудом. Сейчас он жалел, что предложил всё это, он ведь сам это и устроил. Хотел выпендриться перед Джорданом, сделать что-то необычное для него, заставить запомнить себя как-то иначе. Оливер так отчаянно не хотел цепляться за эту мысль, но просто не смог. Это его чёртова голова, всё в ней, всё из-за неё. Он будто бы пытался показать, что может быть хорошим мальчиком. Извиниться, показать что достоин. Он молит о втором шансе всем своим видом уже... уже даже не помнит, когда это началось. Кажется, что всё уже очень давно не так, а он пытается вернуть то, что было. Но он сам виноват, что всё это вытекло в мольбы о втором сраном шансе. С чего ему просить об этом шансе? Он и сам не знает. Не помнит. Только видит взгляд Джордана, полный боли и изо всех сил пытается извиниться за то, чего даже не помнит. Не получается, откровенно говоря. Просто не получается, мать вашу. Из рук вон плохо. Что бы он ни делал, ничего не помогало – его Джордана было не вернуть. Они даже не говорили толком. Джордан снова закрыт в себе, снова такой загадочно-печальный, снова один. И Оливеру так больно смотреть на это. Он просто хочет помочь. Просто хочет обнять и избавить от этого, поговорить, просто, блять, быть рядом, понимаете? Беда в том, что сам Джордан этого уже не хочет и вряд ли когда-либо захочет. Войдя в это, они похоронили свою дружбу. Если они уйдут друг от друга сейчас - дальше уже ничего не будет. То есть, уже ничего не будет. Ведь это уже началось, и вот-вот кончится. Оливеру уже сломали хребет, ему только осталось мучительно долго ждать конца в агонии. А дальше только смерть. Но не будем о грустном. Джордан был одет в чёрный костюм с отблескивающим узором роз и чёрную рубашку. Ему это невероятно идёт, и Оли сходит с ума по нему такому. И понимает, что Джордана это не то, чтобы волнует. Сам Оливер одет в красный. Он видит, как взгляд Джордана, преисполненный болью, иногда тоскливо останавливается на нём. Конечно он помнит все эти выступления и записи, когда всё ещё было хорошо. Но вместо того, чтобы улыбнуться воспоминанию, заговорить, кинуть кокетливый взгляд, Джордан просто быстро уводит глаза в тарелку и выпивает весь бокал вина залпом. Вечер тянется в напряженном молчании, дребезжании посуды и грустных быстрых взглядах. Сегодня обратно они поедут вместе. Вернее, Джордан отвезёт Оливера в их дом, а сам поедет... к себе. Они теперь даже не живут вместе. Почти никогда. Джордан, чаще всего уезжает в какую-то квартиру в городе, и оставляет его одного наедине со своей головой и домом, полным воспоминаний. Эти ночи длятся ужасно долго. Оливер не знает, что делает Джордан. Джордан ничего ему не говорит. Оливер не знает даже, есть ли у него хоть кто-нибудь, чтобы помочь. У Оли есть Луна, это помогает. До тех пор, пока он не вспоминает, как Джордан засыпал на диване с Луной на груди. Едут они тоже молча, и это молчание убивает их обоих. Вокруг тьма и пустошь, перед глазами просто бесконечная дорога вперёд. Ни единого фонаря, ни кого-либо ещё. Будто выпали из мира, будто и не двигаются вовсе. Раньше они выпадали из мира вместе. Теперь по-одному. Джордан разогнался. Обычно он ездит достаточно аккуратно. Поворот. Мы бы никак не вписались, просто не смогли бы. Удар. Машина в хлам. Везде валяется блядское стекло. Кровь, много крови. Хрипы и вздохи. Оливер ищет мутным взглядом Джордана. Блять, как же больно. Джордан лежит в отключке рядом, из его рта доносится страшный хрип. Наверное, это к лучшему. Оливер бы не смог стерпеть взгляд Джордана, ведь это была его идея. Он выбирается из машины. Пытается вытащить Джордана. Не получается. - Ну же, блять, пожалуйста, - Оливер всхлипывает, скулит и тяжело дышит. Пытается снова. Наконец-то. Вытаскивает тело Джордана, кладёт на землю. Пытается привести в чувство, тревожно смотрит на расползающуюся по ткани костюма кровь. Не получается. Пытается снова. Не получается. Оливер снова издаёт страдающий скулящий звук и поднимает Джордана, опрокидывает себе на плечо, пытается идти к дороге. Он и сам-то с трудом ходит. – Как в жопе у негра, сука, нихуя, блять, не видно...Джордан? Джордан, блять! – Джордан шевелится на плече. Оливер укладывает его на холодную, грязную землю. Джордан молчит, хрипит, кашляет, пытается издать стон. – Джорд! Джорд! – Оливер давно его так не зовёт, – Джорд, всё хорошо, я здесь, я здесь, слышишь? Смотри на меня, всё хорошо, Джорд, - Джордан слушается. Ничего не может сказать, сипит, смотрит на Оливера и плачет, но смотрит в глаза, смотрит без того осуждения и холода. – Джорд, всё будет хорошо, слышишь? Всё будет хорошо. Завтра всё будет очень болеть, – Оли криво улыбается Джордану, пытается его успокоить, как обычно успокаивал его сам Джорд. Вроде получалось. Хотя бы Оливер становился спокойнее.. грудь Джордана еле поднималась. – Джорд, сможешь встать? Джорд, нам надо идти, Джорд, – после неясного глухого звука со стороны Джордана, Оливер подхватил его. Они поднялись, Оли тащил кое-как двигающегося Джордана. Больно, блять, больно, очень больно. Они идут, идут вперёд вместе. С хрипами, всхлипами, стонами и диким, надрывным шёпотом Оливера. Джордану и вправду становилось легче. Не намного, но легче. Он почти отключался, но ковылял, чуть ли не полностью наваливаясь на Оливера, и это уже лучше, чем когда он валялся в мутном тумане посреди холода и жара. – Джорд, Джорд, нет! Джордан! Джордан, пожалуйста! – Джордан чуть не упал. Его подхватил Оливер и уложил на землю. – Джордан, прошу, нет! Пожалуйста, не оставляй меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Джордан! Осталось так мало, Джордан, пожалуйста, ещё чуть чуть! Джордан?! Джордан, нет, нет, нет, пожалуйста! – Джордан схватился холодной, дрожащей рукой за руку Оливера. Смотрел прямо в глаза, хрипел, загнанно дышал. . . . Оли как-то сказал, что умрут они вместе. Сейчас Оливер смотрел на Джордана. Тот не дышал, не двигался, не дрожал. Ему не было страшно. Его невероятно голубые глаза потухли, но ему не было страшно. Если Джордан больше не боялся, то не боялся и Оливер. Он захватил с собой кусочек стекла, он думал о том, чем это кончится. И чертовски боялся умирать один. – Прости...Джордан, прости. Пожалуйста, прости, прости, прости, прости. Я был таким, блять....я был...я был сраным уродом. Ты был достоин лучшего, Джорд, прости, – Оливер рыдал с куском стекла, вонзающимся в руку, – слабый, я такой слабый. Прости, пожалуйста, прости, Джордан. Ты верил в меня, всегда верил в меня! Я, я... прости.. Джордан! Я один, я совсем один! Мне так страшно умирать Джорд, мне так страшно... Джордан, я обещал тебе, прости... я.. я не смог, я.. – горячая кровь Оливера стекала на мокрый холодный асфальт, смешивалась с кровью Джордана. – прости... Джордан.. пожалуйста... Джордан.. прости.. я здесь, я буду с тобой. Вечно, - в глазах у Оли темнело. В конце он слышал голос Джордана. Его Джордана. . . . Их нашли на холодном асфальте В лужах крови, с вырванным сердцем, Лежали, как любовники в спальне, Как два короля; затухла их эра.