Остатки обугленного самообладания

      Алекс застыл на месте мраморным изваянием, во всей его фигуре чувствовалось стальное напряжение, солёным хлыстом бьющее по рукам и ногам того, кто сейчас стоит перед ним на коленях. Ржавый мясницкий топор будто прирос к нему, становясь продолжением его руки, по цвету кожи не сильно контрастирующей с исцветшей деревянной рукояткой. Приспешники-рабы Верховного зомби зелёным кольцом обступили повелителя и его жертву, вздрагивающую от каждого случайного шевеления мертвецов, с каждой секундой точно на миллиметр приближающихся к нему со спины. В море зеленых глаз, кажется, подохла вся рыба, всплывая теперь брюхом кверху и источая аромат липкого, вязкого страха.       Линч все не решается поднять глаза. Он пойман — теперь бежать совсем некуда. В его рисковой голове никак не представлялось такого исхода. Слишком глупо, слишком самонадеянно.       Он уверен, что Алекс, стоящий над ним, и бровью не ведёт, наверняка упивается видом пойманного и сломленного предателя, до этого момента думавшего, что он неприкасаем. — Долго ты бегал от меня, Линч, — он перехватывает топор повыше, ювелирно играя на жжённых нервах бывшего товарища. — Ты заставил меня ждать целую вечность. Но ведь знаешь, как я бываю нетерпелив?       Егор нервно сглатывает. Кровь пульсирует в коленях, покорно лежащих на сырой земле, в ломающихся запястьях, бесцеремонно заведённых за спину и туго завязанных рядовыми зомби. С каждым новым вдохом спертого воздуха подземелья грудная клетка неумолимо тяжелеет, пропитываясь пылью, плесенью и беспомощным отчаянием.       Алексу не нужно долго соображать, чтобы распознать в спрятанных под опущенными ресницами глазах обреченность, с каждым новым мгновением сковывающую трепещущее в густых сетях, все больше стягивающих сознание Линча. Он перед ним как на ладони — маленький оленёнок, до этого мнивший себя неуловимым, но так некстати наконец попавший в капкан его ночного страха, гордо величавшего себя Верховным зомби.       Шаг. Высокая фигура с толикой усталости в движениях становится все ближе, сантиметр за сантиметром сжигая своей плотоядно угрожающей аурой. Бывший заключённый, кажется, теперь ощутил себя властным надзирателем, определяющим судьбу самого зашуганного зэка, всегда старающегося обходить того за добрый километр. Уверенный жест, не предвещающий ничего хорошего. Рука Короля ложится на подбородок, запачканный грязью, вздрагивающий и исходящий боязливыми морщинками от неожиданного прикосновения мертвецки холодной разлагающейся ладони. — Взгляни на меня, — голос, на удивление, не источает излишней жестокости или пренебрежения, он кажется даже слишком мягким и эфемерно обнадеживающим.       Играть в непокорного пленного Линч уже не может, почти не владея собой, он поднимает тёмные ресницы, все это время прячущие влажный блеск узорчато зелёных глаз, все это время скрывавших горькое смирение с участью, какая ему уготовлена с тех самых пор, ознаменовавшихся ядерной точкой невозврата.       Егор смотрит на лицо Алекса, вернее, на то, что от него осталось: обугленная мутацией часть с чуть ли не вытекающим глазом, сосуды которого полопались настолько, что зрачок окружает кроваво-красная лужа; чёрная маска, неполностью прикрывающая рот, словно освежеванный хирургом-любителем. Мужчина раскрывает губы в неожиданном полуиспуге — так близко он не видел его слишком давно. Это уже совсем не тот Алекс. Не тот, с кем они бок о бок росли, взрослели и даже ограбили банк, загремев в тюрьму. — Ты боишься меня? Знаешь, какого это — разлагаться с каждым днём, чувствовать, как мозги превращаются в кашу из человеческих воспоминаний и желания сожрать все, что движется?! Думать, как лучший друг смог так просто взять и предать все то, что нас связывало!       Он задирает голову Линча выше, берет его подбородок крепче, будто так хочет вырвать челюсть, чтоб с звериным наслаждением полакомиться плотью друга. Бывшего друга.       Алекс на миг впадает в оцепенение, всматриваясь в гипнотизирующую робкой мольбой радужку Линча. Механизм вдруг перемыкает, точно его залили сладкой газировкой, что была у людей до эпохи апокалипсиса.       В память врезаются фрагменты, старательно изрезанные временем. Почему он так одержим мыслью поймать Линча, сделать покорным рабом — нет, вовсе не похожим на тех зелёных, что бездумно следуют за Верховным и исполняют любой приказ, подобно надрессированной собачонке. Почему он хочет, чтобы этот человечишка, являющийся теперь единственным напоминанием о прошлой жизни, не считая изорванной в клочья тюремной робы, уже потерявшей на нем свой прежний оранжевый цвет, всегда был под его боком, под его непосредственным покровительством, служившим бы и наказанием, и манной небесной одновременно?       Король уже давно не чувствовал того, что привыкли чувствовать обыкновенные люди, ещё до конца не вымершие на этой смертоносной земле, кишащей зомби. Но сейчас перед ним тот, кто как никто иной знал Алекса, его слабые места и способность быть не бесчувственным, местами сентиментальным и простым как три копейки.       Он вспомнил многое: как ненавидел себя за те чувства, что испытывал к закадычному другу детства, как больно было наблюдать и мириться с девушками Егора, смазливым на лицо и падким на их излишнее внимание, острым лезвием протыкающее сердце притворно равнодушного Алекса насквозь, с каждым разом делая дырки все больше и кровоточивее. И неужели, раз выдалась такая удачная возможность, Король зомби не воспользуется ей, чтобы Линч больше никуда не делся, был печатью ядовитого укуса привязан к нему, разделяя кров и плоть вместе с Верховным зомби, следуя рядом как верный слуга и помощник? Но что, если Линчу не так повезёт, как Алексу, если он станет таким же безвольным рядовым овощем, подчиняющимся исключительно законам природы и изнутри пожирающему голоду? После подобной мысли его впервые за долгое время охватывает страх — какого это, потерять последнюю надежду на человечность, безвозвратно просачивающуюся сквозь пальцы и ускользающую уже навсегда.       Топор выпадает из вдруг расслабившейся руки, вонзаясь в крошащуюся песочную землю. Егор с непониманием смотрит на очнувшегося от раздумий Алекса, все также удерживающего его за подбородок. — Давай начнём все с чистого листа, Линч?       Зомби отпускает его, садясь на корточки совсем рядом с лицом пленника. Сканирует ещё живым синим глазом никогда не забывающиеся черты, в какие сейчас закралось нескрываемое изумление, собравшееся в складках над подскочившими вверх бровями. Линч готов поспорить, что Алекс шутит или же у Егора поехала крыша, однако Король слишком серьёзен, чтобы можно было принимать его слова за нелепый вздор. Предатель не понимает, помилование ли это, он оглядывается на остальных зомби, словно ищет в их тупых физиономиях хоть какую-то подсказку, направившую бы его на путь к спасению. — Я слишком долго ждал тебя, чтобы ты осмелился сказать мне нет.