Magnum opus

Леон вернулся в город поздним вечером. Подлатал себя немного в самолете, сел в ожидающую его машину и приехал в штаб агентства. Вроде бы водитель хотел с ним поболтать о чем-то, но… Леон не ответил, лишь краем уха услышав робкую попытку заговорить с ним о последней игре Los Angeles Lakers или еще чем-то столь же неинтересном. Он просто смотрел в окно на вечерний город в неоновых огнях. Иногда, чуть прищурившись, он видел свое отражение в стекле — поджатые губы, напряженные скулы и туманное очертание бледного лица. Он устал. Зашел в здание, коротко кивнув охране, поднялся на третий этаж, зашел в раздевалку, захватил гражданские шмотки из шкафчика, быстро принял душ, морщась от боли, наскоро обработал и залепил пару открытых ран и поплелся в кабинет. Уже у двери его остановил вызов по коммуникатору — его традиционно приглашали этажом выше, в гостеприимные объятия медиков. А агент Кеннеди традиционно отказался. Он в порядке. — Прошу вас написать официальный отказ от медицинской помощи, — равнодушный голос в очередной раз повторил знакомую фразу. — Вы можете сделать это по емейл. Обязательный и ответственный агент Кеннеди уселся за рабочий компьютер и отказался от услуг мед.части по емейл. Налил чашку кофе и принялся писать отчет. Он мог бы сделать это завтра — но это означало, что придется вспомнить детали задания, а делать это не хотелось. Казалось бы, пора привыкнуть, но… наверное, еще рано. Казалось бы, Леон Кеннеди уже давно не тот новичок, встречающий ужасы реальности с щенячьим «Господи, что это?» Наверное, он еще недостаточно очерствел. Пройдет еще пара лет, и он наконец-то выгорит до основания, прекратит удивляться и бояться. Он просто делает свою работу. Хотя уже сейчас он чувствовал, что не испытывает той, прежней радости от хорошо выполненной задачи. От маленькой личной победы над очередной угрозой тому, мирному городу в неоновых огнях, от которого его отделяло стекло автомобиля. И не только стекло. Леон Кеннеди все чаще чувствовал себя чужим в обычной жизни. Он дописал отчет, поднялся, сделал пару шагов к двери и вдруг понял, что прихрамывает. Сейчас его отпустил адреналин и на плечи свинцом упало опустошение и усталость. И те раны и ушибы, казавшиеся незначительными, разболелись в сто крат сильнее. Леон поплелся по коридору к лифту. Несмотря на поздний час, в здании было многолюдно — ночная смена только вышла на работу. Леон прошел мимо парочек у панорамных окон с стаканчиками кофе в руках, мимо оживленных групп по интересам — кто-то вышел из отпуска, кто-то женился или вышел замуж, кто-то наконец завел собаку. Кому-то кивнул, кто-то с ним поздоровался, кто-то спросил дежурное «как дела?» — получив стандартное «все в норме». Наконец он дотащился до лифта, нажал кнопку и с облегчением прилип к стене в ожидании и надежде, что ноги выдержат и он не сползет вниз по стене от усталости. Наконец он вышел из здания в прохладную ночь, снова уселся в ожидающее авто и прислонился лбом к стеклу. Чуть позже понял, почему водитель не трогается с места — он не сказал, куда ехать. А зачем — ему некуда было ехать, кроме квартиры. Да и не было сил. В лучшие времена, с блеском исполнив очередное задание, агент Кеннеди шел пешком, радуясь обычным звукам города — без выстрелов, истошных криков или угрожающего рева, и думал, что в этой мирной жизни есть место и ему. Ведь он старается. Теперь не было сил и желания. Он скороговоркой назвал адрес и через десять минут уже вышел у своего дома. Он не выбирал эту квартиру — ему предоставило ему государство. Он не возражал. В принципе, он много что не выбирал в своей жизни. Ему недавно исполнилось двадцать семь — но сейчас Леон чувствовал себя глубоким стариком.        Леон остановился у подножия лестницы, переводя дух, и заставил себя сделать шаг. Двенадцать ступеней. В голове вдруг всплыли рассказы матери про лестницу Иакова — от земли до неба. — И по этой лестнице Ангелы Божии восходят и нисходят, Леон, — говорила мать, собираясь в церковь. Как давно он вспоминал о ней? Наверное, это ненормально, когда человек не вспоминает о родителях… Леон посмотрел вверх — наверху его ждал не рай. Просто тишина и покой в пустой квартире. Но до нее надо было дотащиться. Он вцепился в перила, чувствуя себя выебанным во все места сломанным роботом, а не ангелом, стал подниматься, проклиная службу обеспечения, предоставившую ему квартиру в этом «уникальном образце домостроения», чудом сохранившемся в современном мегаполисе. Без сучьего лифта.        Наконец он дополз до двери, чуть задыхаясь, открыл замок, вошел в коридор и замер. В квартире кто-то есть. Не услышал звука, не учуял запаха, не ощутил движения. Он просто знал. Секундная заминка — он не показал вида, что насторожился, просто медленно стянул куртку, снова поморщившись от боли, и бесшумно достал пистолет. — Свет, — сказал Леон и одновременно взвел курок. Система отреагировала и темнота исчезла. Он прицелился в появившуюся перед ним фигуру и застыл. Он бы выстрелил без колебаний, но… наверное, просто устал. Нет, неправда. Просто он не почувствовал опасности. На мгновение усомнился в себе, решив, что наконец-то разум его подводит, и, повинуясь смешному и нелепому инстинкту, просто закрыл глаза. Скорее почувствовал, чем услышал ироничный смешок. Открыл глаза. Ничего не изменилось. Напротив, в его кресле, закинув ноги на низкий столик, сидел Джек Краузер. Леон тупо смотрел на знакомую здоровую фигуру еще несколько мгновений. А майор сидел и смотрел на него. Спокойный уверенный взгляд медленно гулял по его телу — с головы до ботинок, и обратно. Майор был спокоен, собран и как в старые-добрые недоволен видом своего ученика.        — Тебе надо беречь себя, Леон. Не подставляйся под удар лишний раз.        Леон пришел в себя и собрался. Все-таки он был профессионалом. Майор выглядел странно для него — в гражданской одежде. Свободная футболка, брюки с карманами, ботинки с рельефной подошвой. Не изменился ни на йоту и все так же впечатлял Леона мощной мускулатурой, хищным лицом, широкой грудью и раскаченными плечами. Они рассматривали друг друга еще минуту-другую.        Леон услышал свой голос со стороны, тихий и уставший: — Почему вы не можете просто… остаться мертвым? И опустил оружие. Усмешка. — Передумал стрелять в меня? Стрелять не хотелось. Хотелось сказать, что вы этого не стоите или не хочу будить соседей, но… — Не хочу в третий раз прощаться с вами. Это слишком… — Леон наклонился поднять куртку, надеясь, что волосы скроют его губы, прошептавшие против воли, — слишком больно… Что с ним, твою мать? Какой-то сюрреализм. Он повесил куртку на вешалку, рядом с курткой майора, и прислонился к стене. Снова усмешка. Майор окинул его еще одним пристальным взглядом и задумчиво протянул: — Все тот же милый мальчик… — тонко усмехнулся, — из рекламы шампуня для волос. «Мягкие и шелковистые…» Леон на секунду потерялся, услышав старую шутку из хороших времен, так неуместно звучащую сейчас, после всего, что было… хотя нет. Эта шутка должна была бы быть неуместной…        «А ну-ка тряхни гривой, Кеннеди». Леон возмущался и стеснялся. «Давай, не капризничай». Леон мотал головой в отрицании, попадаясь на уловку, и слышал удовлетворенное: «Вот и молодец. Ну точно. Ты не ту профессию выбрал, новичок». Леон думал, что он ничего не выбирал, но не мог удержаться от улыбки.        Но звучала естественно и удивительно приятно. — А вы вся та же икона бодибилдинга. Неплохо выглядите для мертвеца, — он чуть помолчал, но все-таки произнес, — майор Краузер. — В отличие от тебя, Леон, — проблем произнести его имя у майора не было. — Хоть ты и жив. Вроде бы. Леон вполне себе разделял иронию Джека Краузера насчет своего состояния. — Вы пришли меня убить? — снова стало странно от самого себя. От равнодушного к своей судьбе тона. Без упрека или злости к человеку напротив. Майор снова осмотрел его и неуловимо нахмурился. — Скорее, добить. Но это будет… — в хриплом голосе мелькнули нотки противной жалости на грани презрения, — неинтересно. Слишком легко. Леон не почувствовал шока, увидев майора. С некоторых пор он привык, что мертвые не всегда остаются мертвыми. — Какой вы благородный. В таком случае буду считать вас галлюцинацией. Скинул ботинки и вдруг почувствовал, как футболка на плече стала влажной. Видимо, криво налепленная повязка сползла от резкого движения. — Чувствуйте себя как дома. И поплелся в ванную комнату, напевая Hello darkness, my old friend. Довольно уместный саундтрек к дурному кино этой ночью. — А я уже чувствую себя как дома, — из комнаты донесся насмешливый голос галлюцинации.        Леон разделся до трусов и уселся на табурет. Вернее, рухнул. Посмотрел на себя в огромное зеркало во всю стену. И серьезно засомневался в себе. Он мог надышаться незаметно для себя каким-то отравляющим веществом на этой миссии. И его накрыл поздний приход. Отсюда мертвецы в квартире. И его странное поведение. Он должен был выстрелить, вызвать группу и сдать непрошеного гостя с рук на руки. Но… Плечо повело болью, и он отвлекся. Рассмотрел себя еще раз. М-да. Бронежилет — отличная вещь. Правда, тот, кто получал очередь в грудь, знает, что это такое. Кожа уже расцвела синюшными пятнами. Он отлепил промокшую от крови повязку с плеча, нагнулся и вытащил ящик с аптечкой. Запасы подходили к концу, но на этот раз хватит. От движения прихватило лопатку. Он изогнулся, пытаясь рассмотреть спину, как вдруг услышал: — Просто ушиб. И почувствовал леденящий холод — майор приложил к лопатке пакет со льдом. — Подержи-ка сам, — Леон завел руку за спину и выполнил требование. На секунду ему показалось, что он коснулся пальцами чужой руки — и это прикосновение обожгло. Ладонь майора была очень горячей. Джек Краузер уселся перед ним на корточки. Скрючившийся на низенькой табуретке Леон был ненамного выше его сейчас. Спокойные серые глаза окинули взглядом помещение и вернулись к нему. — А ты неплохо устроился. Шикарная квартира. Леон пожал плечами. Наверное. — Только почему у тебя две комнаты под замком? Леон с трудом вспомнил про еще две комнаты. Снова пожал плечами. — Я там не бываю. Мне… — чуть помолчал, — слишком много места для одного. И вдруг проговорился: — Мне здесь неуютно. Майор удивленно приподнял бровь. — Почему ты не попросишь другое жилье? Леон не знал, почему молчит. Просто жил там, куда устроили. — Хотя соглашусь, тут пустовато. Майор полез в аптечку, моментально нашел антисептик, кровоостанавливающее и бинт, словно он сам укладывал по ячейкам месяц назад, а не Леон. Аккуратно разложил на полу. — Почему ты не заведешь кота? Теперь уже Леон удивленно уставился на майора. Странный вопрос. — Ну да, — Джек Краузер усмехнулся. — Ты и за собой-то присмотреть не можешь. Что-то менее капризное… цветок в горшке? Леон тихонько фыркнул, поводя плечом. — Ханниган как-то подарила мне фикус… Получил ироничный взгляд и поставил майора в курс о судьбе фикуса: — Засох. Серые глаза лениво рассматривали его плечо с очередной рваной раной. Ничего серьезного — кровь уже не текла, а слабо сочилась вязкими каплями, засыхая и стягивая кожу. Но Леон чувствовал, что майор Краузер переживает за него сейчас. Беспокоится. Как раньше. — Как-то я завел рыбку, — разоткровенничался. Все равно эта ночь уже вряд ли станет более странной. — Самую неприхотливую. Майор начал вскрывать упаковку с бинтом и Леон увидел брошенный на него искоса взгляд — не только с иронией, но с грустью. — Рыбка умерла, — утвердительно произносит низкий голос. — Да, — тихо говорит Леон. — Я вернулся, а она мертвая. — Расстроился? — майор смачивает бинт антисептиком. — Очень, — признается Леон и снова ловит на себе печальный взгляд. Он не говорит, что при взгляде на мертвую рыбину, продержавшуюся рядом с ним аж две недели, про уход за которой он читал в интернете и старался выполнить все указания, зрение затуманилось, и он с стыдом осознал тогда — если моргнет, то почувствует на щеке предательскую слезу. Так странно — ему казалось, его уже ничем не проймешь, а тут просто какая-то рыбка. — Понимаю, — говорит майор, и Леону кажется, что тот волшебным образом в курсе, что его ученик и напарник чуть не расплакался на мертвой рыбкой.        Также, как он говорил «понимаю» после путанного рассказа о той ночи в Раккун-сити, и обнимал за плечи. И Леон знал, что майор Краузер действительно понимает.        Леон смотрит в суровое лицо со шрамом напротив, вдруг вспоминает руины в Испании и снова чувствует вину, боль и сожаление. Его губы снова начинают дрожать, как тогда… Шепчет: — Убийцы бывают сентиментальны в мелочах… Каменное выражение лица не меняется, лишь в глазах появляется новый оттенок. Джек Краузер посмотрел на Леона на как расшалившегося ребенка — которого надо бы наказать, но позже. Сейчас — слишком жалко. Потому что ребенок упал, разбил коленку и рыдает. Ребенка надо просто утешить. — Вы — настоящий? Или призрак? — снова шепчет Леон. Майор приподнял бровь. — Думай так, как тебе легче. Леон замешкался. Он не знал точно. Наверное, с призраком — полегче. И остановился на этом варианте. — Все-таки побудьте галлюцинацией. Пока. Зачем вы пришли, майор? Джек Краузер немного отодвинулся, и Леон получил еще один пристальный прохладный взгляд на себе, цепкий и сосредоточенный. — Решил проверить, как поживает мой ученик, — плотно сжатые губы исказились, — мой магнум опус. Отупевший от усталости и нереальности этой ночи Леон некоторое время пялился на майора в попытке понять. Вспомнил. Лучшее творение. Стало смешно. Но он не стал спорить. — Художники иногда уничтожают свои работы… — он снова вспомнил Испанию. Не в упрек. Просто снова попытался понять. — Бывает, — майор тоже не стал спорить. Сегодня у них полное взаимопонимание. — А как насчет Пигмалиона и Галатеи? Леон, последние годы не интересовавшийся ничем, кроме своей работы и оружия, снова напрягся и наконец вспомнил эту античную историю любви талантливого скульптора и его лучшего творения. Он бы смутился, покраснел и ушел от разговора, но раз он беседует с призраком, можно и расслабиться. Это даже приятно, в конце концов. Флиртовать с галлюцинацией. — Вы лишились сна и аппетита, разглядывая меня? Джек посмотрел на его плечо и нахмурился. И наконец занялся его раной. Ухватил рукой за плечо и… Леона снова обожгло. Он разжал руку, державшую пакет со льдом, забывшись на мгновение. Нереально горячая кожа. Плага вызывала повышение температуры тела — он помнил, что словно бы горел изнутри тогда. Майор быстро обработал ему рану — как делал десятки раз раньше, и залепил плечо широким пластырем. А Леон не мог ни о чем думать, просто тонул от ощущения раскаленных ладоней на теле. Майор вытащил из аптечки мазь от ушибов и скомандовал: — Сядь ровно. Голова поплыла, и Леон лишь тихо выдыхал, чувствуя на теле эти горячие руки. Если бы не был настолько изнурен, возможно, он бы попал в неловкую ситуацию перед своим учителем, но сейчас сил на физические реакции не хватало — просто глубинное ощущение тепла, покой и приятное изнеможение. Ему показалось, что его кости плавятся, и если бы майор осторожно не придержал его, он сполз бы сейчас на пол на колени, прилипнув к широкой груди напротив. Он посмотрел на руки и замер — когда майор касался его, от кончиков пальцев по предплечью и выше, до плеча по кожей пробегала почти незаметная волна. Он моргнул, пытаясь вернуть четкость зрения, но эти странные метаморфозы не исчезли. Казалось, что-то хочет вырваться на свободу — вены напрягались, вздувались и падали, каждая мелкая мышца словно бы жила своей жизнью. Он положил ладонь на мощный бицепс, чувствуя под пальцами бешеный пульс чужой жизни, в каждой клетке, совсем рядом, под тонкой кожей. — Нравится? — прозвучал над ухом хриплый низкий голос. — Да, — Леон вспомнил, как выглядел Джек Краузер в том последнем бою между ними, и решил высказаться наконец. Тогда он кричал, что майор чудовище, но сейчас мог сказать правду, которой устыдился тогда в самом себе. — Вы… вы были… как… языческое божество… Он опустил взгляд на руку, упирающуюся ему в грудь, и снова провел пальцами по коже, чувствуя, как от его прикосновений снова пробегает волна где-то глубоко внутри. — Словно крылья… — прошептал он. Майор молча встал, стащил футболку с сушилки и кинул ему на руки. Леон с трудом натянул тряпку, позволил себя поднять с табурета, и поплелся, все также чувствуя себя бескостным и бессильным, к дивану. Майор держал его за талию, обжигая сквозь ткань своим прикосновением.        Леон щелкнул пультом и огромный экран на стене ожил. — Почему ты ничего не написал обо мне в знаменитом «отчете Кеннеди»? Прозвучал внезапный вопрос. Леон не отрывал взгляд от мельтешения на экране, лишь чуть двинулся ближе — он начал мерзнуть и хотел согреться. Пусть этот жар — лишь фантом. Эшли дала описание похитителя, но не знала имени, а правительство слишком увлеклось вопросом плаги. — Хотел, чтобы вы остались героем… Еще немного, и он склонит тяжелеющую голову на мощное плечо рядом. — Ты думаешь, для меня это важно? Леон подумал долю секунды. Раз уж сегодня ночь откровений… — Это важно для меня. И все-таки не удержался и прижался щекой к горячему телу рядом. — А может, и для вас. Вы же не зря носили тогда краповый берет… как на службе… Леон прикрыл глаза. Под щекой плечо чуть дернулось и он услышал хриплый смешок. — Ты умный мальчик, Леон. Минут пять прошло в молчании. Леон начал соскальзывать в дремоту. — А у тебя неплохая кроватка, Кеннеди. Галлюцинация решила сменить тему. — Я так понял, ты там редкий гость. Леон позволил себе улыбнуться. Его пугала эта огромная кровать. Он пробовал на ней спать, но… обнаружил, что чувствует себя некомфортно. Слишком маленьким и одиноким. Поэтому он ночевал на этом диванчике, засыпая под телевизор. — Эта кровать — ебаный аэродром. Больше моей комнаты в детстве… — прошептал куда-то в подмышку. — Я ее боюсь. Услышал очередной смешок и продолжил. — Черное постельное белье — не моя покупка, если что. Не думайте обо мне плохо… Судя по движению плеча, майор Краузер сдерживал смех. — Тоже подгон от работодателей? — Ага. Как и все здесь… кроме одежды… Леону тоже стало смешно. — Уложу-ка тебя спать, — галлюцинация вернулась к вопросу кровати и черного постельного белья. — Хочу посмотреть… Фантом был не из стеснительных и возражений не принимал. Леон пробурчал, что от этого черного шелкового пафосного дерьма его знобит, а под пледом на диванчике уютно, но через минуту послушно брел в сторону кровати, опять нежась под обжигающими прикосновениями сильных рук.        Скинул с себя все — стесняться своей же больной фантазии было глупо — и улегся в холодную постель, устало закрывая глаза. Было тихо и Леон понял, что майор стоит рядом и просто разглядывает его. Вспомнил Пигмалиона и Галатею, и все-таки почувствовал смущение, повернулся на бок и поджал колени к груди, спрятал лицо в подушку. Разочарованный вздох. — Холодно, — оправдался и услышал шорох одежды. — Это поправимо, Леон. Джек Краузер улегся рядом с ним, обнял и стало очень тепло. Словно его тело обвивает огромная змея — только змеи холодные, а от этого тела рядом исходил обжигающий жар. Их ноги и руки переплелись, к спине прижалась широкая грудь, и Леону показалось, что они стали единым целым. Он все также чувствовал под кожей человека рядом мощное биение чужой жизненной силы и ему было хорошо. Он снова вспомнил Испанию и те пугающие ощущения, когда плага вгрызалась в его грудь и росла, развивалась в нем… Он словно вылетал из реальности на секунды — и чувствовал единение с множеством других сущностей, которые когда-то были людьми. Он терял себя. Его это пугало и отвращало, хотелось взять клинок и вырезать паразита из себя, но… короткими вспышками он чувствовал и майора Краузера. Тогда, испуганный и шокированный, он откинул эти моменты прочь, концентрируясь на спасении Эшли, и лишь сейчас осознал, что это было… приятно. Они были едины тогда — доли секунды он смотрел на мир глазами Джека, чувствовал то же, что и майор — эту прекрасную горящую силу в багровых тонах, решимость и горячее желание. Без слабостей и без сомнений. Тогда он заставлял себя не понимать и уничтожал эти ощущения в зародыше. — Вы мне тогда поддались, майор Краузер, — тихо сказал он, уже погружаясь в сон. — Вы были сильнее меня… Почувствовал на шее теплое дыхание и хриплый шепот: — Нет, Леон, — его уха коснулись горячие сухие губы, — физическая сила — не главное. Словно споря с самим собой, Джек Краузер вдруг сжал его сильнее. Леон тихо всхлипнул — измотанное тело окатило болью, но он не сделал попытки вырваться, понимая, что не сможет и не испытывает желания. Ему представилось, что майор просто размозжит ему грудную клетку в своих железных объятиях, но страха не было — лишь ожидание и покорность. Но боль отступила. Джек провел ладонью по его груди и наконец разрешил: — Спи, Леон. Леон подчинился.        Он проснулся один поздним утром. Огляделся. Пришел к выводу, что вчерашняя ночь все-таки просто видения в его голове, приятные и пугающие одновременно. Он бы поспал еще, но пришел вызов с работы. Если бы он обратился к медикам, его бы оставили в покое на сутки-двое, но… он был в порядке. «Машина будет ждать вас через 30 минут». Его неплохо обхаживали. Ведь он был на хорошем счету. Практически незаменим. Возили автомобилями и вертолетами, предоставляли эти апартаменты, в удобное ему время приходил клининг, на полках появлялось само собой свежее белье, менялись полотенца и мылись окна. Он потащился в душ, обойдя мокрую лужу на полу — вчера он уронил пакет со льдом и не убрал. Привел себя в порядок, спустился вниз и столкнулся с соседями. В этом доме не было случайных людей — все здание принадлежало правительству. Но все косили под обывателей. Близко не общались, но… эта пара вроде бы представлялась ему по именам и даже принесла на новоселье поднос с домашним печеньем. Леон вяло мучился, встречая их на лестнице — он забыл их имена через пять минут знакомства. Его уже ждал автомобиль. Леон периодически поднимал восстание — молча проходил мимо и шел пешком, но проклятая тачка тихо ползла за ним следом. Купил байк, чтобы просто покататься и почувствовать иллюзию свободы, но… его цеплял каждый патруль, останавливая через сотню метров, а потом Ханниган принялась рассказывать про опасность мотоциклов, и Леон все понял. Пошел другим путем — начал писать бумажки о необходимости этого вида транспорта, наиболее мобильного и скоростного, расписал плюсы, и ему наконец предоставили отличный байк. Пользоваться на миссиях, когда уместно. Но Леон почувствовал лишь половину радости — этот мотоцикл был не его. В итоге агент Кеннеди разбил один байк, второй, получил пару тройку смещений, трещин и один перелом кости, недовольное бурчание куратора и смирился. Сегодня он слишком устал, сел в авто и снова уткнулся лбом в стекло. Снова вошел в здание, опять кивнул охране, зашел в кафе для сотрудников, позавтракал и погрузился в обычную рутину — поприсутствовал на допросе, посетил брифинг, зашел проконсультировать новых оперативников. Традиционно поймал на себе удивленные взгляды — в новички переходили из армии и других спецслужб. И опытные бойцы с недоверием и иронией смотрели на него. Как тогда, во времена его учебы.        Тогда к нему относились с пренебрежением все, кроме майора Джека Краузера. Майор выдернул его к себе через пару недель. — Я вижу перед собой унылое лицо, новичок, — майор мягко усмехнулся, и Леон почему-то не обиделся на него. — И знаю, что у тебя есть на это основания. Но мы справимся. Это «мы» Леон запомнил навсегда.        Впрочем, сейчас ему уже нечего было доказывать. Он рассказал основные моменты, глядя поверх голов, ровным и уверенным тоном. — Вопросы? Вопросов не было. И под шокированное молчание вышел из кабинета. И все-таки поднялся на пару этажей выше, к медикам. Сдал кровь. — Проверьте на все, — холодно потребовал, не дослушал встревоженные вопросы. — Просто сделайте это без разговоров. Чисто. Никаких наркотиков или лишней химии в крови. Леон подумал, что на следующей неделе надо бы зайти к штатному психотерапевту, а то и к психиатру, но остановил себя. Его могли отстранить от работы — это пугало. Главное — его отношение к майору Краузеру было очень личным. У него практически не было ничего своего — поэтому пускать чужих в это свое ему не хотелось. Посидел кабинете, что-то писал, читал по работе, замирая на долгие минуты, уставившись в экран невидящим взглядом, пообедал. Снова рутина. Пользуясь уровнем допуска, зашел в систему и потратил час, проматывая записи камер наблюдения с своего адреса, улицы и всех окрестных переулков. Он бы узнал фигуру майора Краузера в любой толпе. Ничего. Просмотрел записи камер с крыши и ближайших домов — нет, мимо. Снова слепо уставился в экран. И решил, что пора идти домой. Леон отметил, что именно сегодня торопится к себе в квартиру. Это было странно. Обычно он засиживался допоздна. Если были силы — шел в тир, спортзал или бассейн. А сейчас… Он пошел пешком. Служебная тачка как обычно настырно тащилась за ним.        Он вошел в квартиру и отключил сигнализацию. Впервые за долгое время с утра он набрал код — просто хотел удостовериться. Сигнала тревоги не было весь день, но в комнате, освещенной вечерним солнцем, он снова обнаружил Джека Краузера. Леон утвердился в мысли, что довольно оригинально сошел с ума. Что же, психическое расстройство — тоже приключение. Он знал, что его учитель — мастер спецопераций и умеет действовать скрытно, но войти в квартиру незаметно для датчиков не смог бы даже он. Двери, окна — все было под контролем. Но тем не менее сейчас он смотрел на майора. Мертвец устроился у него в кухне и возился с коробкой пиццы. — «Маргарита», — галлюцинация любезно поставила его в известность. — Твоя любимая. Отличная память. Джек помнил о его любимой еде, а сам Леон — забыл. — Спасибо, — сказал Леон и пошел в душ. Ополоснулся, переоделся в домашнюю футболку и шорты, вышел и завалился рядом с майором на диванчик. На столике рядом — открытая коробка и бутылка виски. Леон не любил алкоголь, но сейчас… а почему бы и нет. Они молча ели пиццу, периодически встречаясь пальцами в соревновании за самые аппетитные куски, выпили по стаканчику, шутливо стукнув стеклом о стекло в импровизированном тосте. — За счастье Пигмалиона и Галатеи, — призрак снова ввел его в смущение. Леон не умел толком кокетничать и промолчал, слабо улыбнувшись. Потом выпил еще и понял, что ему стоит прилечь. Он еще не пришел в себя после последней вылазки в поле, и травмы снова дали о себе знать. — Погоди-ка, — майор нахмурился, перехватил его ладони и тщательно вытер пальцы, сжимая каждый почти до боли. Обхватил запястье — и Леон вдруг почувствовал себя беспомощным в этой горячей хватке. Освобождения совсем не хотелось. — Ты сам чистюля, Кеннеди. А дома — бардак. Заляпаешь казенное имущество.        Майор тихо чертыхается, налетев в полутьме на берцы Леона, которые он скинул как попало. — Загадочная история, Кеннеди, — ворчит он. — Ты такой чистенький и аккуратный мальчик с симпатичным личиком, — Леон почему-то смущается от этого полукомплимента, — но умудряешься устроить вокруг себя адский бардак. — Это чтобы вы не могли подкрасться ко мне незаметно, майор Краузер, — Леон поднимается на ночную проверку боеготовности, переставшую быть внезапной из-за его распиздяйства. — Все продумано. — И нахальный, — констатирует майор и прищуривается. — Придется с утра тебя наказать. Леон знает, что это наказание будет приятным и он традиционно задержится на тренировке с своим учителем. Леон разглядывал суровое лицо напротив и снова ощущал раскаленные пальцы на коже. Майор отпустил наконец его руку и взглянул в глаза. Леон подумал, что для галлюцинации Джек Краузер выглядит слишком реально. Слишком прямой испытующий взгляд. Это пугало. Ему почему-то было легче думать, что его разум играет с ним. Это ни к чему не обязывало. Просто расслабься и наслаждайся своей психопатией. А с живым Джеком Краузером пришлось бы снова сражаться. Умереть или победить. Ранить. Сдать в умелые руки дознавателей и специалистов по биоружию. От этой мысли его скрутило. Нет. Тем более Леон знал точно, что убил его. Выполнил последний приказ и сделал, что должен был. И в жизни они никогда не флиртовали. И уж точно не было предпосылок спать голыми в одной кровати. Поэтому все это — просто нереально. Плеснул себе бухла, чтобы погасить тревогу, и улегся на диванчик. Только теперь вместо подушки он чувствовал затылком горячее мускулистое бедро. — Специально обученные люди все вычистят. Прикрыл глаза и почувствовал сильную ладонь — майор медленно гладил его по голове, чуть впиваясь кончиками пальцев в кожу. — Неужели? — Да, — он чувствовал легкое опьянение. От алкоголя. От усталости. От ощущения не-одиночества. Майор чуть потянул за растрепанные прядки волос и спустился ниже, обводя пальцем ухо. — Я полезен государству, — и не смог сдержать кривоватую улыбку. Он не открыл глаза, но знал, что Джек на него сейчас внимательно смотрит. — Обо мне хорошо заботятся. Услышал хриплый смех. — Я вижу, Леон. — Просто такая работа, Джек… Леон решил, что после совместного ужина и вчерашнего сна в одной кровати можно оставить церемонии и назвать майора Краузера по имени. Между ними всегда была странная душевная близость — хотя они не были друзьями. Тем более Леон его убил, а это — высшая форма отношений. Ближе уже некуда. — Кстати, где мой нож? — интересуется галлюцинация. — В сейфе, — коротко отвечает Леон и открывает глаза. Смотрит снизу вверх и видит четкие очертания подбородка со шрамом и сурово поджатые губы. — Почему не носишь с собой? — рука застывает и сгребает волосы в горсть уверенным хозяйским движением. — Слишком больно вспоминать, — честно отвечает Леон, и снова нежится — горячая ладонь вновь становится ласковой и успокаивающей. Минуты молчания. Потом майор аккуратно приподнимается, и Леон кладет голову на диван, уставясь в потолок. Слышит шаги и звук нажатия кнопок — майор моментально нашел скрытый сейф за панелью в стене и набирает код. Логично — его фантазия знает то, что знает сам Леон. Или майор работает на организацию, которая неплохо забралась в тайны агентства. Код от сейфа знал только агент Кеннеди. При его исчезновении через сутки активируется специальная программа и код станет известен его куратору. Теоретически код можно достать из этого архива с данными… Кроме ножа в сейфе лежало оружие и пара карт с секретной информацией. Но Леон не пошевелился и не остановил призрака. Все равно это — нереально. Майор возвращается, усаживается рядом и аккуратно укладывает Леона головой на бедро. Снова ласкает волосы, невесомо упирается локтем в грудь, чтобы не доставить лишней боли, и Леон видит свои глаза в отражении стали. Как тогда, в Испании. Блеск лезвия все также очаровывает. Но сейчас Леон смотрит на предплечье с едва заметным шрамом. Лениво приподнимает руку и касается раскаленной кожи. И снова видит, как под кожей бьется жизнь. Словно от прикосновений его пальцев плага оживает, хочет выйти из-под контроля носителя, радуется его близости. Он ведет пальцами по коже и видит появляющийся узор черных и бордовых линий. Казалось, это невозможно, но кожа под пальцами становится еще горячее. Леон поднимает глаза выше и видит уверенный взгляд стальных глаз. Джек едва заметно улыбается и Леон понимает, что хозяин ситуации — майор. Он полностью контролирует свое новое, изменившееся тело. Это его осознанная реакция, не паразита внутри. Агент Кеннеди, вероятно, действительно глубоко болен. Леон засыпает рядом с смертоносным биологическим оружием и невероятно острым клинком у горла. Ему спокойно.        Чуть позже просыпается от аккуратного прикосновения к подбородку. Майор склонился к нему очень близко и снова отдает команду: — В кровать, Леон. Он капризничает. — Мне и здесь хорошо. Я привык. Джек хмурится — он всегда не выносил возражений, но к Леону Кеннеди в свое время был излишне мягок временами, и вздыхал, вызвав на очередной разнос тет-а-тет.        — Кто бы знал, что за этим детским личиком скрывается такой характер.        Нынешний майор не расположен к дискуссиям. Молча встает, поднимает Леона за шкирку и ведет к кровати. Усаживает, улыбается, окидывает пронзительным взглядом и говорит: — Ты хорошо смотришься в этих черных шелках, Кеннеди. Леон без возражений поднимает руки, позволяя стянуть футболку, и тихо говорит: — По-моему, это пошло. Позволяет стянуть с себя шорты. — Всегда удивлялся, почему ты не ценишь себя, Леон, — сурово говорит галлюцинация. Леон укладывается на бок и через секунду снова чувствует горячее тело рядом. И снова оглушительный пульс под чужой кожей. Так близко. Джек обнимает его, прижимая к себе очень крепко. Их объятия эротичны и целомудренны одновременно. Леон думает, что эта кровать не настолько плоха.        Утром Леон проспал вызов с работы. Наверное, потому, что фантом не исчез. Он поднимается с ощущением пристального взгляда между лопаток, влезает в шорты, связывается с офисом и говорит, что заболел. Впервые за годы. Отказывается от медицинской помощи и обещает прийти завтра. Возвращается в кровать и дремлет до обеда, согреваясь от близости с призраком.        Позже Леон сонно следит за галлюцинацией — майор Краузер прохаживается по комнате, рассматривая предметы интерьера. Останавливается у полок, удивленно приподнимает бровь, крутит в руках очередную вазу, разглядывает картины на стенах. Оборачивается к Леону. — Я живу в музее современного искусства, — поясняет Леон. — Это дизайнерский интерьер. Здесь все серое-белое-черное, и немного хромированной стали.        Все это — гораздо хуже потрепанной полевой палатки в джунглях, в которой они с майором Краузером не могли разойтись, не ударившись друг о друга коленом или плечом. — Знаешь, салага. Я вдруг понял, что ты занимаешь очень много места. — Я? — Леон терялся от такой наглости командира, а позже понимал, что майор шутит, и смущенно улыбался. Эти ночевки были для него удивительно приятны. И ему казалось, что Джек Краузер тоже был доволен.        — Почему ты не сделаешь перестановку так, как тебе нравится? — интересуется галлюцинация. — Я не знаю, как мне нравится, — отвечает Леон, задумывается и поправляет себя, — вот диванчик мне нравится. Я на нем и живу. Джек хрипло смеется. Леон предлагает пройтись в город пообедать. В коридоре и на улице висят камеры наблюдения, но… — Все равно вас вижу только я. Призрак качает головой и говорит, что Леону нужно просто побыть дома и отдохнуть. Леон соглашается и заказывает доставку. Они перемещаются на диванчик, обедают, смотрят какой-то фильм. На середине фильма Джек щелкает пультом и переключает на другой канал. — Я вообще-то смотрю, — возмущается Леон. Майор поворачивается к нему и строго, словно опять отчитывая его за ошибки на тренировке, говорит: — Не ври мне, Кеннеди.        — Не ври мне, Кеннеди. Я вижу, что ты едва стоишь на ногах. — Я в порядке, майор, продолжаем. Леон злился на себя и на слишком проницательного майора, но в итоге был вынужден уступить. Неожиданно майор заявляет, что заказал пиццу и приглашает новичка на обед. — Какая твоя любимая, салага? Леон смущается и говорит, что «маргарита». — Я так и знал, Кеннеди. Пошли. — У меня обычные вкусы в еде, — тихо говорит Леон, чувствуя себя заурядным и неинтересным майору. Джек Краузер внезапно останавливается и окидывает его пристальным взглядом. — Зато сам ты — необычный, — молчит мгновение и добавляет. — Особенный.        Действительно, Леон почти не смотрел в экран. Он был занят более интересными вещами. Он снова рассматривал руку со шрамом и водил пальцами по раскаленной от внутреннего жара коже, наблюдая за метаморфозами — притягательными и пугающими. — Это значит, что вы просто рады меня видеть? — делает неловкую попытку флирта, цитируя кусок фразы из какого-то старого фильма, нажимая на бицепс чуть сильнее — и получая очевидную реакцию — узлы, узоры и новая волна тепла от кожи. — Пистолета у меня с собой нет, — информирует его привидение. — Так что… Не договаривает фразу и просто смотрит прямо в глаза. Запасы смелости у Леона кончаются, он опускает взгляд и смущенно замолкает, но прижимается под горячий бок еще сильнее.        Позже агента Кеннеди беспокоят с работы. Интересуются его самочувствием. — Уже лучше. Завтра буду, — отвечает Леон и видит краем глаза быстро мелькнувшую иронию в серых глазах. Словно Джек знает что-то, чего не знает Леон, и это знание его веселит. Хотя возможно майора просто забавляет ситуация. — Вот видишь, Джек, — ворчит Леон. — Без меня просто не могут жить. — Мне ли их не понять, Леон, — у Пигмалиона, в отличии от Галатеи, не проблем с флиртом. Леон чувствует, что краснеет, забыв о том, что майор хотел его убить год назад.        А позже, вечером, смущается еще больше. — Я впечатлен, — призрак исчез с диванчика, и Леон находит майора в ванной комнате. Джек рассматривает огромную ванну на витых лапах. И кучу бутылочек и баночек на полке рядом. — Это не мое, — оправдывается Леон. — Я даже не знаю, что это такое. Это здесь уже было. И зачем-то добавляет: — Клининг меняет все это на новое каждый месяц. Хотя я ничего не трогал. Ни разу. Джек коротко смеется и кидает на него еще один ироничный взгляд с едва заметной грустной ноткой. — Я вижу, что о тебе действительно хорошо заботятся, агент Кеннеди. — Еще у меня куча денег, — Леон почувствовал подвох и почему-то захотел доказать своей галлюцинации, что у него все хорошо. — Не успеваю тратить. Деньги агент Кеннеди не успевал тратить в буквальном смысле — на путешествия по миру у него не хватало времени, за апартаменты он не платил, а одежду покупал самую простую. Все остальное доставалось даром. Даром, не считая, конечно, изматывающих его до костей встреч с очередными кошмарными чудовищами, бесконечных травм и ранений, но агент Кеннеди считал это своими личными проблемами. — Жизнь удалась, Леон? — интересуется призрак. — А то сидел бы сейчас на копеечной зарплате копа в провинциальном городке, женился бы на очаровательной простушке, делал бы барбекю на лужайке с соседями…        Лучше бы я сидел с вами в спортивном зале и слушал жесткое: — Соберись, новичок. Так тебя убьют на первой спецоперации. — Может, оно и к лучшему, — шипит Леон и получает подзатыльник за дерзость и глупость. — Не выйдешь отсюда до ночи. Пока не отработаешь идеально. Леон радовался, что побудет с Джеком Краузером лишние часы.        — Удалась, — соглашается агент Кеннеди. — Мне всего двадцать семь, а я спасаю мир. — Я рад, что у тебя все хорошо, — серьезно говорит Джек, включает воду и начинает набирать ванну. Леон пытается сопротивляться, выслушивает шутливый упрек про клининг, который старается, и про агента Кеннеди, который игнорирует такую трогательную заботу о себе, и оказывается по плечи в теплой воде и мягкой пене. — Мною командует призрак, — возмущается Леон. — А какая тебе разница, призрак я или нет? Это же все равно я. Я был плохим командиром? Леону становится стыдно. — Лучшим, — шепчет он, прикрывая глаза. Джек сидит на бортике ванны и нежно намыливает ему волосы какой-то ароматной жижей из очередной загадочной бутылочки. — Конечно, мне иногда бывает не очень хорошо… — продолжает Леон. Сильные ладони массируют его плечи, стараясь не задевать едва зажившую рану. — Не очень хорошо… — эхом повторяет низкий хриплый голос с сомнением. — Точнее, плохо, — соглашается с этим сомнением Леон. — Например, после того, как я вас убил. — Мне жаль это слышать, — майор берется за душ и аккуратно смывает пену с волос. Леон опускает голову и разглядывает свои колени, торчащие из пенной воды. — Но я справляюсь, — шепчет очень тихо. — Я вижу, Леон, — в голосе снова слышится сомнение. — Ты уверен, что после разговора с мертвецом тебе не нужно обратиться к специалисту? Леон возмущенно фыркает. — Это ненормально. Чувство вины туманит твой рассудок, — серьезно и честно говорит майор, проводя пальцами по шее, очерчивая позвонок и спускаясь к ключице. — Предпочитаю остаться в тумане, — упрямо говорит Леон. Ему просто страшно снова остаться одному. — Сделают волшебный укол и ты исчезнешь, Джек. Он кладет ладонь на руку, сжимающую его плечо. — А ты не хочешь, чтобы я исчезал? — спрашивает призрак. В низком голосе Леон услышал требование и искренний интерес. — Не хочу, — честно признается Леон, поворачивает голову и заглядывает в суровые серые глаза. Майор пристально смотрит на него в ответ, и Леону кажется, что призрак сделал для себя некие окончательные выводы насчет него. — Тем более на моем профессионализме это не отражается, — подводит итог маленькой дискуссии с галлюцинацией. Вспоминает историю с сейфом и отсутствие своей реакции и загоняет поднимающееся беспокойство далеко-далеко. Это не важно. Джек молчит, поднимает его и смывает пену с тела.        Позже майор обматывает его мохнатым полотенцем и ведет к кровати. По дороге их тормозит очередной вызов с работы. Агент Кеннеди сдерживает раздражение и подтверждает, что завтра с утра будет. Требует больше не беспокоить. Когда было нужно — Леон Кеннеди вспоминал о своем особом статусе и мог быть очень жестким. И снова ловит иронию в глазах призрака. Словно Джек по-доброму посмеивается над этим обещанием прибыть на работу завтра.        Он растянулся на кровати, уже не стесняясь призрака, и снова почувствовал горячее тело рядом. Но в этот раз все иначе. Джек прижимается к нему и целует в шею. Леон чувствует, несмотря на ставший привычным и необходимым жар, волну мурашек по телу. Пытается развернуться в крепкой хватке и через мгновение Джек позволяет ему это сделать. Кладет ладонь на широкую грудь, всматривается и видит еле заметный шрам. Там, куда год назад он всадил холодное лезвие ножа. Его снова накрывает теми чувствами и зрение становится туманным от внезапно выступивших слез. Тогда он не мог себе этого позволить. — Все хорошо, Леон, — успокаивает его Джек и целует в лоб, как ребенка. Леон закрывает глаза и чувствует поцелуй на щеке, потом на губах. Легкий и целомудренный. Но горячая ладонь проводит по спине, спускаясь ниже, пальцы впиваются в кожу до боли, и чистоты в этом прикосновении уже нет. Страсть, сила и желание. Леон смотрит в серые глаза напротив и видит в глубине радужки багровые всполохи. — Конфетно-букетный период закончен, Джек? — удивляется робости и надежде в голосе. — Он и так был слишком долгим, Леон, — он слышит в суровом голосе упрек и одновременно — удовлетворение. — Двое суток? — казалось бы, невозможно, но Джек прижимает его к себе еще сильнее. Леон чувствует его колено между бедер, и руку на пояснице, терзающую кожу. Ему кажется, что он сейчас расплавится. Призрак усмехается. — То, что было между нами годы назад, никогда не было просто вопросом долга и работы, верно? Леон полностью согласен. — Поэтому тебе было так тяжело убить меня. Снова поцелуй в лоб. Леон не спрашивает, тяжело было бы майору убивать его. Вместо этого тянется за поцелуем, и этот поцелуй тоже перестает быть чистым, как прикосновения. Теперь это влажно, сильно и по-животному грубо. Он чувствует болезненное возбуждение, от которого сводит все тело, выгибается спина и сжимаются пальцы, а мысли вышибает волной бездумной страсти. Позже понимает, что никогда и ни с кем более не испытает того, что испытывает сейчас. После этой фантазии все в реальности будет серым и блеклым. Ему кажется, что в его груди снова растет плага — и он чувствует единение с Джеком. Он видит себя его глазами — бледное лицо, приоткрытые искусанные губы и глаза с огромными зрачками, разметавшиеся светлые волосы и рельефные руки, вцепившиеся в широкую мускулистую спину. Он слышит себя через призрака — тихие стоны и задыхающийся шепот, и одновременно — низкие хрипы, почти рычание Джека. Он знает, что Джек считает его красивым, что он не хочет его отпускать и чувствует неистовое и мрачное желание обладания. И ему это нравится. Он видит и своими глазами, как от его прикосновений на широкой груди, на руках и спине под горячей кожей пробегают волны, обжигает пальцы об эту неистовую жизненную силу. Нечеловеческую и прекрасную. Ему очень жарко, его прошибает пот, накрывает и удовольствие, и боль. Джек делает ему очень больно, впивается зубами в плечи и шею, выкручивает руки, он всхлипывает, наконец-то не стесняясь показать, что ему больно, а Джек нежно целует его и успокаивает: — Тише, тише, Леон… Тебе хорошо… И ему действительно хорошо, и он тоже впивается пальцами в мощные плечи и царапает спину, кусает крепкую шею, чувствует металлический привкус на губах и улыбается. Раздвигает бедра еще шире и горит в этих уже почти нечеловеческих руках, а потом ему становится очень жарко и полно уже глубоко внутри, так, как никогда ранее. Ему кажется, что он и Джек — два зверя, которые готовы разорвать друг друга в клочья, но остаться вместе. Он видит, что серые глаза становится багряно-красными, ему страшно и даже хочется убежать, но он знает, что не сможет этого сделать. Ему нравится чувствовать этот ужас, эту силу — и знать, что Джек хочет его. Что он может одним движением рук переломать ему кости — но сейчас Джек ласкает его этими руками, сжимает ребра, гладит бедра и нежно проводит по волосам, успокаивая и уговаривая. Он не знает, сколько это продолжается, он измотан физически и запутался в ощущениях, не понимая уже, где заканчиваются его чувства, а где начинаются чувства Джека. Его ломает от утомления и уже хочется свернуться в комок и немного отдохнуть, но… Призрак видит это, улыбается и шепчет: — Я тебя не отпускаю, Леон. И он снова чувствует единение с Джеком. Его сила словно передается ему, и он улыбается припухшими губами, усаживаясь сверху, раскачивается, с него капает пот, мокрые волосы слиплись, живот, бедра и ягодицы липкие и влажные. Он смотрит в глаза майора сверху вниз, непривычно возвышаясь над ним сейчас, и чувствует, что Джек любуется им. Он улыбается, оскалив зубы, и видит похожую улыбку в ответ. Видит капли своей крови, падающие вниз, то ли из носа, то ли с уголка рта, наклоняется и слизывает их, целуя горячую влажную кожу, ласкает языком шрам от ножа, и ощущает, как это нравится Джеку, как он сжимает его еще сильнее, насаживая на себя еще глубже. Он упирается руками в раскаленную грудь и видит под своими ладонями мощное биение — едва сдерживаемую трансформацию в нечеловеческое и очень опасное существо, прекрасное в своем абсолютном совершенстве. Нет боли и сомнений. Нет сожалений и вины. Нет страха. Леон впивается ногтями в грудь и снова видит себя глазами Джека. Чувствует восхищение и преклонение перед собой, удивляется — ведь он просто человек, но забывает эту мысль, когда Джек скидывает его с себя, прижимает к матрасу, и Леон задыхается под его весом, беспомощно дергается, почти теряя сознание, но снова закидывает ноги на бедра и принимает в себя. Они принадлежат друг другу и это навсегда. И все-таки он просто человек и сдается, просит о передышке, но слышит: — Нет. Просто отпусти и подчинись. Леон слушается и отпускает себя, подчиняется инстинкту, который шепчет ему не сопротивляться этой силе. Ему кажется, что он умрет от изнеможения, но Джек вдруг становится очень нежным с ним и ласкает неторопливо и лениво, словно они вместе не первый год, и его измотанное тело становится слабым под обжигающими ладонями, под требовательными губами. Он гибкий и послушный чужой воле. И это тоже очень хорошо. — Ты красивый, Леон, — шепчет ему Джек на ухо, целует в шею, — сильный, — еще поцелуй, — мой. Наконец все заканчивается. Призрак позволяет ему отдохнуть, обнимает, и Леон чувствует обычное человеческое тепло.        Он проснулся под требовательный сигнал — его вызывают на работу. «Машина будет ждать вас через 30 минут». Леон подтверждает, что информация принята, и с тоской думает, что надо бы уже прийти в себя и хоть как-то собраться вовремя. Он чувствует слабость и даже головокружение. Сейчас он один и думает, что после этого лихорадочного бреда, галлюцинации наконец-то оставили его. Но он видит на теле следы этой ночи и задумывается о странных проявлениях больного разума. Пытается подняться и вдруг снова видит призрака. Джек Краузер вышел из ванной комнаты. Леон видит мокрые, гладко зачесанные волосы и мелкие капли воды на скулах. — Прогуляешь еще один день? — интересуется призрак, подходя к нему поближе. — Нет, — в Леоне проснулась ответственность и какое-то нелепое стеснение за себя перед своей же галлюцинацией. — Надо ехать. Он собирается встать, но Джек неимоверно быстро оказывается рядом, и придавливает его к постели, без напряжения прижимая одной рукой. Леон чувствует себя бабочкой, которую пронзила раскаленная игла. — Мне хотелось, чтобы это было по-другому, Леон. — спокойно говорит призрак, и Леон видит, как Джек достает из кармана шприц, наполненный мутной жидкостью, и там плавает нечто маленькое и отвратительное. Живое. Его прошибает холодный пот — он знает, что это такое. Накрывает осознание и животный ужас, он дергается в попытке освободиться, но не может. — Спокойно, — говорит Джек. — Я не хочу делать тебе больно. Леон все равно бьется под его рукой, тянется к тумбочке — там, в ящике, лежит еще один ствол, но видит, что майор снова смотрит на него как на расшалившегося ребенка, и мягко улыбается. Конечно, оружия там уже нет. Его руки свободны, он наносит удар по суровому лицу, склонившемуся над ним, и получает еще одну мягкую улыбку. Майор смотрит на него с странным теплом в глазах. — Ты очень смелый, Леон. Особенный, — рука на мгновение исчезает с груди, Леон собирается с силами, но получает короткий удар в висок. На секунду все меркнет, он падает обратно на кровать, а майор уже над ним. На грудь давит колено, а в подбородок вцепились горячие пальцы. И все это — реально. Это всегда было реальностью. У тебя все в порядке с головой, Кеннеди. За исключением того, что ты убедил себя в том, что видишь призрака. Хотя ты всегда знал, что призраков не бывает. Он начинает задыхаться и хрипеть и замечает, что майор чуть ослабил давление. Совсем немного, но дышать становится легче. Леон удивляется этой странной сейчас заботе. Но в глубине души знает, что эта забота Джека о нем — естественна. Она была всегда. — Не сопротивляйся, Леон, — изуродованные шрамом губы улыбаются. — Просто представь, что это галлюцинация. На мгновение Леон поддается. Тон слишком нежный, так терпеливо уговаривающий его. Он замирает, расслабляясь, и Джек сразу это чувствует. Сжимает подбородок и обводит большим пальцем его губы. Леон не понимает, почему под этим мягким напором он чуть приоткрывает рот. Не понимает, почему так быстро сдается. Джек поворачивает его голову, удивительно аккуратно, открывает для себя шею. — Ты будешь полезен мне, Леон, — низкий хриплый голос звучит удивительно спокойно. Без малейшего сомнения. Леон чувствует холодное острие иглы и почти безболезненный укол. Смотрит в глаза напротив и не видит в них вины или сожаления. — Я хорошо позабочусь о тебе. Леон закрывает глаза и чувствует ласковый поцелуй в лоб.