Однажды в замке графа де Ла Фер

Д'Артантян подошёл к валяющейся на полу пустой бутылки портвейна и поднял её, покачав при этом головой. — Друг мой, как так получилось, что я, приехав к вам, нахожу вас в таком состоянии? Хотя вы бросили пить, чёрт побери! Атос поднял глаза. Даже спустя двадцать лет он умел пить как никто другой. Лицо его было бледно; больше ничего не выдавало в нём того, что он буквально полчаса назад до прихода д'Артантяна приказал доставить к нему несколько бутылок крепкого напитка. — А, мой милый д'Артантян, неужели это вы? Вы явились не в самое подходящее время, — сказав это, граф де Ла Фер потянулся к другой бутылке, но ловкая рука опередила его, вылив содержимое. — Атос! Дорогой Атос, прошу вас, не делайте глупостей. Расскажите, в чём проблема, и я, чёрт побери, сделаю всё от меня зависящее, чтобы помочь вам! — К сожалению, но вы мне ничем не сможете помочь. — В любом случае расскажите, что произошло, а там посмотрим, — сказал д'Артаньян, садясь напротив друга. Кликнув Гримо, он приказал убрать все оставшиеся бутылки с портвейном, а использованные унести, чтобы граф не сделал глупостей и даже не вспомнил о выпивке. — Рауль мёртв. — Как?! — Сегодня утром Оливен принёс его сломленную шпагу и сообщил о смерти моего воспитанника. — И вы, не убедившись в этом, поверили на слово слуге? Да ещё такому трусу, который может приукрасить всё происходящее?! — Значит, вы плохо обо мне думаете, друг мой! Я тотчас отправился в Париж, но, сколько ни расспрашивал сослуживцев Рауля, в том числе и самого герцога де Шавье, никто не мог дать мне положительного ответа. После я встретился с некой дамой, заинтересованной в благополучии Бражелона, и узнал от неё печальные вести: этот добрый юноша был схвачен врагами и умертвлён сразу по прибытию в их лагерь! Ах, д'Артантян! Слова этой женщины всегда точны и верны! Что же мне теперь прикажете делать? — Я думаю, — улыбнулся д'Артантян, — вам, граф, следует выслушать прежде всего меня. — Вас?! — Я прибыл к вам не просто так, а чтобы сообщить некие вести о неком юноше, — хитрый гасконец замолчал, ожидая эффекта от сказанных им слов. — Юноше?! Рауле?! — Именно. — Что же вы мне такое скажете утешительное? Гримо! — одним жестом Атос приказал доставить ему бутылку портвейна. Гримо выжидательно посмотрел на друга господина. — Не слушай его, Гримо! Оставьте нас! — слуга не замедлил удалиться. — Д'Артантян, пускай вы и мой друг, но приказываю здесь я! Гримо! — Нет-нет, дорогой Атос! — д'Артантян заставил этим обращением сесть вставшего уже было де Ла Фера. — Выслушайте меня до конца, а там решайте: губить вам себя или нет. — Итак, Рауль. — Да, Рауль. Группа испанцев была задержана частью армии, которой командовал герцог Велидье. Всех пленённых освободили и проводили в Париж. Знаете ли вы, что их доставили лейтенанту Белионскому, который входит в состав мушкетёров под командованием капитана д'Артантяна? Осмотрев французов, догадываетесь ли вы, какого молодого человека этот капитан отправил в гостиницу "Козочка" за лечением? — Не может быть, друг мой! — воскликнул Атос, трезвея буквально на глазах. — Рауль! Рауль! Жив! Жив? — Вы чрезвычайно догадливы для Атоса и слишком доверчивы для графа де Ла Фер! — рассмеялся д'Артантян. — Гримо, принеси бутылки две портвейна. Но не для своего господина, а для меня! А вы, милый, даже не смейте прикасаться к этому крепкому напитку. Иначе я отрублю вам руку, пускай вы и ловче и проворнее, чем я! — Ну что вы, д'Артантян! После такой новости зачем мне пить? Гримо, и принеси закуски! Но только лучшие! Во время хорошего ужина, наслаждаясь обществом своего друга, капитан мушкетёров и не заметил, как злоупотребил разрешением есть и пить всё, что угодно. Ближе к ночи не осталось ни капли портвейна. Увидев состояние гасконца, Атос самостоятельно отвёл его в спальню на втором этаже. — Эх, сын мой, совсем вы не умеете останавливаться, когда нужно, — упрекал граф де Ла Фер, усаживая д'Артантяна на кровать и снимая с него обувь. — Что вы, граф! Это вы не знаете меры, поэтому я за вас и беспокоюсь. — Знаете, друг мой, мне больше нравится, когда вы называете меня по солдатскому прозвищу. — Ах, Атос! — воскликнул д'Артантян, обвивая шею графа руками. — Если бы все были столь сентиментальны, как вы! А то от этих дю Валлонов, д'Эрбле, Мустонов меня начинает охватывать раздражение! — Неужели и моё настоящее имя кажется вам раздражающим? — спросил Атос, обнимая друга в ответ. — О нет! Только не ваше, Атос! Оно такое простое, но такое... благозвучное! От такого заявления бедный граф смутился, но только крепче сжал эту тонкую фигуру, которая как будто сжалась ещё в больше в этой тьме, свет в которой давала только керосиновая лампа на столе. — Нет, право же, Атос, я совсем не понимаю Портоса с его тремя именами. Ему ещё и нужен был этот титул барона! — Но вам же нужно было звание капитана мушкетёров, — рассмеялся Атос. — Да как же вы не понимаете, чёрт побери! Я не такой богатый, как наш Портос, не такой обеспеченный, как наш Арамис, и не имею столько владений, как вы, Атос! Я всего лишь бедный солдат. Даже став лейтенантом, двадцать лет я никому не был нужен! Единственным моим другом был граф Рошфор, которого я убил собственными руками! Портос за это время успел остаться без жены, заполучить три замка. Арамис стал аббатом и любимцем графини де Лонгвиль. Я вижу, вы не сильно удивлены такой новости. А вы... Вернулись в замок, взяли воспитанника, приобрели для него имение, бросили пить, в конце концов! Если бы не это звание капитана, я бы заканчивал свои годы среди лошадей, не имея ни гроша в кармане! Д'Артантян опустился на кровать, потянув за собой и Атоса. От неожиданности и неудобства граф разжал объятия и упёр руки в кровать, нависая над гасконцем. — Что вы творите, друг мой? — спросил де Ла Фер, любуясь в это время лицом своего юного друга. Даже двадцать лет не смогли изгладить полностью отпечаток красоты молодого лица. Другие черты, кажется, даже стали заметнее. Хитрое лицо гасконца так и намекало на то, что этот человек обладает острым умом. — Атос, до чего же вы красивы! — воскликнул д'Артантян, разжимая руки. — Ну, мой друг, тут бы я поспорил. — Нет, это действительно правда! Благородство так и исходит от всего вашего облика. Ах, мой друг, кажется, что я вот-вот под вашими чарами скажу то, чего не должны вы услышать! — Что же? Не бойтесь, д'Артантян, говорите и будьте покойны: я никогда не отвернусь от вас. — Если это так, то скажите, если бы Рауля действительно убили на войне, — Атос вздрогнул от этих слов, — то вы бы посмели спиться или умереть? Вопрос был задан неожиданно, но лишь лёгкая тень промелькнула на бледном прекрасном лице, которая тут же превратилась в улыбку. — Почему вы спрашиваете о таком? Подождите, я слышу, что мои слуги идут спать, значит, уже пора ложиться. — Нет, Атос! — чуть ли не закричал д'Артантян, хватаясь за графа. — Стойте! Ответьте сначала! — На это сложно дать ответ именно сейчас. Но, как вы видели, я пытался. И если бы не вы, то, думаю, случилось бы то, что случилось. — А вспоминали ли вы ещё о ком-нибудь, когда выпивали? Вас не волновало, что будет с вашими друзьями, чёрт побери, особенно со мной! — О чём вы? — Атос, если бы с вами что-нибудь стало, дальше мне и жить было ни к чему! — Что вы такое говорите, д'Артантян! Вы молоды, вы найдёте ещё любовь своей жизни, у вас будут дети, не сомневаюсь, что такие же храбрые, отчаянные и умные, как и их отец! Я понимаю, что вы до сих пор скорбите о бедной госпоже Бонасье, но что поделаешь? Что было, то прошло. Это была любовь молодости. Следует подумать о своём будущем. — Атос! Это странное восклицание заставило графа де Ла Фера внимательнее взглянуть на друга, чтобы заметить дрожащие губы и яростные глаза. — Граф де Ла Фер, я вовсе не думаю ни о каких женщинах. О несчастная Мадлен! Знаете ли вы, что через время после смерти Констанции, через время после того, когда меня возвысили в чине, я обнаружил в своём сердце новое пламя любви, которое не потухало, а разгоралось сильнее с каждым годом! — Дорогой друг, я очень рад, что вы говорите о таком, но к чему вы ведёте? — Да к тому, милый друг, что вы очень долго думаете! — улыбнулся д'Артантян. — Как это понимать? — А вы немного напрягите мозги, которые много раз использовали в делах похлеще этого. — Д'Артантян, хоть проткните меня шпагой, но я не понимаю. Глубоко вздохнув, гасконец притянул к себе Атоса и прильнул к его губам. Граф на некоторое время застыл, чтобы разобраться, что происходит в его душе. Он почувствовал приятное тепло, разливающееся по всему телу. Это было очень необычно и странно. Мужчина вжал д'Артантяна в кровать, поставив колено между его разведённым ногами, и усилил поцелуй, не в силах оторваться. Какое же приятное ощущение! Миледи, графиня де Шеврез, даже Рауль — всё ушло куда-то на задний план. Атос вдруг вспомнил, как испытывал симпатию к этому молодцу двадцать лет назад, но боялся спугнуть его, а вскоре и вовсе начал думать о гасконце только как о лучшем друга. Впрочем, сердце не обманешь, и каждый раз, когда мушкетёр обнимал его, прикасался, проявлял хоть каплю внимания, внутри всё останавливалось. Теперь же объект его обожания заявил, что любит его, Атоса, графа де Ла Фера! И что же? Сердце огнём жгло грудь, стараясь не выплеснуть все чувства, которые оно испытывало к гасконцу. Оторвавшись от поцелуя, д'Артантян смущённо отвернул голову в сторону. — Вам было неприятно, так? — Неприятно? Отчего мне должно быть неприятно? — От того, что вас целует мужчина, более того, я. — Вы? Нет, молодой человек, вы мне никогда не будет неприятны. С этими словами Атос вновь поцеловал своего возлюбленного, более страстно, чем когда-либо. Когда он его прервал, нежно-нежно обнял д'Артантяна, как молодую любовницу. Эта страсть была свыше всех, о которых писал Назарим, так как исходила от человека, проявляющего по отношению к любимому только чуткость и кротость. — Ах, д'Артантян, я никогда ранее не был так счастлив, как теперь! — Мне кажется, что были, когда спасли собственную жизнь, — улыбнулся наиболее обаятельно (насколько это возможно) гасконец, положив руку на крепкое и грациозное плечо, способное поддержать его в любую минуту.