You won't leave me forever.

      Джона уже давно глядит на своего объекта обожания, который так сильно его игнорирует, что даже не замечает или вовсе проходит мимо всяких намёков или портит их «случайные» стычки. Сколько бы Маршалл не пытался познакомиться спокойно с Адамом, но тот не поддаётся и лишь вредничает, заставляя кровь кипеть от злости, но сегодня парень заполучит Мюррея, даже если его посчитают сумасшедшим или что-то подобное.       Всё, ради любви.       Опять стоит, караулит Адама. Уже выяснил его любимые местечки, куда надо хватать и что надо делать с Мюрреем, осталось только поймать, а дальше уже к себе привязать, буквально, и подарить ласку с заботой, даже если и ненормальную.       Вот он: Адам спокойно натягивает на уши черные наушники и врубает музыку на полную. Он ни о чем не заботится и умиротворенно шагает по вечернему Байторну. Идет к себе домой и Маршалл довольно хихикает, зная его поход домой, как свои пять пальцев. Блондин огибает темные улочки, но в самом конце все же заходит в подворотню, откуда пахнет мертвыми крысами и протухшими яйцами. Мюррей чертыхается, но продолжает идти, срезая путь до своего дома. Хочется прийти к однокомнатной квартирке побыстрее, завалиться на кровать и отдохнуть от шараги.       Маршалл же идёт следом, скрываясь за всеми предметами, которыми только можно. Ещё рано атаковать, но Джона всё же уже приготовил черный платок.       Если так подумать, то это мало, чтоб украсть человека, может просто не хочет, чтоб Адам раньше времени увидел Маршалла, а может просто недостаточно опытный в таком деле.       Адам слышит сзади подозрительные скрипучие звуки со стороны черной стены. Он оборачивается, снимает наушники и долго смотрит в одну точку за угол.       — Есть кто? — говорит он и, не услышав ответа, просто двигает плечами, продолжая идти. Джона тут же прячется опять за чёрную стенку. Черт, надо быть аккуратнее. Он молчит пару секунд, а после выглядывает и смотрит на Адама.       Через пару метров, блондин запнулся об свои же распущенные шнурки, которые болтались и до этого времени никак ему не мешали, но сейчас, будто назло, лезли прямо под подошву. Мюррей чертыхается и нагинается, принимаясь их быстренько завязывать.       А вот сейчас отличный момент.       Маршалл на цыпочках подкрадывается к Адаму, в после стоит сзади пару секунд, нервничая, но совсем скоро достаёт чёрную ленту и тут же накрывает ей глаза Мюррея, пытаясь сразу же прижаться к спине того и удержаться на ногах.       Сейчас будет самая сложная часть из всего этого. Аж руки трясутся.       Адам опешивает, дергается и непонимающе вертит глазами, заваливаясь вперед на холодный тротуар. Через пару секунд до него доходит, что сзади все же кто-то есть: он чувствует, как сзади него прижимаются к его спине, обдавая теплом всегда холодное тело. Мюррей рычит, дергает головой и хватается за черную ткань на глазах, выгибается струной, пытаясь отстраниться от человека сзади.       — Сукин сын, отцепись, — кричит на всю округу, пытаясь привлечь внимание. Паника не подкрадывается на этом моменте — он и не из таких передряг выбирался.       Маршалл дрожит и боится, а после тут же закрывает второй рукой нос со ртом, пытаясь таким образом задушить. Он обхватывает ногами тело, цепляясь за того максимально сильно, как только может.       Кошмар, кошмар. Внутри паника и страх, что всё провалится. Так его же на месте убьют за такое — блондин бьет больно и он знает об этом.       Мюррей вздрагивает от прикосновений ко рту и носу, а после задушенно мычит, пытается вдохнуть воздух или по возможности укусить другого — но с треском проваливается, когда его обвивают ногами.       Адам цепляется пальцами за руки Маршалла, пытаясь того отцепить. Терпит поражение — тот вцепился в него, как пиявка, не позволяет вырваться из хватки никак.       Через полминуты Адам задушенно скулит, дрыгает ногами в последний раз и повисает безвольной куклой на груди его похитителя, проиграв Маршаллу. Джона наконец добился желаемого результата, потому совсем скоро судорожно выдыхает и улыбается, поднявшись с тела, которое только недавно двигалось и пыталось убежать, а теперь оно только его.       Он утащил его к себе в подвал — самый примитивный метод. Там его никто не услышит, а о безопасности Мюррея крашенный блондин позаботился, обклеив всё мягкими панелями, пол крепкий и будто деревянный, а потолок натянутый, чтоб ещё не повесился. Ему такого не нужно. Его мальчик будет вечно жить рядом с ним.       Время проходит слишком быстро, пока он крутится словно юла в своей спальне, не слыша, что происходит в подвале.       Адам со стоном боли приходит в себя. Башка раскалывается, как после пьянки, а легкие и сердце ходят ходуном. Он раскрывает рот пошире и хватает ртом воздух, припоминая, как его душили. Блондин словно выброшенная на сушу рыбка отчаянно глотает воздух в свои раздраженные легкие.       Дальше к пониманию Мюррея пришел тот факт, что он связан, под ним, кажется, ламинат, или что еще, отдает холодком. Руки связаны за спиной, а ноги в щиколотках. Глаза до сих пор под черной марлей — не увидишь ни черта. Мюррей на пробу двигается и сразу же чертыхается. Твердая и жесткая веревка упиралась прямо в нежную кожу, оставляя все попытки освободиться тщетными.       Никак не сдвинуться с места.       Джона, услышав вошканье, аккуратно зашёл к Адаму и подошёл ближе к нему. Маршалл не похож на похитителя, просто парень, который мог бы, на самом деле, даже спасти, но это не тот случай.       — Оу, блять, надо было познакомиться сначала, но, ммм… Пиздец, это неловко даже… — он поджал губы и сложил брови домиком.       Он уже совершает ошибки. Молодец, Джона, так держать!       Адам дергается от звука скрипа двери и крутит головой, пытаясь снять повязку, а от звука голоса — так вообще теряется и безвольно открывает рот.       — Кто ты? — он пытается выровнять голос более твердым, а не запуганным, — Твой голос кажется знакомым… — блондин закусывает губу.       — Эм, нет, мы с тобой не виделись, — Маршалл подошёл ближе к нему и погладил по голове, а после проверил насколько туго затянута повязка, — Я тебя покормлю, только скажи что любишь. Типа, это самое неловкое знакомство во всем мире, но… Спина хоть не болит? — нервничает ужасно, чешет затылок и смотрит в упор на другого.       Адам на поглаживание дергается, его блондинистые волосы легли в разные стороны, а сам он прилично вздрагивает от прикосновения, не ожидая его.       — Где я? — игнорирует вопрос про еду. Мюррей поднимает голову на голос, стараясь увидеть хоть что-то через повязку. Мюррей пожимает плечами, спина и вправду разболелась, ноги затекли, а руки уже в синяках от тугих веревок, но упорно умалчивает об этом.       — Ну, короче, я буду иногда тебе руки и ноги разминать, чтоб ты тут не умер совсем и кровь шла равномерно, но… Я пока не придумал как именно, потому что если руку развяжу, то ты вырваться сможешь. В любом случае, повязку я точно не сниму. — крашенный блондин улыбнулся и осмотрел того сверху-вниз. Если будет за ним ухаживать, то тот его полюбит. Полюбит этот комфорт и они вместе будут, верно? — Что ты любишь кушать?       Адам неопределенно двигает плечами, сглатывает и наконец выдает:       — Сгодится и бургер… из Мака… — решает, что лучше всего наладить дружеские отношения с его похитителем. Его же не убивают до сих пор, в конце-то концов. Может быть он просто хочет деньги за его выкуп? — А, а как тебя зовут? Я Адам. — голос чуть дрожит.       — Окей, бургер из мака, хорошо, я тебе закажу прямо сейчас. Зови меня Джона — он аккуратно положил руку на щёку того и начал её гладить. О боже, как же близко… Как же рядом и как же хочется быть рядом дальше. Может быть Адам точно влюбится в него? — Так, тебя некому искать, так что не беспокойся за своих родных или ещё там кого-то. Для них ты в другой стране, но там людей настолько мало, что они даже проигнорировали это, так что… Ну… — он хихикает, — Теперь я твоя компания, потом привяжу тебя к кровати и ты сможешь немного двигаться, но это по мере моего доверия, сам понимаешь, не всё сразу.       — Джона, а… — и стопорнулся, когда теплая и нежная рука касается его огрубевшей кожи. В мозгу что-то переклинивает и тот вздрагивает и отшатывается от Маршалла. Шипит недовольной кошкой и жмурит глаза.       После слов Джоны становится не по себе. Какая к черту кровать? Какая компания?! Его привязывать к кровати?!       — П-постой п-постой… что? — голос сиплый. От страха и, вероятного, осознания того, что парень перед ним знает о том, что у него из семьи остался только отец, который пропил последние мозги в бутылках и забил хер на сына. — Откуда ты знаешь…?       — Тихо, успокойся, тихо… Не нервничай, — он аккуратно усаживается на чужие колени и гладит парня по голове, а после достаёт телефон, заказывая доставку на дом. Не оставит же Адама одного, не сейчас, не хочется ему уходить, — Я хочу сказать, что на кровати будет куда удобнее, чем тут, на стуле, потому ты будешь лежать, сможешь немного двигаться, но пока не сможешь полноценно двигаться, я же не хочу, чтоб ты убежал. О…Хотя… Нет. Ты снимешь повязку, тебе нельзя снимать повязку. Но я буду к тебе добр, так что не бойся!       Адам шумно сглатывает и дергает свои руки, с синяками на запястьях, привязанные к подлокотникам. Он вытягивается весь по струнке, напрягается всем телом, когда Джона сидит на нем и трындит по телефону. Хотелось сначала прокричать в трубку: «Спасите, помогите, насилуют, убивают, сжигают» и тому подобное, но он боялся, как поведет себя Маршалл. Хоть тот и говорил, что будет добрым, Мюррей не может ему верить на все сто процентов. Да, он был полнейшим пофигистом по жизни, но боль тоже чувствует и просто ненавидит ее.       — Сколько я тут буду? Тебе что-то нужно? Деньги, может быть? — блондин вжимает голову в плечи уже догадываясь для чего он тут, — Где я вообще?       Крашенный блондин надеялся, что Адам не будет кричать и тот вполне серьёзно был хорошим и ничего не говорил, как повезло, что не пришлось и скотчем рот затыкать, потому всё хорошо. Это даже расслабило Маршалла, а после он уложил свою голову на плечо другого, вздохнув.       — Приедут через десять минут… Я хочу встречаться с тобой, но ты вообще не тот, кто хотел бы иметь отношения, потому тебя пришлось украсть. Просто не волнуйся. Тут везде мягко более менее, хотя этот подвал, по сути, должен быть сырым и тёмным, но нет. Я тебе сниму повязку только если ты захочешь осмотреться, только не в глаза мне смотреть, окей?       Адам дрожит. От прикосновения его похитителя, от его слов, от вообще осознания того, что он — влажная мечта этого шизофреника. Но в чем-то Маршалл прав: блондин никогда не захотел бы иметь отношения. Особенно с парнем.       Про упоминание о повязке Адам активно двигает головой, мол, сними-сними, я ничего не сделаю.       — А почему не смотреть тебе в глаза? Джона молчит, а после слезает и отходит от того, подойдя сзади, и всё-таки развязал же, опустив повязку. Теперь можно увидеть просторную и очень милую комнату, но Маршалл стоит сзади, не хочет попадаться на глаза, а потому гладит по голове Мюррея. Ему хочется посмотреть в эти красивые глаза, да только это приведёт к плохим последствиям.       Мюррей щурится. После столько времени в темноте свет больно бьет в глаза. Он прикрывает их, жмурится и чертыхается. После, привыкнув, оглядывает комнату и как-то судорожно вздыхает, понимая, что в ней буквально ничего нет, кроме стула к которому он привязан. Адам мотает головой, смахивает руку Джоны, но назад не смотрит. Во-первых: ослушаться правил твоего же похитителя — верная смерть, да и страх неизвестного его пугает. А во-вторых: в таком положении он голову просто так не развернет. Если, конечно, не сломать себе шейные позвонки.       — Почему ты не показываешься? — вздыхает шумно и краем глаза улавливает серую толстовку Маршалла. — Я все равно не заявлю в полицию, если ты отпустишь меня прямо сейчас…       Маршалла так манят эти слова, он томно вздыхает и улыбается, а после утыкается в волосы блондина, поглаживая его по плечам.       — Я не могу этого сделать, я знаю почему не могу это сделать, ты тем более, так что не соблазняй меня этой мыслью. — он слегка краснеет и хихикает, а после смотрит в телефон. Ещё ничего не приехало… А может ему маска поможет смотреть на Адама, ведь у них не будет контакта с глазу на глаз, ведь между ними стоит ограда, которая просто не даст Мюррею увидеть этот взгляд. И тогда другой не разочаруется в нем? — Я сделаю тебя таким счастливым, что ты больше не будешь один, ты будешь со мной и у нас всё будет хорошо. Тебе всё подаётся просто на блюдечке, просто за то, что ты есть!       Адама такие лестные и счастливые обещания не трогают. Он закатывает глаза и прикрывает их, смиренно поджав губу.       — Перестань трогать мои волосы, — кряхтит от боли в спине, — Ты серьезно думаешь, что я просто поверю тому, кто похитил меня, связал и удерживает здесь? Что насчет того, что мой отец чиновник, м? — нагло врет, его отец — последний алкаш, — Он, как только найдет тебя, свернет тебе шею!       Джона молчит пару секунд и совсем скоро завязывает ему глаза обратно в качестве некого наказания, а после хмурит нос и сжимает плечи, собираясь будто оставить на них синяки.       — Ты думаешь, что я тупой? Я несколько месяцев наблюдал за тобой, даже больше, я наблюдал за тобой и анализировал. Писал все твои жизненные ситуации и знаю, как мне действовать, если ты решил, что можешь меня надурить, то ты меня очень недооцениваешь, Адам Мюррей. — он это шептал на ухо таким взбешённым тоном. Его разозлили эти слова. Маршалл далеко не глупый.       — Я не говорил тебе свою фамилию. — шепчет и понимает, что все, что сказал Джона, сущая правда. За ним и вправду из-под тишка наблюдали, возможно даже у него дома, и анализировали: из-за этого Маршалл, вероятно, и знает, что он никому не нужен. Блондин вздыхает и принимает более умиротворенный тон, как будто принял свою участь и поражение, — А когда доставка приедет? Не обессудь, я просто голодный.Стресс и все такое, ну, ты знаешь, да. — Адам поворачивается за спину к Джоне и криво улыбается. Мысли ходят ходуном, но среди них есть только одна: сбежать отсюда к чертовой матери. — М-может быть развяжешь ноги хоть?       Джона слегка трясётся, а после начинает вдыхать и выдыхать, дабы успокоиться, и совсем скоро достаёт телефон проверить нет ли курьера поблизости, а оказывается, что приедет всего через пару минут.       — Не дёргайся… — Маршалл опять усаживается на колени, а после спешит прислониться губами своими к чужим, прижимаясь. Это будет односторонний поцелуй, но он так искренне целует, даже неважно, что на него сейчас будут злиться, только и отстраняется совсем скоро. — Ммм. Я подумаю —       Тон не такой весёлый и тревожный, какой был раньше, а через пару секунд слышатся удаляющиеся шаги и после скрип двери.       Теперь тишина.       Блондин, после ухода другого, оплевывается в сторону и яростно вытирает губы об свое плечо, марая толстовку в слюне. Маршалл его жутко бесил, и сейчас, когда тот не в подвале, можно принимать какие-то решения.       — Ну же, давай, — он шипит себе под нос.       Мюррей хаотично дергается из стороны в сторону, пытаясь то ли выбрать из веревок, то ли уронить стул. Второе у него выходит на ура. Стул с грохотом шлепается на деревянный пол, а сам блондин даже вскрикивает от неожиданности. Дальше старается подползти по направлению к выключателю. Он запомнил, где тот находится, пока крашенный блондин показывал ему комнату на несколько минут. Тому удалось проползти так миллиметр за миллиметром всего на несколько шажочков по направлению к выключателю и двери. Его никто всё равно здесь не услышит, но это ненадолго.       Мёртвая тишина держится ещё пару минут, а после слышится звук открытия двери и Джона внимательно смотрит на парня и его попыткой убежать. Да у него ничего не получится, если только Маршалл не задержится… Ну… На несколько дней, а это уже точно не случится.       Он сжимает пакет с бургером, а рука начинает трястись, пока сам же парень со скрипов зубов старался сдерживать себя. Мюррей на скрип двери дергается, а когда же его снова ставят в сидячее положение понимает, другой зол и это сразу же слышно. Он слышит, как тот стискивает челюсть и, буквально, чувствует, что тот в шаге от того, чтобы зарядить Адаму оплеуху.       Паренек подходит ближе к другому и помогает опять принять сидячие положение, а не лежать неудобно на боку. Он положил аккуратно пакет с едой на колени блондина и приблизился к его уху.       — Ты не убежишь… Тебя никто не заберёт. Теперь у тебя есть только я, идиот. — он был явно агрессивно настроен. Парень достал бургер из пакета и после достал из-под обёртки, а затем прислонил к губам Адама еду.       — Только ты? — хмыкает другой и, подобно послушной собаке, раскрывает рот в податливой позе.       Он наклоняется чуть вперед, языком поддевает низ гамбургера и только потом кусает. Пережевывает и снова тычется губами в бургер, снова проделывает такие же манипуляции, только берет укусом, слизывает с края гамбургера кетчуп. Для этого он наклоняет голову, блондинистая шевелюра падает на черную повязку и широким мазком языка слизывает, оставляя на губам и уголках остатки соуса.       Крашенный блондин смотрит внимательно на Адама и моментом успокаивается, улыбаясь так влюблённо и глупо, аж скулы сводит, а сам достаёт телефон свободной рукой, начиная снимать происходящее.       — Только со мной… Я завоюю твоё сердце, а за хорошее поведение буду радовать небольшими… Хм… Ну, как минимум от недостатка дрочки избавлю тебя! — рано так заигрывать, но сейчас такой возбуждающий момент, аж сердце бешено стучит и не даёт покоя. Так близко… Вот бы опять поцеловать.       — Я не нуждаюсь в дрочке, — сказал, как отрезал.       Мюррей улавливает краем уха телефонный щелчок и хмурится. «Он что, записывает меня на камеру?» — передергивает плечами, — «Жутко.»       — Джона, — зовет он того и облизывает губы, — Б-бургер уже далеко, я не могу достать в таком положении. Ты отдаляешь его.       Блондин чувствует, как на его штаны упали колечки помидоров и пару капелек соуса. Рот Мюррея приоткрыт, ждет, когда его похититель снова придвинет к нему еду, а язык в напряжении. Он проводит это с параллелью отсоса и яростно краснеет, понимая, как он вел себя с обычным гамбургером.       Джона наблюдает за тем, как постепенно краснеет это чудо… Ооо… Так он ещё это и успел заснять. Крашенный блондин убирает телефон, а после начиная тяжело дышать, понимая, что всё же Мюррею надо будет удовольствие приносить. Даже потерял связь с реальностью, но совсем скоро просыпается из некого транса и суёт остатки бургера в рот парня, покрываясь румянцем.       — О, да… — сейчас голос дрожит, так взволнован, а сам думает, как будет проворачивать всё то, что будет между ними.       — А, а есть ч-чем запить?       О боже, боже, как же сейчас вмиг хорошо стало.       Паника накатывает, когда он слышит дрожь в голосе Маршалла. Боже, если он сейчас будет пить с рук Джоны, тот же вряд ли удержит себя в руках. Черт возьми, Мюррей проебался.       Адам дожевывает остатки в тишине, спокойно, стараясь проделать это совсем быстро. Но странная привычка облизывать губы никуда не делась — он проводит широким мазком по губам, собирая кетчуп, но оставляя его в уголках, не зная, что он есть там. Джона молчит какое-то время, а после достаёт из пакета ещё и колу, воткнув трубочку в специальное отверстие, а после прислонив к губам блондина, поджав губы.       Крашенный блондин и вправду сейчас так сильно хочет воспользоваться этой близостью. Поцеловать, нежно спуститься вниз и закончить обед не только каким-то бургером с колой… Такими темпами и до стояка близко.       Мюррей обхватывает трубочку бледными губами, вбирает на длину и тянет сладкий напиток в себя. Он втягивает щеки внутрь, словно сосет эту ебаную трубочку вместо того, чтобы пить. Блондин опустошает ее наполовину, а дальше приподнимает головку вместе со стаканчиком и пьет так.       Руки за спиной впиваются ногтями друг в дружку от нервозности. Черт возьми, он слышит, как другой чуть ли не стонет от такого.       — Все, спасибо, — последнее слово можно было и не говорить.       Джона наблюдает за этим, а после осматривает Адама и улыбается уже до ушей, но совсем скоро опомнился, стоит тому обратиться к нему. Голос становится таким же взволнованным и радостным.       — О! Я надеюсь, что тебе этого достаточно на пару часов. Если что, то я приготовлю что-то самостоятельно. Я отличный повар, между прочим!       — Надеюсь, еду не отравишь, — обреченно бросает, — Развяжешь, пожалуйста, меня? Н-ноги и вправду затекли, а руки уже в ссадинах… — Адам говорит равномерно, не скрывает, что раздражен ситуацией, но и не позволяет гневу вырваться наружу. Он прикрывает глаза под повязкой и выдыхает. — Я буду, эм, тут? На стуле следующие часы? Сейчас, вроде, ночь должна быть… — раз уж его похититель так добр к нему, то удастся избежать участи привязанного к стулу?       Похититель выдыхает и садится прям перед Адамом, а после развязывает правую ногу и крепко держится за неё, а сам начинает аккуратно двигать и тихонько массажировать, дабы та пришла в норму. Он понимает, сложно сидеть вот так в одном положении, но надо потерпеть.       — Кровать… Хорошо, но мне надо время, а тебе нужно… Просто не дёргаться и тогда всё будет хорошо, понимаешь о чём я? — Маршалл улыбается, а после отпускает ногу, слегка отстраняясь, дабы блондин смог ей подвигать самостоятельно. — Всё будет хорошо… — успокаивает будто бы сам себя.       Другой терпит прикосновения крашенного блондина, как ожогов. Дергается от каждого мазка руками по штанам и хмурится. Он двигает ногой, расправляет ее и сгинает и снова, и снова, пока мурашки не прошли.       — А если я снова попытаюсь сбежать? — надменно шепчет и вскидывает подбородок, на рандом пялясь в одну точку.       Собеседник вопрос игнорирует, он развязывает уже вторую ногу, но к ней не прикасается, позволяя Мюррею самому разобраться в ситуации. Он аккуратно встаёт и подходит к своей любви со спины, обняв его, а сам вздыхает и целует в висок.       — Тихо… Прекрати меня бояться. Я ничего плохого не делаю, понимаешь? Единственное, что я плохого сделал, так это похитил тебя, но и ты пойми, ты никогда бы со мной не заговорил.       — Отстань, — сухо бросает блондин. Он и вправду слишком раздражен таким Маршаллом. Он дергает другой ногой, приводя ее в чувство, — Может быть и заговорил бы, ты-то откуда знаешь? Может быть, мы бы стали друзьями, потом лучшими, а потом я бы дал тебе шанс в отношениях. Нет, ты, как долбанный сталкер, следишь за мной, похищаешь, кормишь с руки и чуть ли не дрочишь на такое, я слышу тебя прекрасно! — и разбрасываешься словами о «доброте» и «я ничего плохого не делаю»? Откуда мне, блять, знать? Может, ты изнасиловать меня собрался, кто тебя знает.       — Ничего бы ты мне не дал. Не пересеклись бы мы вообще никак. А про изнасилование… Нет-нет… Не знаю. Я не хочу тебя подвергать подобному, в том плане, что самому взять и войти в тебя, нет. Я просто хочу окутать тебя заботой, чтоб ты понял, что всё действительно хорошо. Будет хорошо, — он устало выдыхает и целует аккуратно Адама в лоб, а после гладит по голове и улыбается. — Да и исправлять что-то уже не имеет значения, голос услышал, а если я тебя отпущу, то ты определишь меня по голосу и точно ничего не получится… Как жаль, что стирать память людям нельзя, так бы я пробовал ещё раз… И ещё раз… И после мы бы в итоге сошлись всё равно.       — А если я не пойду никуда, если отпустишь? — не оставляет попыток договориться с крашенным блондином, напоминая про такой вариант событий.       Парень ерзает на стуле и трет сзади веревки об косяк спинки стула. Он нервничает, понимая, что другой его ни за что не отпустит. Маршалл оставит его тут в подвале, как птицу в золотой клетке, на которую он будет смотреть.       — Много хочешь, — собеседник встаёт и убирает остатки еды, а после вытирает лицо любви салфеткой, так заботливо и аккуратно, чтоб тому было комфортно. Мюррей на нежные вытирания салфеткой неопределенно двигает скулами, но не отстраняется. Он аккуратно, без резких движений, растирает руку об свою толстовку и шипит, когда потертая кожа на запястьях касается грубой ткани.       — Времени мало прошло, чтоб тебя просто брать и отпускать, но могу предложить тебе альтернативу. — он завязал обратно ноги и медленно начал развязывать одну из рук, но внимательно начал смотреть за действиями этой же самой руки. — Сделаешь хоть что-то или попытаешься развязать повязку, то больше руки не будут двигаться вообще, пусть хоть откажут, понял меня?       — Понял, понял, — блондин сглатывает, — А спать…я буду на стуле, да? — Адам вздыхает и чуть-чуть наклоняет голову в бок. Он выжат, как дрянный лимон. За этот вечер произошло больше дерьма, чем было во всей его жизни, поэтому мозг, игнорируя опасность в лице крашенного блондина, просто отключался.       — Нет, ты будешь спать на кровати, не со мной, отдельно, — Маршалл похлопал глазами, а после взял руку Мюррея и начал медленно ей двигать, иногда останавливаясь, чтоб сделать массаж в определённых местах. Такие холодные ладони. Он сжал чужую ладошку в своей так аккуратно, стараясь больно не сделать, — Уйдёт много времени, чтоб нам начать доверять друг другу, — Джоне особенно. Ему не нравится, что Адам так яро просит дать чуть больше, чем ему действительно стоит давать. Потом, но не сейчас.       Блондин неопределенно кивает то ли на слова об кровати, то ли о доверии. Он слушает в пол уха, не особо отдаваясь к понимаю. Лишь вырывает свою руку из теплых рук Маршалл, не желая касаться того.       Ему даже жалко Джону. Этот ебучий сталкер столько времени потратил на него — дрянного последнего человека на земле, который, в большинстве случаев, не испытывает эмоций. Так этот паренек еще и влюбился в него.       — Ладно, Джона, полагаю, я буду привязан, да? — вздыхает.       Парень ничего не говорит. Он просто развязывает тому вторую руку, сев поудобнее на колени своей любви, чтоб сильно не дёргался. Пусть разминается, пока есть такая возможность.       — Я приготовлю тебе покушать — крашенный блондин кивает головой и улыбается, а после расслабляется, уложив свою голову на плечо Адама. Прилечь решил на нём, просто отдохнуть и перестать чувствовать напряжение.       Другой сидит смирно, боится даже пошевелиться. Катится седьмой пот от отвращения, а пальцы на ногах поджимаются. Он отводит голову в сторону, чтобы затылком не соприкасаться с волосами Маршалла. После решает немного порадовать его: онемевшими руками обхватывает Джону за талию, прижимает к себе и кладет голову на голову другого. Блондина мутит от таких действий, но если уж он ответит на чувства Маршалла взаимно, то, может быть, тот станет к нему более благосклонно относиться?       Маршалл от такой взаимности таит на глазах, а потому довольный улыбается, прижимаясь к Адаму сильнее. Это, конечно, не очень безопасно вот так две руки развязывать, но Мюррей не дёргается, лишь идёт на встречу даже и обнимает.       В тишине Адам и засыпает, расслабляется и мирно посапывает, сгорбившись на стуле.       Становится так тепло, Джона хочет обнимать его и дальше, да только переложить надо парня на кровать, потому пришлось ему еле как развязать ноги и взять на руки эту тушку, благо кровать стояла рядом, сзади блондина, потому он постарался уложить того максимально удобно, а после укрыл одеялом и погладил по голове.       Как только блондина положили на кровать — тот проснулся, понимая, что под ним не жесткий стул, а мягкая и даже очень удобная кровать. Захотелось зарыться носом в подушку, развязать глаза и пойти спать. Завязка сзади неприятно давила на затылок, но Мюррей продолжает это игнорировать: может быть, его похититель наденет маску какую-нибудь, а после, увидя, что блондин ослушался, так и вообще задушить того к чертовой матери?       Адам блаженно прикрывает глаза, зарывается затылком в подушку и выдыхает, пытаясь заснуть, а другой не тревожил больше парнишку. Даже не стал его связывать или что-то типа этого. Пусть спит.       Но крашенный блондин заходит тихонько к нему прям в глубокую ночь. Он медленно подошёл к своей любви и начал его осматривать, смущённо улыбаясь. Тот всё же милый, жаль, что ещё не с ним.       Мюррей в полудрёме слышит, как отворилась дверь и как, никто иной, как Джона — заходит внутрь, стоит совсем рядышком и пялится на него. Блондин, просыпаясь, даже немного дергается, проводя параллели с альтернативами, которые также ночью смотрят на людей. Блондин задерживает дыхание, не зная, что взбрело в голову этому сталкеру.       Но Маршалл лишь садится рядом и гладит аккуратно его, выдыхая. Парень взял за руку парня и сжал её крепко, пытаясь согреть.       — Ладно-ладно, я хочу быть рядом… — крашенный блондин выдохнул и отвёл взгляд в сторону, а после покраснел и поджал губы. Сейчас надеется, что другой спит, иначе будет крайне неловко. Тем не менее хочется всё же ему вздрочнуть, пока руку держит чужую, но надо посидеть минутку. Может не спит.       Адам покрывается мурашками, закусывает щеку изнутри и пытается выглядеть расслабленным. Он гоняет мысли туда-сюда, думая, что этот псих сможет выкинуть на этот раз. Может быть, просто так будет гладить всю ночь, а может быть ляжет рядом и будет любоваться. Или попробует изнасиловать?       Джона сидит ещё какое-то время и после запускает руку к себе в штаны, краснея с каждым разом всё сильнее, но руку того так и не отпускает. Он выдыхает и тут же начинает двигать рукой вдоль члена, тихо вдыхая и выдыхая, иногда переходя и на стон, который был тихим, чуть ли не шепотом. Он правда не хочет вредить этому парнишке, но и способ его забрать себе выбрал не лучший. Постепенно покрывается потом и без особого стеснения сжимает руку возлюбленного и во время стонов имя Мюррея мелькает довольно часто. Ему не стыдно, ни капельки.       Блондин покрывается пунцовой краской, искренне надеясь, что Маршалл такого не заметит. Блондин кусает щеку до крови и чувствует ее металлический привкус во рту — не помогает расслабиться.       Стоны и придыхания другого сводят с ума, а особенно его имя с губ похитителя слушалось не настолько тошнотворно, как он думал. Шумно сглатывает и чуть ли не дергается со страху, когда его ладонь все сильнее сжимают.       Но крашенный блондин слышит хорошо и потому тут же стихает, переведя взгляд на другого. Маршалл стискивает зубы и отпускает медленно чужую руку. Но вроде ничего не происходит страшного. Только вот он напрягся.       — Показалось, надеюсь, что показалось. — выдыхает и хмурит брови. Даже и не знает продолжать ему или нет, но решает оставить другого все в покое, уходя.

***

      На следующее утро Адам, будучи уже развязанным, подходит к Маршаллу, принесшему ему обед, и падает перед ним на колени. Бухается звонко и громко, складывает ладошки в замочек прямо перед бедрами Джоны. Всю ночь блондин думал, как вымаливать у крашенного блондина выпустить его: взятка не поможет, обещание не пойти в полицию уже не прокатило. Осталось одно: надавить на жалость.       — Джона, послушай, — хрипит, — Отпусти меня, ты мне делаешь больно, понимаешь? Я не хочу находиться тут с тобой. Это, черт возьми, твой блядский подвал! Мы не сможем стать парой. Я не люблю тебя. — больно бьет словами.       Тот вздрогнул, когда глянул на Адама и внимательно смотрел на него, слушал. Да, может ему и больно осознавать, что они не сойдутся, но они бы никогда бы и в реальной жизни, если бы крашенный блондин ничего бы не сделал, не сошлись. Гладит того по голове и прикрывает глаза.       — Я знаю, что эти отношения обречены, но уверяю, если захочешь питаться болью, то поедай мои страдания из-за неразделённой любви, достаточная плата, чтоб ты остался тут? Так вот, присядь на стул, пожалуйста, и мы сможем с тобой спокойно поговорить, мне не нужен ты на коленях и умоляющий о том, что выпустить тебя.       Адам паникует: рыбка не клюет на крючок. Похититель слишком спокоен. Почему? Почему он просто не может отпустить его.       — Д-Джона, нет, послушай, ну, — хватается пальцами за ткань брюк, — Отпусти, молю, я-я никуда не пойду, обещаю! М-может быть станем друзьями, ну, попытаемся, — неуверенно мямлит.       — Почему я должен тебе верить? — Он хмурится и гладит аккуратно Адама по голове, перебирая пряди, но после спокойно берёт за руки и пытается поставить на ноги. Ему не хочется смотреть на того в таком положении. — Ты не жалкий и ты много чего можешь, думаешь, я клюну на это? Ты уйдёшь при первой возможности. Сдашь в полицию или… Даже не знаю. — тон сменился на серьёзный, немного злится от такого.       Адам не хочет принимать свое поражение: он отчаянно хватается за брюки другого, как утопающий за спасательный круг. Только это не круг для него, а ебучий балласт, который тянет его на дно.       — Д-Джона, — уже чуть ли не хнычет.       Он старался скрыть панику, но весь день делать это получается трудно.       Если же пока тот был привязан к стулу и перед ним был Маршалл, то он просто не давал эмоциям выйти наружу, а после так вообще всю ночь проплакал. Стискивал и сминал простыни, заливал повязку жгучими слезами.       Он тут, блять, навсегда.       Джона его не отпустит.       Ни за что на свете, видимо. Он терпит даже такие хамские пожелания блондина, как гамбургер из МакДональдса.       — Джона, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — блондин всхлипывает, — Отпусти, пожалуйста, отпусти. — бессвязно шепчет, жмурится и трясется.       Джона продолжает слушать, сложив брови домиком, а после берёт из кармана ключ от подвала, но не отдаёт. Держит, мало ли что. Он продолжает гладить Адама и совсем скоро падает на колени вместе с тем и обнимает крепко, прижимая к себе. Всё ещё тёплый, слышно, как сердце стучит. Крашенный блондин гладит по голове своего возлюбленного и выдыхает.       — Прекрати, пожалуйста, дело в том, что я столько всего сделал, чтоб добиться того, что ты сейчас рядом. Я был рядом часто с тобой, но игнорирование с твоей стороны было сильное, никакого шанса, а сейчас, когда ты предлагаешь мне дружбу, то ты просто будешь бояться, верно? Бояться, что я буду запирать тебя тут, но ты сможешь ходить по дому, гулять и жить, лишь единственное, что хочу, так чтоб со мной ты был. — смотрит на Мюррея и аккуратно гладит его щёку, он и вправду безобидный, но, блять, такой лгун.       — Мне не нравится это все… — всхлипывает сильнее. Скорее машинально, стискивает толстовку того в руках, льнет ближе. Теплота захлестывает вечно холодного парня и тот мечется от прикосновений, как от ожогов. Не привык, да и никогда не получал объятий, — Джо-она-а… — тянет гласные навзрыд, — Умоляю-ю… — Слезы катятся по бледным щекам, капают на толстовку крашенного блондина.       Похититель ничего не говорит и прижимается к себе сильнее, а после утыкает его лицо в своё плечо, поглаживая по спинке. Странно. Теперь даже эмоции перемешались, превращаясь в снежный ком. Нельзя заставлять людей насильно тебя любить, но это был единственный вариант, самый крайний. Блондин тут слишком мало, а он уже гуляет спокойно и двигаться может тоже спокойно. Но его тут любят, почему, даже несмотря на любовь и заботу, тот ведёт себя так? Джона просто хочет внимания, хочет такой же любви и заботы, хочет остаться с человеком, которого любит.       — Хватит…       Тон будто стал ниже, голос дрожит, а сам парень хмурится и стискивает зубы. Раздражает. Он так старается получить доверие, а это вся благодарность. И хоть они прожили недостаточно вместе, но такую заботу не каждый может проявить, а то и не хочет, Маршалл сам же пошёл на это и сам же хочет уберечь парнишку.       — Прекрати.       Адам хнычет громко и заливисто, дрожит и пускает нюни в плечо другого, пока не слышит раздраженный тон. Его шанс. Он хватает крашенного блондина за горло, перекатывается на бок и подминает под себя. С гневом и истеричной злостью сдавливает глотку того, стараясь задушить.       Джона не замечает подставы, а после хлопает глазами, когда оказывается под другим, и улыбается так глупо, но с таким интересом. Он тихо начал кашлять, а после поспешил резко достать и ударить Мюррея в бок ключами, которые раннее доставал из кармана, тихо хихикая.       — Так и знал, так и знал! — Маршалл тут же начинает ёрзать и извиваться, начал толкать того и продолжать бить ключами насколько уже возможно.       Блондин совсем глупо ойкает от первого же удара ключами, не ожидая, что другой вообще будет их использовать, как оружие. Он шипит и отдергивает от себя, подбитой кошкой юркая от того.       — Ч-черт возьми, — чертыхается и хватается за бок и предплечья, куда успел ударить Маршалл.        Джона не теряет времени и тут же встаёт на ноги и подходит ближе к стулу, смотря недовольно. Он берёт верёвки и после подходит к парню, схватив тут же за руки, начиная их связывать.       — Ты действительно думал, что я поверю тому, что ты не попытаешься что-то такое провернуть? А ведь будь ты послушнее, то я б тебя выпустил из подвала, но ты не готов. Тебе ещё столько всего нужно принять и понять, Адам. — голос злой, он явно раздражён, ладно ещё стулом не надумал бить, иначе бы тут было много криков и мольбы о пощаде.       Блондин вырывается. Тянет руки на себя, ерзает и пинает того ногами — не сдерживаясь, прямо под коленку. Взгляд затравленный, будто только что оленя на машине сбил, вперился глазами в того и точит зубы.       — Ненавижу тебя, Хуяршалл. — злобно плюется ядом, не оставляя попытки вырваться. Снова сидеть на стуле связанным не очень-то и хочется.       Крашенный блондин сгибается пополам тут же от боли в коленях, а после хмурится сильнее и начинает уже самостоятельно душить, усаживаясь сверху, даже на ноги садится, лишь бы это сделать. Он так сильно сжимает руки, иногда позволяя себе ударить парня кулаком, аж пена из рта льётся.       — Пошёл на хуй. Надо будет, здесь вечность проторчишь, утырок, блять. Не поверю больше никакому твоему блядскому слову, скажи спасибо, что ты ещё не живёшь, как псина дворовая.       От неожиданности ноги за спиной у Джоны разъезжаются, скользят по ламинату в конвульсиях, пытаясь соскочить с крючка крашенного блондина, но пол скользкий. Горло плаксиво трещит, а Адам заходится в сухом кашле. Он, с завязанными руками за спиной, приходит в панику и отчаянно вертит головой, пытаясь убрать руки, которые прицепились, как клещ.       На удары кулаком в скулы блондин пищит и дергается, отчаянно ерзая, и в добавку дрожит. Плечи подрагивают, заходятся в приступе тремора, а брови изламываются. Рот приоткрыл, позволяя тонкой струйке слюны стечь с уголков губ вниз. Мюррей хватает ртом воздух, а надышаться не может — горло стискивают, что будь здоров.       Другой внимательно смотрит на того, а после начинает издевательски смеяться, но совсем скоро отпускает горло того, позволяя дышать спокойно, а сам поспешил к стулу взять ещё верёвок, и спокойно возвращается обратно, связывая уже ноги.       — У тебя был шанс, но ты его проебал, я буду относится к тебе хорошо, но больше никаких развязывании, сиди и выкручивайся, как хочешь, сука. — он явно был обижен.       Блондин лежит на боку и капает слюной с приоткрытого рта на пол. Он пытался дышать одновременно и ртом, и носом, стараясь глотнуть за раз как можно больше воздуха — но каждый раз сбивался, а грудь его нервно вздымалась. Расфокусированными глазами наблюдает за крашенным блондином как тот уже совершенно спокойно обворот за обворотом стягивает его ноги. Теперь еще плотнее и сильнее, больно вжимая веревку в щиколотки.       С его носа мелкой струйкой струится красная жидкость, но лишь замечает мелкое покалывание в носу, щекотно стало.       Как легко было справиться с тем, а потому Маршалл спокойно взял на руки парня, усадив его на стул, и на крайний случай начал наматывать ещё один слой верёвки. Теперь точно завоет, вот тогда посмотрим кто кого, а Джона будет молча наблюдать, пока в итоге не решит помочь бедному, но это случится не так и скоро, ведь всё доверие и шансы блондин истратил.       — Запой, запой о том, что ты бедный и несчастный, ну? Что? Не сможешь? Ах, точно, тебе же никто не поверит теперь. Никто не придёт и никто не спасёт. Ты всё испортил. — издевательски хихикает, но рукавом вытирает кровь Мюррея, чтоб хоть приличнее выглядел.       Адам шипит от того, как ему сильно затянули веревки по бокам, сдавливая бедные легкие и ребра в придачу. Появилось жгучее ощущения сдавленности и мелкого удушья, плюс руки и ноги уже болят от такого натяжения веревок. На слова Джоны поджимает губу и, не сдержавшись, плюет прямо в ноги тому. Он явно высказывает свое недовольство, смешивает крашенного блондина с грязью и еще бог знает с чем, но не пищит — боится. Да и после плевка аж весь сжался, боясь, как другой отреагирует, но тот лишь глянул на этот мерзкий плевок, а после сделал шаг назад и улыбнулся, помахав ему рукой.       — Посмотрим насколько тебя хватит. Игра на прочность, сечёшь?       После этих слов Джона сделал пару шагов назад, а после развернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Он не придёт ещё долго… Может, его не будет весь день? Может пытается посмотреть сколько хватит альтернатива без еды и в полнейшей тишине? Адам вздрагивает на слова и понимает, что он влип по полной программе.

***

      Следующие часы он провел просто адски.       Первые несколько часов он отрешенно смотрел в стенку, шевелил ногами и руками, и тяжело дышал, пытаясь расслабить веревки, но ничего не помогало. Мюррей, не привыкший к тишине, остро реагировал: барабанные перепонки оглохли, а его голос стал звучать тише, сохраняя тишину. В голове мысли роились, как пчелки: жужжали туда-сюда и мешали думать.       Еще через два часа пчелки стали жужжать не в голове, а на яву. Адам дрожал, оглядываясь, пытаясь найти причину писка в ушах, но он в комнате один. Тишина больно давила, скручивала желудок, и блондин резко почувствовал прилив тошноты — бургер решил выйти наружу.       Он проблевался в сторону от стула, пытаясь не задеть себя. Горло несладко болело, жгло и зудело. Он кашляет и в слух молит крашенного блондина прийти и дать ему попить. Клянется, что будет хорошим мальчиком.       Но никто не приходит.       — Д-Джона, п-прости, Джона, Джона, п-пожалуйста, Джона-а, — скулит и хнычет, но очень тихо. То ли пытается, чтобы другой услышал, то ли чтобы не услышал.       Десятый час пробил в нем всю психологическую защиту. Он, глотая слезы, тихонько скулит, радуясь, что его голос хотя бы слышно в этой дрянной тишине. Дрожит, пальцы подгибаются и он закрывает глаза, жмурясь, пытаясь прогнать наваждение.       Последующие часы текли так, словно он самый отъявленный грешник за все века и варится в котле с лавой и огнем. Блондин хнычет от воспоминаний, его пищевод раздирает от пустоты, а сухость в горле не дает отключится. Тогда то он и начинает напевать мелодии под нос — тишина разрезается тихими нотами наспех придуманной песни. Это облегчает Мюррею существование ровно до того момента, пока сухость в горле не стопарнула его.       И все началось заново.       Адам уже ненавидит Джону больше жизни. Его ломает наизнанку от такой пытки.       — Я ненавижу тебя, слышишь?! — пенится, как необузданный конь и кашляет, словно болен астмой, — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Чтоб ты сдох, Маршалл! Самой, блядь, хуевой смертью…ты сдохнешь…ненавижу… — срывается на плачь и дрожание.       Уже вечером тот стихает: наклоняет голову вниз и расфокусированно смотрит на свои ноги, капая слюной из приоткрытого рта, неспособного сейчас держать челюсть. Он весь расслаблен и, как будто, мертвый, просто зафиксированный на стуле.       Джона не особо беспокоился, что Адам с ума сойдёт. Его не сильно карма трогала, а потому он спокойно занимался домашними делами. Он и прибраться успел, и посмотреть видео с гамбургером, агрессивно надрачивая и наслаждаясь пониманием того, что это происходило так рядом, что он делал это самостоятельно, а другой же покорно кушал еду. О да, как же хочется это повторить, но во время процесса засунуть палец в рот того и посмотреть на эти клыки. Мысли об этом заставляли ещё сильнее возбудиться, но заканчивалось уже на том, что спустя пару секунд он пачкает свою руку в белой липкой жидкости. Она даже немного стекает по члену, а потому самое время вытирать и перестать тешить себя фантазиями.       Надо было и дальше отвлекаться, лишь бы не зайти к тому. Тем не менее в какой-то мере задумывается действительно ли делает всё правильно. Может, у него были шансы с простым знакомством…       Но мысли улетучиваются с пониманием того, что Адам бы никогда на него не посмотрел, вообще нет.       Он наконец открыл дверь и посмотрел на измученного от тишины Мюррея, а после тихонько подошёл к нему с тарелкой свежей еды и воды, останавливаясь после около этой тушки.       — Понимаешь, я не хотел, но ты вынудил меня это сделать. Я знаю, что ты жив, ты не такой слабый. — ставит на колени парня его еду, а после поднимает за щёки голову и нежно целует, несмотря даже на слюну и убитое состояние того. Он полюбит его, полюбит его компанию.       Блондин шикает, когда его трогают за щеки, которые покрылись желтыми и фиолетовыми синяками. Он расфокусированным взглядом, не моргая, смотрит вперед и впервые понимает: он не один.       Аж оживился, пришел в себя и засиял, словно собачка. Так и хвостик бы завилял.       — Джона, — шепчет он и гулко заходится в кашле.       Ему сейчас плевать кто перед ним, главное — этот кто-то живой и умеет разговаривать. Он дергается к руке Маршалла, льнет к ней и потирается подбородком, размазывая слюни. Дергается так сильно, что поднос на коленях заходил в разные стороны. Он рад, что тишина прекратилась.       — Тихо-тихо, малыш, — шепчет так нежно, а после развязывает наконец руки блондину, обнимая за шею. Он действительно рад, что сейчас тот радуется ему, может даже крутое наказание, но не стоит того, ведь другой может просто сойти с ума, а это уже не очень хорошо, — Я принёс тебе покушать, давай, ты голодный у меня, верно? — опять нежный такой, так тихо шепчет и целует парня в щёку, хихикая после.       Адам энергично кивает головой и ослабшими руками хватается за спину крашенного блондина. Немного стискивает толстовку в руках, комкая ткань и прожимается к другому.       — Д-Джона, Джона, — скулит, — Мне было т-так плохо, Джона… Пожалуйста, т-так больше не делай, я буду х-хорошим мальчиком…! — кивает на свои же слова и льнет к крашенному блондину сильнее.       Другой выдыхает и аккуратно убирает тарелку с едой в сторону, точнее на пол, и садится на колени к блондину, начиная аккуратно целовать того в губы, так жадно и глубоко лезет в рот, гладит по голове того, шепчет самые сладкие словечки, которые только вспоминает. Находится просто рядом.       — Я знаю, Адам, я знаю… Ты будешь в порядке, если останешься со мной, понимаешь? Я тебя не оставлю больше, я буду рядом с тобой, а ты рядом со мной, договорились?       Поцелуи кружат голову неопытному Адаму и тот, приняв ласку как что-то абсолютно нормальное в такой ситуации, неумело отвечает: приоткрывает рот, позволив другому скользнуть туда язычком и дрожит. Вздрагивает от нежных поглаживаний по голове, проводя параллель с его доброй мамой, и полузакрывает глаза, отдавшись на истерзание.       На добрые и откровенно сладко-приторные слова тихонько стонет в пухлые губы крашенного блондина. Руки деть было некуда и поэтому он лишь хватается за завязки на толстовке крашенного блондина и стискивает их.       Маршалл хихикает и медленно спускается к ногам Мюррея, развязывая его ноги, а после быстро встаёт, дабы аккуратно погладить по голове.       — Теперь ты можешь самостоятельно кушать, хорошо? Давай, кушай, набирайся сил, ты у меня такой уставший… А потом мы можем лечь на кровать и пообниматься, вместе поспать или что-то типа этого, давай, чувак. — Но, на всякий случай, всё же у него есть оружие против Мюррея, хоть и не такое замысловатое, да и не факт, что сработает, но это уж крайний случай.       Комната наполняется добротой и спокойной атмосферой.

***

      — Хочешь сегодня побыть вне подвала? Можешь просто ходить по квартире и всё такое, а? Но я только перед этим сделаю..... Кое-что, не очень страшное…       — М? — Мюррей на фразу «кое-что не страшное» наоборот напрягается и моргает глазами, — Ох и, и что же? — снова утыкается взглядом себе под ноги.       По правде говоря, он уже давно пришел в себя, с того момента, как вышел из подвала. Чувства все еще мечутся внутри него из-за пытки (и доброго похитителя тоже) и он старается привести все в порядок. Убрать жужжание и размывку в глазах. Адам вперился себе под ноги, чтобы не видеть Джону. Да, он рад, что ему дали поесть и вывели из той жуткой комнаты, но разве не именно он туда его и завел?       Взгляд блондина цепляется за прикрепленный маленький, уже порядком сточенный, карандаш за белыми пружинками и он вытаскивает его, как можно быстрее, и кладет в карман джинс.       Будет чем дни отчитывать.       Крашенный блондин встаёт с места и подходит ближе к другому, целуя нежно его в губки, а после медленно начал скатываться к тому в ноги, прикрыв глаза. И хоть времени ещё, кажется, мало для этого, но Маршалл смотрит мутным и таким влюблённым взглядом на парня, а после раздвигает ноги в разные стороны и утыкается прямо в член носом, их только разделяет одежда мешающая.       — Не пугайся, я буду нежен и аккуратен, контроль сейчас имеешь небольшой, но если хочешь получить желаемое, то тебе надо будет посидеть смирно, не дёргайся, окей? — аж лицо краснеет. Выгодная сделка по сути, блондину немного свободы, а Джоне просто насытить свои хотелки и дать какие-то иные чувства, чем обычные прикосновения с поцелуями.       Тот хватается с перепугу руками за плечи того и нещадно краснеет, как девственница, хоть это и было так. Он никогда не занимался сексом и тем более оральным. Единственный раз, когда он был голым перед кем-то — это когда ему делали пирсинг на члене. И то тогда он ничего не чувствовал, а сейчас, мысль о том, что Маршалл увидит маленькую небольшую штангу, протянутую поперек головки, задевая уретру — казалась постыдной. Не то чтобы это единственное место у него проколото.       Соски на груди также подверглись экзекуции: красивые маленькие колечки теперь их украшают, а блондин носит поверх них лейкопластыри, которые практически никогда не снимает — сосочки после пирсинга настолько чувствительные, что приходится раскошеливаться на пластыри.       — Д-джона, — он задыхается воздухом, когда другой утыкается носом прямо в промежность. Пунцовая краска заливает лицо, когда блондин смотрит вниз: тот прямо между его раздвинутых ног.       — Насладить процессом… — крашенный блондин настойчиво расстёгивает ширинку штанов другого, а после спешит их слегка спустить вниз, а сам выдыхает и опускает уже нижнее бельё, достав наконец самое главное, что так хочет. Но штангу он, конечно, не ожидал, а как только увидел, то удивился, но после глупо улыбнулся, размышляя о том, как больно будет, если в какой-то момент Адам решит трахнуть его, да только это так заводит, что он начинает будто выть, облизнувшись.       — Ты полон сюрпризов, мне это нравится, но будет ещё больше нравиться, если надавить мне на голову, понимаешь намёк, Адам?       Он так внимательно смотрит в чужие глаза, начиная нежно трогать своими пальцами горячими орган, будто пытаясь согреть и заставить принять стоячие положение, а сам же на коленках уже поудобнее устраивается, виляя бёдрами.       Мюррей, прямо точь-в-точь неумелая девственница, изламывает брови «домиком» и закусывает губу, когда его член начинают трогать небольшими мазками-прикосновениями. Появилось чувство отвращения, но оно почему-то быстро меркнет, когда в голове щелкает, а его член привстает.       Блондин жмурит глаза и, следуя намеку крашенного блондина, легонько и нерешительно перемещает ладонь с плеч на затылок. Он чуть-чуть прихватывает прядки крашенного блондина, но мигом отпускает волосы, подумав, что он слишком самовольный.       — Б-блять, — от переизбытка противоречивых чувств он, скорее нервно, давит на голову того, придвигая к головке и пирсингу.       Ему надо ещё время, но Джона понимает, а потому поддаётся даже таким не очень настойчивым действиям, он медленно берёт головку члена в рот, пока сам же начинает языком облизывать абсолютно всё, что только может вызвать приятное чувство у его возлюбленного, даже штангу оближет, а рукой медленно начнёт надрачивать тому, чтоб добавить двойное чувство наслаждения, а этот тёплый, даже жаркий, воздух вокруг них…       Тот подобрал момент, но после отстраняется, целуя нежно орган.       — Не бойся, не бойся… Даже если будешь грубым, то я не буду тебе противостоять, но в приделах этого отсоса. — он хитро подмигивает Адаму, вернув обратно головку члена в рот.       Но член все равно почему-то встает на такое нещадно — в глотке Маршалла слишком уютно и тепло, а его вертлявый язычок спокойно задевал все места, которые Мюррей сам иногда не трогал — не за чем было.       Блондин откидывается на спинку стула и охает, когда ему принимаются еще и надрачивать.       — Джона, — зовет того и, не сдержавшись, сипло стонет, — Э-это слишком. — но в противовес тихо стонет от такого и зажимает рукой рот в страхе, что другой услышит такие постыдные звуки.       Но другого парня уже мало что волнует, он тихо хихикает, а после спешит уложить руки на колени Адама, принявшись активно брать в рот больше члена, несмотря на то, что ему не очень удобно, да и никогда подобным не занимался, но так старался принести удовольствие, облизывая уже ствол, аккуратно изучая языком и позволяя органу изучать каждый уголок рта, каждое местечко, а сам тихо пыхтит, наблюдая за реакцией. Голова потихоньку движется вверх-вниз пока в стабильном темпе, ему нужно, чтоб Адам подал голос, ему нужно услышать это, а потому добьётся любыми способами, постарается. Сейчас кроме хлюпанья и пыхтения ничего не услышать, но за то почувствовать как же старается.       Пальцы на ногах поджимаются и Мюррей, все еще держа руку на затылке другого, не сдерживается и давит на голову крашенного блондина. Он сжимает волосы того и стонет: надрывно, с чувством переходя с ноты на ноту, беря больше визгливые.       Блондин тут же, по какой-то неведомой мысли в голове, прижимает Маршалла за затылок к своему члену сильнее, заставляя взять всю длину в глотку.       Он прикрывает глаза и томно дышит себе под нос, когда чувствует, как слюни влажно обволакивают его член в горле того, и как щечки крашенного блондина всасываются, стараясь принести удовольствие.       — Я н-никогда таким еще, — стонет на выдохе, — Не занимался.       Наконец действия со стороны Адама стали увереннее. Другой старается, но с большим трудом весь член в рот берёт, слегка поперхнувшись, а после вытаскивает его, начиная активно надрачивать рукой член, заменяя пока отсос.       — Но приятно, согласись, и не таким ещё займёмся. — после этого Маршалл опять старается взять в рот член по максималке, пока эта предательская штанга раздражает горло, заставляя болеть, но потерпеть стоит, надо дождаться оргазма, а пока движения участились, потому у него уже получается намного лучше.       Блондин кивает и вздыхает слишком шумно, стонет, надрывает связки и тянет Джону за волосы. Штанга не менее раздражает и его: болтается туда-сюда через плоть, но на моментах, когда его член заглатывают — он, в приятном удивлении, стонет, когда пирсинг делает чувствительной головку.       Через совсем пару секунд, он стонет слишком сильно — даже руку убирает со рта и хватается за край стола, стиснув пальцы на нем. Его бедра мелко подрагивают так же, как и член в глотке.       — Я сейчас, — и впервые говорит это слово за всю свою жизнь: — К-кончу… — прячет глазки от пронизывающих глаз снизу.       Джона иногда недовольно шипит, но продолжает действия, пока сам ускоряется насколько возможно, поперхнувшись уже пару раз, а после закатывает глаза и закрывает их, взяв член полностью, ожидая наконец, когда тот позволит излиться прямо в рот своему похитителю. Лишь языком старается заканчивать процесс, изучая каждую вену.       Как же приятно, как же интригующе.       Адам тихонько хнычет — от переизбытка чувств и возбуждения, которое обволакивает его дрянный мозг на полную катушку. Блондин, заскулив, в последний раз крепко сжимает волосы Маршаллу и спускает тому прямо в глотку. Бедра мелко дрожат, а пятки не сидят на месте, пока Мюррей, с глухим скулежом брошенной собаки, кончает. Кончает много и бурно — впервые за свою жизнь.       — П-прости, я н-не хотел, — наконец-то подает голос и извиняется за то, что оставил в глотке у другого. Он не зная, как себя повести, снова затихает, как тогда в подвале.       Такого количества спермы тот никак не ожидает, но послушно принимает всё, стараясь ни одной капли не выпускать, а после достаёт член и проглатывает всё, облизываясь, поцеловав член блондина напоследок.       Он так влюблённо начал смотреть на парня, будто это самое лучшее, что могло с ним происходить.       — Тихо-тихо… Не бойся. Это было ахуенно. — Джона улыбается и тут же поднимается и прижимается к чужим губам, начиная уже в рот чужой пускать слюни, спермы уже нет, всё вылезал, а вот слюни… Он такой дикий кайф получает, который давно никогда не испытывал. Эти нежные губы так близко, он слишком жадно их целует, никому не хочет отдавать.       Адам мимолетно отвечает на мокрый и пошлый поцелуй, а после, придя в себя, мягко отодвигает крашенного блондина от себя. Он прячет взгляд и поджимает губы, не зная, как сказать другому, что тот все еще отвратительный для него.       Мюррей затравленно гундосит через нос под крашенным блондином и сохраняет молчание, боясь что-то сказать лишнее. Руки предупреждающе выставлены перед ним и слегка дрожат — то ли от недавнего оргазма, то ли от страха.       Другой послушно отодвигается, но после смотрит на блондина и тут же его зрачки становятся меньше. Боится…       Он его боится. Маршалл заметно мрачнеет и делает шаг назад, попадая в какую-то прострацию, где он один, пытается понять почему, но разгадка быстро себя находит, ведь то наказание было ужасным. Он обнимает себя и поджимает губы, а после хмурит брови, спеша в ванную.       Ужас.

***

      — Что ж, я так думаю, что если всё будет хорошо, то уже и на улицу выходить можно будет. — Джона внимательно рассматривает того, а после прикрывает глаза и так влюблённо смотрит в эти глаза голубые, как же они ему нравятся. — Окей, ты сейчас чего бы хотел?       — Убежать, конечно же. — улыбается, словно не какую-то хуйню сказал, а действительную вещь в самом мире.       Адам достает с кармашка штанов маленький заточенный карандашик, который нашел в календаре на кухне. Он замахивается и ударяет Маршалла прямо в глаз, разрывая сетчатку. Он прокручивает его внутрь сильнее: деформирует глаз, следя за тем, как глазное яблоко вытекает из глазницы и как кровь брызгает на его лицо. Джона встаёт в ступор на пару секунд, но совсем скоро ему резко становится очень больно и из его горла вырывается истошный крик, а после он отходит и хватается за глаз, пока в итоге на одной из сторон не становится просто ничем. Так темно и неуютно.       Блондин щурит глаза и сразу же отпрыгивает от крашенного блондина, юркая в коридор и сразу же подбегает к двери. Он поворачивает ручку и его прошибает ток: она закрыта.       Черт возьми, разве люди закрывают двери, пока они дома?       Другой кричит ещё какое-то время, а после затихает, наблюдая за своей же кровью, которая капает на пол, но он резко берёт из шкафчика молоточек для отбивки мяса, а после ковыляет до блондина, пока в ушах стоит звон.       — Сукин ты сын. Ты действительно думал, что возьмёшь и так убежишь? Знаешь чего мне стоило, чтоб тебя украсть? Я тебе… Я тебе устрою, блять, сладкую жизнь!       Мюррей, увидя другого с оружием, нервно хлопает глазами и еще сильнее цепляется за ручку двери, дергая ее туда-сюда и навалившись. С петель он точно ее не выбьет — стальная. Тогда он принимается стучать по двери, громко и сильно, надеясь, что в такое время хоть кто-то из соседей слышал истошные крики и стучание по двери. Адам, когда Джона уже оказывается в коридоре, понимает, что влип. Он прижимается спиной к двери и трясется, пытаясь слиться с дверью или пройти сквозь нее.       — Отойди, твою мать, не подходи. — голос дрожит, как у крольчонка.       Но Джона не останавливается и идёт за ним, а после, когда уже совсем рядом, резко замахивается и налетает на него, начиная активно бить молотком по голове, иногда переходя и на ноги. Он так резко и безжалостно всё это делает. Ему теперь не будет жалко Мюррея. Он пытался, но в итоге глаза лишился. Но, точно, карандаш, Джона хватается за карандаш и больно вытягивает его из деформирующего глаза, сопровождая это криком и тихим шмыганьем, а после вонзает в руку Адама.       Блондин стонет затравленно и сипло, когда молоточек приземляется ему точно на затылок. Он скатывается по двери прямо вниз, к ногам блондина, оставляя за собой на двери кровавый подтек вниз. Кровь заливает глаза и, заставляя его со стоном боли, закрыть глаза, а из носа потечь кровь, марая это все со слезами и красной жидкостью. В ноге слышится гулкий хруст и он вскрикивает, заходясь в всхлипываниях и скулеже.       Теряя надежду, больно царапает ногтями дверь, раздирая мясо на пальцах, все еще пытаясь подать знак другим людям.       Джона молча смотрит на того, а после берёт на руки и тащит обратно в подвал. Раз тот ничего не понимает, то вернёмся к началу. Разве доброта не ключ к тому, чтоб наконец что-то исправить? Он же дал всё тому. И еду, и некую свободу, но лишь не покидать дом, но его так резко отвергли, так ещё на один глаз меньше теперь. Маршалл еле как достал ключ из кармана, пытаясь перекинуть Мюррея через плечо, чтоб не мешал сильно, и также еле-еле дотащил обратно до стула, усадив на старое и доброе место Адама. Он постоял пару секунд над тем, а после спокойно пошёл за новыми верёвками, а может даже за чем-то более серьёзным, теперь ему не страшно, что блондин посмотрит в глаза, тот сам себя подставил. Опять мёртвая тишина.       Один глаз полузакрыт, пока на нем расцветает желтый фингал. Парнишка тяжело дышит, кровь заливает в нос, и он сопит от такого, при этом еще хлюпая красной жидкостью во рту.       Блондинистые волосы сменяют цвет на бордовый и больно липнут к липкому лбу. Он, не в силах держать себя ровно, скатывается по стулу.       Брюки на правой ноге заливает кровь, она стекает по ткани, капая на пол.       Крашенный блондин же вернулся уже с новыми верёвками и тут же принялся связывать руки парня, а ноги решил не трогать. Он довольно-таки быстро справился с руками, заставляя верёвки больно давить на кожу, а после в руках опять мелькает молоточек. Маршалл спокойно берёт того за ногу и резко стучит по ней молоточком, даже сил не жалеет. Так и хочется сломать ноги к чертям. Ещё удар и ещё…       Адам морщится от веревок, выхаркивает кровь и кричит, когда нога ломается под натиском металла: он дергается словно в конвульсиях, по инерции пытается выпутаться из веревок и здоровой ногой елозит по полу. Блондин выгибается на стуле, в истерике бьется и дергает ногой что здоровой, что и сломанной, принося себе как можно больше боли.       Слезы ручьями струятся по щекам, мараясь кровью. Он всхлипывает и отчаянно смотрит на свою ногу. Да уж, с таким не уйдешь куда-то далеко.       Джона глянул на него так безразлично, а после повернулся ко второй ноге, внимательно рассматривая и её.       — Это то, что ты действительно хотел, Адам? Такое ты хотел получить? А ведь ты мог отыскать любой другой момент, более безопасный и с большим шансом убежать, но ты поторопился, а потому теперь будешь мучаться, понял, блять? Хуй я тебе поверю, падла, ты захлебнёшься в своей крови и будешь молить меня о нежностях.       И Маршалл беспощадно начал бить уже по второй ноге также агрессивно, не жалея сил. Ему всё равно, ноги могут восстановиться, а вот глаз ему никто не вернёт, да и тот теперь никуда не уйдёт, хватит уже быть добрым. Джона нервно хихикает и после выдыхает, отходя после в сторону и наблюдая за этим кровавым месивом, да и он не лучше, у него до сих пор глаз в мясо.       — Хорошо-хорошо… Вот так… Я принесу аптечку, немного помощи получишь, а после, возможно, поесть принесу, но это уже посмотрим по моему настроению. — на вторую сломанную ногу тот реагирует как-то слишком обреченно: гудит через нос, всхлипывает и жмурится.       Ноги словно переваренные макаронины выгибаются в противоположные стороны, мягко свисают с тела, как мякиш, неспособный двигаться. Мюррей не может держать голову ровно, а поэтому облокачивается ею на спинку стула и мертвым взглядом таращится на белый потолок, который своей белизной раздражал глаза до ужаса, но так хотя бы кровь не заливает. Мелкие конвульсии все еще сотрясают его тело. Блондина потряхивает, будто он под дозой, а с лба все не перестает течь кровь которую выбил из него крашенный блондин.       Джона покидает комнату на минут десять и после притаскивает импровизированную аптечку, а вместе с ней и немного соли. Он спокойно подходит и первым делом решает убрать всю лишнюю кровь, используя влажные салфетки.       — Где у тебя там рана от карандаша? Сейчас будет очень весело. — он скалится в ухмылке, а после показывает ему баночку с солью, хихикая. — Знаешь, не одному мне должно быть адски больно.       Мюррей вжимается в стул всем телом, пытаясь отдалится так от Джоны. Он в страхе округляет глаза и судорожно мотает головой.       — Н-нет, н-нет, Д-джон-на, — он дрожит, — Не н-нужно, п-пож-жалуйста…!       Маршалл кивает головой, приводя Мюррея в порядок, а после начал трясти соль.       — А что ты так резко задрожал? Ты такой смелый был, когда мне в глаз тыкнул. — он начал издевательски крутить баночку около раны от карандаша, будто специально пытается довести.       Адам тихонько скулит и дергается, словно ему реально уже сыпят соль на рану.       Самовнушение — злая сука.       — Я-я больше т-такого не в-вытерплю-ю, — заходится в рыданиях. Он вправду не ожидал, что Маршалл будет готов пойти на то, чтобы сломать ему ноги. Джона же клялся и божился, что любит Мюррея, так почему он приносит только боль?       — Ну что ты? Что же ты? Давай, будешь просить о прощении? — тот нахмурился и зарычал. Наконец закончил ухаживать за Адамом, а после открыл баночку. — Больно? Мне особенно больнее.       Адам проглатывает свои возмущения, но быстро приходит в себя от звука открытия баночки. Он дергается, как ужаленный, в сторону и мычит отчаянно.       — П-прости, — на выдохе все же выплевывает «извинение» в другого.       — Ещё раз. — ему бы больно было делать такое раньше, но сейчас, опять же, всё равно после глаза. Это была последняя капля терпения. — Будешь повторять пока я не успокоюсь.       — Прости, — ровнее говорит блондин, но без извинительной интонации. Будто ему совершенно насрать и извиняться он не собирался, — П-прости, прости, п-прости п-пожалуйста…       Он повторяет это и повторяет, опустив голову и бубня себе под нос. Иногда слова или звуки сливаются в месте, образуют нечитаемое слово и заседают комком в горле, от чего блондин дергается и кашляет, выхаркивая кровь себе на джинсы. В одной футболке слишком холодно и того знобит знатно.       Крашенный блондин внимательно смотрит на Мюррея, а после убирает банку в карман и отходит, но подходит лишь для того, чтоб укрыть того одеялом, а сам устало вздыхает, подтягиваясь.       — Мне теперь в больницу из-за тебя придётся топать, ну ничего. С тобой будет рядом радио, чтоб ты не сошёл с ума, а может… Придумаю что-нибудь, чтоб ты не сидел один, какого-то интерактивного друга, чтоб помогал тебе сидеть спокойно, пока меня не будет рядом, как думаешь? Звучит неплохо, — Джона опять засиял от радости и тут же бежит из подвала прочь, за радио явно.       Блондин ничего не понимает из слов Джоны. Он лишь мычит от тупой боли в затылке и всхлипывает от острой, режущей и адской боли в ноги. Мюррей весь обмякает, и полу-лежит на стуле, не способный сидеть ровно. Из-под волос снова струится маленькая струйка крови, заливает в нос и скатывается по губам — к подбородку, откуда капает на, и так промокшие, джинсы. Не то чтобы футболка лучше выглядела: ее ворот почернел от красной жидкости, а на животе красуется красивая картина из капель.       Джона бежит радостный и ставит радио рядом с парнишкой, а после ищет нужную волну, чтоб играла музыка. В подвале труднее искать волну, такое место не очень в плане поиска нужных волн.       — Может, тебя положить всё-таки… Но ты испачкаешь кровать, но тебе станет легче.....Я подумаю, да и ты уже спокойно не сможешь двигаться, о да! — Джона захихикал и осмотрел его, а после выдохнул, представляя что-то своё, разденет же Мюррея.       Тот морщится от громкой музыки и шипит себе под нос, от того, как же она раздражает его больной и опухший мозг, который чудом не вытек из, возможно, проломленной башки.       — М-мама, — шепчет он и заходится в рыданиях, шмыгая носом, — М-мам-ма, — галлюцинация больно охватывает разум, давит на заднюю стенку черепа и отдает фоном в ушах. Или же это песня просто?       Тишина. Джона ошарашенно глянул на того, а после начал хлопать глазами. Он даже как-то растерялся. Маршалл выдохнул и погладил по голове того и совсем скоро взял на руки, не стал развязывать, просто положил на кровать связанным, а после поцеловал аккуратно того в лоб.       — Бедняжка… Тебя так мучают, но с этим ничего не поделаешь. — крашенный блондин осмотрел парня, а после хмыкнул. — Жарко, солнышко?       Адам елозит, сзади спины, связанными руками: хватается за простынь и сминает ее в окровавленных руках. Он лежит и мычит от боли в ногах, которые хоть теперь и находились на мягкой поверхности, но все равно раздражались от любого малейшего прикосновения.       Мюррей на слова Маршалла реагирует отрицательным кивком, все еще думая, что перед ним — его мать.       — М-мама, мне б-больн-но… — блондин хнычет, а нижняя губа того дергается, — П-почему ты пропала? М-мам… — он, словно маленький мальчик, всхлипывает и шмыгает носом, позорно пряча глаза.       Маршалл выдыхает вновь и садится рядом с парнем, а после берёт его на руки и аккуратно укладывает к себе на колени, голову же прижимает к плечу, а сам медленно начинает качать Адама… Ему жизни спокойной не дают от слова совсем, Мюррей очень сильно мучается и даже во взрослой жизни ничего не может поделать, способности ему не помогают, но может чуть позже сможет справиться наконец и найти способ сбежать отсюда, а пока рядом только Маршалл. И хоть он использует не очень хорошие методы, но это единственное, что удержит Адама рядом.       — Засыпай, мой хороший, засыпай. — тем не менее, он всё ещё будет ухаживать за тем, а потому начинает медленно петь колыбельную, убаюкивая свою любовь. Какой ужас, сердце кровью обливается, но потом опять леденеет и так несколько раз за день, стоит потерпеть обоим.

***

      Адам дергается и поджимает пальцы на ноге. Хоть обезболивающие и заморозило его ногу, но маленькие болевые ощущения все же остались. Он тяжело дышит и цепляется за простыни. Сил и воли на то, чтобы отстранить ногу нет и Мюррей безвольно отдается Маршаллу. Тот намазывает ему сломанные ноги лечебной мазью.       Тот продолжает своих аккуратные действия, а после утыкается чуть ли опять не в плечи блондина, но пониже, и выдыхает, расслабленно потирая его коленки.       — Знаешь, ты такой привлекательный, я хочу тебя сильнее, во всех планах, но приличия ради, я пока не сильно к тебе лезу, да и сейчас… Ууу… Ногам надо время… — крашенный блондин ухмыляется и подмигивает тому, а после поднимается на ноги, влюблённо выдыхая. Опять сердце бьётся бешено, а он только и думает об особенностях тела другого.       Адам дергается от Маршалла и весь изводится внутри. На подмигивание тот разве что сдерживается, чтобы не харкнуть тому в лицо.       Мюррей гонит от себя такие противные мысли и пытается сосредоточиться на извращенце, что перед ним. Тот мягко массирует его колени, доставляя больше боли, чем расслабления.       — Перестань, это больно.       Джона выдыхает и медленно встаёт на ноги, тут же поспешив прислониться своими губами к чужим, нежно целуя и сразу же начиная совать язык тому прям в глотку. Он дрожит от такой близости, продолжает лезть, а после немного отстраняется и смотрит влюблёнными глазами на него.       — Без сопротивления, понял? — Маршаллу нужно успокоить свои похабные мысли, но для этого надо немного доебаться до того, так даже легче и проще, так становится довольно приятнее. Он не давит на колени, просто стоит и чуть ли не нависает сверху над другим.       Блондин вздрагивает под напористым поцелуем крашенным блондином и спешит отодвинуть того руками, вцепившись тому в грудь. Адам злится, хмурит брови и смотрит на Маршалла снизу вверх, задирая голову. Он сглатывает на слова другого и ежится, думая, что это могло значить. На пробу шевелит ногами, чтобы как можно скорее сдвинуть ноги вместе, но колени простреливает боль и он шипит, закусывая губу от досады.       — Что ты, — спрашивает он у крашенного блондина, — Собираешься делать?       Тот резко хватает Адама за ноги и валит на кровать, облизывая губы, он внимательно рассматривает парня под собой, а после тут же положил руку на его грудь.       — Пока не знаю, думаю, самому доставить себе удовольствие или всё-таки тебя трахнуть, хотя это изнасилование, но от этого никуда не деться. — замурчал, а после резко засветился от радости, как же ему нравится, когда его любовь так рядом.       Мюррей пищит, как девчонка, когда оказывается под другим. Он округляет глаза от страха или чего-то другого и дергается под Маршаллом, пытаясь отползти.       — Т-только попробуй, долбанный извращенец…! — блондин цепляется за руку крашенного блондина и впивается в нее ногтями, пытаясь отстранить от себя другого.       Адам брыкается как выброшенная на сушу рыбка, но, когда его ноги от такой активности резко клинят и не двигаются — он судорожно стонет от боли и хмурится, останавливаясь, не сумев больше двигать ногами вообще.       Другой тихо посмеялся, а после спустился к тому и начал активно целовать в губы, руки же начал сжимать в своих, держит так сильно, целует так жадно. Он медленно начинает ёрзать, будто уже вошёл в того и двигается внутри него, но на самом деле секс через одежду, лишь бы просто кончить.       — Как же сильно ты мне нравишься, как же я тебя люблю. — но идей всё равно нет чего бы ему хотелось прямо сейчас, хочется всего и сразу, но не получится.       Адам морщится и вертит головой, пытаясь разомкнуть поцелуй, но когда в его промежность впечатываются уже вставшим бугорком — он тихонько стонет в поцелуй, резко податливо останавливает голову. Ослабшие руки дрожат от такого в сильных руках другого и Мюррей вздрагивает бедрами. Член под боксерами дергается от таких движений и полу-встает от массажирующих действий. Сладкие речи не кружат ему голову и, опомнившись, кусает Маршалла за язык.       Маршалл выдыхает, а после резко отстраняется от парня, хлопая глазами, и после весь краснеет и скалится, будто спусковой крючок нажали, он выдыхает и резко ускоряется, активно начиная тереться о промежность. Он начал чаще дышать, даже на тихие стоны переходит, а сам прикусывает губу. Пока ему только мечтать о том, чтоб войти внутрь уже полноценно, но не так быстро, пока только так.       — Давай, малыш, давай… Блять, какой ты шикарный, я из тебя все соки вылижу, будешь, как миленький.       Неопытность кружит голову блондину, до него никто так не делал с ним и он, поддавшись возбуждению, тихонько скулит и цепляется в простыни. Его потряхивает и он елозит по кровати вперед-назад от толчков другого в его промежность. Член уже стоит и Мюррей, шикнув и в голове посылая все здравые мысли на одно причинное место, выгибает поясницу. Толчки задевают уже и член, что приятной пульсацией отдается в мозгу.       Блондин стонет, запрокидывает голову и жмурится, не желая видеть крашенного блондина.       От него ему нужна лишь разрядка, ничего больше, верно ведь?       Но крашенный блондин требует большего, движения продолжаются, а после Маршалл достаёт и свой член, и член того, взяв их в одну руку, начиная активно надрачивать им. Пока сам же тихо стонет, смотрит спокойным взглядом, наслаждается моментом, но совсем скоро хмурится и свободной рукой берёт парня за щёку, впиваясь вновь в губы, пока по телу пробежала дрожь. Сердце стучит, пот на лбу моментом появляется. Это всё так голову дурманит и успокаивает.       Скуление, словно податливой собаки, разносится по всему подвалу от Адама, который слишком сильно потерялся в своих чувствах. Теплая рука и член Джоны возле его собственного не кажется настолько отвратительным, как если бы он думал о таком в у себя в голове.       Его подбрасывает на простынях от требовательного поцелуя, на который тот решается ответить: чуть-чуть, боязливо, приоткрывает ротик и поддается вперед.       Стоит признать, поцелуи и вправду крышесносная штука. Ощущения чужих губ на своих кружит голову блондину, заставляя позорливо выгибать брови и цепляться руками за плечи крашенного блондина.       Еще чуть-чуть.Он, буквально, умоляет другого в своих мыслях не переставать двигать рукой. Черт, как же хорошо, не смотря на то, что его сломанные ноги дрожат от боли. Все это меркнет, когда предоргазменные звездочки взрываются в глазах.       Твою мать, почему так скоро? Блондин от досады кусает губы.       Джона ускоряет руку, начинает тихо вздыхать и стонать уже в губы его партнёра, но поцелуй, больше поцелуев, Маршалл резко запускает язык в чужой рот и задевает язычок, тут же начиная скручивать их так аккуратно. Сердце бешено бьётся и он совсем теряет рассудок, так по-животному рычит, вздыхает и требует ещё, будто они будут этим заниматься несколько часов, он резко уложил руку на сосок парня, закрытый пластырем, а после начал медленно пальцами ласкать это местечко интереса ради. Был бы хвост, то сейчас бы вилял активно.       Мюррей захлебывается в слюне, когда нежное местечко на груди начинают мять. Он наконец приоткрывает глаза, с придыханием дышит, заставляя вздыматься грудь и кидает взгляд на свою грудь. Чертов предатель.блондин заходится в одобрительном стоне и льнет к противоположной груди активнее, прижимается и отвечает на поцелуй. Сплетает их языки не так аккуратно как это делает крашенный блондин, но делает это с жадностью и неумением. Грудь мелко подрагивает, как и ресницы Адама трепыхают. Все тело напряжено до каждой клеточки. Руки блондина заходят еще дальше: цепляются уже за спину и впиваются ногтями, пока он смотрит в единственный глаз напротив.       Маршалл похлопал глазом и усмехнулся, отстранившись слегка от того, а после без особого стеснения снимает штаны с нижнем бельём с них двоих, размазывая активно предэякулят по своему члену, он совсем скоро всё-таки добирается до промежности и тут же спешит войти в парня, так нежно, не хочет делать больно, но вот надрачивать тому не перестал, потому и сосок гладит, и дрочит, так ещё потихоньку начинает двигаться внутри. Сегодня не даст тому спокойно поспать или отдохнуть, они оба должны запомнить этот момент.       — Держись — так нежно и с предупреждением говорит он, хотя сам уже на пределе и готов закончить в ближайшие пять минут, но ещё рано, ещё нельзя.       Нежная дырочка мигом раздражается, натягивается на всю длину члена. Она пульсирует и он заходится в больнючим стоне, шепча под нос просьбу остановиться. Сладкая боль разливается по всему телу, заставляя пальцы на ногах поджаться, а бедра — задрожать.       Дрочка заставляет Адама закрыть глаза на боль и он продолжает постанывать, пока его сосочек глядят, мягко сжимая и надавливая.       Блондин сглатывает и разводит ножки сильнее, открывая другому больше места. Обезболивающие перестает действовать и блондин шипит от боли, двигая ногами, поэтому сразу же кладет их на простынь снова.       — Д-джона, п-погоди, я, — он захлебывается в стоне, заставляя тоненькой струйке слюней стечь к подбородку.       Адам не договаривает: весь поджимается, сжимает внутри себя такой большой для него член крашенного блондина. Мюррей одобрительно стонет и подмахивает бедрами, вцепившись в крашенного блондина руками. Стеночки внутри мокреют, а предэякулят с каждым новым маленьким толчком вытекает из дырочки блондина, создавая громкие хлюпы, которые смешивались в какофонию звуков из девчачьих всхлипываний и сексуальных хлюпов у того между ног.       Его член дергается в умелой ладошке Маршалла, а сосок на груди стоит торчком, становясь еще больше раздраженным и чувствительным. Пот катится с виска и парень одним быстрым движением убирает с лба мокрые блондинистые волосы, которые липли к нему.       Пиздец, он как шлюха себя ведет, но ему это нравится, лишь бы только другой не останавливал свою руку и свой блядский член. Мюррей чувствует, как сейчас просто кончит от таких чувств.       — Еще ч-чуть-чуть, Д-джона-а, — хнычет и всхлипывает, забывая глотать слюну.       Но Джона даже не против, ему нравится, когда Адам под ним вот так спокойно раздвигает ножки и даёт себя даже выебать уже, что ж, раз ему нравится, то это не изнасилование, верно? Мюррей получает удовольствие и потому можно даже не спать с грехом на душе, аж легче от этой мысли. Он выдыхает и аккуратно наклоняется ко второму соску, начиная его нежно облизывать, хоть и через пластырь, пытается доставить больше удовольствия, да только это было ненадолго, ведь внутри стало так легко и не очень всё давило.       Маршалл выдыхает и резко меняет позиции, но на самом деле он сел на кровать, а уже на член усадил другого поудобнее, обнял аккуратно его за талию одной рукой и начал активно помогать тому насаживаться на член, пока сам же продолжил облизывать сосок парня, вот только кончить не позволит, потому тут же прикрывает уретру пальцем, слегка надавливая и перекрывая дорогу в кульминации.       — Ух, малыш, куда ты торопишься? У нас ещё достаточно времени, давай же, будь послушным, потерпи ещё пару минуток. — он хихикает и таким пьяным взглядом смотрит на того, резко начиная уже не облизывать сосок, а обсасывать, аккуратно убирать пластырь и касаться холодного метала, но и такого сладкого и вставшего соска, он так нежно всё проделывает, не желает навредить, ему нужно, чтоб партнёр не чувствовал себя мясом для секса.       Сломанные ноги от такой позиции разъезжаются в стороны от бедер Джоны, не способные выдержать вес всего парня, и тот стонет, трясется и снова цепляется за другого как утопающий. Нижнюю часть дела простреливает боль от того, как ему перекрывают уретру, не позволяя так сладко кончить, и блондин позорно всхлипывает, прося другого.       — Я не вытерплю-ю, — хнычет и вздрагивает от мощных толчков.       То, как крашенный блондин хватает его за талию, приподнимает и снова вбивается членом в нутро кружило голову похлеще наркотиков. От блондина даже слышится всхлип и глаза мокреют на ровном месте, предвещая слезы.       Это все из-за такого огромного чувства возбуждения. Он не знает куда себя деть: вжимается грудью ко рту другого, шепчет, чтобы тот не останавливался, захлебывается в слюне, пока стонет и сидит на члене, как безвольная кукла, позволяя себя трахать, как самую последнюю течную суку.       Джона облизывается и старается ускориться, тяжело начиная дышать, само собой он долбится внутрь, так ещё очень настойчиво, но скоро будет оргазм, у него будто член уже вибрирует из-за желания закончить процесс, это всё ещё подпитывают стоны и мольбы убрать руку, дать наконец завершить дело, но он продолжает, впиваясь ногтем сильнее в чужую уретру, а сам же кусает аккуратно за сосок и после, наконец, вздрагивает от кульминации, когда внутри Адама всё до краёв будет наполнено именно спермой крашенного блондина. Рука от уретры убирается и он позволяет тому кончить, а сам делает медленные и последние толчки, но затем откидывается назад, дабы лечь на кровать и рассматривать Адама снизу-вверх, который сидит так спокойно на нём. Какой же прекрасный… Он аккуратно гладит его по бёдрам, улыбаясь.       — Ахуенно, ты молодец.       Мюррея потряхивает на члене, который заливает его изнутри белесой теплой жидкостью, окутывает внутри все стеночки, окрашивая их в белый и согревает. Он в этот же момент, когда другой убирает руку, обильно и сильно кончает, стонет надрывно и трясется весь, как зайчонок.       Блондин, еле-еле сидя на сломанных ногах без поддержки крашенный блондин, переживает свой оргазм, тяжело дыша и продолжая постанывать из-за чувства наполненности. Он все еще сидит на члене, мало что соображая, когда из него, буквально, вытрахали мозг.       Маршалл внимательно смотрит на него, а после резко тянет за руку, уложив того на себя, сам же тихонько вытащил член из промежности, но и далеко никуда не убирал, вдруг ещё разочек вставить захочется, а сейчас надо проявить нежность, потому он обнимает и гладит по голове, целуя нежно в лоб.       — Какой же ты ахуенный, пиздец, и всё равно же девственником был, тебя явно в сексуальном плане недооценили. — тот скулит от боли в ногах и позволяет другому обнять себя. Голова отказывается работать и хоть что-то осмыслить в этой череде маленьких мысленных оргазмов, которые до сих пор сотрясают его тело, приятной истомой разливаясь о телу.       Сказали бы ему раньше, что трахаться — это ахуеть как приятно, то Мюррей стал бы самым настоящим бабником, не вынимая член из вагин девушек.       — Н-ноги, болят, — шепчет он на ухо Маршаллу, ерзая на нем, а ножки и вправду отказываются двигаться, заставляя себя чувствовать парализованным.       — Ух, да, знаю, — пришлось уложить парнишку на кровать, а сам, убирая липкую сперму с себя с помощью руки, встал и достал мазь для ног, которая так любезно стояла рядом. Он аккуратно принялся натирать чужие ноги, влюблённо смотря на голое тело его партнёра, аж иногда ноги целует ему, тихо хихикая, но после, как только дело доходит до конца, то располагается между его ног, устало уткнувшись в кровать, — Скоро пройдёт, малыш, надо время, чтоб впитался, а сейчас ты можешь поспать, ты отличный партнёр во всех смыслах. — так что теперь крашенный блондин его никуда не отпустит, не даст шансов. Тот будет только рядом с ним, и даже неважно хочется тому или нет, но он просто свихнулся, ему надо ещё внимания, больше блондина.       Адам тихонько вздыхает, отходя от его первого секса, и только тогда замечает, как он выглядит: он весь потный, мокрый, на животе осталась запекшаяся сперма, а из его сладкого местечка между ног вытекает чужая сперма, марая промежность и бедра.       — Э-это…все е-еще изнасилование, — если он заводит ту же шарманку вновь, обвиняя крашенного блондина во всех смертных грехах.       — Ты сам просил меня и скулил, так что не считается, вот если бы я больно тебе делал и ты бы захлебнулся в слезах, то это уже другое дело. — он тихо усмехается и целует чужую ногу, а после нежно их гладит, — Будет у нас ещё что-то подобное, о-о… И не один раз, только не сделать бы тебя нимфоманом, а то у меня не хватит сил всё время с тобой сексом заниматься. — так дразнит, но совсем скоро встаёт на ноги и опять нависает над блондином, поцеловав нежно в губы, только поцелуй был довольно короткий, устал уже сам.       — Не с-считается… — заикается, хмурится сильнее на правду и от поцелуя пытается увернуться, но все тщетно. Губы сминают всего на долю секунды, а его уже тошнит и скрючивает лицо, — Нимфо-кто, блять?       Ах, он настолько неопытный и не просветленный мальчик в таком деле, что на сто процентов бы сошел за православного христианина, которые даже не знают значение слова «вздрочнуть».       — Хорошо, если ты хочешь считать, что я всё же тебя изнасиловал, то ладно, но я всё равно буду помнить твои сладкие стоны и твой скулёж, как ты выгибаешься и просишь ещё. — крашенный блондин уткнулся ему в шею, а после начал аккуратно гладить плечи парня, тихо хихикая. Этот день запомнится.       — Нимфоман… Когда человек только трахаться и хочет, часто занимается сексом, но даже если ты таким и станешь, то я буду не против. — но ничего более, он лёг рядом с Мюрреем и обнял крепко, целуя нежно в макушку.       — Никем я не стану…! — он выпискивает это, словно маленькая серая мышка, когда тот медвежьими объятиями загребает его к себе поближе.

***

      — Ну давай, малыш, ты же теперь мой, ты мне нужен так же, как и тебе нужен я. — давит Джона. Вновь пытается напомнить, что за Адамом так никто и не приехал. Он гладит чужую спину, а после снимает с себя футболку, напялив её на Адама.       Мюррей морщится и отводит взгляд в сторону, прекрасно понимая намек. Тело вздрагивает, но парень витает в облаках, снова перерывая все свои воспоминания на предмет того, почему он блять никому не нужен.       Джона выдыхает и вновь прижимает к себе блондина, покачивая его, а после опять напевая какую-то колыбельную, дабы чуть-чуть успокоить.       — Но я рядом с тобой, Адам, ты не один, я тебя никогда не брошу и ты будешь здесь любимым, ты почувствуешь какого это быть любимым, здесь ты будешь себя чувствовать так, как не чувствовал себя раньше, ты будешь нужным. — и хоть это слышится от психа, но он говорит это искренне и от чистого сердца, ведь правда любит, даже если его тот ненавидит, даже если из-за него глаза нет, о боже, он будет того любить всегда, умрёт даже с любовью к нему. — Я тебя люблю.       — Я тебя ненавижу, ты отнял у меня все, — плюется ядом, но не отстраняется. Он рыдает, позволяет другому проделать все свои "заботливые" махинации, от которых его тошнит, но, к удивлению, сейчас не так остро, — Я тебя не-на-ви-жу. Ты сломал мне ноги, чертов псих и без должной медицинской помощи я уже парализован, ты вообще понимаешь что это значит? Ты! Сделал меня инвалидом. Я, может быть, больше никогда не смогу ходить, ты искалечил мне всю жизнь. Я тебя ненавижу..       Но другой слишком настойчивый, он резко целует того в губы, затыкая его, а после выдыхает и гладит его ноги, оскалив зубы.       — Ты пока ещё не инвалид, я вызову тебе скорую, но при других условиях, когда ты не будешь мешать им работать и закроешь свой рот. Я не хочу, чтоб тебя забрали у меня. — и опять ненависть, как же много ненависти, а вот если бы Джона попал в такую ситуацию....Он бы остался. Он бы правда остался рядом с блондином и жил бы вместе с ним, полюбил бы его, дал ему шансы, всё могло бы быть так... — Я тебя люблю.       Мюррей выглядит подавленным, расстроенным и смахивает больше на круглую сироту без родителей, которую привезли в приют и там оставили на растерзание коршунам.       — Если любишь - отпусти, знаешь такие строчки? — немного успокаивается от слов о любви. Удивительно, но такие слова и вправду помогают, хотя он всегда считал людей, которые любили телячьи нежности — психами. Другой как раз таки попадает под это описание.       — Какой смысл, если твоя любовь не может быть рядом? Сколько нужно сделать, чтоб добиться любви самостоятельно? А я ведь пытался, я пытался быть таким же, как и другие, таким же, как каждый любящий человек.       — Ты блять убьешь меня в один день.       Джона смотрит на него и хмурится, аж глаз дёргается. Он встаёт с пола и достаёт остатки осколков, рассыпав их по полу, а после подходит к Мюррею и хватает за края футболки, начиная рычать.       — Идиот! Ты ебучий придурок! Сколько мне надо, блять, стараться, чтоб ты наконец осознал, что мне нахуй не сдалось тебя убивать? Сколько мне надо боли и унижения почувствовать? Сколько ненависти и злобы ко мне надо испытать? Ты издеваешься надо мной, тебе это так в кайф, да?! Я стараюсь, я старался, я пожертвовал своим здоровьем, своим всем ради тебя. Я жалел тебя, я тебя любил, я хотел, чтоб ты наконец осознал то, что так не можешь! Но что я получил? Страх. Чем я его заслужил? Чем?! Ноги тебе сломал? А я тебе говорил, говорил, что будь ты чуть более спокойнее, то всё могло быть иначе. Ты испытывал себя! Не меня, себя. Но сейчас, когда мы оба узнали обо мне правду, то ты боишься меня уже из-за того, что твоя блядская башка думает, что я тебя убить хочу. Да мне нахуй не сдался твой труп, идиот! — Джона скалит зубы и после складывает брови домиком. Какой-то ком эмоции, который смешивается в большую кашу, на самом деле, он стоял на грани, чтоб не разнести всё вокруг. — Закройся, закрой свой рот. Дай мне собраться с мыслями...       Вдох-выдох, как же он напряжённо делает, будто задыхается. Всё вокруг будто звоном в ушах отдаёт, а сам Джона садится медленно на пол и смотрит на ковёр. В голове абсолютно всё, что происходило. Всё смешно с плохим и хорошим, крашенный блондин не понимает, что хорошо, а что плохо, он будто застрял на стадии ребёнка, но даже если и так, то взрослые вещи тоже знает, они тоже происходили. Что-то знает, что-то нет. Это всё бьёт сильно по нему и он судорожно сжимает локоны волос, а после смотрит на блондина. Отрезать ноги...Отрезать...Тогда он всегда будет рядом, тогда ничего им не помешает, всё будет хорошо. Будет бояться? Чёрт с ним. Будет рядом. Оберегать и любить, просто заботиться, да, это то, что ему нужно. Единственное, чего так хочется, так это оберегать.       — Ты будешь...Ты будешь тут. Я тебе не дам сбежать. Правда... Просто...Ты бесполезен. Ты останешься тут...Слышишь меня? Ты будешь тут. Я тебя не отпущу. Ты там бесполезен, а тут ты...Ты даёшь мне смысл. — Маршалл трётся сначала о плечо, а после о шею своего любимого человека. Они будут вместе.       — Нет. — наконец отвечает другой. Он говорит это твердо, точно решаясь на свое решение. Говорит так, будто бы сейчас сам встанет и на своих двоих уйдет из дома своего похитителя. Мюррей сглатывает, явно не подписываясь на более сильные объятия, он шипит и жмурится, — Н-ноги болят..!       — Да. — твёрдо настаивает на своём, а после отпускает блондина и смотрит на него. У Маршалла не светятся глаза больше, правда тёмные и жуткие, такие растерянные и подавленные. — Я сделаю так, чтоб они больше никогда не болели. Ты будешь тут, ноги не будут болеть, ты у меня справишься с тем, что будет...Что тебя ждёт...       — Что? — Блондин растерянно хлопает ресницами на слова Джоны и потерянно окидывает взглядом помещение.       Он вздрагивает от слов крашенного блондина, сразу же начиная энергично отпихивать другого от себя. Жуткие мыслишки закрадываются в его подсознание и он нервничает, паникует и весь изводится на коленках того. Бормочет под нос отрицание и понимание: тот не собирается его ноги чудесным образом излечить за пару секунд.       — Т-только попробуй причинить мне вред! — пищит, как мышка.       Но Джона уже вымотался. Ему надоели эти качели, которые ему устроил тот, а потому он прижимает к себе парня и тащит в подвал, тихо шикнув. Он со злобой смотрит на парня и скалит зубы.       — Закройся. Сам нарвался, — безумно зол на Адама, но просто не отпустит. Вообще не отпустит никогда. Будет любить, но ужасно и сильно. Эта любовь его сжирает изнутри, а он ведётся. Ему нужно это, будто кислород.       Адам трепыхается в стальных объятиях, как выброшенная на сушу рыбка. Он настолько жалок, что его просто волочат вот так, ноги трепыхаются по полу, пока его прижимают к груди. Руками ничего не сделаешь: их сжали слишком сильно.       Блондин рычит, извивается и отчаянно цепляется пальцами в дверной косяк двери в подвал.       У крашенного блондина в этот раз терпение не резиновое, потому он тупо бросает и тут же бьёт ему по лицу, аж глаз дёргается.       — Я старался, но теперь ты пожалеешь, сука. Ты мне ответишь за всё, что происходит прямо сейчас. Ответишь за глаз, за правду обо мне, ответишь за всю печаль и обиду.       Мюррей сипло хрипит из разбитого носа и гневно всплескивает руками, сразу пытаясь подняться на сломанных ногах, чтобы быть ростом с крашенного блондина, но быстро падает обратно.       Тот отходит куда-то в сторону, а после, спустя минут пять, притаскивает за собой пилу, обычную пилу, медленно начиная спускаться вниз, а у самого глаз дёргается.       — Давай поиграем с огнём, окей? Надеюсь, что ты сильно обжёгся.       — Ч-что ты... задумал, чертов псих? — паника накатывает мощными толчками, когда он видит в руках у другого смертоносную пилу. Он икает от страха и начинает отползать от Маршалла.       Шажок Джона — Мюррей двигается назад, пока не втыкается в стенку. Как маленькая беленькая овечка чувствует себя, но другой же не настолько психопат полный, чтоб ему отрезать что-то, верно ведь?       Но он способен и на такое. Маршалл спокойно заходит в подвал и закрывает дверь, а после подходит к Адаму, издевательски начиная махать оружием прямо перед тем.       Блондин всхлипывает и трясется, от страха замерев на месте как маленький хомячок:       — Пожалуйста, не причиняй мне боль, умоляю тебя! Мне было очень больно, когда ты ломал мне ноги, Джона, пожалуйста, я больше никогда-никогда не сбегу. Обещаю! Останусь здесь, т-только...Только не трогай меня, пожалуйста! — он всхлипывает пуще прежнего и шмыгает носом.       — Любовь это всегда больно. — крашенный блондин прижимает парня к стене, дабы нежно поцеловать в губки. Пусть немного насладится тем, что у него ноги есть. Маршалл аккуратно сжимает бока Адама и прижимается к нему активно, начиная лезть в чужой рот так нагло, так резко и безжалостно, будто это их последний поцелуй, но совсем скоро отстраняется. — Вкусно...       Мюррей жалко хнычет и весь дрожит, он руками закрывает свое лицо, принимаясь тихонько скулить от пролившихся слез. Он бормочет под нос что-то по типу "остановись, прошу, прекрати, пожалуйста", и судорожно дышит.       Не сам факт поцелуя отвратительный, а сам страх неизвестного и неизбежного настолько липкий, что блондин уже впал в истерику.       — Придётся помучиться, но не волнуйся, потом мы займёмся сексом, он будет не совсем романтичный. — хихикает и усаживает другого на пол, а после вытягивает его ноги, взяв в руки пилу. Он взял за правую ногу рукой, начиная обустраиваться поудобнее. — Не смей их сгибать, я не хочу, чтоб я рубанул выше колена, договорились?       Когда твою ногу держат за щиколотку, заставляют ее держать и не сгибать, так еще и практически прижимают к ткани штанов — пилу, то все процессоры в мозгу твердят лишь одно: Бежать.       Вот и блондин, закричав, отпинывает от себя крашенного блондина свободной левой ногой. Он перекатывается на бок, оказавшись на животе, и старается отползти от другого, но его крепко держат за правую ногу.       Крашенный блондин тцыкает и он недовольно отпускает другого и резко садится на него сверху, прям на спину.       — Успокойся. Всё будет иначе и мы разберёмся очень быстро. — парень уселся поудобнее и прислоняет пилу к ноге, напевая что-то под нос. Всего-то ногу отрезать, чего сложного? — Джона! — Адам уже истошно орет, стоит мелким и острым зубчикам пилы порвать ткань на колене. Он задыхается. Панически хватается руками за бетон и раздирая кожу на подушках пальцев. Резкий выброс адреналина позволил ему даже забыть о боли в ногах и блондин, глотая воздух в легкие, упирается коленями в пол. Он пытается приподняться и сбросить с себя Маршалла, — Слезь, слезь, слезь! Не режь, только не режь! — он кричит, пытаясь вразумить того, — Пожалуйста, Джона! Не режь! — Бедный мальчик думает, что ему просто надрежут мышцы.       Другой молчит пару секунд, но совсем скоро безжалостно начинает активно двигать своей рукой, тут же пилой разрезая одежду и касаясь кожи. Сейчас будет сложно, надо послушать много криков и слёз, но ради любви не на такое пойдёт, а потому он продолжил свои действия, так активно двигая рукой, чтоб процесс надолго не задерживается, но в это же время так аккуратно, лишь бы не задеть ничего выше колена. Крови будет много, тот его точно возненавидит, да кого уже волнует, если сейчас такой шанс просто взять и присвоить. Нет, Мюррею тут уже не привыкнуть, уже не полюбить, но останется за то рядом. Джона ни о чём не будет жалеть.       Адам вопит. Не жалеет горло, раздирая его на крики. Его будто ломает всего полностью, а из раны вытекает все больше и больше крови, которая рекой заливает ламинат и руки Маршалла по локти. Мышцы разрываются под натиском зубчиков и он отчаянно скулит, слезы хлынули из его глаз, смачивают резко вспотевшие щеки, и образуют лужу под подбородком. Парень, изламывая руки в локтях, хватает крашенного блондина за локти, стискивая того. Он изводится на полу, кричит и вопит, закатывает глаза от боли и молит свое сознание отключиться от такой пытки. Ногу он уже практически не чувствует.       Резкий щёлк и громкий удар о пол. Спустя долгие мучительные страдания первая нога наконец была отрублена, а Маршалл смотрел на кровь и тихо хихикал, но после быстро снял с себя кофту и перемотал такую большую рану. А ведь никогда больше не заживёт. Он глянул на Адама и после же аккуратно слез с него, дабы сесть на пол, а самому усадить того к себе на колени и нежно поцеловать в губки, хватая за щёки окровавленными руками, пачкая тем самым.       — Любовь всегда приносит боль. Но ты сам говорил, хоть ноги отрежь, а рядом будешь, так что теперь мы оба будем вместе навсегда, но для безопасности придётся и второй ноги лишиться, Адам. Ну ничего, будет больно, но ты же вытерпеть сможешь, а потом перейдём к более приятной части.       Мюррей, словно овощ, расфокусированным взглядом смотрит сквозь крашенного блондина, мямля что-то и всхлипывая от боли. Он в истерике. Его тело бьет крупная дрожь, а из рта текут слюни — он попросту не помнит, что нужно глотать.       Слезы уже высыхают, когда на их смену приходит новая партия: все болело, что ниже колена. Это была адская боль, такая, что глушила и тупила все мыслительные процессы в мозгу, заставляя чувствовать себя в прострации, но от боли это не избавляло.       — Ну вот. Первое время будет очень трудно, но потом ты привыкнешь. Гляди, там уж и до коляски не далеко, будешь самостоятельно перемещаться. — опять хихикает, но после валит на пол блондина и приступает ко второй ноге, но в этот раз даже проще было, потому в этот раз темп был более спокойным. Нормально. Вытерпит. — Эхе-хе. Теперь кроме меня никто о тебе не позаботится. Теперь ты и вправду никому не нужен, я сделаю тебя таким, чтоб ты никому кроме меня не нужен был.       Адам истошно кричит, если тогда, все сделали относительно быстро, то сейчас, в замедленном темпе, он чувствовал все ярче. Он прогинается в пояснице, хрипит уже от громких криков и скулит на весь подвал. Громко визжит, как резанная свинья и давится слезами.       Руки пытаются за что-то ухватится, елозя по воздуху, когда плоть на второй ноге с хлюпом расходится. Он закатывает глаза, вздрагивает и резко замирает, словно испуганный заяц. Бьется а конвульсиях на полу, с раскрытыми зрачками, смотря на белый потолок.       Ещё один щёлк, а после крашенный блондин откидывает в сторону пилу и смотрит на своего мальчика, улучшенного, который будет только рядом с ним. Маршалл улыбнулся и взял его на руки, хихикая. Ноги теперь лежат где-то там на полу, но пришлось в итоге положить тушку на кровать, дабы перевязать ему ногу вторую, лишь бы кровь не капала, а если и капала, то не так много.       — Замечательно. Можешь пока полежать и отдохнуть, но на это у тебя есть минут десять, может пятнадцать.       Адам лежит, а его тело трясет. Бьет крупная дрожь, а сам он скулит и всхлипывает от боли. Фантомное чувство ног все его не покидает. Такое чувство, будто они не отрезаны и все еще с ним, вот, он даже пытается упереться пяткой в матрас от боли. Но со стороны Джоны это выглядит как будто он просто дрыгает обрубком мяса, под стоны боли.       Лежит, такой податливый и открытый, уже точно не окажет никого сопротивления. Бери — не хочу.       Другой захихикал так злобно, а после обнял крепко и начал гладить его по голове, тихо начиная петь колыбельную.       — Первые пять лет всегда тяжело. — Маршалл встаёт и аккуратно пересаживает того на кровать. Ему так нравится, что теперь блондин будет только с ним.       Мюррей хватается руками за предплечья крашенного блондина. Он стискивает сильно, впивается ногтями даже через кожу, а глаза, округлившись, смотрят прямо на другого. Но тот ничего не видит, лишь белую пелену перед глазами...И звуки колыбели. Песня больно отдает фоном в ушах, заставляя его простонать.       Парень пару минут молчит, а после резко целует того в губы и тут же суёт руку в штаны парня, нащупывая член, а затем в наглую достаёт и начинает надрачивать активно.       — Нет времени на смазку. Я не хочу оставлять сейчас тебя одного в такой ситуации. — а сам потихоньку самостоятельно уже раздевается, хотя немного трудно.       Блондин скулит от боли и резко давится стоном, когда чужие пальчики проводят по головке, задевают уретру и скользят вниз по стволу. Он всхлипывает прямо в поцелуй и плачет еще сильнее, заливая губы слезами.       Но другой парень не обращает внимание и только быстрее становится, дожидаясь предэякулята или сразу же кончи для смазки, тут уж как повезёт.       — Терпи, малыш, терпи. Ещё всё впереди.       Мюррей, обессилев, сразу же кончает в руку Маршаллу, хныкая и дергаясь. Он тихонько бормочет что-то под нос:       — Д-джона, д-джона, — он сжимает руки, — Я н-не чувствую н-ног, с ними в-все в порядке? Д-джона-а...я не чувствую ног..       Крашенный блондин спокойно размазывает по стволу Мюррея белую жидкость, а сам уже ёрзает и смотрит на пирсинг на члене, который так больно будет раздражать стенки, но он только за. Кивает головой, целуя того в щёку.       — Ты в полном порядке, Адам, ты в полном порядке... — врёт и не краснеет.       Мюррей прикрывает глазки, собираясь отключаться. Оргазм и боль сыграли свое дело и изуродованное тело потряхивает, а сам блондин прикрывает глазки.       В таких случаях спать — верная смерть и он, вспоминая это главное правило, резко дергается и снова заводит ту же шарманку, будто забывая, что произошло пару секунд назад:       — Д-джона-а, что...что происходит..?       Другой парень ухмыляется, а после усаживает блондина поудобнее на кровать и после осматривает новый вид своего парня.       — Красота, — Джона выдыхает, поспешив взять его за плечи, и после медленно начал насаживаться на член, вздрагивая от металла и размеров органа, а сам прикусывает губу и недовольно мычит, зажмурив глаза. Больновато. — Б-блять..       Адам хнычет, не понимает, что происходит и все время зовет крашенного блондина. Рот не затыкается не на минуту, а руки впиваются в простыни.       — Б-больно, — хнычет, будто в него вошли, а не Маршалл присел. Но скоро больновато ощущениям отсутствия ног приходит наслаждение, которое разливается по всему телу и вытесняет боль. Мозгу легче принять что-то приятное, нежели адскую агонию.       Сознание блондина немного проясняется, кровь все равно льется через порезы, заливая белые простыни. Мюррей, направляя взгляд вниз, забывает, как дышать.       — Мои ноги, — голос сиплый, охрипший от истошных криков и визжаний. — ...Их нет.. — Он взвизгивает то ли от панической атаки, то ли от ощущения, сладкого и приторного, как крашенный блондин сел до упора. Заставляя пирсинг упереться в нежные, гладкие стеночки.       Джона резко прикрывает ему рот и после целует в лоб на выдохе, хихикая.       — Сейчас я тут издаю звуки и визжу, а в твоих интересах только ласкать мои бёдра и взять меня за бока, всего-то, да и сам насладись процессом. Между прочим, я стараюсь! Твой член с прикольчиком, а он мне неплохо так внутри всё задевает. — и вот попытки медленно встать с полового органа, но он закусывает губу до крови и закатывает глаза, начиная дышать чаще. О боже, ноги дрожат, руки становятся ватными, ему так больно, но и так приятно. Маршалл прям сияет от таких действий, хоть и медленных.       Смазка из спермы парнишки неплохо так помогает для трения, распаляя все внутри.       Другой плачет, утирает слезы с щек и решается все же сжать другого в своих объятиях. Уж лучше сжимать кого-то живого, нежели простыни. Он всхлипывает на ушко другому, хватает того за плечи и прижимается, стараясь спрятаться от боли.       Крашенный блондин довольно простонал, когда его обняли, а после начал целовать чужую шею, продолжая свои медленные действия, привыкая. Сердце бешено стучит, боже! Джона вне себя от радости и возбуждения, совсем теряет самоконтроль и срывается уже на резкие движения, не жалеет себя явно. Резко привстал и резко сел обратно, сопровождая это криком, медленно переходящий в тихое скуление. Это намного лучше, чем удовлетворять себя самостоятельно с помощью руки.       Мюррей жмурится и жалостливо хнычет. Наслаждение отступило также быстро, как и прилило. Краснота с щек прошла и блондин, сжав зубы, терпит огромную волну боли. Она разливается по всему телу, отчаянно стучит в мозгу, заставляя все новые и новые дорожки слез пролиться вниз.       Адреналин потихоньку уходит.       Другого колошматит в разные стороны. Адам пытается держать глаза открытыми, но лишь с разочарованием скулит и снова прикрывает их, положив голову на макушку крашенного блондина.       — М-мне больно, Д-джона, — хрипит он, но член думает наоборот. Он заинтересованно дергается внутри другого, пачкая нутро все большим количеством смазки.       — Я знаю, но тебе надо закончить то, что мы начали, — тот аккуратно гладит чужие плечи, переходы медленно на голову, лишь бы тот расслабился хоть немного, но после резкими движениями в последний, для себя, раз толкает в себя член до самого упора, сопровождая громким и довольно звонким стоном, пока сам задрожал, излившись после на себя и своего суженного ряженого. Тело обмякло, ну ничего, он выдыхает и прикусывает губы, ухмыляясь.       — Ахуеть...Самое лучшее проникновение, которое я мог бы только представить. Ты слишком хорош, Адам...Я буду любить тебя вечно за всё.       Но тот кончает на сухую. Мюррей весь изводится, а его глаза закрываются, потихоньку словно в замедленной съемке. Блондин полностью обмякает в крепких объятиях другого, наконец-то теряя сознание. Кровь все не перестает течь из отрезанных ног, что грозит полной анемией, а после — смерть. Тело трясется иногда, а сам же Мюррей побледнел. Бледный, словно смерть с косой.       Крашенный блондин выдыхает и тут же слезает с члена своего парня. Если бы не кровь, то так бы остался на члене сидеть до самого утра, но помочь надо. Маршаллу же не хочется, чтоб этот прекрасный парнишка перестал реагировать, какой тогда он него смысл? Придётся изрядно потрудиться над остановкой крови и после наложить бинты, лишь бы смотрелись нормально ножки, а не как обглоданные куски мяса. Сам же для начала решил помыться, только потом помогать другому.       Блондин даже в отрубе вздрагивает на прикосновения, тихонько всхлипывает, когда его трогают за ноги и пару раз даже приходит в себя, испугавшись присутствия другого. Но он так же быстро закрывал глаза обратно, даже не поняв, что просыпался.       Так даже лучше. Пусть засыпает. Бедный мальчик, так страдает от рук своего похитителя, но ничего. Его никто не ищет, это слишком лёгкая цель, даже несмотря на то, что ему глаз теперь не вернуть. Маршалл, как только заканчивает самостоятельную процедуру по окончанию кровотечения и перебинтовыванию, аккуратно уложил свою любовь на кровать, напевая тихую мелодию о своей любви к тому, теперь инвалиду на всю жизнь.       — Милашка.