Поздним осенним вечером

      Легкий ветер играет с волосами, раскидывая пряди в разные стороны. Забирается в самую гущу волос, обдавая приятной прохладой, заставляя кожу пойти мурашками от ощущений.       Хоть сейчас на улице и довольно холодно, но мне это не важно, ибо со спины меня греет Ваас, обнимая меня и навалившись грудью. В основном его голова лежит у меня в месте где плечо переходит в шею, но иногда он отклоняется, чтобы затянуться сигаретой и выдохнуть не столь горький, а даже приятный дым куда-то в сторону.       Шоколадно-табачный аромат забивается в ноздри и впитывается в слизистую так, что потом еще какое-то время чувствуешь его. Помимо запаха сигареты я чувствую еще еле уловимый запах соленого моря, который доносится откуда-то далеко, но явно спереди нас.       Но есть еще один запах, который, как будто волнами своей концетрации выбивается из всех этих легких ароматов. Запах самого Вааса. Тот же самый запах сигарет, что он сейчас курит, соленый запах пота, что уже впитался в старую затасканную майку вместе с его собственным ароматом тела. Пожалуй, самый лучший запах почти для любого — запах его любимого человека. Каким бы он не был (в смысле, запах) он всегда будет казаться родным, неповторимым.       Отвлекшись от своих мыслей я протянул одну руку за спину, слегка выставив указательный и средний палец, немым жестом прося пирата дать мне сигарету. Зажав ее между пальцев подношу, к пересохшим из-за солнца и ветра губам и вдыхаю дым. На полторы секунды задерживаю его в себе, чувствуя, как горло немного дерет, и выпускаю дым из приоткрытого рта. Шоколадно-табачный вкус остается во рту, что немного раздражает. Вообще меня всегда раздражало, что после сигарет у тебя во рту, как будто пепельница. Я убираю сигарету от лица в сторону, смотря на нее с неким отвращением. Она уже достаточно истлела, поэтому я стряхиваю лишний пепел на землю возле пальмы, у которой мы сидим. Быстро затягиваюсь еще один раз и отдаю сигарету обратно Ваасу. В целом, отдавать там уже было нечего. Осталось на одну или даже половину затяжки. Впрочем, Ваас ее также быстро докурил и, судя по звукам, затушил, прижав о ту самую пальму, а после выкинул окурок куда-то в сторону. Он уткнулся лбом в то место, где его голова находилась и до этого.       Есть и своя прелесть в этом безмолвии. Когда вы ничего не говорите друг другу, ибо все ясно без слов. Вы чувствуете друг друга. Честно сказать, мне так даже больше нравится. Нет никаких лишних слов, междометий, действий. А оно вам и не нужно. Будто наши разумы это радио или рация, которые настроились на одну волну и теперь хотят одного и того же.       Не могу говорить за Вааса, но я люблю вот так помолчать. Он об этом знает. Все чаще и чаще вечерами на нас нападает эта тишина. В какой-то момент мы полностью становимся немыми и общаемся взглядами, мимикой и действиями.       Могу сказать точно лишь одно, что нам обоим это нравится и мы бы не хотели это прекращать. Нравится находиться в этом коконе спокойствия после громкого и динамичного дня. Думаю, Ваасу местами это особенно надо. Он сам устает от «товара», от молодых пиратов, что создают много шума (во всех смыслах), от Хойта. Просто выматывается от всей своей жизни. Что насчет меня? Мне просто нравится жизнь с ним. Мы находим друг в друге то, чего нам не хватает. Может быть, мы уже достигли определенной точки любви. Как бы то ни было, меня все устраивает и, наверное, Вааса тоже.       Из моих вечных дум и размышлений обо всем и ни о чем сразу меня вырвал Монтенегро: — Джейсон, — он сделал небольшую паузу, выжидая, пока я обращу на него свое внимание. — Посмотри на небо, — он слабо, но легко и весело улыбнулся и сам поднял голову наверх. Я последовал его примеру и устремил свой взгляд в небо.       Все темно-синее, почти черное полотно было усеяно звездами. Я никогда в жизни не видел столько ярких звезд на небе. Когда ты смотришь на них на картинке в интернете — это красиво, но когда ты видишь это в реальной жизни — это завораживает, ты не можешь оторвать взгляд. Они кажутся так близко, что их можно смахнуть рукой и они как пузыри на воде отплывут кучками в сторону. Наверное, из-за этих мыслей я поднял одну руку вверх, оттопырив все пальцы. Моя ладонь была полностью открыта для неба так, будто я ждал, что одна из звезд упадет мне прямо на нее и будет яркой точкой лежать у меня в руке. — Ну что, Джес? Хочешь, чтобы я тебе звезды с неба таскал? — с улыбкой и явным подтекстом спросил Ваас. — Я об этом обязательно подумаю, — так же с улыбкой ответил я. Этот его вопрос меня позабавил. Но естественно мы оба понимали, что мне не нужны от него какие-то супер подвиги. Что я принимаю его таким, и он нравится мне такой, какой он есть, без выпендрежа и прочих лишних действий.       Смотря на звезды с вытянутой рукой и думая о высоком, я успел уже пару раз зевнуть. На третий зевок я прикрыл рот рукой и окончательно ее опустил. На меня напала какая-то дикая сонливость и усталость. Мысли не били наперебой в голове, а стали потише и их количество уменьшилось.       Закрыв глаза, я вижу, как на черном фоне, как будто в бездне, вырисовываются разноцветные узоры. Какие-то из них похожи на цветы с множеством мелких лепестков, другие напоминают хаотичный калейдоскоп, третьи — мелкие точки, те самые звезды на небе, а есть просто желтовато-синие пятна и мелкие линии капилляров.       Но в такой темноте долго не протянешь. Будто все эти разноцветные мелкие волны, что больше похожи на тонкую нить или паутину, начинают давить на мозг. Какая-то часть тебя, твоего тела, разума, мыслей, определенно проваливается в ту самую бездну, заставляя расслаблять шею, лицо, руки, плечи. Ты замечаешь в своем теле то, на что в обычном состоянии не обращаешь внимание. Дыхание, мышцы на лице. Чувствуешь каждую фалангу на каждом пальце обеих рук. Как они также постепенно расслабляются. И вот ты уже весь обмяк. Голова медленно опускается в сторону. Ты еще пока в сознании. Мозг прокручивает одни и те же мысли в голове без перерыва. Я слышу сзади почти над ухом горячий шепот: «Эй, Джес, ты спишь?». Но мне уже так не хочется отвечать. Рот отказыватся открываться и что-либо говорить. Попросту лень. Лень менять положение тела, обращать внимание на вечернюю прохладу, из-за которой мурашки бегут от предплечий до ключиц. Мозг начинает вырисовывать какие-то сюжеты, а я уже даже не разбираю речь Вааса позади. А оно мне уже не надо. Я слишком устал за этот день, чтобы обрывать столь сладкий сон, что уже полностью накрыл меня.