Привет, Мино!

Джисон проснулся, когда его лица коснулись теплые лучи солнца. Он зажмурился от яркого света и нырнул под одеяло. Когда внутри кокона стало душно, парень откинул одеяло и сел, приоткрыв один глаз. Окинув сонным взглядом комнату, вспомнил, где находится и посмотрел на кровать. Минхо рядом не было. Под кожу снова забрался страх, и он свесил ноги на пол. Покачиваясь, он вышел из комнаты и увидел, как Минхо входит в дом с пакетами в руках. — Доброе утро, соня. — Мог бы и разбудить, — пробухтел парень, ежась от прохладного потока воздуха, ворвавшегося в дом вместе с телохранителем. — Ну, вот, опять глаз задергался от твоего ворчания. — Минхо снял обувь и, улыбаясь сонному Хану, прошел на кухню. — Иди умываться, будем завтракать. Он поставил один пакет на стол, а со вторым подошел к парню, коснулся губами его озябшего плеча, взрывая залежи спящих мурашек, и всунул в его руки другой пакет. — Что это? — Одежда. Ты же не собираешься весь день шортами сверкать передо мной? — Минхо развернул парня лицом к ванной и шлепнул его по заду. Джисон от такой выходки Минхо развернулся обратно, в шоке раскрыв рот, запрещая себе даже улыбнуться. — Ты кто такой и где мой тело хранитель? — Он намеренно разделил слово на два, напоминая мужчине его смысл. — Не прикидывайся невинной овечкой. А то заставлю надеть обратно беличью шубку, вместе с содержимым карманов, — Минхо тихо усмехнулся и вернулся на кухню, чтобы разложить еду, привезенную из ресторана. На это раз шок Джисона не был поддельным, он в ужасе посмотрел на скинутую ночью пижаму, так и валяющуюся возле кресла в комнате, из карманов которой так предательски торчали Феликсовы ништячки. — Это не мое, честное слово, — затараторил парень, покрываясь красными пятнами, и жмурясь, чтобы не видеть этот позор, — это все Феликс… чтоб ему долго жилось. — Сделаю вид, что верю, — поддразнивал Ли, не в силах остановиться, когда Хан так мило смущается. — Я клянусь, так все и было. — Как предусмотрительно, — Минхо было лень прятать улыбку, и он качнул головой в сторону ванной, — исчезни. И как только дверь за младшим закрылась, Ли тихо засмеялся, пряча собственное смущение в ладонях рук, потому что вспомнил свое пробуждение. Он проснулся раньше Джисона и долго разглядывал спящее личико на своей подушке. Хотелось разбудить его поцелуями, зарыться носом в его пушистую макушку и дышать им пока легкие не пропитаются его запахом. Но вместо этого, он тихо выскользнул из постели и уехал в поселок, чтобы купить для него джинсы и футболку, забрать еду из ресторана, а заодно проветрить голову после того, как он случайно наступил на флакончик, валяющийся рядом с пижамой Джисона. Он осознал, что это произойдет рано или поздно. И как бы ему не было страшно, желание обладать им целиком уже не скроешь. Джинсы сидели идеально на узких бедрах парня, футболка чуть велика, но даже она не скрывала его широкие подкаченные плечи. Они завтракали в тишине, поглядывая друг на друга и не скрывая улыбок. Их ноги давно переплелись под столом и оба думали о том, что же будет дальше. Джисону до колик на кончиках пальцев хотелось залезть под рубашку Минхо, погладить и исцеловать все его шрамы, заменив плохие воспоминания собой и оставить несколько новых отметин на его теплой коже. Минхо думал о тонкой талии парня, сойдутся ли на ней его пальцы, если ее обхватить ладонями. О том, как будут смотреться его растрепанные волосы на белых простынях, когда его тело будет метаться под ним. Как раскраснеются его щечки от поцелуев ниже пояса. И о том стоит ли вообще думать обо всех этих смущающих, но до тесноты в брюках, возбуждающих вещах, когда уже давно все стоит. Причем у обоих. И кто только придумал эти столешницы из стекла? Никакой интриги. Они одновременно допили кофе и поставили чашки на стол. Минхо услышал его прерывистое дыхание и поймал себя на том, что пытается сдержать свое собственное, чтобы не казаться озабоченным и сделал это быстро и резко, на что Джисон понимающе улыбнулся и опустил взгляд. Его пальцы были перепачканы в креме от чизкейка, и он поочередно облизал их, не осознавая, что срывает последний замок с железной двери выдержки Минхо и судорожно сглатывает, заметив замутненный желанием взгляд на своих губах. Минхо уже ненавидит это стол, разделяющий их, и отпускает ноги парня, чтобы подняться и отголосками сознания заставляет себя убрать грязную посуду в раковину. Джисон сглатывает, цепляя пальцем остатки крема с недоеденного десерта, и нарочно медленно размазывает его по своим губам, успев глотнуть немного воздуха, прежде чем его губы окажутся под чужими. Минхо целует жадно, не сдержанно, слизывая крем с податливых губ и втирая его в чужой язык, разделяя сладость на двоих. Джисон играет с ним, возвращая сливочный вкус в его рот и смешиваясь с кофейным. Он вплетает свои пальцы в густые волосы Минхо, чтобы удержаться на стуле под напором горячего тела и слабо стонет в поцелуй, когда Ли вжимается своим возбуждением в его живот и прижимает к столешнице, перекрыв жесткий край своей рукой. Джисон обхватывает бедра Минхо ногами, когда он тянет его на себя, чтобы не дать упасть. В брюках тесно, но он счастлив, что не ему одному, и прижимается так, чтобы даже пылинка не смогла между ними проскользнуть. Минхо не чувствует тяжести в своих руках, потому что Джисон крепко держится за его плечи и это позволяет ему стянуть с него футболку, прежде чем распластать на заправленной кровати. Воздуха мало, он отпускает парня и рывком сдирает с себя рубашку, чтобы прижаться кожей к коже и снова затянуть в поцелуй и ему все равно мало. Возбуждение через край, Джисон водит ладонями по сильной спине, чувствует, как бьется сердце мужчины рядом с его собственным, и нет более прекрасного ритма, чем эти два, дополняющие друг друга. Минхо трется пахом между бедер Джисона, потому что нет сил терпеть эту тянущую боль. Он заставляет себя остановиться и приподняться на локтях, чтобы заглянуть в полуприкрытые глаза парня. — Помоги мне… Джисон тянется за поцелуем, пока руками оглаживает торс мужчины, опускаясь ниже к чужим брюкам. Пуговица, замок, еще одна пуговица и замок, осталось совсем немного, но для этого надо отпустить Минхо. Ли сполз на бок и повернулся на спину, облизывая пересохшие губы. Джисон стянул с себя джинсы вместе с трусами, откидывая куда-то на пол, и оседлал бедра мужчины. Минхо неуверенно приподнял их вместе с Ханом, помогая избавить себя от одежды, и они одновременно смотрят вниз. Восхищенный вдох Джисона не остался незамеченным и Минхо, все еще смущаясь, прячет глаза под ладонями. Хан нависает над ним и мягко касается губами каждой и шепчет: — Я хочу, чтобы ты смотрел. Минхо послушный, он сделает все, о чем попросит Джисон. Он доверчиво смотрит в его глаза и забывает о правилах дыхания на раз-два, когда губы парня касаются его шрамов. Мышцы вздрагивают от каждого прикосновения, а душа покидает тело, когда пальчики касаются напряженного члена, ласкают влажную головку, размазывая смазку по кругу, слегка надавливают под уздечку. Он томно стонет, когда сжатая ладонь нежно скользит по всей длине. Губы порхают по коже, касаясь сосков, язык дразнит нежно, зубки оставляют неглубокий след, и глаза продолжают следить за тем, как распухшие от поцелуев губы ложатся на головку и обхватывают ее. Сотни звезд рассыпаются над ними от новых ощущений, и самая близкая из них глядит не отрываясь, пока губы опускаются ниже насколько возможно и Минхо умирает от невыносимого блаженства. Движения плавные неторопливые, руки блуждающие, стон умоляющий плавят воздух вокруг. — Джисони… Хан поднимается и снова нависает над Минхо, обхватывает оба члена большой ладонью и мягко ласкает, пока губы сплетаются в поцелуях нетерпеливых. Еще миг и крепкие руки ложатся на упругие ягодицы и сжимают с силой, когда накрывает их обоих. Джисон стонет так громко и протяжно, что Минхо умирает еще раз. Хан обессилено падает на вздымающуюся грудь, зажав руку где-то между телами, и закрывает глаза. Они несколько минут лежат в тишине, обнимаясь и восстанавливая дыхание. Минхо с трепетом в сердце гладит влажную спину парня, прижимаясь губами к его лицу, оставляя на нем множество поцелуев, и слышит сбивчивый шепот: — У тебя это впервые? С парнем? Вместо ответа робкая улыбка, Джисон понимает и ластится ближе, целуя подбородок. И нет в этом мире ничего нежнее и возбуждающей, чем этот невинный поцелуй. Минхо не позволяет Джисону сползти к нему под бок, наслаждаясь тяжестью размякшего тела еще долгое время, пока кожа не покрывается мурашками из-за легкой прохлады. Ли тянет на них одеяло и укрывает обоих, вновь прижимая к себе младшего. Коснувшись его губ поцелуем, улыбается. — Ты все еще в креме. — И еще кое в чем, не менее липком, — парень игриво дернул бровями. — Хочешь в душ? — Хочу с тобой. Минхо заметно переменился в лице, словно испугался чего-то, Джисон будто мысли его прочитал. — Спокойно, мистер, мы просто помоемся, — парень накрыл его губы пальцем, когда тот собирался что-то сказать, — нервничаешь из-за отсутствия опыта? — Да, я не очень понимаю, что делать, — Ли тихо вздохнул. — Я подскажу, — шепнул Хан ему на ушко, чтобы не смущать мужчину еще сильней. — Что ты делаешь со мной? — Минхо откинул одеяло и, навалившись на Джисона, тихо рыкнул. — Идем в душ. Вернувшись в постель, они долго смотрели друг другу в глаза. Джисон тихо спросил: — Почему ты меня избегал? Минхо ответил не сразу. — Когда я впервые захотел поцеловать тебя, у меня началась паника, — мужчина вздохнул. — С чем она связана? — Два года назад, во время задания, мы с отрядом должны были зачистить один дом, в котором решено было устроить командный пункт. Разведка подтвердила, что внутри находятся люди. Когда мы вошли, там действительно было два человека. Дети. Брат с сестрой. — Минхо замолчал, возвращаясь в свои болезненные воспоминания. — Мальчишка лет семи был прикован цепью к трубе, а девочка привязана к брату канатом. У нее в руке было зажата граната с выдернутой чекой, она из последних сил сжимала ее, чтобы не уронить. — Минхо перешел на шепот. — Все произошло так быстро. Она ее уронила, а брат, глядя мне в лицо, закричал «беги, беги!» А я с места не смог сдвинуться. Видел, как мальчишка закрыл ее собой, а потом… взрыв… меня откинуло к стене, я поймал несколько осколков, а их обоих разметало повсюду. Джисон уже прижимал к себе мокрое лицо Минхо, не сдерживая собственных слез. Он гладил его затылок и плечи, чувствуя, как он прижимается к нему всем телом. — Я не смог их уберечь. Хан прижался щекой к его голове. — Ты не виноват, Мино. Мужчина посмотрел в его глаза, а Джисон повторил: — Ты не виноват. Хан прикоснулся ладонью к его лицу и бережно стер с него влагу. В его глазах было столько нежности, когда он начал сцеловывать упрямые слезы, что Минхо не выдержал и поймал его губы поцелуем, нуждаясь в них, как никогда. Джисон чувствовал его напор, желание забыться и помогал ему, смягчая жадные поцелуи податливостью. Он ласкал его плечи и руки, оглаживая шею и зарываясь пальцами в волосы, пока Минхо не сбавил обороты. Парень взял инициативу в свои руки, повернул его на спину и накрыл собой, прикасаясь губами к каждому сантиметру. Минхо задыхался от нежности, он был во власти Джисона, и позволял ему вести его, куда бы он ни захотел. И Джисон вел. Он находил каждое чувствительное место на его теле, наблюдая за каждым вдохом, опускаясь все ниже, чтобы открыть еще одно. Хан держал зрительный контакт, чтобы Минхо доверял ему, когда он прикоснулся к тугому колечку подушечкой пальца. Ли не сопротивлялся, когда Джисон аккуратно скользнул внутрь. Парень вернулся губами к его губам, шепча между поцелуями: — Я покажу тебе… на сколько… это может быть… приятно. Ты должен знать, как мне будет хорошо с тобой внутри. Минхо обхватил ладонью его затылок и вжался в губы требовательным поцелуем, сминая их и врываясь в его рот языком, чтобы отвлечься от непривычных ощущений. Джисон медлил, отвечая на поцелуи, чтобы мужчина расслабился. Ли был хорошим учеником, он понимал без слов взгляды Хана. И когда парень, куснув его за нижнюю губу, слегка потянул на себя, он коснулся простаты. Минхо резко вдохнул и качнул бедрами, не ожидая такой реакции собственного организма, и улыбнулся в ответ на улыбку Джисона. Они вели безмолвный диалог взглядами и поцелуями. Теперь Минхо знал, что заставит Джисона стонать в наслаждении, и перенял инициативу. Они ласкали друг друга до изнеможения, изучая каждую клеточку тела, доводили до исступления и останавливались, чтобы начать все сначала. Минхо был сдержанным, внимательным, забывая дышать, когда смотрел, как Джисон выгибается от удовольствия, как плавится от его поцелуев, и цепляется пальцами за него, чтобы не позволить отстраниться в очередной раз, когда он уже на грани. Минхо изучал его, пока у самого еще были силы. Но протяжный стон сломил его выдержку, и он навис над ним, заглядывая в глаза. Джисон зашептал: — Не могу больше, Мино… Пожалуйста, Мино, ты так нужен мне, сейчас. Минооо… Минхо ловил его стоны губами, наполняя собой, плавно двигая бедрами, не спеша, чтобы слышать его самую прекрасную песню, эксклюзивную, только для него, всего из одного слова, но многократно повторяющегося. Хан цеплялся за его руки и бедра, вжимал в себя, обхватив ногами, метался под ним, выгибаясь и срываясь на крик, когда Минхо замер на секунду, а потом сорвался сам и довел их обоих до края, вбивая дрожащее тело в кровать… Они лежали под одеялом, сплетаясь руками и ногами, ленивыми поцелуями и ласками. Согревали друг друга взглядами и улыбками. Им было уютно и спокойно и домой возвращаться совсем не хотелось. ***** Возвращаться домой пришлось в разных машинах, но в общем потоке машин, они старались держаться вместе. Джисон ехал первым, Минхо за ним присматривал. Почти всю дорогу они говорили по телефону на громкой связи о предстоящем туре, устанавливая новые правила. Джисон не возражал, потому что доверял своему телохранителю тире директору тире менеджеру. Он знал, что теперь им придется быть осторожней, чтобы не травмировать чью-нибудь психику, в том числе фанатов. А еще он знал, что Минхо больше не станет прятать голову в песок и делать вид, что ничего не было, когда рядом не будет чужих, потому что трое своих уже все знают. Дома их ждал накрытый стол с запиской от друзей, где они желали парочке приятного аппетита и доброй ночи. Минхо с Джисоном с удовольствием разделили ужин на двоих и разошлись по комнатам, но спустя всего пару минут, Хан, раздевшись до трусов, прошлепал в комнату к Минхо и забрался в его теплые объятия. Мужчина старался сохранять спокойствие, но получалось скверно, потому что от младшего пахло шоколадом и его неспокойные руки блуждали по его торсу в поисках удобного места. И когда такое нашлось, он, наконец, затих. Ненадолго. — Можешь хоть немного улыбнуться? Минхо изобразил подобие улыбки на губах. Джисон не оценил. — Жмот. — Жмот? — Переспросил Минхо, сотрясая тишину комнаты. — Тебе жалко для меня немного эмоций? — Все мои эмоции для тебя. — Ага. Тогда почему твой индикатор эмоций вечно показывает ноль? Минхо, сдерживая улыбку, уточнил: — Ноль чего? Часов? — Ага, часов, — Джисон задумался, чтобы понять, что имел в виду Минхо, и когда увидел, как его губы медленно растягиваются в улыбке, а брови игриво дернулись, до него дошло, и он опустил взгляд на его «большую стрелку». — Оу. Ноль часов? — Как тебе такой индикатор эмоций? — Ладно, сойдет, — пробубнил Джисон, заливаясь краской, от мысли, что он вызывает такую реакцию у Минхо и, натянув на голову одеяло, сполз вниз. Минхо и сам смутился и снова накрыл лицо ладонью, когда услышал из-под одеяла игривый голос Джисона: — Привет, Мино. — Я тебе сейчас покажу привет… *** Много позже ночью, за ними приехала машина, чтобы отвезти сначала в агентство, а потом в аэропорт. Крис ждал их в своем кабинете, чтобы передать документы. Джисон как всегда был одет с иголочки, по его губам блуждала очаровательная улыбка, потому что рука его была сжата крепкой ладонью. Директор заметил и посмотрел в глаза Минхо. — Я верю в вас, ребята. Джисон, порви сцену. Пусть они запомнят каждый твой концерт, чтобы им захотелось прийти снова. — Да, директор. — Минхо, — Крис хотел что-то добавить, а потом передумал и улыбнулся, — а ты и так все знаешь. — Крис, иди домой. Все будет хорошо. — Ладно. — Ты поговоришь с ней? — Я все уладил. Кстати, она передала галстук, который так и лежал у нее в кабинете. — Спасибо, Крис. Но с некоторых пор, я не любитель этих удавок. — Ладно, оставлю себе. — Директор, пожал руки парням. — Ну, всё. В путь. Москва слишком долго ждала этого дня! *** Перелет предстоял долгий. Джисон уснул на плече телохранителя, едва самолет набрал высоту. Минхо взял его за руку и тоже проспал до самой посадки. Фанаты встречали своего кумира цветами и плакатами, выстроившись в самый длинный и безопасный коридор, чтобы команда беспрепятственно добралась до кортежа, сопроводившего их в отель. Заселившись в номер, Минхо удивился, что он оказался в отдельном крыле, куда доступ был только у них двоих. И он поблагодарил за это хитрую лисью мордашку, когда они встретились за ужином в гостиничном ресторане. С Феликсом и Хёнджином у них был отдельный разговор, где парни очень убедительно отстаивали свою позицию о некоторых темных пятнах на коже парня и пригрозили санкциями, если он не будет более внимателен. В общем, отчитали, как школьника, а потом благословили и щебетали, щебетали… Два концерта произвели настоящий фурор на русской гостеприимной земле, и покидать ее совсем не хотелось. Бэйбис сдержанно встречали их добрыми взглядами и улыбками на протяжении нескольких дней, пока они находились в столице, осматривая ее достопримечательности. Однако Джисона ждали и в других странах, и как бы ни было грустно, расставаться все равно пришлось. Но он никогда не забудет этот теплый прием и обязательно не раз сюда вернется. И в каждом новом городе и в новой гостинице, Минхо с Джисоном заселяли в отдаленный от всех номер, чтобы никто, ни одна живая душа, не могла услышать, как эти двое нежатся в объятиях друг друга, срывая голоса, но не концерты. Агентство выпустило новый сингл Джисона под названием «Volcano», который ворвался во всевозможные музыкальные чарты, заняв верхние строчки. И был распродан тройным тиражом, побив предыдущие рекорды. И на завершающем тур концерте, Джисон исполнил ее для своих фанатов, бросая влюбленный взгляд в сторону своего верного и надежного спутника-телохранителя и любимого человека в одном лице, вновь и вновь признаваясь ему в своих глубоких чувствах. И был счастлив видеть красноречивый ответ увлажненных глаз, когда пел для него: — Почему, почему, почему я не хочу возвращаться, назад, назад тебе, что сияет ярче всех, я отдам всё каждый день, каждый день, каждый день я ощущаю тебя завтра, завтра, завтра, я не могу дождаться представляю, как твоя улыбка станет еще ярче и заставит меня смеяться. Я не могу жить без тебя, для меня ты единственный, даже после смерти, даже если я буду перерождаться вновь и вновь, это всегда будешь ты. Я хочу отдаться только тебе, мое сердце пылает, когда я думаю о тебе, мой разум, как вулкан. Спустя несколько дней по окончании тура, Джисон получил приглашение, принять участие в самом значимом и престижном для каждого музыканта мероприятии, когда узнал о том, что его песня, и он сам были номинированы на главную премию в трех номинациях. Хан был счастлив бесконечно, что его талант признавали, но он не питал иллюзий на свой счет, предполагая, что премия вероятней всего снова достанется продюсерам. И не смотря на это, он нервничал, как никогда, сидя в первом ряду, в огромном зале, в окружении тысяч таких же талантливых музыкантов со всего мира. Рядом со своим телохранителем, который с волнением заглядывал в его глаза, опасаясь за его состояние, крепко держа его за руки, потому что дрожь пробивала его по всем конечностям. — Джисони, родной… — М? — Посмотри на меня. Джисон сосредоточился на его губах, которые повторяли для него спасительные раз-два — вдох и сам начал шептать: — Раз-два — выдох. — Умничка. — Минхо мягко улыбнулся, помогая парню успокоится. Ведущий объявил номинацию за лучшую песню года. Джисон зажмурился и уткнулся в плечо Минхо, чтобы не видеть смешливое лицо, заглядывающее в конверт. — Хан Джисон! Зал взорвался аплодисментами, оглушая и без того оглохшего от накатившего ужаса артиста. Он не услышал собственного имени, и непонимающим взглядом уставился на улыбающееся лицо Минхо, который говорил что-то, пытаясь пробиться сквозь крики фанатов. Не добившись результатов, Минхо поднялся и потянул на себя парня за руки, направляя его к ступенькам, чтобы он, наконец, забрал свою первую награду. В итоге Минхо вышел на сцену вместе с ним, и лишь тогда Джисон понял и поверил, что он действительно крутой композитор и исполнитель. Он с благодарностью принял драгоценную статуэтку и прижал к себе, придвигаясь к микрофону, чтобы срывающимся на плач голосом, поблагодарить вселенную и родителей, агентство, продюсеров и стилистов, стафф и танцоров, и своего менеджера за сбывшуюся мечту. Он на трясущихся ногах вернулся к Минхо и упал в его объятия, шепча навзрыд в его ухо: — Я люблю тебя. Я так люблю тебя, Мино! Ли прижал к себе своего маленького артиста и помог спуститься обратно в зал, не выпуская из своих объятий. Джисон не сразу успокоился, но он не ждал новых потрясений, когда ведущий снова назвал его имя в качестве победителя в номинации лучший артист. В этот раз он отчетливо слышал это, но не поверил, ощущая себя в каком-то невероятном сне. И лишь Минхо сумел убедить его взглядом, что он действительно лучший. А спустя еще несколько прекрасных выступлений артистов, был объявлен лучший альбом, который закономерным образом принадлежал Хан Джисону. Собрав самые важные награды, Джисон передал их в руки Минхо, потому сам не смог бы их удержать: они все еще тряслись. Но когда в его руках оказался микрофон и под бурные овации он поднялся на сцену вновь, страх исчез, как будто и не было, он снова стал звездой, ярко сияющей. Хан любил сцену, она любила его, они были созданы друг для друга и он дарил свою музыку фанатам, наслаждаясь моментом единения с ними. Когда его увели за сцену и попросили Минхо ждать в гримерке, он забеспокоился. И он ждал терпеливо лишь одну минуту, а потом стало так одиноко, что сердце защемило, и он прислонился к стене рядом с дверью. В голове все крутилось «Я люблю тебя. Я так люблю тебя, Мино!» Он понимал, что это лишь порыв, эмоциональный взрыв, который испытал Джисон, но почему стало так волнительно. А когда дверь открылась, он застыл, увидев того, кого больше всего хотел видеть, больше всего на свете. Несдержанно выдохнув, толкнул дверь шире, глядя, как Хан срывает со своей шеи галстук и отшвыривает куда-то в сторону с таким, до трепета внутри, необходимым ему сейчас и всегда, до конца жизни: — Привет, Мино… Он затягивает его внутрь, заглядывая в родные глаза и закрывая двери, и ему больше не нужны никакие другие слова, потому что эти два громче и понятней всех остальных слов в мире, чтобы знать, что он действительно любит. И Джисону не нужно было слышать от него ответ, потому что он видит его любовь в каждом взгляде, слышит в каждом вдохе и чувствует в каждом прикосновении и жесте. И когда жадные губы прижимаются к его несдержанным, ему не нужны слова, но он все равно их слышит.