***
Настя, девушка пятнадцати лет, с блеклыми темно-карими, как омут глазами, в которых отражался строгий и невыносимый взгляд, с тонкими и аккуратными бровями, с маленьким носиком, который она обычно выделяла корректором. Была маленького роста, и очень стройного телосложения (из за проблем с желудком и отношениями с едой). Волосы были выгоревшие, и отдавали медно-рыжим, с нотками каштанового оттенка, а на солнце они блестели темным блондом. Она жила в пределах своих фантазий, мечтала о многом, и добивалась всего чего хотела, была очень доброй и наивной девочкой. Всего до десяти лет. Пока всего лишь одна ситуация в жизни, которая превратила её дни в адские мучения, что отразилось на всём психическом и ментальном состоянии маленькой девочки не стала отправной точкой во взрослую, суровую и жестокую жизнь. «Отец тогда пьяный пришёл, был двенадцатый час вроде бы, а я маленькая выхожу из комнаты и вижу, мать на полу лежит, а он над ней нависает, пытаясь изнасиловать, она сопротивляется и тогда он начал душить её. Я тогда запаниковала очень, вдохнуть нормально не смогла, и тело превратилось в какой то живой труп, я упала на колени в попытке вздохнуть, слыша как кричит папа, о том, что изменил ей, что она самый ебанутый человек в его жизни, а я... а что я? Я лежала и ломалась в панической атаке, пытаясь сосредоточиться на вдохе. Последнее что помню перед тем как вырубиться, что люди вбежали в дом. Когда проснулась, то поняла что нахожусь точно не дома. Ко мне тётка подошла, начала там пургу гнать, что «всё с тобой в порядке», «просто температура была», поэтому и переклинило. Сразу же про маму спросила, она ответила что всё обошлось, и сейчас лежит в соседней палате. Я хотела заплакать, но будто всё стало ненастоящим, я просто пропала из реальности думая о том, что произошло если бы кто то не позвонил в скорую, если бы папу не отцепили от мамы, если бы её не успели спасти. После всей этой хуйни, думала что всё будет в порядке, мать разведется с этим мудаком, его посадят, но нашёлся какой то еблан который оправдал его, и ему даже приговор не выписали, ведь до этого всё было прекрасно же. Потом и начались вечные избиения, как матери, так и меня. В школу мне приходилось ходить в закрытой одежде по типу свитера или водолазки, когда на улице был май месяц. Со мной никто не общался, все думали я носила «мешки» из-за того, что была толстой, поэтому ад начался не только дома, но и в школе. Меня могли пнуть, повесить мне записку на спину с надписью «свинья», написать на парте всякие гадости по типу «тварь», «как там папочка», «гнида паршивая», ударить дверцей от кабинки туалета, и ещё много чего, что приносило мне боль. При этом учителям было абсолютно похуй. Во всей этой истории они просто проходили мимо притворяясь глухими и слепыми. Ты был единственным кто понимал меня, и помогал лечить все раны принесённые другими животными.» — рассказывала Настя Тоше, сидя на крыше пятиэтажного дома, где была стрелка на стене показывающая вниз, а сверху написано «выход». После этого она превратилась в закрытого и прямолинейного похуиста, которого вообще ничего не волновала, даже собственная жизнь. Она просто жила, делая себе больно разными способами, зная, что её никто не заставлял жить, что рано или поздно она всё равно сдохнет, а как — неважно.***
Свернув с переулка, она сократила путь через гаражи, где обычно ходила с другом, проверять разные страшилки придуманные народом. На обочине, рядом со старой, покосившейся автобусной остановкой, стояла фигура. — Антон! — помахав рукой, Настя привлекла к себе внимание парня, тот поднял голову, махнул в ответ. — Привет, очень рад тебя видеть, — выставив руки перед собой, для того чтобы поздороваться с подругой, она влетела в него, подскользнувшись на тонком слое льда, — держу! Они оба засмеялись от неловкости ситуации, не замечая, что стоят уже так больше минуты. Утренняя беседа не была необычной. Они узнали друг у друга как прошли выходные, чем оба занимались, о чём думали.***
Антон, семнадцатилетний юноша, с расширенными от природы зрачками и глубокими темно-карими глазами, где можно было увидеть поток зрелых и сознательных мыслей, с толикой эмпатии и морали, но на одном из них красовался большой шрам от удара битой бутылки. С выразительными бровями, которые выдавали почти все эмоции на худом лице. Нос был аккуратный, чуть заострённый, с небольшим количеством веснушек, а волосы цвета соломы, мягкие, как мамина рука, не короткие, но и не длинные. Он был рассудительным оптимистом, которого не волновала судьба остальных, кроме его лучшей подруги. Она была единственным человеком, кому он мог доверять, которая знала все его самые потаённые уголки утраченных надежд и преисполненной ненависти к судьбе. Всё же, человеком, который никогда не осуждал за выбор быть собой, за те слёзы и страдания принесённой боли, за то, что снаружи тихо, а внутри ураган бушующих обид. Она стала единственной, кто понимала все самые отвратительные и кошмарные эмоции, чувства. Тревога, боль, паника, страх, одиночество, подавленность… Она видела все его худшие стороны и личности, но всё равно считала, что он лучший. Они оба застряли между дефицитом внимания и страхом быть навязчивыми, между мыслями, что «мы всё это заслуживаем».***
Через несколько минут, они уже подходили к порогу школы, где знали, что ничего хорошего в сегодняшнем дне не светит. Зайдя внутрь, они оба поздоровались с гардеробщицей и оценили наполненность раздевалки куртками, они поняли, что нужно поторопиться. Отдали свои вещи в гардероб и пошли искать кабинеты где у них начинался первый урок. – Давай тогда на следующей увидимся около парламента. – Забились. Тебе кстати на какой? – На 3, туда же куда и тебе, моя хорошая. – Да ты прям всезнайка, моего батю в пьяном угаре напомнил. – Да-да-да, я понял чертёнок. – игриво пихнув подругу в бок, та приписала ему щелбан. Так и продолжалась длительная беготня друг от друга, не обращая внимание на одностороннее движение до третьего этажа. Попрощавшись, один пошел в свою сторону, а та в свою очередь готовилась к очередным косым взглядам любимых одноклассников. Проходя по коридору из общего школьного окна было видно, как школьники ещё подходили к зданию. Зайдя в кабинет, Настя села уже за столько лет на своё привычное место, раскладывая вещи на парту. Она сидела одна на четвертой парте последнего ряда, ну это было не удивительно почему. Вот и зазвенел раздражающий звонок, кричащий всем, что пришло время массово замолкать.***
День прошёл как то необычно, а точнее всё было спокойно, одноклассники не кидали всякие колкости в сторону двух друзей, даже ничего не происходило. Встретившись после уроков на заднем дворе школы, они обрадовались, ведь сейчас пойдут домой к Тоше, даже на ночь, и ничего не должно испортить этот день, но... – И куда это мы собрались? – прошёлся эхом по улице, голос одного урода шестого разряда, а точнее, одного из главных и авторитетных засранцев в этой школе, будучи очень искусным садистом, любящим видеть животный страх, дрожащий в глазах. – Тебя ебать не должно Трифонов, мы уходим и на этом разговор окончен. – агрессивно настроено ответил Антон, начиная прибавлять шаг, но тут же резко останавливаясь, когда перед ними оказались две фигуры. – Ой, какие мы злые. Костров, тебе напомнить замечательный прилив ощущений, когда тебя десять раз об асфальт башкой прикладывают, или ты запамятовал с кем разговариваешь? Перед тем как что то ответить, он понял, что их пятеро, и кидать какие то бестолковые ответы бессмысленно. – Ну значит щас напомним. Антон схватил Настю за рукав, чувствуя, как инстинкт самосохранения орёт, что нужно уходить, иначе политика судьбы говорит, что либо одному из них, либо обоим позже придется собирать себя по кусочкам. Он не даст им забрать его чертёнка. Её не тронут. – А тебе напомнить, что я говорил только что? Значит напомню. Мы уходим и не хотим слушать ваш бубнеж о том, какие мы бестолковые шизики. Ледяной ветер обдувал и так замёрзшие тела двух обречённых. Необъяснимое чувство внезапно возникшей неуверенности расползалось под ребрами, наполняя грудную клетку. Один из парней, резко схватив девушку со всей силы повалил её на землю. – Пусти меня ублюдок! – кричала Настя, начиная бить его по всему телу, пока не попала в пах, и он не подскользнулся сворачиваясь от боли. Но в эту же секунду, в висок прилетел массивный кулак, повалив её на землю с глухим криком. – Не трогай её! – надрывая горло крикнул Антон и тут же сгибаясь от боли, когда кулак Трифонова прилетел прямо в брюшную полость. Антон отчаянно вырывался, тут же от боли взвывая, когда кулак пришёлся по животу, вскоре обрушиваясь на лицо. Перед глазами предстала картинка из воспоминаний, где перед ним стояла мать, готовая избить его из за попытки побега из дома. «Ну же, ты же можешь дать отпор!» — пронеслось у него в мыслях, когда он со всей силы впечатал кулак в лицо Трифонова. Но сзади кто-то толкнул его, отчего он ударился грудью о ледяные сломанные доски от забора, не успев подставить руки. Упав на холодную землю, Антон несколько раз моргнул, чувствуя, как силы покидают тело. Всё стало размытым, лишь некоторые очертания Настиной фигуры, которую начали поднимать в попытке кинуть в сугроб. Но он даже не успел ничего сказать, как его ударили по спине ногами, продолжая пинать куда не попадя. Друг лишь мог смотреть на то, как истошно кричит его подруга от боли принесённой этими уродами. — Да закройте вы ей рот, чё она разоралась?! — рявкнул тот, кто ударил Антона в живот, подходя к девушке ближе. — Нет!!! Отчаянный крик Антона эхом разлетелся по всей территории, а слёзы, застилавшие его глаза, покатились по кровавому лицу, когда он сжимал зубы от боли, чувствуя как мощные удары не прекращаются, заставляя его тело вздрагивать от болезненных спазмов. — Ваше счастье, что я сегодня добрый, уёбки, а то так хотелось уже выкинуть эти разъёбанные тела в реку. Вот и всё. Спустя час невыносимых и одновременно приятных мучений, они оба заснули под пеленою снега, не в силах даже что то сказать. Потом. Сейчас не время. Снежинки на ресницах застыли, веки накрылись тяжестью, а на губах так и остались слёзы разочарования, ведь моя любовь, не согрета словами и чувствами сказанными и сделанными мной. Последнее, что помнит Антон, это глаза его подруги, которые смотрят на него не отрываясь. Я по первому снегу бреду, В сердце ландыши вспыхнувших сил. Вечер синею свечкой звезду Над дорогой моей засветил. Я не знаю — то свет или мрак? В чаще ветер поет иль петух? Может, вместо зимы на полях, Это лебеди сели на луг. Хороша ты, о белая гладь! Греет кровь мою легкий мороз. Так и хочется к телу прижать Обнаженные груди берез. О лесная, дремучая муть! О веселье оснеженных нив! Так и хочется руки сомкнуть Над древесными бедрами ив. С. А. Есенин – Я по первому снегу бреду.***
Cigarettes out the Window – TV Girl Медленно открывая тяжёлые веки, Антон смотрит на темное небо, уже покрытое мраком, и поворачивает голову, бросая колкий взгляд острее морозного рассвета, на последствия своей слабости, принесённые другому человеку. Ком встаёт в горле, а навязчивые мысли которые выдают ему, какой он идиот и неудачник, продолжают крутится в голове. Обветренные щёки жгут слёзы бессилия, как вдруг на его лицо ложится чужая холодная ладонь, которая начинает вытирать мокрые дорожки на лице, при этом тихо проговаривая: – Хороший. Не плачь, прошу тебя. Ты не виноват в том, что произошло. Я так сильно тебя люблю, – прижимая холодную дрожащую руку к своему лицу, проговаривала Настя, – только в твоих руках я живу, мне неважно какие последствия этой любви могут быть, но пожалуйста тянись к солнцу, как бы долго не лили дожди. Ты мой повод улыбки. Мне так нравятся твои мягкие волосы, глаза которые смотрят на меня каждый день, обьятия, принесённые тобой в школе, дома, на прогулке, при встрече, слова, которые лечат моё разбитое сердце. Я не могу пообещать тебе самых гладких дорог, самых белых перин, и то, что с годами я не буду хуже. Но я буду стараться складывать кирпичик за кирпичиком, и впредь моим домом был и будешь ты. С каждым годом мир вокруг меня становится прекрасней, потому что там есть ты. Антон, я полюбила тебя ещё маленького и вредного, но буду любить точно так же впредь поломанного и беззащитного мальчика, которому не хватает заботы и внимания. Которому пришлось также как и мне повзрослеть ещё ребёнком, с разрушенными мечтами и надеждами. Парень, лежал молча, принимая тепло от той, которая подарила всю жизнь, частичку себя, самые лучшие воспоминания разбитого детства, океан эмоций полученный только благодаря ей. Не успев сказать и слова, как вдруг его губы накрыли чужие, но такие родные. Сейчас все проблемы ушли на второй план, хотелось слиться воедино, быть одним целым, зализывая друг другу раны, стать одним большим отдельным миром где есть только он, и она. – Сейчас. Я помогу тебе встать, мы пойдем домой и обработаем всё это, аккуратно только. Антон ломаясь, встал, собрал все вещи, потерянные во время бестолковой перепалки, и поднял уже свою девушку, перекинул её руку через свою шею, аккуратно плетясь по белоснежной дорожке с маленьким напоминанием, что было несколько часов назад.***
Вот уже несколько метров, и они на пороге квартиры Антона, где была тишина и покой. Ключ провернулся, дверь открылась, Антон, которого трясло от того, что сил уже совсем не было, мышцы ныли, а организм требовал отдыха, пронёс Настю на свою кровать и аккуратно положил её, стараясь не причинить боли.***
– Мы это сделали чертёнок. – замазывая последнюю рану гелем от синяков, спокойно и расслабленно сказал Антон. – Вдвоём против всех, как всегда? – выставив кулачок, она ждала ответа. – Конечно. Спустя бесконечное количество разговоров о дальнейших событиях, они всё таки легли спать утопая в объятьях друг друга, согревая одно тело другим. Не хотелось сейчас разговаривать ни о чем, просто хотелось забыть всё «это» как страшный кошмар, который они победили вдвоём.