Зима в Сибири холодная

Она так внезапно появилась в жизни Никиты, что он сам и не вспомнит, в какой момент она стала ему ближе всех городов на свете. Это казалось уже таким естественным и родным. Вероника невероятная. Её внешность, привычки, всё её существование казалось мальчику таким чудесным, что рядом с ней было теплее даже в январе. Воркута частенько носила с собой запасные варежки, всегда начинала лепить снеговика с головы, чтобы потом торжественно водрузить её на два остальных шара, и все эти детали Норильск помнил наизусть. С Вероникой всегда было хорошо. С ней было хорошо держаться за руки, гулять, говорить по душам и пить согревающий травяной чай. Но в первый раз чувство беспокойства вспыхнуло рядом с ней тогда, когда она заговорила с ним о смерти. — Никит… У меня к тебе разговор. Серьёзный. — Что такое? — А когда я умру, ты будешь плакать? — Никита сначала опешил. Подавился чаем, руки задрожали, и он чуть не уронил кружку на пол. — Во-первых, ты не умрёшь. Михаил Юрьевич не даст такому произойти, — и он не знает, кого из них двоих он пытался успокоить. Затем мальчик опустил глаза в пол. — А если всё-таки да, то… Плакать буду, ты же знаешь, я же не, — врать Веронике бессмысленно. — Не надо, Никит. Не нужно из-за меня плакать. С городами происходят самые разные вещи, и это не самая страшная из них. Даже если меня вдруг не станет, ты всё равно будешь для меня самый близкий. Так что не плачь, ладно? — Я постараюсь, правда. Но обещать не могу, прости… — Понимаю, я понимаю. Но в любом случае, я знаю, что могу на тебя положиться. — Ты моя самая лучшая подруга. — А ты мой самый лучший друг. *** Тем временем Веронике с каждым днём хуже и хуже. Она худела со страшной силой, руки перестали быть тёплыми, щёчки на морозе не так розовели, как раньше, да и просто ходить стало сложнее. Никита переживал сильно, постоянно писал, спрашивал о самочувствии, что было довольно бессмысленно, потому что оно было стабильно плохое, не хочет ли она созвониться и поболтать, не нужно ли привезти чего, даже пару раз ездил к Новосибирску, чтобы тот на собрании центров федеральных округов напомнил Михаилу Юрьевичу о Воркуте. Только вот все усилия казались напрасными, ведь самый близкий для мальчика человек увядал прямо на его глазах. В один февральский день, когда Никита должен был поехать в Воркуту и отвезти подруге небольшой подарочек, который он хранил у себя почти месяц, он получил сообщение: «Не приезжай сегодня, пожалуйста. Просто не стоит.» На закономерный вопрос «Почему?» ответа не последовало. В его голове сразу же появились самые разные мысли, одна страшнее другой, хотелось просто выключить свой мозг. Но Никита сделал для себя один единственный вывод: ему нужно обязательно увидеться с Вероникой, во что бы то ни стало. Зимой в Сибири холодно, все города в округе учитывают этот факт. Норильск в огромной тёплой куртке и вязаной шапке шагал по хрустящему снегу, он выглядит, как большое белое одеяло, переливается только под светом тусклых уличных фонарей. Дорогу до нужного дома мальчик находит уже интуитивно. Он не думал, куда идёт, ему главное — быстро. И вот, перед ним обыкновенная не очень высокая панелька. Он поднялся на первый этаж, открыл дверь запасным ключом и оказался в полупустой квартире. Он помнил этот дом совершенно другим. Он не расстёгивается, не снимает ботинки — слишком холодно. Он сразу же вбежал в кухню, где около плиты, прислонившись к стене сидела Вероника, бледная, под глазами синяки, взгляд чистый, но абсолютно пустой. Она в своём чудесном пуховичке, меховых маленьких ботинках, и, как всегда, без шапки. — Никит… Зачем ты… — её шёпот был почти беззвучный, голос явно осипший. А Норильск тут же сел рядом и подставил своё плечо. Девочка уронила на него свою голову и слабо дёрнула его за рукав. Он знал, что она хочет ответ на свой вопрос, но нельзя же прямо сказать, что сам плохо понимает, почему приехал, ведь его привело сюда только странное ощущение, что он обязан здесь быть. — Просто подумал, вдруг, я буду тебе нужен, — он выдержал небольшую паузу, взял подругу за руку и начал нежно проводить большим пальцем по выступившим побелевшим костяшкам. — Тебе страшно? — Немного. И тут Никита залез в карман куртки и достал оттуда маленькую фотографию, где они совсем малыши и читали вместе какую-то книжку. — Мне хочется, чтобы она была у тебя, — добавил он и бережно положил фото ей в другую руку. В ответ же получил еле заметный кивок и слабую улыбку. Пол был практически ледяной, даже штаны с начёсом скоро перестанут спасать. Никита чувствовал, как воздух тяжелеет, он не выдержал и крепко обнял Веронику. Его шею чуть-чуть грело её дыхание. Они сидели так минуту, две, три. Обоим кажется, что прошла уже вечность. И тут Норильск перестаёт ощущать тепло около шеи. Он щупает пульс у девочки. Его нет. Это конец. Мир рухнул за одну секунду. Ещё через минуту её тело просто растворилось и стало ещё хуже. Никита больше ничего не чувствовал. Теперь Вероника жива только в истории, в старых документах и его воспоминаниях. Слёзы ручьём полились из глаз. Он не кричал, даже учитывая то, что его никто бы всё равно не услышал бы. У него будто бы внезапно отняли все силы, всю волю, все ощущения. И теперь он мог только сидеть и ждать, пока у него закончатся слёзы. И они закончатся минут через 20, когда его начнёт потряхивать от мороза и он, пошатываясь, поднимется и подойдёт к окну. Но вот чувство, что Сибирь ещё более жестокая и холодная теперь не закончится никогда.