Иппон

                                  Тим беззвучно выругался и всхлипнул.       Закрыл лицо руками и завыл тихо-тихо, душа внутри ужас: Дэмиан жадно, голодно кусал его голые бедра, руками гладил косые мышцы и боксеры ему не преграда. Тим ощущал острые зубы. Мертвую хватку жёстких пальцев, что держали его крепко, удерживали на месте, прижимая к постели.       Он не хотел до этого доводить, черт побери, он думал, что они смогут остановиться!       Брюс его убьет. Или Дик. Джейсон скорее скроется из страны, чтобы не задело по касательной.       Дэмиан громко дышал, и шептал что-то на арабском, и, боже, Тим знал что.       Он ещё так юн. Нежные пятнадцать, у него пухлые щеки, только наметившиеся скулы, взбухшие мышцы на предплечьях и стиральная доска на животе.       Рядом с ним часто видят девчонку с весёлыми фиолетовыми волосами, и мальчишек подаривших ему свое доверие.       Он целует свою собаку, когда уходит надолго.       Продолжает игнорировать всю семью помимо отца и Альфреда.       Агрессивно реагирует на расположение Грейсона, уверенный в своем единоличие.       Отчуждённый призрак.       Одинокий одиночка.       И Титаны ему не братья, и ровесники не друзья, и семья – быт не его спектакля.       Но как же дошло до того, что Тимоти сменил его вектор?       Это случилось раньше или позже того, как он стал внимательным к его чувствам, словам и телу? О, как же он ошибался, думая, что все это пройдет, что Рейвен сможет поселиться в его большом сердце.       — Дэмиан... — просит мягко, развороченный, уязвленный, застигнутый врасплох. Мальчишка ходил за ним тенью, и когда выдалась возможность поглотить он воспользовался шансом. Не дал времени, о котором обещал, маленький подлец.       Дверь была открыта. Захлопнута только, совсем не преграда. Тим был в душе, уставший, обделенный, и Дэмиан не желал быть в стороне. Рискнул. Напал.       — Ты сам пустил меня. Разрешил. Тимоти...       Он смотрел цепко, но грудь в водолазке ходила ходуном. Его сабля была вне видимости, никаких ножей, бэторангов, ничего, что позволило бы Тиму обезопасить себя, чем мог бы воспользоваться, что мог бы выкрасть у мальчика и обернуть против него же. Он был безоружен под чужой настойчивостью. Дэмиан надавил на него, схватился за лодыжки, потянул в стороны, и глаза его продолжали быть внимательными, поглотившими зрачок.       — Я-я, — он задохнулся, пытался свести коленки, сопротивлялся, распался под тонким телом, ещё только росшего организма.       Не ребенок. Не мужчина. Юный молодой человек, что прямо сейчас сжимал его грудь, разорвав красный свитер по шву, добравшись до груди, мягкого живота, коленей, длинных ног.       Он жадничал, злился, но был молчаливым, покорённым. Смотрел на стройного парня под собой. — Боже, Дэмиан, что на тебя нашло!       Дэмиан куснул тонкую плоть на чужом запястье и почувствовал, как стал твёрже, застонал, погладил худые ребра Тима.       Тимоти был совершенством. Драгоценностью. Он знал цену золоту и знал, что был хорошим хранителем.       — Да, я ещё не тот, кто тебе нужен, — хрипит Дэмиан, убирая руки с чужих боков, уверенно болезненно сжимая свою плоть сквозь мягкие брюки, не сводя с него глаз. Тим лижет коротко губы, запуганно отслеживая чужие уверенные, крепкие движения: и начинает задыхаться, возбуждаясь, скуля.       — О, Тим, — надламывается голос. Дэмиан берет пальцами его скулы в захват, встряхнув свой член, сжав кулак на головке, спустив брюки. – Ещё. Сделай так ещё.       — Что? — дрожаще выдыхает Тим, чувствуя, как сводит щеки, как дрожат губы, как тяжело становится в его собственном белье. Плоть зудит, и он слегка меняет позу, желая, чтобы Дэмиан не думая продолжал напирать. О, это было очень горячо...       — Нравится? Я буду гладить себя, и тебе это будет нравится, — ухмыляется мальчик, запрокидывая голову, ведёт мокрыми пальцами по губам, слегка надавливая, но не проникая. Штаны давно испачканы, промокшие, мешают думать. Тим выгибается и даже не пытается сделать попытки вырваться и Дэмиан давит сильнее, признаваясь медленно: — Я- не знаю, что делать. Не понимаю, как быть тебе удобным. Хорошим любовником.       — Ты так ещё молод. Ты даже не-       Тим сам не понимает, что ему хочется. Кровать большая, мягкая. Бедра Дэмиана сжимают его собственные, он позабыл о своем возбуждении, и натянутый ствол лег ему на живот и Тим задыхается, не уверенный, поддаться ли вперёд, навстречу или впустить его длинные пальцы себе в рот. Дэмиан решает за двоих, зарычав, властный, требующий, затрепетав от чужой реакции: — Погладь меня! Сейчас.       — Нет. Нет, нет, нет, боже. Дэмиан!       — Я... Ты заставляешь меня чувствовать! Тимоти.       Дэмиан кусает его тазовую косточку, зализывает и неуверенно гладит выпуклость на чужом нижнем белье.       Все начиналось постепенно.       Дэмиан смотрел на него. Молчал. Отслеживал, прожигал взглядом. Интересовался у других. Любовался.       Увидел, прозрел: мокрые вьющиеся волосы, стройную фигуру гибкую, как лассо; хроническую усталость, трудоголизм, страх потери.       Ярость тихую, что ее не видно, но прожигающую тяжелее и масштабнее, касаясь всех и каждого.       Темные родинки на кистях рук: их бы отследить губами жадными у спешащего пульса в темноте города, где-то вне темных улиц, под присмотром лунного света – следовать за ударами сердца на запястье.       Теплые худи, свитера, кардиганы, греющие мерзлые конечности: хрупкие, обманчиво ломкие.       Волосы в творческом хвостике, идеально мытые кружки из-под кофе, лакрицу у клавиатуры.       Редкие украденные отеческие поцелуи в висок у Бэтмена, недолюбленного мальчика, недо сына, псевдо заменыша. Болезненная нежность к старикам, больным, животным.       Часто простывающий, мягкий. Совсем характер не сахарный, когда младший Красный был готов дать отпор. Не желающий конфронтаций, острый на язык, основа противоположности.       Ранимый, уклончиво живой, мягкий. Тянущийся к ласке, нежелающий встречного мягкого, что преподносилось ему, как дар, он воспринимал отравленным ножом под дых.       Самый маленький в семье – когда, как сам Дэмиан уже идёт в рост, явно будет наравне с отцом, превзойдя старших.       Любит сладкое, кислое, с ума сходит по фильмам, чему-то из жизни, чему-то незатейливому, отвлекающему.       У него не было шансов не пропасть в его светлых аквамариновых глазах.       — Тим, — шепчет юноша, сам потерянный. Он под ним сжимается, и Дэмиан задыхается от возможности: теряет голову, ещё неукрощенный, но уже на пути к этому, и сжимает его ребра, спускает ладони на талию, сжимает кожу голую и заводится больше, мокнет, глаза темнеют до состояния мха, хвойного отвара, черноты изумрудной. — Я не извинился.       — Ты и не собирался, — хрипит Тим, пораженный, подставляющийся. Запинается, думает, усиленно пытается сбросить чужое тепло прикосновений и терпит поражение за поражением. Смирившийся: — Продолжай... Дэмиан.       Дэмиан растягивает губы в оскале и давит на впалый живот Тима, заставляет вплавиться в пух матраса его же кровати. Бархат взгляда борется с азартом молодого неискушенного разума и Дэмиан не думает – поднимает жгучие бедра сводящие его с ума, кладет ладони на ягодицы, сжимает и сам же стонет надрывно. Кожа мягкая, тонкая и распаренная после душа, и весь он кукольные в его руках, несмотря, что старше, что ещё пока выше. Дэмиан видит отчётливо: он сможет его обуздать.       — Дай мне.       — Что, — теряется Тим, крутит головой, растрепав шелк волос, и старается прислушаться, что же происходит за пределами его спальни.       Он вообще ничего такого не планировал, когда оставил незапертой дверь после ночного дежурства.       Они в доме одни, остались вне отпускной поездки семьи, занятые чем-то более важным.       — Дэмиан, Дэмиан, ах-       Умоляет жалобно, зная, что хочет обратного. Кровать скрипит, все покрывало сминается, Дэмиан громко дышит ему на ухо, неосознанно трётся головкой набухшей, пухлой о его худое бедро, жарко пачкая предсеменем, словно в случке.       — Я уже могу сделать приятно, — заверяет голодно, низким шёпотом. Тим вздрагивает и подставляет бедро под лучшим углом, желая, чтобы это никогда не прекращалось: вперед-назад, надавливая, упираясь сладким концом ему в паховые складки. Тим пытается недовольно мычать, но только то и делает, что смотрит на небольшую поросль в основании чужого члена, на круглые, отяжелевшие, свисающие яица, крупные, поджимающиеся и Дэмиан видит все это в его глазах, надавливая сильнее, целуя уголок губ, сжимая зубами, и толкаясь снова, зарычав.       — Ты не знаешь о чем говоришь, — вскрикивает младший Красный, хватаясь за его спину, вытягиваясь под ним струной, задыхаясь, толкаясь в ответ и чувствуя остроту, пряность, веяние пустыни, ветра и оружейного масла...       — Ты знаешь? — холодом обдает комнату, стужей – город, страну, Вселенную.       Дэмиан смотрит внимательно, несмотря на то, что его возбуждение перетягивает все его эго, несмотря на то, что продолжает, осознанно ли или нет, гладить тонкую шею Тима, трогая кадык, горловые кости, сжимая, удерживая, доминируя. Несмотря на то, что трется о него, что мокнет спереди, замученный своим же организмом.       — Нет, — признается тихо Тим, смущаясь и злясь. Кусает щеку изнутри, заставляет себя смотреть прямо в глаза будущего Бэтмена. Дёргает его за короткие волосы, оттягивает от лица, даёт себе пространство. — Не твое дело.       Его шипение не задевает. Дэмиан услышал важное, нужное, и теперь не знает чего хочет больше: дать им время на приведения себя в порядок или на искушение...       — Подожди. Стой. — Тим встряхивает длинными прядями, стонет натяжно и срывается на хрип: — Я помогу тебе. Не наоборот.       — Нет, — отрезает Дэмиан склоняясь к телу под собой, любуясь и одергивая себя, надавливая: — Нет.       В комнате холодно, продувает. Темно, пахнет цветущим мандариновым деревом и немного шерстью Титуса.       Дэмиан нигде не хотел оказаться так сильно, как здесь. Как с ним.       — Да, Дэмиан, — Робин скатился, встряхивает короткими волосами, жмуриться, и Тим поднимается на локтях, берет его челюсть в захват, держит крепко, больше не дозволяя – контролируя. — Будет, как я скажу.       Они смотрят друг на друга и Дэмиан уже знает, что сдастся.       Тим видит его расслабляющиеся медленно, очень медленно расслабляющиеся черты лица, и остывает тоже. Закрывает глаза на мгновение, чувствует страх, неправильность, скованность, но Дэмиан все ещё прижимал его всем весом к постели, жаждал его. Его внимания, его удовольствия, его участия, его понимания и Тим знал, что сдастся тоже.       — Ты когда-нибудь делал это? С собой, — спрашивает мягко, все ещё не касаясь.       — Трогал, — сглатывает Дэмиан, наклоняясь ближе. — Гладил...       — Представлял? — мурчит Тим искушённо, жадный до откровений, все ещё скромный, все ещё потерянный, но точно знающий, чего хочет. — Кого-то?       — Да, — подтверждает медленно, гипнотизирует взглядом, сжимая свое основание крепче, кулаком удерживая пульсацию, и договаривает, теряя голос, грубо захрипев: — Кое-кого.       — До конца? — Тим садится на колени, и чувствует взгляд гладивший сверху донизу.       Дэмиан вдруг расслабляется и говорит равнодушно прямо.       — Кончал в белье. На простыни. Пачкал руки, но видел... видел совсем другое.       — Покажи, — задыхается Тим, выбравшись из-под хищника, отодвигаясь на страх и риск. Смотрит томно из-под ресниц и сам боится, маленький... Дэмиан двигается вслед за ним, не желая быть дальше, чем можно, дальше чем ему самому необходимо. — Покажи.       — Услуга за услугу, Дрейк, — рычит Робин, глазами его потемневшими, затуманенными, любуясь, желая большего. — Разденься.       — Мгм. Боже, ты сведешь меня с ума, аль Гул.       Тим придвигается ближе, улыбается ласково и ткнувшись лицом в чужое плечо, слегка наклоняется, тяжело дыша на покрывшуюся мурашками кожу. Дэмиан кладет медленно руки поверх чужих плеч, и вдыхает запах чистых волос, влюбленный в момент.       — Уэйн. Для тебя же, — по мужски низко, не по годам, указывает Дэмиан, хмурясь и заглядывая в глаза, удерживая контакт, предлагая, — хабиби.       Они замолкают, ужаленные и смущенные. Тим краснеет шеей, жмуриться, опускает голову ниже, глубже в чужую шею прячась. Сжимает ткань футболки, которую Дэмиан не успел стянуть. Голые ноги подмерзают, Тим дрожит и мелко кивает.       Дэмиан чувствует кожей чужой жест и медленно тянет руку, но застывает, и Тим мягко поводит плечами, заправив прядь за ушко. Смотрит искоса, сквозь россыпь солнечно-янтарных ресниц. И Дэмиан касается его бедер, двигается, растирает осмотрительно, воспитанный, внимательный. И Тиму больше не холодно.       — Хороший... мальчик, — шепчет, касаясь губами чужой челюсть, поглаживая овал лица, спрашивая об искренности честно, трепетно, едва-едва слышно. — Ты хочешь?       Дэмиан рычит, кусает и все же дёргает его ближе.       — Пожалуйста, — отрезает Уэйн, хватаясь крепче за чужие щеки, замерший.       — Скажи мне честно, — настаивает Тим. — Я голову потерял от твоего внимания. Ты смотришь и молчишь. Смотришь и молчишь. Что с тобой происходит?       — Ты знаешь, — Дэмиан смотрит тяжело и выдыхает устало. Ласкает взглядом, признаваясь уверенно. — Не можешь не знать.       Тим долго смотрит на него и решается.       — Скажи, — шепчет.       — Влюблён, — дышит отравлено. Дэмиан закрывает глаза опустошено, лицо маска гранитная и Тимоти ласкает его взглядом не решаясь прикоснуться. Слово теплом режет его изнутри и он понимает, что да. Да, он тоже. — Сильно, — продолжает настойчиво и открывает внезапно глаза, встречая испуганный взгляд напротив, добавляет тише: — Давно.       — Нам нельзя, — противостоит неуверенно Тимоти. Смотрит, как мальчишка не слушая, уверенно, раскованно и не стесняясь, высвобождает ещё только растущую плоть, уже упругую, натянутую, но все ещё не такую, какой она будет у мужчины. Рот наполнился слюной, и Тим заплетающимся языком снижает тон, испуганно смотрит в глаза и шепчет: — Только сегодня?       — Позже – всегда.       Дэмиан не настаивая отстаял и упрозднял; колючий, честный, такой взрослеющий, дикий, строгий, очень умный.       Смотрит горячо, ласкает взглядом.       Тим закрывает глаза трепещущим ресницами и соблазнительно, напрочь сводя молодого человека напротив с ума, стягивает все вещи, одну за другой.       Одну за другой.