Малина.

Зима. Слабый, но сухой и холодный ветер неприятно режет и жжёт кожу. От него кончик носа, щеки и уши розовеют. Губы неприятно сухие, не намеренно искусанные. Вова постоянно проводил по сухим губам языком, чем только ухудшал ситуацию. А стоило снова прикусить нижнюю губу, как кожа тут же чуть лопнула, давая волю капелькам крови. Голубоглазый шикнул, – и откуда только дурацкая привычка кусать собственные губы? – ускоряя шаг, параллельно снова проводя языком по губам, но лишь для того что бы собрать кончиком языка кровь. Его ждал Александр Петрович. Тот, кем он бесконечно восхищался. И тот, с кем он – вроде как – встречается уже около года. Вову это иногда волновало. Ну как, не факт того что они встречаются, – хотя это никогда не обговаривалось в слух, так как ему казалось, думал так только сам Вова – а скорее поведение как своё, так и Александра. Александр был спокоен как удав 24/7. Его было очень сложно как-то довести – если вы не Михаил Юрьевич, конечно – или вывести на какие-либо яркие эмоции. Он поддерживал абсолютно любой разговор и принимал любое поведение Владимира. И от того, казалось, словно он и не интересуется отношениями вовсе. Будто и водится с Вовой лишь смеха ради. И Вова как-то корил себя иногда за слишком большую эмоциональность. За чрезмерную активность и иногда даже прилипчивость. Пока он был у себя дома, это было частой пищей для размышлений и надумываний себе неких комплексов. Серый многоэтажный дом он перед собой заметил уже когда вплотную подошёл к домофону. Быстро набрал номер квартиры. Открыли ему в считаные секунды. Как добрался до нужной квартиры не помнил. Как ему открыли дверь, встречая стандартным непоколебимым лицом, но тёплым взглядом - это он запомнит на долго. Как и другие встречи, которые он хранил бережно, словно альбом с фотографиями. Вообще каждая встреча с Александром была для него важна и тепла. Секунда и уже сидит на кухне с Романовым, согревая замёрзшие пальцы о кружку горячего чая. –Владимир, всë хорошо? Вы непривычно молчалив.–Вова аж дёрнулся, но поспешил ответить. –Да-а, всë хорошо, Александр Петрович, спасибо. Просто думаю..о всяком.-он сделал большой глоток чая, обжигая горло и тем самым помогая себе же собрать мозги в кучу. –Вас что-то беспокоит.-никакого вопроса, только утверждение и пронзительный взгляд серых глаз. Вова весь сжался изнутри. От этих серых омутов словно не скрыться. Они смотрят только на тебя и словно со всех сторон. Видят абсолютно всë, выворачивают наизнанку и не дают скрыть что-либо. Сердце от этого неприятно дрожит, а душа скребётся изнутри. –Да, есть такое..–Вова тяжко вздохнул, решив рассказать всë сейчас, нежели продолжать мучаться.–Понимаете..Дело в наших отношениях. Я чувствую себя слишком доставучим и прилипчивым. А вы даже ничего не говорите на этот счёт. Словно вам и не важно как я себя веду. –Если бы я был чем-то недоволен, я бы молчать не стал, Владимир.–хмыкнул Романов, вдруг вставая из-за стола и принимаясь мыть за собой кружку. Чай он, оказывается, давно допил.–С чего вы взяли что слишком прилипчив? Я такого не говорил. И никогда не заявлял что вы как-то меня не устраиваете. Вова смотрел удивлённо, как-то неверяще и смущённо. –Не хотите посмотреть фильм? Перелёт сюда занял много времени, вы наверняка устали.–Романов, забрав кружку Владимира и столь же быстро помыв еë, направился в гостиную, прекрасно зная что голубоглазый следует за ним. На диване Вова устроился удобно быстро. Скорее для вида делая лицо искренней заинтересованности в фильме, что включил Саша. Но кино шло фоном и никак не привлекало внимание обоих. Каждый почему-то думал о своём. Романов вдруг слегка приобнял Приморского за плечи, притягивая и заставляя посмотреть себе в глаза. Это был тот редкий момент нежности со стороны Саши. Когда каменная маска всегда серьёзного человека трескалась и сквозь неë лучами просачивались настоящие эмоции. Нежные, любящие. Серые глаза не резали льдинками, а сейчас обволакивали лёгким пухом. Уголки губ приподняты в лёгкой полуулыбке. А сами губы так маняще поблëскивали. Скорее всего Саша это сделал лишь как акт некой поддержки состояния Приморского, но Вова головой не думал. Лишь поддался вперёд, касаясь губ Романова своими, тут же чувствуя малиновый привкус. Касание нежное, трепетное, но такое простое. Не поцелуй вовсе. Касание, ни больше. И продлилось оно не больше трёх секунд. Приморский отстранился, пряча покрасневшее – от осознания собственного действия – лицо где-то в вороте собственной кофты. И смог издать лишь жалостливое –Простите. –Владимир, я думаю вам стоит тоже пользоваться увлажняющими средствами для губ и особенно зимой.–повисла тишина. Вова вздрогнул, когда его чуть сильнее прижали к себе. А стоило услышать ритмичное биение сердца под самым ухом, он словно окаменел и чуть не потерял сознание, покрываясь мурашками.–Но если вы, конечно, не против, то я могу поделиться тем чем сам пользуюсь.