Запрет

Звезды на небе жгли черное ночное небо. Оно крепким объятием опоясывало их иголки-края, терпело рассеянный свет, держалось вблизи, готовое словить, загадать желание, если одна из них решится отколоться от неба и упасть, хрустальными осколками распавшись на земле. Кэйа внимательно следил за ними. Он помогал небу держать звезды в ежовых рукавицах, чтобы те не посмели ускользнуть, погнавшись за хвостом юркой кометы. Ветер редко доносил веселую мелодию с винокурни. Там был праздник — чей-то день рождения, на который Кэйю пригласили, но юноша почему-то пожелал с праздника сбежать поскорее, да еще и к озеру. Холодный песок морозил голени. В задравшихся шортах не было ни капли стеснения, ветер скользил по коже, будто оглаживая и щекоча. Кэйа поменял положение. Он лег на песок, слушая тихий шелест воды; где-то рядом трещали и гудели то ледяные лилии, то светяшки, так горячо любимые Дилюком. Кэйа переместил взгляд от цветов и снова устремился в чернь неба. Звезда, висящая на последнем краю иголки, свалилась. Превратилась в бурю, нагнала огромную скорость, зажглась, засветилась. «Надо загадать желание», — Кэйа распахнул глаза. Он даже привстал на локти, следя, как астероид облизывает себе путь вниз. «Как же хочется, чтобы Дилюк…» — Эй! — молодой голос окликнул юношу. Кэйа резко обернулся, так и не узнав, куда в итоге упала звезда. Из темноты деревьев выбегал парень в шортах и накидке. Копна красных волос ярко светилась на фоне черного леса, у него в руке была бутылка, о нее ударялся и лязгал мерцающий глаз бога. — Кэйа, вот ты где! Я тебя потерял. Походка Дилюка была странной, это Кэйа заметил сразу. Он шел медленно, заторможенно. Взгляд бегал по местности, как будто все не мог сконцентрироваться на одной фигуре. Ветер донес терпкий аромат винограда. Дилюк икнул, наконец дойдя до Кэйи, и свалился рядом, чуть не расплескав алкоголь по песку. — Ты… почему здесь? — Дилюк, приподняв голову, посмотрел на юношу затуманенным взглядом. Кэйа подумал, а точно ли нужна ему сейчас такая информация? Дилюк пришел сюда по привычке, потому что Кэйа сбегал всегда, а Дилюк постоянно бегал вдогонку за ним. — Здесь тихо, — Кэйа расслабился, — и алкоголем не пахнет. — он положил голову на плечо, все боясь смотреть на Дилюка. У того взгляд был уж слишком открытый, смотрел без зазрения совести и в самое сердце, пытаясь угадать эмоции Кэйи. — Погоди, ты что, бутылку со стола стащил? Дилюк удивленно перевел взгляд с его лица на свою руку. Темное стекло с пузырящимся пойлом внутри отблескивало звезды, светяшки и их самих. Кэйа засмотрелся — видеть Дилюка таким открытым, как выиграть в лотерею, шанс на миллион и очень редко-тяжело доставаемый. Дилюк и в обычной жизни вел себя достаточно раскрепощенно. Дурачился рядом с отцом, рвался побить обидчиков, защищал Кэйю и был всегда рядом с ним. Казалось, что он — его рыцарь без белого коня, а Кэйа — принц без башни. Так и жили. Кэйа влюблялся каждый день, Дилюк всем видом давал понять, что будет рядом. Так и сейчас. На винокурне барды уже вывалились на улицу, пели во весь голос, а Дилюк сидел здесь, с трудом осознавая, это он стащил бутылку сам или ему помогли? И почему рука не хочет выпускать пойло? — Я… я не знаю… — Дилюк медленно моргнул. Алкоголь его замедлял. Кэйе с трудом удавалось не смеяться, потому что такой Дилюк был слаще и ярче Дилюка обыденного. Хотелось поднять его и закружить в танце под веселую игру лиры барда в зеленом плаще. Мелодия пьянила, заставляла смотреть через пелену радости, Кэйа даже подсел поближе, пока Дилюк поворачивался обратно. Они неожиданно столкнулись носами — настолько Кэйа находился рядом. Вот-вот и до руки дотронется, там ведь всего ничего, палец сдвинь правее, и он сам найдет дорогу к горячей ладони. Носом еще вперед подвинь, голову наклони, глаза закрой и то самое желание сбудется, ведь звезды падают не просто так. Они сгорают, выполняя желание человека, ради которого они падают. И Кэйа уверен — будь он звездой, отдался бы Дилюку за желание сразу же. Не раздумывая, стоило бы его свету обнять темноту ночного неба. Дилюк поджал губы. Посмотрел на губы Кэйи, расслабился. Кэйа перед ним, как распустившийся цветок. Вьется, тянется ладонями вверх, обхватывает лицо. У него руки холодные, а у Дилюка скулы горячие, горит, пылает, греет. Кэйа как лиана повисает, липнет, заставляет забыть обо всем. Ему хорошо до невозможного, до собственных звезд перед глазами и плавящегося сердца где-то в груди. Дилюк движется ближе, хотя ближе уже некуда. У них теперь одно дыхание на двоих — со вкусом винограда, Кэйе бы смелости набраться, да уже попробовать этот алкоголь с губ Дилюка, и он даже вдыхает носом, приоткрывая рот, но сухой сучок ломается, заставляя в страхе замереть. — Вы чем это здесь занимаетесь? — мужской голос раздался вдалеке. Кэйа нервно дернулся. Руки-лозы иссохли. Упали, раскрошились на собственные колени. Кэйа в панике забрал бутылку из рук Дилюка и, не раздумывая, выпил. Все. Назад пути нет. — Э-эй, куда?! Молодежь, ишь чего творить надумала! — это был Эльзер, подчиненный Крепуса. Будь здесь сам Крепус, эти двое сразу же вознеслись бы к небесам. Мужчина было пошел, разъяренный тем, что позволяет детям пить на его глазах, но вовремя подбежавший к нему бард схватил за локоть и увел, все напевая и приговаривая. — Чего ты к детям пристал, а? Пусть гуляют тоже! Надо же когда-то начинать! — и залился высоким смехом. Кэйа уже отлип от бутылки. Зеленый плащ скрылся в тени черных деревьев, раздались возгласы, и пение снова навернулось с новой силой где-то далеко и эхом. Кэйа почувствовал себя очень плохо. Пузырьки вышли через нос — стало больно, Дилюк отвернулся от него — стало больно вдвойне. Он понял, что Кэйа хотел его поцеловать? Понял, что Кэйа какой-то не такой? Ненормальный? Раз к Дилюку липнет, знает ведь, что Дилюк не девочка. И что он сам, Кэйа, тоже не девочка, а значит союз их тоже ненормальный, Кэйа должен был предугадать его реакцию, вот же идиот! — Я пойду. — он с трудом встал. Отбросил пустую бутылку на песок, споткнулся об свои же ноги, стало досадно уже не на сердце, а на душе. Дилюк не остановил: как сидел, отвернувшись к ледяным цветам, так и остался. Захотелось плакать от обиды. Опозориться перед свои единственным лучшим другом, почти поцеловать свою первую любовь и трусливо убежать мог только Кэйа. Ночь затянулась на долгие часы, он ворочался, постоянно бредя, пока к нему не наведалась Аделинда и не помогла справиться с послевкусием алкоголя.

── ⋆⋅☆⋅⋆ ──

С того дня прошло очень много времени, которое Кэйа проводил в сожалении о сделанном. Он не знал, запомнил ли Дилюк хоть что-то, потому что на следующее утро он вел себя как обычно, но только ныл и ворчал, что голова болит. На Кэйю смотрел без презрения, наоборот, даже как-то сочувствующе, что ли, будто в мыслях прочел всю тираду, подготовленную спецом к разговору. Кэйа неделями прятался в тени, убегал от юноши, потому что стыд кутал его с головой, заваливал делами и по итогу даже нанялся Аделинде в помощники — ей всегда не хватало пары свободных рук. Скоро должен был состояться приезд каких-то новых поставщиков из Инадзумы, говорили, что там виноград растет слаще, чем во всем мире, а потому Кэйа даже на ужине не мог спокойно сидеть. Стол оказался завален закусками и напитками. Кэйа в белой рубашке и черном жилете с перчатками выглядел сегодня по-особому взросло. Дилюка не было видно со позавчерашнего дня, Крепус говорил, что послал сына охотиться, но чтобы охота длилась так долго? Кэйа переживал. Гости приехали. Начался пир: барды пели, Крепуса и господина из Инадзумы долго не было видно за столом, но, как только они вышли из кабинета с подписанными бумагами, все по-настоящему начали веселиться. Заиграла лира, запел высокий голос барда, вещающий о славе двух виноделов, Кэйе приказали выносить основные блюда. Только лишь к глубокой ночи, когда многие улеглись спать прямо на своих местах, в окно что-то прилетело. Юноша оглянулся, подумав, что он от усталости уже бредит, но в окно что-то прилетело вновь, и Кэйе пришлось подойти ближе. Внизу стоял Дилюк. Он широко улыбался, глядя на окно. — Выйдешь? — спросил он одними губами. Кэйа, замешкавшись, ответил кивком. На улице заметно похолодало. Тонкая белая рубашка не помогала ему согреться, пришлось обхватить себя руками. Дилюк кивком указал ему путь к озеру и весело помчался туда. Кэйа взмолился архонтам, лишь бы это быстро закончилось. У озера было еще прохладнее. Дилюк в своей шубе свободно сидел на камне, разглядывая отражение луны в мерцающем озере. — Луна сегодня красивая, неправда ли? — Дилюк обернулся с улыбкой на лице, услышав звон приближающихся шагов. — Наверное, — юноша неуверенно пожал плечами. — мне звезды больше нравятся. Дилюк отвернулся вновь. Он некоторое время просидел так, водя взглядом по небосводу. И правда, луна сегодня была красивой. Кэйа присел рядом на песок, сразу же обхватив ноги руками и положив голову на колени. Он смотрел то на песок, то на воду, мелко дрожа и стуча зубами. Дилюк нахмурился, отвернувшись от картины природы. — Ты дрожишь. Дилюк умел подчеркивать факты. Сам сидя в теплой шубе и имея пиро глаз бога, смотрел на Кэйю в тоненькой рубашке и все гадал, почему же ему холодно? Одним движением шуба полетела на плечи юноши. Кэйа поднял удивленный взгляд на Дилюка, тот улыбался и смотрел так с искрами в глазах. — Я даже не подумал, что ты можешь замерзнуть. Шубу не снимай, она тебе идет. Кэйа нахмурился в ответ. Что за чертовщина? В два ночи отвлекает от работы и зовет на озеро посмотреть на луну, а потом говорит вот такие слова?! — Дилюк, я не особо понимаю, зачем ты меня позвал. — Да, точно. — юноша поднялся с камня. — Мне нужна твоя помощь. Постоишь на стреме? Мне надо стащить бутылку с погреба, хочу друзей с охоты угостить. Так вот в чем дело. Всего лишь вино стащить для друзей, понятно. Кэйа и сам не понял, почему у него так резко испортилось настроение. Он готов поклясться — ждал от Дилюка чего-то большего, чем предложение пойти на воровство ради угощения каких-то там друзей, с которыми Дилюк даже не удостоился его, Кэйю, познакомить. Да, Дилюк был свободным человеком, но то, с какой силой Кэйа привязался к нему, раз считал его своим единственным и верным другом, чтобы потом Дилюк так просто заменил его? Живя в отдалении от города, у Кэйи даже ровесников не было. Да, здесь бывало много детей, которые приходили с родителями к господину Крепусу, но чаще всего они не задерживались здесь надолго, а потому Кэйа, кроме как Дилюку, никому свою жизнь и сердце больше не доверял. А теперь вот результат. Пока Кэйа заваливал себя заботами, чтобы господин Крепус смог хорошо провести переговоры, его сын не соизволил даже появиться на банкете! А теперь тащит вино из его личной коллекции. Кэйа озлобленно выдохнул и резко встал. Он отдал шубу Дилюку и пошел вперед, даже не обернувшись: — Только быстрее, у меня еще много работы. Дилюк побежал за ним следом. До погреба они добрались быстро, Кэйа толкнул дверь ногой, отдавая подожженную свечу Дилюку, а сам встал у входа. В ночи не то чтобы их было видно, просто сам факт, что Дилюк вино ворует, а не просит у его отца легально, сводил его с ума. И еще эта злость или то была ревность? Что за друзья вообще? Из спрингвейла, что ли? — Достал! — Дилюк шумно выполз из погреба. В руках лежала бутылка чего-то дорогого, Крепус вряд ли отдал бы ее просто так. — Все? Надеюсь, теперь я свободен, или у тебя есть план пойти воровать что-нибудь еще? — Кэйа стучал ботинком по земле. Дилюк отчего-то съежился, не замерз ли там в погребе случаем? Он закрыл глаза и выдохнул, помотав головой. — Кэйа, ты прости меня, я не должен был… — Эй вы! Двое! А ну стоять на месте, шпана! — это был уже Крепус. Если Эльзера в прошлый раз увел бард, Крепуса сейчас никто не смог бы отвлечь, заставить уйти. Кэйа икнул. Ногами врос в землю. Он знал, что Крепус бывает достаточно жесток, если кто-то забирает его вещи, но впервые очутить его гнев на собственной шкуре? Кэйа хотел смотаться оттуда сейчас же. Завидя открытый погреб, его глаза увеличись раз в десять, а значит, Дилюку не выжить — это точно. Кэйа не знает, чем в итоге все закончилось, потому что его послали в дом почти сразу же. Наказали написанием двух тысяч фраз «Извините, я больше не буду воровать» и разошлись на этом. Но ор со двора стоял страшный и продлился, наверное, до самого утра. Странно, но Кэйа не чувствовал, что злорадствует и радуется над наказанием Дилюка, хотя должен был, ведь он злился на него. Это же изначально была именно его идея стащить вино для друзей, но на следующей неделе, когда две тысячи надписей с извинениями были готовы, Кэйа вышел на поиски Дилюка. Да, он не хотел видеться с ним все это время, потому что обижался и был недоволен его поступком, но, когда нашел его на заднем дворе с огромной кучей пустых вымытых бочек, Кэйа отчего-то сжалился и расслабился. — Кэйа! — Дилюк заметил его первым. — Кэйа, прости пожалуйста, я не хотел, чтобы тебя наказывали тоже! Дилюк отбросил тряпку и скинул с себя бочку в сторону. Он встал на колени и грудью лег на землю, моля о прощении. Кэйа даже хохотнул с этого — Дилюк весь в пене, уставший, мокрый и грязный стоит сейчас на коленях и вымаливает прощения, когда Кэйа, наверное, и не должен был злиться. Он вообще не должен был соглашаться на это дело, но раз сам пошел с ним, наверное, все-таки и виноват тоже сам. — Дилюк, давай помогу. Сколько тебе еще бочек? — Кэйа придвинул стул. У него все пальцы были измотаны в бинтах, кое-где кровоподтеки не подсохли и еще сочились, лишь бы гной не пробрался. Дилюк вскочил и сел обратно на стул, приподнеся ладони к себе. Он долго рассматривал каждую неприкрытую мозольку или каждый замотанный узел бинта. — Нет! — воскликнул он. — Я не хочу, чтобы ты пострадал сильнее. Давай встретимся через час? Я закончу с этими чертовыми бочками и снова пойдем кое-куда, но на этот раз все будет легально. — Дилюк улыбнулся во все тридцать два. — Только ты приоденься, это будет сюрприз. Повторять дважды не нужно. Кэйа долго стоял перед зеркалом, смотря на свои перебинтованные руки. Решил надеть те черные перчатки с последнего банкета, сверху накинул свободную рубашку с рюшами и корсет, подаренный еще давным-давно Аделиндой. Это считается нарядным? Или куда они вообще идут, и что за сюрпризы? Кэйа не любил сюрпризы, потому что он не мог стерпеть время ожидания. Через час солнце уже садилось. Еще пахло теплой весной, птицы пели где-то на крыше винокурни. Кэйа вышел в назначенное время через главный вход, а перед ним уже застыл Дилюк. В черном пиджаке с расшитыми золотыми узорами по всему фасону. Волосы зачесаны в высокий хвост, на лице улыбка. И когда он только успел? Кэйа одну единственную косу заплетал несколько минут, а он за час мало того, что бочки все домыл, так еще и нарядился так красиво. — Куда мы идем? — Кэйа поинтересовался тихо, осматриваясь по сторонам. Вдруг увидят? Дилюк проигнорировал вопрос и только протянул руку. Ладонь Дилюка была чуть больше его собственной. Кэйа вложил дрожащие пальцы в нее, позволяя их чуть обхватить и повести за собой. Они шли недолго. Дойдя почти до конца виноградных кустарников, под одним из них был спрятан столик. На столике та самая бутылка виноградного алкоголя, две тарелки и маленькие десерты на них. Дилюк усадил вытаращенного Кэйю на стул, а сам сел напротив. — Так и… что это такое? К чему весь бал-маскарад? — Я перед тобой провинился, Кэйа. Не знал, как заладить свою вину, и накрыл нам небольшой столик. Кэйа нахмурился. Что значит «небольшой столик»? Выглядит очень даже как тот самый столик для свиданий, да и зачем было наряжаться, ведь нет здесь никакой романтики, или Дилюк на что-то намекает? Можно было сказать «прости меня, пожалуйста, как мне искупить свою вину?» и Кэйа простил бы, не раздумывая. Что за «небольшой столик» посреди виноградных кустарников, черт возьми! Кэйа разнервничался не на шутку. Где-то совсем близко заиграла высокими нотами лира. Кэйа не видел, что за бард играл на инструменте, — виноградовые лозы были густыми и не пропускали свет. Дилюк зажег свечи одним щелчком пальцем — удобно иметь пиро глаз бога. — Дилюк, если ты хочешь сказать что-то еще, тебе лучше сделать это сейчас, иначе я уйду. Мне это все не нравится. Кэйа сглотнул. Ему хотелось поскорее уйти отсюда, потому что сердце ныло в груди, не мог же Дилюк сделать это все просто потому, что действительно сожалел о случившемся? Да какие там две тысячи извинений, Кэйе было наплевать, он мог написать еще пять тысяч, лишь бы уйти от пристального взгляда юноши напротив. — Кэйа, послушай. — Дилюк взял бутылку, начал разливать ее по бокалам. — Это же тот самый алкоголь? Ты что, все-таки стащил его? — Кэйа истерично посмеялся. Пот выпал крупными пятнами на лбу. — Мне это не нравится, Дилюк, пожалуйста, дай мне уйти. Я не хочу больше видеть тебя таким, я не смогу сдержаться и- — Ты мне нравишься. Кэйа замолчал. Дилюк продолжал смотреть на него пристальным, изучающим взглядом. Он слегка улыбался, все-таки разливая напиток по бокалам. Он говорил медленно и тихо, почти шепотом. — Давно нравишься. И тот случай, когда ты почти поцеловал меня на берегу озера… Я запомнил. И хотел тебе вернуть должок. Ты мне нравишься, Кэйа. Давно нравишься, я уже сгораю от желания поцеловать тебя. Кэйа зажмурился. Он вцепился ладонями в стол, смял в них скатерть. Быть не может! Не может он любить его, что за бред! — Кэйа, ты мне нравишься, слышишь? Кэйа мелко задрожал. Его лицо покраснело, по щекам пронеслись две быстрые слезинки. Дилюк приблизился, обогнув стол. Он присел коленями на траву, положив ладони на ноги юноши. — Ты мне нравишься, я люблю тебя, Кэйа. Да быть не может! Шутит! Сейчас он откроет глаза, и все это окажется злой шуткой! — Я хочу прожить с тобой всю жизнь, Кэйа. — Нет! Не хочешь! — Кэйа задрожал крупнее. Он уже отпустил стол, сжался, как маленький котенок в дождь, согнулся пополам, уперевшись лбом в ладони Дилюка. — Не можешь ты меня любить! Ты же нормальный, Дилюк! Нор-маль-ный! Тебе не должно быть дело до брошенного мальчишки, не должно быть! Кэйа зарыдал. Столько месяцев он терзал себя мыслями о Дилюке, грезил о его признании, об их совместной жизни где-нибудь в Моднштадте, но что сейчас? Вот он, Дилюк! Признается в любви, да еще и стоя на коленях перед ним, перед простым мальчишкой, появившемся неизвестно откуда. — Я люблю тебя, Кэйа, — Дилюк зашептал в уши. — хочу всю жизнь пробыть рядом с тобой, слышишь? — Слышу, — сиплым голосом вторил юноша. Неизвестно, сколько они просидели еще. Лира не замолкала, сладкой мелодией оглаживая сводящее сердце. Дилюк гладил его по голове, обнимая и шепча какие-то слова на ухо. Он покачивался, убаюкивая, успокаивая. Кэйа все затихал и затихал, пока совсем не прекратил свой плач. Он поднял голову, взглянув на взволнованное лицо Дилюка. — Не шутишь? Правда любишь? — спросил он тихо. — Больше жизни люблю, Кэйа.

── ⋆⋅☆⋅⋆ ──

— Слушай, а ведь тогда это был не алкоголь, да? — Кэйа, опираясь о барную стойку локтями, улыбнулся. Дилюк в черной форменной рубашке стоял, натирая бокалы до блеска. — Не было никакого алкоголя, отец прознал об этом и выдал вместо алкоголя сок. — А что за друзья тогда были? Мы же всю бутылку в ту ночь выдули, им ничего не оставили. — И друзей никаких не было. Я тебя хотел на свидание пригласить, вот и вынудил со мной на воровство пойти. Хотел покрасоваться перед тобой, мол, гляди какой алкоголь хороший стащил. Кэйа улыбнулся. С того случая лет пятнадцать прошло. Крепус уже умер, Кэйа теперь в Ордо Фавониус, а Дилюк гоняет стаканы в таверне, что почти в центре Мондштадта. — Одного понять не могу, того барда ты тоже пригласил? Он же нам весь вечер играл. Дилюк вскинул бровь, отвлекаясь от бокалов. — Я никакого барда не приглашал. Может, ветер донес нам мелодию откуда-нибудь? Из открытого окна послышался ручей нот. Они закружили, заплясали в таверне. Чуть не обронили начищенные до блеска бокалы, залили все приятным теплом. Дилюк выругался, отворачиваясь, чтобы закрыть окно, но Кэйа налег на стол и притянул Дилюка за воротник рубашки обратно. — И мелодия точно такая же, как тогда, помнишь? Наверное, ветер нам все-таки помогает. Кэйа улыбнулся, потянувшись вперед. Он накрыл сухим поцелуем губы Дилюка, не переставая улыбаться. — Да, наверное. — Дилюк отпрянул через время, тоже с улыбкой на лице, но с такими горящими щеками, что Кэйа начал уже плавиться. За окном мелькнул зеленый плащ, и послышался звонкий смех.