Потерянные страницы

Саман шла к дому у внешней стены: дорога была хорошо знакомой. Холодный воздух и низкое серое небо казались отражением собственных дурных предчувствий. Не нужно было оглядываться по сторонам и заботиться о том, чтобы случайно свернуть не в том направлении. Ноги сами несли её мимо прохожих: как засохший осенний лист, подхваченный течением ручья. Это позволяло освободить голову: в мыслях не осталось ничего, кроме бессильной тревоги. Если у Саман ещё оставались сомнения, если она могла придумать иные поводы, или вовсе свалить всё на собственную мнительность, то с каждым днём всё яснее понимала: Ланн её явно избегает. Она, должно быть, обидела его неосторожным словом; или её внимание оказалось слишком навязчивым. Только ей показалось, что дело сдвинулось с мёртвой точки, что в отношениях наметилась перемена – как Ланн начал отдаляться от неё. Саман не обманывалась: вокруг него множество женщин, и она – не может быть единственной, кого он привлекает. Вполне возможно, что однажды Ланну станет просто не до неё. Ей было бы спокойнее, будь дело только в этом. Простое и оттого наиболее вероятное объяснение не годилось. Саман вспомнила: на днях Ланн начал неуловимо изменяться. Казалось, его чешуя потеряла цвет. Отчаянно не хотелось об этом думать – и всё же приходилось. Возможно – у него осталось гораздо меньше времени, чем он рассчитывал. ″Это происходит очень быстро, – вспомнился рассказ монгрела об отце, – сначала ты думаешь, что дело в простой усталости, а потом какая-нибудь пещерная тварь оказывается проворнее тебя″. Как она могла в первую очередь подумать о женском внимании? На глазах у неё выступили слёзы – и тут же исчезли: стихия подчинилась приказу, а лишние эмоции – волевому усилию. Жрецы – Арсиноя, Рамьен, Зосиэль – совместными усилиями могли помочь в борьбе с недугами; старость же – не болезнь. Её нельзя излечить. Когда Ланн угаснет на глазах – Саман сможет только наблюдать за наступлением неизбежного. Разве что обратиться к королеве. В счёт жалования... Саман понятия не имела, сколько мог стоить эликсир солнечной орхидеи; возможно, ей пришлось бы служить командором ближайшие лет сто. Главное – согласился бы Ланн его принять. Значит – нужно будет его уговорить. Приказать. Заставить. Саман остановилась у неприметной двери и тихо постучала. Ответа не последовало. Она снова занесла руку, но замешкалась: требовалось немного времени, чтобы решиться. Проще всего было развернуться и уйти. Но если уж она решила проявить бестактность и влезть в чужие дела – придётся идти до конца. – Ланн, прошу, открой. Я знаю, что ты здесь. "Не бросай меня. Я одна не справлюсь". Снова тишина. Тогда Саман решила прибегнуть к запрещённому приёму. – Ланн, ты нужен мне. Вскоре мне придётся покинуть Дрезен, но я не могу говорить об этом посреди улицы. Без тебя я никуда не пойду. Дверь наконец открылась: должно быть, Ланн всё это время стоял рядом. Саман переступила порог, не спрашивая разрешения, и повернула ключ в замке. Когда она смогла как следует рассмотреть монгрела, то заметила, что его чешуя снова обрела цвет – ярче прежнего; но на предплечье, шее и лице оставались светлые пятна, отдалённо похожие на участки обгоревшей кожи. Запоздалая догадка заставила напрочь забыть об остатках такта. – Ты... линяешь? – Да, – Ланн не выдержал пристального взгляда девушки и отвёл глаза. – Это случается периодически. Приходится как-то пережить, но тебя я хотел избавить от этого зрелища. – Я думала, что ты... "Собрался умереть в одиночестве". – Что? – Избегаешь меня, – неохотно добавила Саман. – И в мыслях не было! Ещё какой-то час, может меньше – и ты бы ничего не заметила. Саман украдкой осмотрелась. Ланн много времени проводил за пределами города, но комната всё равно казалась обжитой, и при этом чувствовалось, что в ней поддерживается порядок. На тумбочке у кровати стояла миска с водой и аккуратно сложенные полотенца. – Я могу чем-нибудь помочь? – наконец решилась спросить Саман. – Не стоит тебе тратить своё время. Я справлюсь, как всегда. – Я настаиваю. Ланн внимательно смотрел ей в лицо, ожидая чего-то. Он хотел было отмахнуться, но затем – резко выдохнул, как будто собрался нырять в ледяную воду. – Впрочем... есть одна вещь, – он стянул рубашку через голову и повернулся к Саман спиной, так что в этот момент она не могла видеть выражение его лица. – Если тебе не противно, конечно. На спине оставался участок старой чешуи – ближе к позвоночнику, до которого Ланну было сложно дотянуться. Саман согласилась, не раздумывая. После всех тяжёлых мыслей, которые она несла с собой в эту комнату – облегчение было таким сильным, что она готова была нервно рассмеяться. Делать этого не стоило: слишком много пришлось бы объяснять, борясь со стыдом. Ланн сел на скамью у стены. Саман вымыла руки над умывальником и взяла чистое полотенце. Окунув его в миску с водой, она села рядом; попросила повернуться и осторожно прикоснулась к побледневшим чешуйкам. Ланн вздрогнул – нельзя было не заметить. – Больно? – Нет, просто непривычно. Саман предложила добавить в воду отвар заживляющих трав. Конечно – в Язве их собирать нельзя, придётся в следующий раз обратиться к жрецам. Много времени не понадобилось: чешуя сходила легко, с тихим шуршанием, не оставляя видимых ран. Саман собрала её и сложила на заранее подготовленную тряпицу. Ланн тем временем убрал остатки с пальцев и предплечья. – Как же ты справлялся раньше? Опять разумение не поспело за словами. Саман успела трижды пожалеть о своей бестактности, прежде чем Ланн ответил. – Находил достаточно шершавую стену, ну и... Значит, – решила Саман, – Вендуаг не помогала ему в этом вопросе. Почему-то этот очевидный вывод вызвал волну малодушной радости. С такого близкого расстояния линия роста чешуи была видна особенно отчётливо. Саман провела пальцем по излому на спине вдоль позвоночника. Ланн снова вздрогнул и повёл плечами. – Щекотно? Прости. Ланн повернул голову, чтобы что-то сказать – излишне поспешно. Саман едва успела отпрянуть, чтобы избежать удара изогнутым рогом. Ланн вскочил и сразу сделал шаг назад. – Проклятье. Я тебя не задел? Саман пыталась сдержать смех и порыв повиснуть у Ланна на шее; вместо этого она сохраняла серьёзное выражение лица. – Всё в порядке, правда. – Я лишь хотел сказать спасибо: за то, что ты не ушла сразу. Ланн взял в руки тряпицу – аккуратно, чтобы чешуя не рассыпалась, и направился к камину; стал молча наблюдать, как огонь поглощает свидетельство обновления. В отсветах огня Саман могла рассмотреть лишь правую половину его лица: видеть в нём только полуэльфийские черты казалось ей неправильным. – О чём задумался? – Саман подошла, коснулась его плеча. Уходить ей не хотелось, и Ланн её пока не гнал. – Ерунда. Раньше это происходило намного чаще. Я каждый раз надеялся, что чешуя слезет совсем; или нужно её непременно сжечь – как в той сказке про лягушку. Глупо, правда? – Вовсе нет, – Саман не знала, о какой именно сказке он говорил, но рискнула предположить: – Та сказка ведь хорошо и поучительно закончилась? – Я не знаю. В книжке, что мама достала для меня, не хватало нескольких последних страниц. Она обещала поискать другой томик, но потом ей стало... немного не до этого. Как и мне, впрочем. Ерунда, говорю же. Ланн отмахнулся, не желая в очередной раз увязнуть в воспоминаниях. Казалось, он уже жалел о том, что ими поделился. Слишком Саман погрязла в собственных переживаниях. Не догадывалась, что творилось в этой рогатой голове; какие сорные мысли посеяли и взрастили те, кого он считал близкими. – Так что за планы насчёт вылазки? Когда собираемся? Чего ждать? То есть, и так понятно чего, но хотелось бы конкретики. – Нет никаких планов, – призналась Саман. – По крайней мере – пока. Прости меня. Мне нужен был повод, чтобы ты согласился поговорить. – Это что, была месть за тренировку? – Вроде того, – Саман смущённо улыбнулась, и увидела, что Ланн хотя всё ещё хмурится, но глаза у него смеются. – Я просто рада, что с тобой всё в порядке. – Ничего мне не сделается. Хотелось бы верить. Саман вполне по силам было остановить этот момент: поймать ускользающее время за хвост, завязать узлом и замкнуть в петлю. Превратить комнату в замкнутое измерение посреди бескрайнего враждебного мира. Эон не ограничивал её в применении возможностей; наверное, потому, что понимал – насколько понимание доступно бестелесной космической сущности: Саман этого не сделает. Не время и не место. Существо с другой стороны зеркала не согласилось бы, но Саман была уверена: если финал сказки неизвестен – ничто не мешает написать его.