-
Есть лишь несколько действительно глупых вещей, что Му Цин делал за свою жизнь, и наиглупейшая однозначно связана Фэн Синем. Му Цин помнит первый раз, когда встретил его — Его Высочество наследный принц Сяньлэ пригласил своего нового помощника прийти, чтобы познакомить со своим самым близким и давним другом, сыном генерала Сянь Лэ низшего ранга, Фэн Синем. Му Цин тогда надел самую дорогую из четырех одежд, которые Его Высочество Се Лянь подарил ему — мантию алого цвета с фиолетовым поясом — и пригладил свои волосы до совершенства, полный решимости произвести хорошее первое впечатление на того, кто, как сказал Се Лянь, был одним из лучших людей, которых он знал. Фэн Синь тогда едва взглянул на него, темные глаза коротко скользнули мимо, прежде чем вернуться к Се Ляню для обсуждения стратегии или книг или чего-то еще, что не относилось к Му Цину, отказываясь даже поздороваться и отмахнувшись от него так небрежно. Как же это раздражало его. Му Цин знал, что прочие юные совершенствующиеся плевать на него хотели, видя, насколько он уступает им. Только Се Лянь с его безграничным милосердием отнесся к нему с добротой, обращался с ним как с равным. Но даже тогда Му Цин решил, что это не имеет значения — он сказал себе закалить сердце и усердно работать, чтобы доказать свое место здесь, в этом мире, потому что, в то время как Се Лянь мог позволить себе быть добрым, Му Цин никогда не должен был ослаблять бдительность. Пусть он и желал стать для Се Ляня настоящим другом, преданным помощником, он знал, насколько это нелепо, как будто уличный ребенок когда-либо сможет стать равным принцу; невозможности на невозможностях, столь же непреодолимые, как сами Небеса! Но Фэн Синь… он думал, что, возможно, Фэн Синь, обычный сын генерала, был бы немного менее далёким. (Му Цин просто хотел быть друзьями.) Но Фэн Синь отмахнулся от него так же легко, как другие мальчики, обучающиеся на горе Тайцан. Как он ненавидел Фэн Синя тогда! Прочие ученики знали о прошлом Му Цина, они видели, как он раболепствовал, кланялся и преклонял колени, но Фэн Синь был незнакомцем, и уже пренебрегал Му Цином так легко! И даже позже, после того, как он заполучил уважение Фэн Синя, спася идиота от разъяренного кабана, даже после того, как они оба быстро поднялись на Небеса, чтобы встать рядом с Се Лянем, а затем последовали за ним же, чтобы спасти Сяньлэ, и упали еще быстрее, отношение Фэн Синя так и не поменялось. Он помнит гнев на его благородном лице, когда Му Цин озвучил свои предложения. Тот отказался попрошайничать, даже когда от голода у них ужасно болели животы, а Его Высочество кричал во сне— И тогда он отказался от хлеба, который Му Цин, проглотив свою гордость и встав на колени на какой-то безымянной улице в каком-то безымянном городе, который он годами позже разрушил своими руками, поднял для них. Он проигнорировал то, как Фэн Синь отвернулся, не желая принять хлеб из его рук, как если бы Му Цин никогда не был достаточно хорош для него. Он ненавидел Фэн Синя тогда, ненавидел его соответствие происхождению, ненавидел его благородство, потому что Фэн Синь мог позволить себе быть благородным так же, как Его Высочество мог позволить себе быть добрым. Как Фэн Синь смотрел на него тогда, когда он хотел вернуться к своей больной матери — ему нужно было уйти, потому что Му Цин не мог позволить себе ни доброты, ни благородства, но он заплатил бы за возможность жить— Как они оба, Его Высочество и Фэн Синь, уставились на него тогда! Как они смотрели ему в спину, когда он уходил ровно тем же, кем был до того, как Его Высочество поднял его из пыли и поставил рядом с собой, несмотря на истрепанность его одежд и грязь на лице. Он трудился, восстанавливая свое положение, продав свою верность Богу войны, который нашел его талантливым; пресмыкался и боролся, пока не встал на ноги снова, только чтобы стать свидетелем вознесения Фэн Синя на несколько десятилетий позже… без Се Ляня. Му Цин чувствовал эгоистичное, порочное, безрадостное веселье, которое Линвэнь не упустила. Богиня литературы улыбнулась ему тогда, и выражение её лица было по-хищнически жестоким. Тогда он смотрел на нее на равных; оба они были богами, что не вполне вписывались в красивый фасад Небесных чертогов. Она словно одарила его сокровищем, когда спросила, притворно рассмеявшись, не желает ли он помочь только что вознесшемуся Фэн Синю обосноваться на Небесах. Обосноваться. Упасть.-
— Меня зовут Фу Яо, ваше превосходительство. Я младший чиновник уважаемого дворца Сюань Чжэня, — Му Цин прихорашивается под своей маскировкой, сохраняя почтительный тон. Он прибыл как раз вовремя, чтобы обезглавить лютого мертвеца, который собирался напасть на Фэн Синя со спины. Хватка генерала Наньяна сжимается на рукояти его меча, когда он наносит удар за ударом, и они работают в тандеме, чтобы уничтожить толпу нечисти. Фу Яо красив. Му Цин усердно трудился, чтобы сделать его таким, с изящным телом, бледной кожей и прекрасными чертами лица молодого божества боевых искусств, которому всего восемнадцать. — Младший чиновник дворца Сюань Чжэня? — повторяет Фэн Синь, очерчивая своим мечом резкую дугу, — не ври мне, он послал тебя следить за мной? Конечно, хочет сказать Му Цин. Фэн Синь глуп, но не настолько. И, очевидно, Му Цин хотел бы держать его в поле зрения и чинить неприятности каждый раз, когда может! Между ними двумя так много вражды, и Фэн Синь, без сомнения, слышал о вознесении Му Цина за десятилетия до своего собственного. Краем глаза он смотрит, как Фэн Синь сражается. Фэн Синь привлекателен, он всегда был - с загорелой кожей и глазами лани цвета темного золота. Его каштановые волосы собраны в пучок, челка падает на глаза, когда он разворачивается, чтобы сделать очередной выпад. Часть Му Цина хочет схватить этого ублюдка и задушить его, взять свою саблю и всадить её глубоко ему живот, но он этого не делает. Он Фу Яо, с почтительными улыбками и небольшим покачиванием головой, когда он рисует лезвием полумесяц, разрезая трех лютых мертвецов, морщась, когда кровь попадает на его щеку. — Не он, Ваше Превосходительство. Он не знает, что я здесь, — это ложь, и Му Цин хочет, чтобы Фэн Синь уличил его, но тот этого не делает. Скорее, Фэн Синь рассматривает его с любопытством. — Тогда почему ты здесь, а не со служащими дворца Сюань Чжэня? Если ищешь нового мастера, меня не интересуют те, для кого не существует понятия верности. Все еще говорит о верности, ха? Как будто не он предал и оставил Се Ляня. Фу Яо просто одаривает его еще одной улыбкой. — Откровенно говоря, этому было интересно, — произносит он. — Совершенный Владыка Сюань Чжэнь не говорит о прочих богах, и этот всего лишь хотел… понять, — он целенаправленно играет неловкого и серьезного молодого чиновника. — Я наслышан о твоей славе. — От меня ты не услышишь никаких великих историй о войне. Война — это… сложно, как ты уже знаешь или узнаешь вскорости. Существует гораздо больше историй о жертве и сожалении, чем о славе и чести, о которых ты говоришь, и я никогда не был хорошим рассказчиком, — отвечает Фэн Синь, — Я надеюсь, ты понимаешь. Фу Яо замечает, что Бог юго-востока наблюдает за его боем с одобрением на лице: — Ты хороший боец. Если ты не против, я хотел бы, чтобы кто-нибудь прикрывал мне спину. Хотя бы ненадолго, составь мне компанию. Ха! Как будто Фэн Синь в том положении, чтобы читать лекции о жертве. Но Фу Яо вскидывает голову и придает своему лицу выражение благоговения и удивления. — Этот был бы очень рад, Ваше Превосходительство. И вот так Фу Яо, молодой младший чиновник дворца Сюань Чжэня, становится временным спутником Фэн Синя, Совершенного Владыки Наньяна, в путешествиях. Работать, путешествовать с Фэн Синем легко — Му Цин помнит, как просто Фэн Синь мог заставить его смеяться годы назад, когда оба они были небесными чиновниками и учредили нечто вроде перемирия, чтобы угодить Его Высочеству, Се Ляню. Конечно, и у Му Цина есть свои обязанности как Бога, которые нужно выполнять, но хватает один раз выдумать для Фэн Синя причину, по которой Фу Яо не может прийти, и Фэн Синь больше не спрашивает. Путешествия с ним напоминают Му Цину то время, когда этот человек ему нравился. Фэн Синь добр к детям, но никогда не знает, сколько у него денег, чтобы купить им сладостей, из-за чего Фу Яо открывает свой кошелек и дюжинами скупает тангулу в городах, мимо которых они проезжают. Фэн Синь надежный и возвращает деньги, которые он «задолжал» младшему чиновнику сразу же, как они возвращаются на Небеса. И еще Фэн Синь добрый, странно заботливый и оберегающий, и Фу Яо с некоторым удивлением осознает, что он гораздо более скромный, чем был раньше. Он чрезмерно щедр и добр, той добротой, благодаря которой Фу Яо достается более удобный спальный мешок, и Фэн Синь даже остается спать на полу в тех случаях, когда в гостинице остается только одна кровать, говоря Фу Яо не беспокоиться о различиях в их статусах, о том, что за годы своего низвержения он научился справляться с трудностями. Он такой хороший человек, что это бесит Фу Яо и, в свою очередь, очаровывает его, и он обнаруживает, что часть Фэн Синя уже поселилась глубоко в его груди, там, где должно биться сердце. Каким красным стало лицо Фу Яо, когда, пока он пытался достать крабовые яблоки с ближайшей орхидеи, Фэн Синь поднял его, чтобы он мог дотянуться до вершины дерева; как Фу Яо задохнулся и потребовал, чтобы он опустил его — это было в высшей степени неприлично! Тогда Фу Яо сыграл недовольство, но эти распахнутые от недоумения глаза, заикающиеся извинения и сильные руки, обнимающие его за талию, с тех пор преследовали Фу Яо во снах. На самом деле они не слишком много говорили, Фу Яо действительно нечего сказать, кроме как жаловаться — на невкусную еду и комковатый спальный мешок; жалобы избалованного молодого аристократа, к которым Фэн Синь относился спокойно. Для Фэн Синя Фу Яо незамысловат — юный младший чиновник из дворца генерала Сюань Чжэня, который выбирается из дома, чтобы познать немного опасности, немного волнений. Фэн Синь поощряет его дурную привычку сбегать «тайком» и не возражает против его жалоб, вдобавок беззаботно дразня и часто позволяя ему поступать по своему. (Конечно, Фэн Синь никогда не проявлял такой доброты к Му Цину. Фэн Синь также никогда не упоминает Му Цина перед Фу Яо.) — Ничего, с чем бы я не смог справиться, принцесса, — добродушно говорит Фэн Синь Фу Яо однажды, во время особенно суровой зимы, на сто втором году своего вознесения, накрывая его своим одеялом. — Вот, я знаю, что тебе сложнее согреться, и я не могу позволить твоему генералу закатить истерику из-за того, что я плохо с тобой общаюсь. — Как угодно; надеюсь, ты замерзнешь до смерти, — уже полусонно бормочет Фу Яо, заворачиваясь в два одеяла, и едва осознает, как чья-то рука один раз гладит его по темным волосам, нежно и почти собственнически. Этот жест согревает его сильнее, чем собственная ци, и заставляет что-то в груди сворачиваться, как загнанного в угол зверя.-
— Ты оставляешь свою левую сторону незащищенной, — говорит ему Фэн Синь спустя несколько десятилетий, и Фу Яо моргает. — Никто не заметит, не волнуйся, но я… — Фу Яо думает о последних сражениях, в которых они учавствовали, и где Фэн Синь прикрывал его слева. Фу Яо кивает с решительным выражением лица: — Этот человек ценит замечание и позаботится о том, чтобы это больше не повторилось, — бормочет он, звуча немного смущенным подтекстом. Он чувствует, как краснеет его лицо из-за такой глупой ошибки. По крайней мере, у Фэн Синя хватает порядочности сказать ему, думает он. Фэн Синь только качает головой и дарит ему улыбку, теплую и нежную. — Все нормально, — говорит он, — ты еще молод, и, когда я рядом, я буду присматривать за тобой. От этого у Фу Яо перехватывает дыхание, на кончике языка вертится ехидное замечание, которое он должен бы произнести, но он проглатывает его, потому что Фэн Синь сделал ему подарок, проявив доброту, и привел в странное замешательство. Он хочет спросить, почему Фэн Синь не задает ему никаких вопросов, особенно как человеку, который работает на его самого ненавистного врага. Почему бог вроде него вообще обратил внимание на Фу Яо, тогда как его духовные силы — ничто по сравнению с силами Му Цина. Он не уверен, почему Фэн Синь относится к нему так по-доброму, приносит ему корзины с абрикосами, финиками и личи, отдает ему теплые одеяла и одаривает нежными улыбками, позволяя Фу Яо огрызаться на него, потому что Фу Яо - это все еще Му Цин, и Му Цин не знает, как вести себя по-другому, когда ему страшно. Больше всего он боится показаться слабым. Он также боится потерять людей, которые ему дороги. Есть много вещей, которых боится Фу Яо, а Му Цин боится еще большего. Их отношения странные, но, возможно, это… одна из немногих дружеских связей, которые у него есть. Му Цин все еще пытается разобраться, потому что он идиот, у которого никогда не получалось заводить друзей, но ему нравится это, эта хрупкая дружба его альтер-эго, которая есть у него с Фэн Синем из всех людей, и он думает о том, насколько всегда был одинок — с таким именем как Му Цин, он, вероятно, обречен на вечное одиночество. Когда он смотрит на Фэн Синя, что-то, должно быть, отражается на его лице, потому что Фэн Синя улыбка, обращенная к нему, теплая и добрая. Он хочет спросить, что это значит; почему Фэн Синь проводит столько времени с ним, когда, очевидно, ненавидит Му Цина, ненавидит Дворец Сюань Чжэня. — Мы друзья, — говорит Фэн Синь без необходимости; так, как будто нет ничего проще, как будто это самая простая вещь в мире.-
— Вы слышали?! Наньян и Сюань Чжэнь дерутся! — Опять?! — восклицают все хором. Эти два божества приносили слишком много ущерба во время своих сражений, и тот факт, что оба они могли заплатить за причиненные неприятности (с лихвой) ничуть не помогал. Под смех одного из зевак небожитель, занимающийся бюрократией, взмахивает веером: — А когда они не дерутся? Разве вы не следите за новостями? Они ненавидели друг друга еще до того, как вознеслись! Оба — посмешища из низшего класса, и тот злополучный наследный принц тоже! — Что ж, это просто доказывает, что люди с дурным воспитанием никогда… — слова говорящего, бога литературы по имени Шан Цинхуа, оборвались, когда сабля рассекла воздух в нескольких дюймах от его бедного носа. На другом конце клинка сам генерал Сюань Чжэнь, выражение его лица яростное и кипящее от злости. Цинхуа бледнеет — он не более чем мелкий чиновник средних небес, жизнь и репутация которого ничего не стоит на фоне этих двух божеств. Он знает, что даже Главный бог литературы Линвэнь никогда лично не вмешивается в эти склоки между двумя южными богами войны, которые остаются слишком величественными и почитаемыми. Цинхуа также знает, что он, скорее, сделает ставку на победу одного из них, чем вмешается и спасет своего бедного сослуживца, а женская форма Линвэнь еще хуже и, скорее всего, подольет масла в огонь, — он оплакивает жестокость ученых женщин. — Никогда что? — спрашивает Сюань Чжэнь, его голос резкий и злобный, и Цинхуа закрывает глаза, потому что если и есть кто-то, кого лучше не задевать, то это человек сейчас прямо перед ним. Рядом с Сюань Чжэнем быстро появляется и генерал Наньян. Несмотря на страхи Цинхуа (и многих его коллег), совершенный владыка Сюань Чжэнь стал объектом насмешек и подшучиваний после своего второго вознесения. Кто из «старой гвардии» небесных чиновников не знал их трагическую историю? Слуги и друга Наследного Принца Сянь Лэ, которые бросили его и пробили свой путь обратно на небеса пресмыкательствами; которые отбрасывали все достоинства и приличия, чтобы драться на главной улице и уничтожать собственность, и забывали о манерах из-за какой-то старой обиды! Настоящий фарс. Глупцы, будь они оба прокляты за то, что повалили его любимый дуб во время боя два года назад! Для смертных годы могут тянуться бесконечно, но для бога год — всего лишь мгновение ока. — Никогда что? — генерал Сюань Чжэнь спрашивает его снова, и Цинхуа бледнеет, когда тот обрушивает на него весь свой гнев, вспыхивающий в этих темных глазах. К счастью, Он избавлен от необходимости отвечать, когда совершенный владыка Сюань Чжэнь оборачивается, чтобы обрушить свою саблю на приближающийся клинок генерала Наньяна; Бог войны юго-востока что-то яростно кричит ему, и они возобновляют бой. Цинхуа наблюдает за этим, нервно обхватив руками свою шею; их клинки сверкают так же весело, как знаменитые танцовщицы Сюйли в красных одеждах, лезвия отражают солнце, точно чешуя рыбы кои, плавающей в небесном океане. По мнению Шан Цинхуа (а он был великим создателем многих популярных произведений литературы до своего вознесения), большая часть их агрессии может быть решена жестким па-па-па. Ходил слух, что эти двое были любовниками много веков назад - мимолетная история, созданная скучающими небесными чиновниками, которым нечем заняться, кроме как бездельничать целыми днями. Глядя на то, как Сюань Чжэнь изворачивается в чем-то, напоминающем танец, во время боя; с какой фамильярностью Наньян выкрикивает оскорбления, бог литературы задумывается — что, если в этом скрывается зерно правды. В конце концов, они не могут находиться в одной комнате дольше пяти минут без того, чтобы кто-нибудь в конечном итоге не расплакался или что-нибудь не разбилось. Безусловно, где-то там есть история. В любом случае, их несчастный роман мог бы стать довольно прибыльной работой. Все смертные обожают романтические истории и трагедии, особенно с такими лихими героями в главных ролях! Как поэтично, — думает про себя бог литературы с уверенностью и фальшивой бравадой существа, которое чудом избежало смерти, и, надеясь на возможность получить несколько дополнительных заслуг на свое имя, Шан Цинхуа подбирает свои одежды, прежде чем умчаться прочь так быстро, как позволяют ему ноги, чтобы набросать зарисовки для своей идеи. Даже если его работу в конечном итоге раскритикуют из-за ее дерьмовых описаний, банальности и неоригинальности, по крайней мере, это сойдет за интересную сказку для смертных, и, конечно, понравится им, хотя бы из-за повествования в стиле «поцелуя навылет»! Такая трагическая история была бы почти столь же захватывающей, как та, с которой он дебютировал, представив в главной роли своего закадычного друга, еще одного бога литературы, на его четыреста двадцатый день рождения: об интрижке одного конкретного чиновника с неким принцем демонов, которая была очень, очень хорошо принята в мире смертных.-
Они снова дерутся. В этом нет ничего нового, и Му Цину, честно говоря, кажется, что это единственная вещь, которую он умеет делать. Все началось из-за чего-то нелепого - Фэн Синь слишком громко дышал, или что-то вроде. Может быть, из-за того, что взгляд, который он бросил на Му Цина, был насмешливым, тогда как на Фу Яо Фэн Синь смотрит с теплотой. Это заставляет что-то темное, похожее на ревность, корчиться в его груди, как будто Фэн Синь гораздо более высокого мнения о младшем чиновнике Фу Яо, чем о Му Цине— В прошлом столетии их ссоры стали более ожесточенными, злобными и яростными, как будто они были полны решимости затащить друг друга в глубины ада, вот только Му Цину все равно — он ненавидит Фэн Синя, ненавидит то, как Фэн Синь, кажется, смеется над ним в глубине этих приводящих в бешенство глаз, с пренебрежительной ухмылкой на лице, потому что прошло уже два века, а они все еще не разговаривают. Небесный император, кажется, получает извращенное удовольствие, отправляя их на миссии вместе, и Му Цин не может смотреть на Фэн Синя в бою так же равнодушно, как раньше, когда Фэн Синь защищал его, а теперь оставляет Му Цина в одиночку отражать атаки— Му Цин не оставляет свою левую сторону незащищенной, потому что не может себе позволить. Точно так же, как он не может позволить себе быть добрым к другим божествам, не может ослабить бдительность даже с Линвэнь, которую он считает не совсем другом, но одной из немногих небесных чиновников, которые приемлемы. Тем не менее, он отклоняет ее приглашение полюбоваться цветами и выпить чаю, потому что ненавидит ее вечного спутника Ши Уду. Он примет все те оскорбления, направленные прямо на него, как стрелы на поле боя, а потом будет пронзен сотней ехидных замечаний, сказанных за его спиной, острых, словно ножи. Му Цин не может оставить прорехи в своей защите, не может позволить себе быть уязвимым. Все, чем он владеет, досталось ему с трудом; по крупицам, которые он собирал, чтобы одеть себя и защититься от холода. Не как Фу Яо, из джентри и мелкой знати, которому Фэн Синь с особенной тщательностью перевязывает раны; с ним он исполнительный и осторожный, чего Му Цин даже не надеется когда-либо испытать на себе, и, кажется, в глазах Фэн Синя вспыхивает привязанность всякий раз, когда он обращается к Фу Яо. Что такого есть у Фу Яо, чего у Му Цина нет? Фу Яо — просто его альтер-эго, младший чиновник дворца Сюань Чжэня, не обладающий навыками или властью. Итак, возникает вопрос: почему Фэн Синь, похоже, так сильно заботится о нем? Почему он хмурится всякий раз, когда видит Му Цина, но смотрит на Фу Яо с выражением острого удивления? Фэн Синь и Му Цин вдвоем возвращаются на небеса, и рана, пересекающая плечи Му Цина, кровоточит, но Фэн Синь делает вид, что не замечает его. Он идет вперед, не оглядываясь, и Му Цин выходит из себя, абсолютно и полностью, как— «Как желающая внимания любовница», о чем прямо сказала ему Линвэнь, прежде чем взмахнуть веером перед его лицом. — Не попадись в свою ловушку. — Этого не случится, — лжет Му Цин, прежде чем прищуриться. Он находит ее невыносимой, но чуть менее невыносимой, чем других небесных чиновников. Что, по крайней мере, дает очко в ее пользу. — Почему ты помогаешь мне? — Я люблю хорошую месть, — ровно отвечает она, наклоняя веер, чтобы прижать его к губам. — Так же сильно, как хорошие романы. Возможно, даже сильнее. Он ничего не говорит, но появляется на ее следующем фестивале по любованию цветами и обменивается парой слов с Ши Уду, который напоминает ему сального купца. Он смешит его, льстя Водяному Тирану. Му Цин никогда не слышал, чтобы Фэн Синь смеялся в его присутствии. Фу Яо смешит Совершенного Владыку Наньяна каждый день. Линвэнь бросает на Му Цина полные жалости взгляды, которые он игнорирует. Фэн Синь ничего не значит для Му Цина. Му Цин ненавидит его. Но, поскольку он немного более честен с самим собой, он почти уверен, что Фу Яо влюблен. Было бы достаточно легко «убить» Фу Яо, думает Му Цин ехидно. Это не принесет проблем, и, он подозревает, Фэн Синь даже не станет оплакивать потерю обычного младшего служащего, просто добавив смерть Фу Яо в длинный список вещей, за которые он ненавидит Му Цина. Эта мысль приводит его в ярость, и они снова дерутся, когда Фэн Синь спрашивает, все ли служащие дворца Сюань Чжэня такие же неуправляемые, как Му Цин. Фэн Синь повален на пол, и Му Цин наступает ногой на его трахею; мир перед его глазами окрашен в алый. Боги не могут умереть, Му Цин знает, но он смотрит на Фэн Синя с яростью в глазах, в то время как в ответном взгляде Фэн Синя решительность. В следующий раз, когда он ускользает, чтобы сопровождать генерала Наньяна, «Фу Яо» дразнящим тоном, словно застенчивая куртизанка, расспрашивает, что Фэн Синь думает о дворце Сюань Чжэня и его чиновниках. Фэн Синь просто меняет тему; обычные улыбки, которые он приберегает для Фу Яо, сменяются молчаливым хмурым видом, и он по-своему дуется, пока Фу Яо не приглашает его поесть лапши, хотя бы для того, чтобы снова увидеть, как бог улыбается ему. Му Цин не знает, почему «Фу Яо» так заботится о чувствах Фэн Синя, тогда как он видел Фэн Синя только в самом плохом настроении. (Но он помнит кое-что, непрошеное и туманное. Что-то, что, как Му Цин думал, он уже спрятал в небольшой запертой шкатулке в самых дальних, самых темных глубинах своего сердца. Когда он еще был рядом с Се Лянем, а тот вознесся впервые. Время, когда еще ничего не случилось, а Его Высочество в своей озорной неожиданности столкнул Му Цина в пруд с лилиями. Му Цин делал вид, словно безудержно злится, но на самом деле вода была приятной, и краем глаза он видел, как Фэн Синь улыбался ему, не так жестоко и насмешливо, как он делает это сейчас, но так, что что-то предательское и сладостное пело в его груди. Он затащил Фэн Синя в пруд за собой, смеясь и смеясь и смеясь, и брызгая водой на еще-младшего чиновника, когда вдруг оказался в руках Фэн Синя. Руках лучника, подумал тогда Му Цин, странно очарованный тем, какими теплыми они были, обернутые вокруг его тела — первый раз, когда кто-то прикасался к нему. Фэн Синь окунул его под воду, и Му Цин в ответ потащил его ко дну, пинаясь и не желая быть побежденным. Их тела были прижаты так близко, что Му Цин чувствовал жар, исходящий от тела Фэн Синя. А потом Фэн Синь впервые поцеловал его; их щеки покраснели, когда они обменялись взглядами, как школьники, пойманные за чем-то недозволенным. Он не помнит эту часть достаточно отчетливо, за исключением мягкости потрескавшихся губ Фэн Синя; его неуклюжего, полного энтузиазма поцелуя) Если бы не его совершенствование, Му Цин бы напился. Но вместо этого буквально на следующий день, когда его плечи по-прежнему оставались сплошной открытой раной, он спустился обратно в мир смертных, чтобы охотиться на демонов, ломать их кости и пронзать лезвием их черепа, слушая, как его верующие приветствуют его. Он Бог войны, он генерал Сюань Чжэнь, и он упивается рукоплесканиями, наслаждается похвалой и поклонениями, вежливо склоняя голову, когда Небесный император хвалит его за преданность делу. Фэн Синя нигде не видно. Он вспоминает, как Фэн Синь обратился к Фу Яо, спрашивая, что тот делает, когда его нет рядом. Сердце Фу Яо сжалось, и он ответил только: — Ну, сейчас-то я с тобой, — вот только Фэн Синь не обратил внимания на ударение, его не волновали тщательно подобранные слова, хотя они были единственным, что Фу Яо (и Му Цин) мог дать. Му Цин возвращается в свой дворец, собираясь погрузиться в горький сон; его раны все еще заживают, а ноги болят. Из своего окна он видит стайку молодых чиновников из дворца Няньяна, размеренно расхаживающих по улице, как утята, надутые от собственной важности. В отличие от своего генерала. Потому что Фэн Синь вел себя… странно… что ж, в последнее время даже более странно, чем обычно, и Му Цину действительно не нравится, как другой Бог войны иногда смотрит на него, когда думает, что Му Цин не видит — как будто он ожидает, что Му Цин вот-вот сделает что-то, но не знает, что именно. Из мелочности Му Цин посылает заряд ци на улицу, разгоняя младших чиновников. Он слышит их возмущенные крики, прежде чем задернуть шторы. Он хотел бы уметь выбрасывать из головы все мысли, хотя бы на время.-
Фу Яо находит восхитительным то, что Фэн Синь боится женщин. Они выполняют задание по уничтожению духа мстительной наложницы, которую бросил ее покровитель, поэтому, конечно, Фу Яо в приподнятом настроении облачился в великолепные шелковые одежды куртизанки высшего класса, чтобы провести расследование и собрать доказательства. Фэн Синь же вовсе не был рад, когда его затащили в публичный дом под видом молодого праздного джентльмена, явно чувствуя себя неуютно в окружении стольких хорошеньких женщин с ярко накрашенными лицами и блестящими глазами. Забавно, как Фэн Синь прижимается к Фу Яо, обхватывая рукой тонкую талию младшего чиновника, как будто он боится. Любой человек, взглянувший на них, наверняка бы подумал, что молодой мастер просто проявляет собственнические чувства к своей любимой наложнице; вот только Фу Яо известно, что Фэн Синь держится так близко к нему, потому что не знает, что делать с женщинами, и опасается их гораздо сильнее, чем Непревзойденных призраков. Нервно заикаясь, он бормочет, что у него уже есть кое-кто, и не могут ли дамы оставить его в покое, пожалуйста — нет, он не хотел бы чаю, спасибо и до свидания! Фу Яо решает немного помочь ему, слегка заслоняя собой Фэн Синя, как бы намекая девушкам, чтобы они убирались прочь — Фу Яо достаточно легко притвориться уважаемой любовницей, недавно прибывшей из домов удовольствий Сучжоу и ненавязчиво расспрашивающей о событиях в этом городе в ходе беседы с другими посетителями чайного домика. Движения Фу Яо наводящие на размышления и соблазнительные; он взмахивает своим бледным запястьем и обнаруживает, что ему очень нравится, когда Фэн Синь задерживает на нем свой пристальный взгляд, прежде чем отвернуться. Румянец на его лице становится все темнее, когда Фу Яо прижимается к нему, а затем нежно, невесомо целует в губы под хохот посетителей и задыхающиеся, резкие вдохи Фэн Синя. — Тебе нужно успокоиться, гэгэ, — обращается к нему Фу Яо, потому что Фэн Синь вел себя хорошо, отвечая на вопросы и не запинаясь в течение последних тридцати минут, и Фу Яо собирается спасти его и избавить от страданий. — Иди за мной. Он тянет Фэн Синя за руку, и тот поднимается за ним с выражением крайнего обожания, которое Фу Яо не упускает. Это не притворство, потому что Фэн Синь ужасен в актерской игре, и Фу Яо приходится брать на себя львиную долю составления планов, их уточнения и защиты Фэн Синя от самого себя. Это веселее, чем он ожидал. Кроме того, то выражение в его глазах, когда Фэн Синь наблюдал за ним, желал его— — Что ж, приятно было познакомиться с вами, господа, но мы удаляемся на ночь! — мурлычет Фу Яо, прежде чем грациозно вытащить Фэн Синя в коридор. Тот тяжело дышит, хотя с помощью своего культивирования Фу Яо превращал предложенное им вино в чай, потому что хуже нервного Фэн Синя может быть только пьяный Фэн Синь — забавный факт, о котором Се Лянь рассказал ему более трех столетий назад. А потом он вдруг чувствует, как чье-то плечо прижимает его к стене; его дыхание сбивается, когда он встречает устремленный на него темный взгляд Фэн Синя, как будто ему нравится то, что он видит. Его руки нежные на коже Фу Яо, и Фу Яо смотрит на него, немного удивленный, не верящий, что Фэн Синь способен на такое. — Что ты делаешь, генерал Наньян? — спрашивает он, задыхающийся и сбитый с толку; теплое тело Фэн Синя прижимается к нему, а еще… это что, рукоять его меча? Что-то длинное и твердое и — ха. Фу Яо трется об это своим бедром и чувствует, как дыхание Фэн Синя становится более резким. Но Фэн Синь отстраняется от него так же быстро: — Кто-то следил за нами, я… нужно было сохранять наше прикрытие, — говорит он, потому что, конечно, он такой скучный, и Фу Яо поворачивает голову, чтобы посмотреть поверх его плеча на удаляющуюся фигуру одного из клиентов, молодого лорда Чао, от которого разит демоническим совершенствованием. Этот господин, как вспоминает Фу Яо из рассказов, которые он слышал, был посетителем, которому недавно отказали две элитные куртизанки в этом конкретном борделе. Он кивает Фэн Синю, и они следуют за лордом Чао в темный коридор. В конце концов, это оказывается довольно быстрая, но не менее неприятная работа, потому что иногда люди способны совершать гораздо более страшные вещи, чем самые ужасные из демонов. Столкнувшись с силой двух Богов войны, господин Чао был быстро побежден, закован в цепи и отправлен на суд за двойное убийство. Фэн Синь и Фу Яо смотрят, как мужчину уводят, а затем Фэн Синь вновь поворачивается к Фу Яо, как будто он — это головоломка, которую нужно разгадать. Му Цин никогда не видел, чтобы Фэн Синь смотрел так на него. — Я… — начинает Фэн Синь, — я хотел бы извиниться за то, что произошло ранее. И говорил так откровенно тоже! Фу Яо просто нежно смеется над ним. — Ты был твердым в присутствии симпатичной куртизанки, — говорит он. — Это не что-то постыдное, генерал Цзюйян, — обращаясь к нему по другому титулу, Фу Яо подносит рукав ко рту, чтобы скрыть улыбку. — Тебе понравилось? — подсказывает он, потому что Фэн Синь внезапно замолкает. И затем, только потому что он чувствует себя странно храбрым, потому что Фэн Синь смотрит на него с выражением утопающего, он наклоняется вперед, запечатлевая нежный поцелуй на губах Совершенного Владыки Наньяна. — Твои губы… очень мягкие, — бормочет он, но Фэн Синь не двигается, и лицо Фу Яо становится— Фэн Синь издает мягкий, испуганный шум. Фу Яо что-то неправильно понял? Он уверен, что Фэн Синь не девственник — несколько лет назад ходили слухи, что у него есть сын. И, конечно, он не был евнухом. Значит, он на самом деле просто не хотел его? Лицо Фу Яо мгновенно краснеет, поскольку Фэн Синь все еще таращится на него. И в тот же момент Фу Яо чувствует, словно его полностью пожирают, когда Бог войны юго-востока сближает их губы, словно клинки, и вся его кровь устремляется на юг. Фэн Синь подходит к этому с той же интенсивностью, как и ко всему остальному, и упасть, сдаться, быть подчиненным Совершенным Владыкой Наньяном так легко, так легко позволить Фэн Синю держать его, протянуть руку и вплести ее в его волосы, когда он притягивает Фу Яо ближе, пока их дыхание не сбивается. Поцелуй Бога в полной мере ощущается как удар молнии; сила наполняет его меридианы, и в конце концов становится почти ошеломляющей, когда Фэн Синь, наконец, отрывается от него. Он выглядит разбитым, пораженным. Фу Яо хватает ртом воздух, и не может сдержать маленькие жалкие стоны, когда Фэн Синь осыпает поцелуями основание его шеи, тяжело дышит в его уложенные волосы. — Предполагается, что ты продолжишь целовать меня, — дерзко напоминает Фу Яо, прежде чем притянуть Фэн Синя обратно, ухватившись за воротник его верхних одежд, и прикусить его потрескавшуюся нижнюю губу. Фэн Синь просто коротко смеется, и он на вкус как ягодный чай и что-то острое и металлическое, а еще теплое и яркое, как солнце; его руки крепко прижаты к спине Фу Яо, сжимая его до клаустрофобии крепко, и это приятно. Приятно слышать этот тихий любовный шепот; ладони Фу Яо сжимаются в его волосах, когда он позволяет себе немного откинуться назад. Его тело невыносимо горячее от взрывоопасно теплой ци — энергия Фэн Синя горит, полностью согревая Фу Яо, позволяя ему снова почувствовать себя живым. Фэн Синь сводит их бедра вместе, и Фу Яо толкается вверх, понимая, что ему нужно— В этот момент Фэн Синь отстраняется. — И-извини, — бормочет он, прежде чем выскользнуть из рук Фу Яо; его грудь вздымается, а лицо раскраснелось. — Прости, я— я даже не спросил разрешения, я знаю, что… э-э… ты вообще хотел поцеловать меня? Фу Яо молча недоверчиво смотрит на него. — Ты… ты хотел, чтобы я поцеловал тебя в ответ? — спрашивает Фэн Синь, и звук его голоса совсем тихий. — Я не собираюсь давить на тебя — я знаю, что, технически, мое положение выше, так что… если ты не хочешь, я— я понимаю. Я не буду давить на тебя. Фу Яо моргает. — Ты идиот, — вздыхает он, не заботясь о приличиях (хотя он никогда не заботился о них рядом с Фэн Синем, даже в этом теле), его настроение испорчено, когда он уходит, а Фэн Синь за его спиной патетично зовет его по имени, как брошенный любовник.-
В человеческом мире вышел роман, низкопробный и дрянной в том смысле, что в нем слишком мало сюжета и слишком много па-па-па. Му Цина, как правило, не волнуют такие вещи, вот только этот роман затрагивает его и одного конкретного Бога войны юго-востока. Он добавляет этот кусок оскорбления (и автора, «Меч, устремленный к небу») в свой мысленный список мести, потому что у него есть гораздо более важные вещи, с которыми нужно разобраться. Вдобавок, он знает, что может рассчитывать на то, что Фэн Синь в одиночку отомстит за них обоих тому несчастному смертному за его самое грубое, отвратительное и похотливое творение! Гордость Фэн Синя гораздо более хрупкая, потому что у Му Цина никогда не было преимущества. Он привык глотать унижения только чтобы сохранить свой статус и положение, тогда как репутация Фэн Синя (за исключением его повседневных стычек с Му Цином) является безупречной. Ему любопытно посмотреть, какое наказание может придумать достопочтенный генерал Наньян. В то же время он строит другие планы, чтобы усложнить существование Фэн Синя. Есть король, стоящий во главе небольшого, но очень богатого королевства, который всецело обожает Совершенного Владыку Наньяна. Этот король пользуется благосклонностью Фэн Синя, ежегодно делает пожертвования и устраивает экстравагантные и тщательно продуманные фестивали в честь генерала Наньяна, прославляет Бога войны и одаривает его обетами, танцами и золотом, брошенным в реку и символизирующем лучи солнца в иероглифе «ян» в имени Совершенного владыки Наньяна. Это невероятно несуразное мероприятие, а все статуи ужасно уродливы, и обычно Му Цин не обращает на него особого внимания, разве что подшучивая над королем, его королевством и дурацким фестивалем. Но он чувствует себя озорно в последнее время и проскальзывает в сны упомянутого короля. Когда он открывает глаза, он стоит посреди роскошного храма, переполненного цветами и письмами, написанными кровью знак благочестия. Отблески свечей ложатся на его профиль золотым сиянием, и Му Цин делает шаг вперед, внутренне морщась от того, насколько колючие и неудобные мантия и плащ, в которые он пожелал облачиться. — Кто ты? — с трепетом спрашивает король, немедленно падая на колени перед кем, кто по его мнению является- — Я Бог войны Юго-Востока, Цзюйян, — произносит Му Цин серьезно и тепло улыбается, протягивая руки, чтобы помочь королю подняться.-
В последнее время Фэн Синь получил приток верующих, подавляющее большинство которых — представительницы прекрасного пола, просящие его одарить их избранников лучшим мастерством в постели или молящиеся о первенце-сыне для продолжения рода. В то время как многие другие божества были бы вполне довольны таким поворотом событий, лицо генерала Наньяна краснее ягод годжи, а Фу Яо по большей части разыгрывает невинного друга, находя в происходящем некоторое развлечение и мягко поддразнивая Фэн Синя. Фэн Синь уже сказал ему, что он благодарен за то, что Фу Яо находится рядом и отвлекает его от двойной беды — быть главным героем романа с трагическим концом о нем и его враге и новоизбранным богом похоти, плодородия и других форм сексуального поведения, которые Фэн Синь находит абсолютно ужасающими. — Это действительно не так уж плохо, — говорит Фу Яо, скромно сидящий на постели небожителя, и изящно пожимает плечами. — Может, у тебя получится преодолеть свой страх женщин? Экспозиционная терапия? Возможно, это скрытое благословление, — радостно рассуждает он. Фэн Синь, благословят боги этого бедного дурака, даже не думает спросить Фу Яо, не подстроили ли подобное в его собственном дворце Сюань Чжэня, и не предпринимает каких-либо действий, чтобы наказать сбитого с толку, пораженного короля и заставить его изменить все таблички его храмов на прошлые. Фэн Синь по большей части воспринимает это с наигранным оскорбленным видом и пытается, как умеет, жить, будучи Богом похоти. Фу Яо придвигается к нему поближе и целует, чего они не обсуждали, но Фэн Синь позволяет ему осторожно массировать его плечи, разминая мышцы после долгого дня охоты на нечисть. И Фу Яо был хорошим весь день, он даже не смеялся над Фэн Синем и не произнес ни одного слова о мужественности бога войны, о его жестокости на поле боя, «возможно, компенсирующий кое-что», вертевшихся у него на его языке. Он чувствует, как Фэн Синь вздрагивает под его пальцами, и ухмыляется. — Эй, друг, — зовет он самым сладким тоном из возможных. — Я подумал, что хочу написать тебе стихотворение. Тебе бы это понравилось? Фэн Синь, поддавшийся ложному чувству безопасности, только вздыхает, пока пальцы Фу Яо продолжают разминать узлы в его плечах, а его глаза загораются нечестивым ликованием. — Что за стихотворение? — спрашивает Фэн Синь, и Фу Яо ухмыляется, прежде чем скромно процитировать, как школьник: — Друг женщин, Верный компаньон. Попросите сына - Самым могущественным является он; Секретной формулой Повышающей мужественность И сыном после молитвы одной Нань — ха — Цзюйян одарит — ахахахаха… ахахаха! Выражение ужаса появляется на лице Фэн Синя, в то время как Фу Яо продолжает хихикать. Он валится на кровать, отбросив остатки приличия и уважения к Богу, и приподнимается на локте с притворно оскорбленным видом. — Тебе не понравилось мое стихотворение? — спрашивает он, скромно поднимая на Фэн Синя глаза. — Друг, друг, скажи мне, что — ммпх! Фу Яо не успевает закончить предложение, когда внезапно чувствует, что его валят на спину; он смотрит в блестящие и темные глаза Фэн Синя, и у него перехватывает дыхание, когда он видит, что его лицо полно серьезности. Бедро Фэн Синя внезапно оказывается между ног Фу Яо, а его запястья прижимают к кровати сильные руки — руки лучника, — и он думает в восторге: ах! Это то, что тебе нравится? Потому что, возможно, эта позиция очень нравится и ему тоже. — Ты, кажется, слишком интересуешься моим членом, — начинает Фэн Синь, и зрачки Фу Яо расширяются; жесткость в этом голосе заставляет его дрожать. — Не желаешь познакомиться? Фу Яо чувствует, что становится твердым от этого тона, от его властности, и прерывисто вздыхает. Он знает, чего хочет, и он уже проявил свой интерес; но голос подводит его как раз в тот момент, когда Фэн Синь притягивает его к себе для поцелуя в наказание. — Ты дразнил меня, маленький чиновник, — рычит он, и Фу Яо решает, что это звучит очень, очень сексуально. — Я ждал когда ты наконец сделаешь свой ход, — отвечает Фу Яо с большей бравадой, чем он чувствует, затаив дыхание, ёрзая в объятиях Фэн Синя. Ощущение его силы и могущества делает что-то с его уже наполовину возбужденным членом. Он думает, что не был бы против, если бы им вот так помыкали; он думает, что он бы очень-очень хотел, чтобы Фэн Синь был грубым. И, как будто Фэн Синь может читать его мысли, как будто он здесь, чтобы ответить на все его молитвы, он стаскивает с Фу Яо его верхние одежды, прежде чем оставить поцелуи и засосы на тонких линиях его плеч. Фу Яо стонет, громко. Фэн Синь смотрит на него; на его скулах, достаточно острых, чтобы резать лучше меча, проступает розовый цвет, который идет ему так сильно. — Ты понимаешь, что делаешь со мной? — спрашивает он, милый в своей серьезности. — Я знаю, что это неправильно, я знаю, но… Я спрошу тебя, ты хочешь? Ты примешь меня? Фу Яо просто закрывает глаза. — Мне нужен ответ, — приказывает Фэн Синь, и Фу Яо кивает один раз, а затем, более настойчиво, снова. — Да, — шипит он. — Хороший мальчик, — шепчет Фэн Синь, и эти слова огнем разгораются в груди Фу Яо, в то время как теплые губы покрывают его живот поцелуями, и это волнительно, то, насколько тело Фэн Синя, с его развитыми мышцами, больше гибкого тела Фу Яо. Кровь шумит у него в ушах, а сердце колотится, когда он тянется вперед, прижимаясь к груди Фэн Синя, широкой и твердой, бессознательно разводя ноги. Он с намерением поднимает бедра, когда руки Фэн Синя полностью лишают Фу Яо одежды, и притягивает его ближе. Фэн Синь притирается ближе к члену Фу Яо, пока тот пытается стащить с Фэн Синя его тяжелые мантии, и сводит их бедра вместе, целуя беспорядочно и неловко — они все еще учатся делать это— Это очаровательно, думает Фу Яо, вот только Му Цин хочет чего-то еще, он хочет порочности, присущей Богу войны. Он тянется к члену Фэн Синя и сжимает, проводя большим пальцем по щелочке, чтобы собрать капли предэякулята. Он такой большой, — не может не думать Фу Яо, — он разрушит меня. Фэн Синь заметно вздрагивает, но затем быстро хватает его запястья, и Фу Яо послушно позволяет Фэн Синю прижать пальцы Фу Яо к его губам. — Соси, — приказывает он, и в его тоне было бы гораздо больше властности, если бы не его сбитое дыхание. Тем не менее, Фу Яо подчиняется. Его руки внезапно дрожат от всепоглощающего, раздирающего нервы желания — когда Фэн Синь так смотрит на него, это ошеломляет. Он мог бы утонуть в этих глазах, думает Фу Яо, но он также может заставить Фэн Синя чувствовать себя хорошо. Фу Яо тянется себе между ног и со вздохом вставляет один палец. Он ищет нужное место, и, когда касается его, не удосуживается даже попытаться проглотить свой стон. Фэн Синь тяжело дышит, глядя на него с беззаветной преданностью, пока Фу Яо добавляет второй палец, а потом третий, шипя из-за небрежной растяжки. — Шшш, тише… — шепчет Фэн Синь, хотя у него нет никакого права так нервничать, не с таким огромным членом. — Не спеши, у нас вся ночь впереди, — вот только Фу Яо хочет быть опустошен, он хочет быть уничтожен и разложен на алтаре Фэн Синя, поклоняясь его члену. Вот так, он весь из себя мелкий чиновник дворца Сюань Чжэня, ненароком освещенный сиянием великого бога Наньяна; сейчас он может забыть всю неуверенность и гнев, которые терзают Му Цина, может представить, что они вдвоем, младший служащий и Бог войны юго-востока, вместе проводят ночь в царстве смертных. Ему не нужно думать, не нужно беспокоиться о пяти сотнях лет ненависти, зависти и злобы. Ему не обязательно быть Му Цином, волнующимся о приличиях, и Фу Яо думает, что ему это очень нравится. Его движения осторожны, дыхание прерывистое, а бедра уже влажные от вытекающей смазки, когда внезапно он чувствует, как Фэн Синь берет его член в свой горячий рот и сосет его, толкнув Фу Яо на кровать. В то время как член Фу Яо не такой большой, как ха — Цзюйян, он все-таки довольно внушительных размеров (и является предметом гордости Му Цина и свидетельством его возможностей), но это не мешает Фэн Синю брать его глубоко в свое горло, резко и грубо лаская его языком. Одна часть Фу Яо хочет спросить, где почтенный генерал научился подобному, а другая протестует, накрываемая волной зависти, когда он представляет себе гордого Бога, благородного солдата Фэн Синя, делающего это для кого-то другого. На собственных пальцах и под давлением горячего языка Фу Яо не требуется много времени, чтобы кончить, и Фэн Синь не отстраняется, пока не проглотит все, что Фу Яо ему даст. — Ничего, если я трахну тебя сейчас? — голос Фэн Синя хриплый, его глаза немного прикрыты; Фу Яо нетерпеливо кивает и не может сдержать стон, когда Фэн Синь одним сильным толчком входит в его разгоряченное тело, и — о боги, это хорошо. Черт, может быть, он даже кричит. Фэн Синь смотрит на него с тревогой, написанной на его красивом лице. — Все хорошо? — спрашивает он быстро, все еще наполняя его. — Мне… мне нужно двигаться помедленнее? Фу Яо качает головой. — Н-нет, — тут же протестует он. — Смотри, я могу принять тебя. И я хочу. Я хочу, чтобы ты трахал меня до тех пор, пока я не закричу, я хочу, чтобы ты трахал меня так сильно, пока я не перестану думать, я хочу, чтобы ты трахал меня так, чтобы я чувствовал тебя внутри в течение следующих двух недель, — шипит он. — Я справлюсь. — Фу Яо, — отвечает тогда Фэн Синь, этот нежный дурачок, — Ты уверен? Послушай, я— я могу… — Я Бог войны, — выдыхает Фу Яо. — Я не какая-то несчастная дева. Я не сломаюсь, ты не должен быть мягким со мной. Мне просто нужно, чтобы ты трахнул меня, Совершенный Владыка Наньян, твоим… ха… великолепным Цзюйяном, накажи меня своей… гигантской мужественностью! — это банально и глупо, и Му Цин никогда бы не сказал ничего настолько непристойного, но Фу Яо может, и это, кажется, имеет желаемый эффект на Фэн Синя, который тянет его вниз. Это превращается в борьбу за доминирование, и Фу Яо сражается в полную силу, чтобы повалить Фэн Синя на спину и оседлать его жестко и быстро. Его ногти впиваются в идеальную подтянутую грудь, и он чувствует, как Фэн Синь ласкает его член. Фу Яо не может удержаться, раз за разом насаживаясь на него, стоны срываются с его губ, когда он кричит, слишком быстро кончая от чрезмерной стимуляции, но Фэн Синь не отпускает его, трахая, пока Фу Яо едва может дышать, пока единственной мыслью в его голове, не останется мантра, список имен и титулов Фэн Синя, повторяющихся снова и снова. И звание Фэн Синя как Бога войны юго-востока вполне заслужено; его движения уверенные, и он намного сильнее Фу Яо, который позволяет обращаться с собой грубо, требуя большего, и шепча да, и о боже, и пожалуйста— И кажется, что у Фэн Синя есть чувство юмора, потому что он спрашивает, к каким богам Фу Яо взывает — это достаточно дерзко и очаровательно, и заставляет Фу Яо потянуться, чтобы ударить его, но Фэн Синь ловит его запястье, прежде чем запечатлеть на нем нежный поцелуй. Фу Яо знает, что это проигранная битва, даже несмотря на то, что его собственная ци растет от избытка энергии, его тело, благословленное вниманием Фэн Синя, не может вынести всего этого. Темные засосы покрывают каждый его дюйм, когда внезапно Фу Яо оказывается у Фэн Синя на коленях. Его толчки безжалостны, как будто он намеревается разрушить Фу Яо для всех остальных, оставить его только для себя; ноги Фу Яо обвиваются вокруг торса Фэн Синя, когда мир перед его глазами вновь становиться ослепительно белым. — О, Фу Яо, — он слышит, как Фэн Синь с мольбой шепчет ему на ухо. — Фу Яо, — и Фу Яо с готовностью отвечает на это, прижимаясь к губам Фэн Синя поцелуем, когда Фэн Синь кончает, изливаясь в него, наполняя его меридианы теплом сотни солнц. Фу Яо нахально улыбается ему. Он уверен, что выглядит невероятно развратно, когда поднимается с члена Фэн Синя, и прижимает пальцы к опухшему отверстию. — Ха… я думаю, твой титул вполне заслужен. Губы Фэн Синя складываются в ухмылку. — Ты не был наказан достаточно, младший чиновник? — Если это наказание, интересно, какую награду я получу, когда буду вести себя хорошо, — отвечает Фу Яо, хлопая ресницами. — Если ты будешь, — фыркает Фэн Синь, прежде чем запечатлеть на губах Фу Яо в очередной поцелуй, но в его глазах светится обещание.-
Двойное самосовершенствование с одним из величайших Богов войны имеет свои преимущества, решает Фу Яо с некоторым ленивым удовлетворением. Чертов Фэн Синь ощущается как эпицентр летней бури; как резкий всплеск ци, будоражащий нервы. Томно лежа в объятиях Фэн Синя, Фу Яо чувствует себя почти таким же сильным, как в теле Му Цина. Он прослеживает узор старого шрама на коже Фэн Синя, лениво водя пальцем по внутренней стороне его бедра, пока Фэн Синь пристально смотрит на него. — Ты любишь меня? — спрашивает он, и Фу Яо переводит на него взгляд, не поднимая головы с его коленей. — Ты мне очень нравишься, — отвечает он непривычно честно. Этим заявлением он пугает и удивляет даже самого себя — Му Цин никогда бы не сказал ничего, что делало его уязвимым, так просто, но у Фу Яо нет ничего за его именем, ни дворцов, ни слуг, ни великих подвигов, только его сердце, которое он с легкостью отдает. — Я думаю, ты хорошо ко мне относишься. Но это не обязательно должно что-то означать, — добавляет он, дразня. — Такой красивый и сильный Бог, как ты… спорим, у тебя есть сотня любовников, которых ты где-то припрятал. Фэн Синь бормочет: — Неужели ты такого плохого мнения обо мне? — и Фу Яо качает головой, потому что он знает, что у Фэн Синя нет никого, точно так же, как и у Му Цина. Похоть достаточно легко найти при Небесном дворе, в то время как истинная привязанность встречается не чаще, чем самое бесценное из сокровищ, гораздо более дорогая и редкая, чем аромат роз, что Му Цин приказывает сжигать в своих храмах. — У меня никого нет… Была одна девушка, когда я еще был смертен. До твоего времени, — признается Фэн Синь. — Мы не… я просто подумал, что ты должен знать, — ах, так они уже перешли на стадию признаний. Искренний, милый дурак, — закатил бы глаза Му Цин. Одна совместная ночь, а он уже планирует их будущее. По крайней мере, Фу Яо добрее к Фэн Синю. Му Цин бы растоптал его сердце. — Тебе не нужно говорить это мне. Я не прошу о вечности, — отвечает ему Фу Яо. — Что-то вроде «навсегда» глупо, достаточно просто «сейчас». — Я понимаю, но я просто… Мне нужно сказать тебе… — произносит Фэн Синь, краснея. — Я плох в отношениях. Я не… послушай, я думаю, что ты очаровательный. Умный. Хороший друг, но- — Кто сказал, что между нами должны отношения? — Фу Яо затыкает ему рот поцелуем, притягивая Фэн Синя ближе, и прижимается к его лбу своим. — Слушай, давай немного отдохнем хорошо, гэгэ? Это не обязательно должно быть серьезным или что-то означать. Мне было весело с тобой, — дразнится он, надеясь развеять напряжение. — Гэгэ?! — хрипит Фэн Синь пораженно. Фу Яо лишь хмыкает и пожимает плечами: — Думаю, я заслужил право называть тебя гэгэ, учитывая, что твой член был внутри меня. — Ты неисправимый. — Ты имеешь в виду, милый, очаровательный, умный и неисправимый, гэгэ? Гэгэ. Гэгэ, — Фу Яо подмигивает, прижимаясь к Фэн Синю; его щеки становятся теплыми, когда Фэн Синь обнимает его. Сейчас он может притворяться, что это хорошая идея, что он тот, кем он должен быть; там, где он должен быть. Он игнорирует ту часть себя, которая остается Му Цином, со всем его прагматизмом, которая говорит ему, что это одна из худших вещей, которую он когда-либо делал.-
Фу Яо начинает спать с Фэн Синем. Единственная хорошая вещь в его альтер-эго — то, что, по крайней мере, синяки и любовные укусы, которые Фэн Синь оставляет на бледной коже Фу Яо, не видны на теле Му Цина. Фу Яо может выглядеть помятым и невероятно разбитым после посещений дворца Наньяна, в то время как Му Цин остается холодным и невозмутимым генералом Сюань Чжэнем. Му Цин считает, что Фу Яо более счастливый, более свободный человек. Хотя он и не такой сильный в сравнении с Богом войны Юго-Запада, Фу Яо милый, старательный и любящий. Фэн Синь держит над ним зонтик, когда начинается дождь, и отдает ему свой плащ, когда идет снег. Фу Яо не сложный, он принимает подарки и жесты Фэн Синя, не слишком задумываясь о последующих ожиданиях или о значении его слов. Фэн Синь очень нежен с ним, обожает, когда Фу Яо проводит своим языком по его огромному члену, и в ответ Фэн Синь вылизывает его всего, как профессионал, потому что ему нравится задыхаться, прижимаясь к нему, а его техника сосания члена далеко не так искусна, как его язык (и его член), доставляющие Фу Яо удовольствие. Однажды, когда они обнимаются, а Фэн Синь просматривает свои отчеты и бумаги, собственнически положив руку Фу Яо на плечи, он обращается к нему: — Ты слышал о том, что происходит в Королевстве Юйши? — у его кожи золотистый оттенок, он пахнет лошадьми, ветром и кровью, металлический запах которой въелся в его одежды, как парфюм. Фу Яо моргает. Му Цин знает, что они ведут войну с Королевством Сюйли, и в последнее время много побед было совершено смертным по имени Пэй Мин, который, похоже, будет благословлен самим Небесным императором. Несмотря на то, что Фэн Синь является одним из Богов войны при Небесном дворе, он, как правило, остается в стороне от самих войн, отстраненный и беспристрастный. В его обязанности входит защищать миры от демонов и монстров, и ему не хочется соваться в дела смертных. Му Цин понимает, особенно после всего, что произошло в государстве Сянь Лэ, и что он до сих пор вспоминает с ужасом — шепот молитв, просьбы помочь и защитить их королевство, преданность Его Величества своему желанию спасти простых людей- — А что там? — спрашивает Фу Яо, потому что Фу Яо дурак, Фу Яо не волнует ничего, кроме драк и тренировок. Солнечный свет и отблеск свечей делают его волосы почти золотыми. Фэн Синь только вздыхает: — Война проходит к концу, — говорит он просто. — Королевство Юйши потеряло многих лучших генералов и младшую принцессу. Скоро все закончится. Му Цин, с другой стороны, обращает внимание на слухи, слушает любые новости. Говорят, там есть генерал, женщина по имени Сюань Цзи, чей смех может донестись до небес. Очень милая, но гордая и жестокая в боях. Воинственная и красивая, во всех сражениях скачущая впереди своего войска, опустив клинок. Она являлась одной из самых талантливых воинов Юйши, а затем была захвачена в плен во время битвы с генералом Пэй Мином. Люди шептались о великодушии генерала, разрешившего ей уйти после, так как битва была окончена. Но это было только началом истории. Трагичной истории с мрачным финалом. Они, генералы Пэй Мин и Сюань Цзи полюбили друг друга так же быстро, как Пэй Мин разлюбил, погнавшись за очередной принцессой, скромной и нежной, совсем непохожей на сообразительную и свирепую Сюань Цзи. Она же в гневе и отчаянии выдала планы сражений и стратегии своего королевства, предав его ради доблестного генерала Пэя, только чтобы снова получить отказ! После Сюань Цзи сломала себе ноги, положив конец сопротивлению Юйши. Возможно, мораль этой истории в том, что женщины должны быть тихими и послушным. Возможно, в том, что молодым девушкам, мечтающим о таком муже и галантном кавалере, как Пэй Мин, лучше оставаться дома, а не хвататься за меч; в том, чтобы быть скромной и одерживать победы в домашнем хозяйстве, а не на поле боя. Возможно, мораль этой истории в том, чтобы не позволить любви изменить вас. Или, может быть, в том, чтобы не гнаться за чем-то, что вы никогда не сможете получить, не обманывать себя во имя чего-то такого безрассудного, как любовь. Отдать с таким трудом завоеванную власть, богатства и все прочее ради любви, и все равно не утолить желания. Фу Яо, наивный мальчик, молодой дворянин, который нравится Фэн Синю и который может позволить себе быть добрым, глупым и нежным, проглатывает свой язык и просто кивает. Ему не нужны никакие уроки помимо стратегий и военного дела. В этом отношении все очень просто. — Я понимаю.-
Ленивые солнечные лучи, льющиеся через окно конюшни, прекрасно освещают Фэн Синя. Фу Яо наблюдает, как он ухаживает за своей лошадью, его движения уверенные, и он сосредоточен на своей задаче. Любой другой Бог войны, включая Му Цина, послал бы за слугами, но Фэн Синь обожает свою лошадь «Сяо Фэн», и она обожает его в ответ. Фу Яо завёл привычку приносить яблоки во время своих походов в конюшню. Фэн Синь выглядит несправедливо красивым, как и всегда, даже в забрызганных грязью сапогах, с синяком на щеке и уродливой прорехой на боку его одежд, откуда виднеются белые бинты. — Ты пришел, — восхищенно восклицает он, и Фу Яо улыбается этому, потому что Фэн Синь не принимает его как должное. По крайней мере, пока, — шепчет Му Цин ехидно и горько. Вот так Фу Яо оказывается на коленях и отсасывает у Фэн Синя, пока Фэн Синь гладит его по волосам и называет хорошим мальчиком. Фу Яо позволяет ему потянуть себя наверх и целовать, пока вкус спермы Фэн Синя все еще остается у него во рту. Это закономерность, которую, как Фу Яо говорит себе, он может закончить в любой момент. Это закономерность, из-за которой Му Цин начинает беспокоиться. Но когда он Фу Яо, ему не нужно волноваться о том, что он Му Цин, ему вообще ни о чем не нужно волноваться. Ему просто нужно быть глупым и милым и любящим, и этому так легко поддаться, позволить Фэн Синю заботиться о нем, обожать его. Никто не обращает внимания на Му Цина, так что ему достаточно легко просто исчезнуть на несколько часов, когда он заканчивает выполнять свои обязанности. После войны Юйши и Сюйли восстанавливается мир, хотя бы потому, что люди устали от войны и Богам боевых искусств особо нечего делать. Му Цин все еще выполняет свою работу, по-прежнему совершает обходы территории, издеваясь над императорами за их уродливые статуи и разрушая храмы, которые ему не нравятся. Он все еще ругается и обучает своих подчиненных, но время, которое он обычно тратил, зацикливаясь на сожалениях, Фу Яо проводит в крепких объятиях Фэн Синя, одаряемый заботой и обожаемый им. Фу Яо находит дом в храме Наньяна, где Фэн Синь обустраивает для него комнаты, дарит ему доспехи и другие смехотворно практичные подарки в виде мечей, одежд и книг по военной стратегии. Некоторые части храма Наньяна Фу Яо придирчиво переделывает, потому что у Фэн Синя ужасный вкус (за исключением вкуса на любовников) и никакого чувства стиля. Эти безмятежные дни проходят лениво и нежно, пока Му Цин и Фэн Синь все еще ссорятся так же ожесточенно, как и всегда. Несмотря на то, что об их грязных любовных похождениях были изданы уже две книги, они не ближе к примирению, чем были триста лет назад. Му Цин и Фэн Синь по-прежнему сражаются в одних и тех же битвах, но не делятся информацией и не признают один другого, только если не жалуются на подчиненных друг друга. Иногда Му Цину больно видеть, что Фэн Синь смотрит на него с такой враждебностью, с такой ненавистью, но он просто напоминает себе, что если бы Фэн Синь знал правду о Фу Яо, он бы так же смеялся и над ним, превратив Му Цина в жалкое посмешище Небесного Двора. Будучи Фу Яо, он оставляет следы по всему телу Фэн Синя, особенно на его шее, где его доспехи ничего не могут скрыть, и ему интересно, спрашивает ли, смотрит ли кто-нибудь. Он не знает, стал бы Фэн Синь волноваться из-за таких вещей или сказал бы «это сделал мой любовник»? Фу Яо почти уверен, что он не назвал бы его имени. Он надеется на это, потому что в противном случае в Небесных чертогах обратили бы внимание на то, что достопочтенный Фэн Синь завел любовника, и что никакого мелкого чиновника по имени Фу Яо, постоянно проживающего и работающего во дворце Сюань Чжэня не существует. Му Цин знает, что играет с огнем. Он говорит себе, что может покончить с этим в любой момент. Было бы достаточно легко убить Фу Яо, сделать это просто в напоминание об очередной вещи, которую он никогда не мог иметь, как свидетельство того, что происходит, если Му Цин осмеливается чего-то желать. Он строит планы и подбрасывает улики, добавляет имя Фу Яо в свой список служащих. Му Цин чувствует, что тонет. Возможно, так оно и есть. Он уже однажды поймал себя на том, что забывает, кем должен быть в конкретный момент. Он вспоминает, как Фэн Синь поцеловал его в один день; его голос, когда он обратился к нему: — Почему бы тебе не остаться подольше, — попросил он, и Фу Яо дал свой обычный ответ, что его генерал ждет его, и Фэн Синь не настаивал. Фэн Синь только поцеловал его снова. На этот раз Фу Яо задается вопросом, не может ли он в самом деле остаться; он уже совершил столько ошибок, Му Цин слишком глубоко увяз во всем этом. Он продолжает думать об улыбках Фэн Синя, адресованных Фу Яо, о резких словах, обращенных к Му Цину, и чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, которые он яростно вытирает, прежде чем Фэн Синь сможет заметить. — Мне действительно пора. Мой генерал ждёт, — повторяет он как раз в тот момент, когда Фэн Синь одаривает его еще одной ласковой улыбкой. Улыбкой, которую он никогда не предложил бы Му Цину. Он вспоминает их последнюю встречу, кулак Фэн Синя встречающегося с его щекой за что-то, что Му Цин сказал. Му Цин думает, что этот раз будет последним. Что, возможно, Фу Яо больше не придет, а он скажет Фэн Синю, что Фу Яо погиб во время сражения, битвы. Му Цин подозревает, что Фэн Синь даже не станет скорбеть. Он задумывается, стал бы Фэн Синь плакать. Может быть, ему совсем не было бы дела. В конце концов, они никогда не говорили об отношениях между ними. Фэн Синь был благородным, когда они еще были смертны, но Му Цин знает, что все смертные лгут, что люди пользуются теми, кто стоит ниже них. Про себя Му Цин называет Фэн Синя дураком, но только идиот попался бы в ловушку, которую сам же и устроил. Он уже не помнит, зачем создал Фу Яо, только то, что это было как-то связано с местью. Единственный, кого погубил Му Цин, — это он сам. Он пытается вырвать свое трепещущее сердце из груди Фу Яо, стереть румянец обожания с его щек. Он хочет, чтобы Фэн Синь смотрел на Му Цина так же, как Фэн Синь смотрит на Фу Яо. Он собирается убить Фу Яо на этой неделе. Му Цин не убивает Фу Яо на этой неделе. Он также не убивает Фу Яо на следующей, потому что Фэн Синь пригласил его на небольшое свидание в Ханчжоу, чтобы посмотреть фестиваль фонарей. Каждую неделю Му Цин обещает себе, что с Фу Яо будет покончено. Каждую неделю Фэн Синь делает что-то, что заставляет его передумать. Он осознаёт, что хочет держать Фу Яо при себе только для того, чтобы Фэн Синь обожал его еще немного. В глубине души он знает правду: Му Цин никогда не убьет Фу Яо, потому что это чуть лучше, чем совсем ничего.-
— Вы слышали?! Какой позор! У Совершенного Владыки Наньяна роман с младшим чиновником из дворца Сюань Чжэнь! — Ну, это не считается, если младший чиновник просто не может отказать ему. Я сомневаюсь, что генерал Сюань Чжэнь будет заступаться за своих служащих за исключением — тьфу! - Низвергните этого младшего чиновника за сговор с врагом! Боги такие же, как все мы, сильные охотятся на слабых, а генерал Сюань Чжэнь всегда был известен своей мелочностью — никто не ожидал ничего другого! — Но Совершенный Владыка Наньян всегда был благороден! Чиновник лишь усмехается. — Учитывая его историю? Без шансов! Поверь мне, все боги войны одинаковы, и те двое с юга ничуть не лучше, чем Лао Пей… особенно тот, по имени Цзюйян из всех прочих!-
Это, наверное, карма. Оглядываясь назад, Му Цин заслуживает это за то, что он идиот. На юге свирепствует полчище таоте, чтобы разобраться с которым требуются как мастерство, так и талант обоих Богов войны, так что они берут своих служащих и спускаются вместе. Фу Яо не входит в ряды воинов храма Сюань Чжэня, и Фэн Синь не спрашивает о нём и не ищет его в толпе. Все сражение очень быстро превращается в ад; таоте - злобные твари, у которых на каждую отрубленную голову вырастает новая. У Му Цина даже нет времени упрекнуть Фэн Синя за отсутствие техники; они сражаются днями, пока земля под их ногами не становится скользкой от крови. Му Цин пронзает саблей таоте, что собирался разорвать Фэн Синя пополам, прежде чем отразить очередной натиск. В какой-то момент во время боя доспехи Му Цина соскользнули, и один из таоте сумел пронзить его своими рогами. Но Му Цин просто продолжает сражаться, потому что у него никогда не было никого, на кого можно было бы положиться. Это просто небольшое ранение, говорит он себе, морщась от боли, и поднимает саблю, чтобы прикончить очередного зверя; он не останавливается, даже когда его движения становятся неловкими, а ноги слабеют среди кровавых луж перед ним, когда его зрение затуманивается, и он падает— Му Цин задается вопросом, может ли это быть концом. Он не настолько глупый, чтобы лелеять мысль о том, что боги живут вечно. Фэн Синь, вероятно, оставит его гнить в грязи и пыли, из которых он никогда по-настоящему не выбирался. Он чувствует руки, которые ловят его, когда он падает. Они снились ему — нежные, тянущиеся к нему и прижимающие его ближе. Защищающие его. Он предается мечтам. Там дети аристократии закидывают его вишнями. Он маленький и слабый от недоедания, и у него нет сил, чтобы постоять за себя. Поэтому он бежит, и его дыхание прерывистое, когда он сворачивается на циновке на земле, схватившись за живот, потому что он так голоден, потому что Его Величество болен, и Фэн Синь смеется над ним за то, что он хочет пойти и выпрашивать у горожан деньги, чтобы поесть. Он хочет сказать, что он делает это только для того, чтобы они могли жить, что их не накормит честь, но он так голоден, что слова не приходят. У него болит живот, и он горит, как в огне. Му Цин чувствует жар в своих венах; он сожжет его, думает он. Другие боги сочли его недостойным, и теперь они избавятся от него. Он слышит шум вокруг себя и хочет открыть глаза, но не может. Он пытается пошевелить пальцами, но понимает, что у него не хватает сил и на это. Есть теплые руки, обнимающие его, пока кто-то несет его куда-то, где тепло; тьма гонится за ним, и он позволяет себе слабо упасть в чьи-то объятия. Кажется, что прошло бесконечно много времени, когда он слышит голос, отчаянно умоляющий его вернуться. Му Цин не знает, ловушка ли это, и зачем кому-то пытаться обмануть его таким образом, но он помнит, что никто не спасет его. Никто не хотел бы, чтобы он вернулся. Он убедился в этом на своем путешествии в становлении генералом Сюань Чжэнем. Напади первым, пока кто-то другой не напал на тебя. Это стратегия, которая всегда работала раньше. Этот голос снова звучит, прося вернуться к нему. Му Цин хочет посмеяться и сказать, что его молитвы не будут услышаны. Тьма настигает его снова. Потом он снова просыпается и видит Фэн Синя, пристально смотрящего на него. Фэн Синь смотрит на Фу Яо, думает Му Цин и улыбается. Он не помнит, когда или как Фэн Синю удалось забрать Фу Яо с поля боя, но в этом состоянии Му Цин мало что помнит. Фэн Синь всегда был добр к Фу Яо, Фэн Синь защитил бы Фу Яо и спас бы его, если бы Фу Яо упал. Он слабым голосом спрашивает Фэн Синя, как у него дела, пока тот наливает Фу Яо воды и подносит его к его пересохшим губам. Фу Яо делает глоток. — Что случилось? — он не помнит, был ли Му Цин тем, кто покинул Небесный Двор, чтобы разобраться с таоте, или, возможно, это был Фу Яо, потому что Фу Яо всегда сопровождает Фэн Синя. То, как Фэн Синь смотрит на него, помогает ему понять. Он выпивает стакан воды, и благодарно улыбается Фэн Синю — Фу Яо был бы благодарен, что такой возвышенный Небесный чиновник спас его. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Фэн Синь. Фу Яо хмурит брови. — У меня болит голова, — отвечает он. — Что хорошо? — фыркает Фэн Синь. — Один из таоте уничтожил половину твоего живота. Тебе действительно следует быть осторожнее, — его голос добрый и заботливый, любящий в том смысле, который подтверждает, подозрения Му Цина, что он, должно быть, каким-то образом превратился в Фу Яо, а Фэн Синь нашел его и принес к себе во дворец. Он видит свет, проникающий через дверь и расписную вазу, наполненную пионами, заменившую безвкусную и необычайно уродливую статую Цзюйяна! Фу Яо кривится: — Меня не настолько легко убить, — ворчит он. — Я должен вернуться в свой дворец, м-мой генерал ждет меня, — он делает движение, чтобы встать — мир начинает кружиться, и он чувствует, что снова падает. — Твой генерал? — спрашивает Фэн Синь со смехом, поймав его этими добрыми, теплыми руками, но в его глазах появляется какой-то странный блеск. — Отдохни здесь немного. — Ты что, собираешься держать меня в своем дворце под предлогом выздоровления? — дразнит его Фу Яо, прежде чем приподняться и запечатлеть поцелуй на губы Фэн Синя. — Как самонадеянно и скандально, генерал Наньян, — и Фэн Синь целует его, и это потрясающе; приятно быть живым, быть Фу Яо в руках Фэн Синя. Но Фэн Синь отстраняется, будто обжегшись, и замирает, неловко взмахнув руками. — Му Цин…? — спрашивает он, широко раскрыв глаза. — Это— ты уверен? Му Цин…? Му Цин замирает, несколько раз растерянно моргая, и смотрит на свои руки, на свою одежду. — Блять, — ругается он, его щеки горят. — Черт, черт, — шипит он; все красноречие покидает его в этот момент. Что-то сжимается у него в животе, что-то паническое и смертоносное. Он ждет, когда Фэн Синь скажет что-нибудь жестокое, он ждет, когда Фэн Синь сломает его, посмеется и вышвырнет вон. Это его собственная вина — он был пойман в момент слабости, и он ненавидит это. Му Цин закрывает глаза, хотя он должен быть сильным, он должен быть бесстрашным Богом войны юго-запада, Совершенным Владыкой Сюань Чжэнем. Он смотрит вниз на свои ладони, и чувствует, как сильно болит голова. — Черт, — говорит он снова, и в его голосе слышатся слезы. Он не знает, что еще может сказать. Часть его хочет убежать, часть его хочет убегать вечно, пока Фэн Синь просто смотрит на него. — Черт. Никакие объяснения, что он сможет придумать, не прозвучат хуже правды. Никакие объяснения, что он сможет придумать, не прозвучат лучше правды. Он знает, как отреагирует Фэн Синь, если Му Цин внезапно скажет ему: «О да, я очень сильно влюблен в тебя. Наша вражда была моим способом флиртовать», поэтому он просто отворачивается. — Черт, — снова бормочет Му Цин, желая, чтобы земля разверзлась и поглотила его, желая, чтобы Небесный Император ворвался и сбросил его в мир смертных, чтобы он мог спрятаться в маленькой хижине где-нибудь подальше от Бога Войны юго-востока и от юга в целом. Северные территории кажутся достаточно хорошими, думает Му Цин про себя — он может остаться там с недавно вознесшимся богом войны севера Пэй Мином. Тот мил с ним, но он ужасный сплетник. Блять. Если эта история выйдет наружу, Му Цин будет уничтожен. Но Фэн Синь все еще наблюдает за ним, ожидая, что он скажет что-нибудь— что угодно. Это то, что сделал бы Му Цин. Фэн Синь, должно быть, испытывает к нему отвращение, думает он, он даже еще не сказал ни одной жестокой фразы! — Эй, почему бы тебе не прилечь ненадолго, — начинает Фэн Синь. — Я принесу тебе немного супа, а потом мы поговорим, да? — он говорит мягко, осторожно укладывая Му Цина обратно на кровать. — Твои раны еще не полностью зажили— Му Цин прерывисто вдыхает. — Почему ты так добр ко мне? — спрашивает он, прищурив глаза. — Я— — Ну, ты был так добр ко мне последние несколько столетий, — отвечает Фэн Синь уклончиво, как будто его застали врасплох. И затем, поскольку Му Цин все еще смотрит на него, теперь с ужасом: — Я знаю о Фу Яо, — признается он с печальной усмешкой. — Ты был… не очень скрытен. -!!! — Я знаю, что ты присматривал за мной, как Фу Яо, — подтверждает Фэн Синь, и Му Цин думает, что это, возможно, самый худший поворот событий. — С… с самого начала, если быть полностью честным. — Так ты бы трахнул меня, если бы я был твоим подчиненным? — вдруг восклицает Му Цин, и Фэн Синь, не ожидавший этого, вздрагивает. — Ты не смотришь на меня, ты ссоришься и дерешься со мной при каждом удобном случае, но в тот момент, когда я становлюсь подчиненным, когда я притворюсь младшим чиновником, тогда ты добр ко мне. Тогда ты хочешь меня. Тогда ты трахаешь меня. Скажи мне, о великий Наньян, тебе понравилось смеяться за моей спиной? Ха, этот Му Цин такой чертовски жалкий, что готов пресмыкаться перед своим врагом и играть вторую скрипку, потому что это все, для чего Му Цин годится! Чтобы поклоняться и прислуживать! — Эй, ты тот, кто использовал своё альтер-эго, чтобы соблазнить меня! — громко возражает Фэн Синь. — Если что, это была твоя вина! Ты облажался и соблазнил меня своим— своим всем! Своими улыбками и словами, и тем как ты… ты заботился обо мне, когда я вознесся, ты был гораздо добрее, чем кто-либо еще, и я люблю тебя! Ты был добрым ко мне, и смешным и действительно чертовски потрясающим. Это то, что ты хочешь услышать? Я не какой-то гребанный мазохист, и, — он отворачивается. — Это было легче, потому что я… я сожалел о том, как я обращался с тобой раньше. Я считал себя лучшим, и когда все начало рушиться, когда остались только я и Се Лянь, я проклял твое имя сотни раз, но тогда я понял тебя. Ты пытался помочь, и ты был прав. И… забота о тебе, когда ты был Фу Яо, была единственным временем, когда я мог добиться твоей доброты, когда ты смотрел на меня, так, как будто… ты дал мне шанс. Му Цин ошеломлен, а Фэн Синь наблюдает за ним с нервным видом и покрасневшим лицом. — Ты мог бы ответить что-нибудь, знаешь. Я только что предложил тебе свое сердце. Боги, Му Цин это… именно поэтому— тьфу, что происходит в твоей симпатичной голове? — Но ты… ты любишь Фу Яо, — бормочет Му Цин, чувствуя себя немного потерянным. — А я- — А ты это Фу Яо, — говорит Фэн Синь, отводя взгляд. — Когда ты позволяешь себе быть добрым, быть открытым и свободным. Я знаю, что… тебе было тяжело. Тогда я этого не понимал. В какой-то степени я до сих пор не понимаю. То, что тебе пришлось сделать, чтобы выжить. Когда ты ушел, а я и Се Лянь остались… когда у нас больше не было тебя, я понял, немного. Из-за всего этого, всего, что случилось, тебе трудно открыться, но я хочу быть здесь ради тебя. Я люблю Фу Яо, но я думаю, что могу полюбить и Му Цина, даже сильнее, если… если он позволит мне, — его лицо краснеет, когда Му Цин с удивлением смотрит на него. — Есть проблемы, о которых нам придется поговорить, — невозмутимо продолжает Фэн Синь. Боги, он слишком много болтает, думает Му Цин, поэтому он хватает Фэн Синя и тянет его, прижимаясь к его губам в обжигающем поцелуе, который ощущается таким же ошеломляющим, таким же прекрасным, когда Фэн Синь целует его в ответ, и это похоже на сражение и обожание одновременно, когда Фэн Синь кладет ладони по обе стороны его челюсти и держит его вот так. — Есть вопросы, которые нужно будет обсудить, — говорит Му Цин, немного запыхавшись, его щеки красные. — Есть… нам придется говорить о вещах. Это будет чертовски сложно, — и это такое же признание, как и любое другое. — Но я готов попробовать, если т-ты… хочешь, вот, что я имею в виду, — его щеки розовеют еще больше. — Прости, что обманул тебя. — Нам придется поговорить и об этом тоже, — отвечает Фэн Синь, — но я тоже обманул тебя, и мне жаль. Прости, что я был жесток к тебе, раньше. Я хочу заботиться о тебе. Защитить тебя. Тебе больше не придется полагаться только на себя. Я хочу тебя. Как Му Цина. Как ты думаешь, Му Цин хотел бы Фэн Синя? Взрослея, Му Цин всегда думал, что самое большее, что он сможет когда-либо иметь, самое большее, что он сможет взять — осколки, которые никогда не будут по-настоящему принадлежать ему, но сейчас, столкнувшись с Фэн Синем, с его обожающими улыбками, он думает, что может получить это. Фэн Синь смеется и прижимается губами к костяшкам пальцев Му Цина. Это очень изящный жест. — Хорошо, потому что я собираюсь разрушить свою репутацию ради тебя. — Сначала спит с младшим чиновником дворца Сюань Чжэня, а затем с самим генералом. Как бесстыдно, — дразнит Му Цин, и щеки Фэн Синя краснеют. Му Цин думает, что это прекрасно. Фэн Синь прекрасен, когда он взволнован. Ему бы очень хотелось иметь это.