И весь этот берег наш

Всё к этому и шло. Рано или поздно это должно было случиться. Но мне и в страшном сне не могло привидиться, что послужит окончательным триггером и в каких обстоятельствах он сработает. В тот приятный, солнечный день я приехал навестить Беннингтонов у них дома: я отнекивался от этого приглашения как мог, потому что лицезреть лишний раз Саманту мне не хотелось совсем, но Честер так меня просил, что я наконец сдался. - Ты первым его увидишь, - заявил он, едва мы успели выпить кофе и пройти в гостиную, выкладывая по дороге все новости (они, как обычно, по большей части были не у меня), и, ненадолго оставив меня одного, вернулся уже с младенцем на руках. Честер аккуратно присел на диван, приглашая меня таким образом присоединиться к нему и поглазеть на эту страшненькую мордочку в голубой шапочке. Ребёнок спал. Кто же не любит поспать в два часа дня, да? - Выглядит очень мирно, - прокомментировал я, не представляя, что ещё можно сказать. - Оо! Это обманчивый вид: он ещё тот горлопан, - ответил Честер со смехом в голосе. - Ну так-то есть в кого. Все в этой семье любили поорать, но переплюнуть папашку этот парень точно не сможет. Честер погладил одним пальцем крохотную щёчку, и что-то мне этот жест неумолимо напомнил. Не тот ли день, когда Hybrid theory получил золотой статус? Странно было наблюдать Честера в роли отца при том, что он сам оставался ребёнком. Вообще не взрослел. Становился опытнее, сильнее, но не черствел и не обрастал бронёй. Всегда давал второй шанс. Всегда всё переживал наново. Я подумал, что он будет скорее братом своему ребёнку - очень любящим, но таким же растерянным, понимающим, но не в силах ничем ему помочь. Для кого-то это может быть лучшим вариантом из возможных, но по данному поводу ничего нельзя будет сказать ещё лет пятнадцать. Честер глядел на ребёнка, я глядел на Честера. Он был так увлечён своим чадом, что не сразу заметил моё внимание, хотя обычно реагирует куда оперативней. Он медленно поднял голову, оборачиваясь ко мне, и я увидел его сияющие глаза. Ему важно само чудо новой жизни, и он не думает о том, что будет с этим чудом в мире, где он сам так сильно страдает. Сколько я его знаю, меня всю дорогу огорчало и восхищало это его качество. Вдохновляло и приводило в отчаяние. Но что самое страшное: теперь он смотрел на меня так, будто я к этому непосредственно причастен. Будто он держит на руках как минимум половину от меня. Будто это НАШ малыш. Эта мысль словно смерчь подхватила меня и я уже не мог себя остановить. Мы выстрадали и дали жизнь нашему дебютному альбому, и это чувство общего труда и результата было знакомо мне до последней капли, а ведь ребёнок - это тоже творчество. Я представил, как в моём доме бегает не один, а целых два Честера: один побольше, а другой поменьше. Одного мне нужно дополнять, а второй самодостаточен изначально. Нет, я определённо уже ничего не соображал в тот момент, когда на своей внутренней тяге подался к Честеру и поцеловал его. Я прилепился к нему ровно настолько, чтобы он успел догадаться обо всём, что я ношу под десятью слоями социально приемлемых проявлений своей личности, но не успел отреагировать, оттолкнув от себя. Какое-то время после он молчал, глядя мне в глаза, а потом снова повернулся к малышу и с улыбкой сказал: - Буду считать это поздравлением. С того дня я попал в ад бесконечного блуждания по минному полю всех возможных последствий своего поступка, но Честер делал вид, что ничего особенного не произошло. Он вёл себя как благородный хранитель МОЕЙ ТАЙНЫ: в его поведении по отношению ко мне прорезалась какая-то заговорщицкая деликатность, он смотрел на меня даже с нежностью, чем повергал меня в совсем уже кромешный ужас. А ещё у него появилась привычка сбагривать куда-то жену и звать меня к себе, чтобы учить менять подгузники, подогревать молоко, укладывать малыша спать. Уболтал даже придумать ритмичные стишки про Джека Скелета - и как ни странно Тайлер быстро вырубался от моего бубнежа. "Весь в папашу", - усмехнулся я после установившегося успеха исполненных мной колыбельных и сочинил ещё штук двадцать таких же. - Ты же понимаешь, что если со мной что-то случится, то парня растить тебе? - интересуется он как-то за мытьём посуды примерно в два часа ночи, явно ощущая моё перманентное недоумение от устроенной им движухи. - Во-первых, ничего с тобой не случится, - бодро парирую я, принимая у него тарелки и вытирая их насухо: Честер готовит очень вкусно, но пачкает просто всю посуду в доме. - А во-вторых, Саманта долго горевать не будет. - Вот ты опять? Моё отношение к Саманте было известно Честеру с самого начала: я мог скрыть от него всё что угодно, но только не это - и вот он снова смотрит на меня с досадой, как будто я на старую мозоль ему наступил. - В-третьих, - а я не только наступил, но и сделал вид, что так и надо, - Тайлер всё равно ничего не запомнит до трёх лет, так что ты рано стал меня подключать. - Вот тут ты ошибаешься! - восклицает он и завинчивает, наконец, кран. "Сейчас он мне расскажет, как слушал в утробе матери Элвиса Пресли, пока она ехала в машине с его отцом в какой-то там молл", - балагурю я про себя, а вслух говорю: - То есть в остальном я прав? - Ой! - Честер машет на меня мокрой рукой, вытирается и летит в спальню, где стоит и детская кроватка в том числе. Когда он не возвращается ни через минуту, ни через пять, я отправляюсь за ним. В комнате уже горит несколько свечей, расставленных по всем углам, разумеется, в опасной близости от штор и прочих легковоспламеняющихся вещей, а сам Честер роется на полке с дисками. - А, дьявол, куда я его засунул? - возмущается он и, не отличаясь терпением и в этот раз, вскоре бросает это гиблое дело. - Ладно, план Б. Щёлкнув пультом стереосистемы, он прогоняет шкалу FM, пока не натыкается на что-то из The cure. На его лице появляется озорная улыбка. Он бросает пульт на постель и протягивает мне руку. - Что? - Потанцуем? - Щас мелкий проснётся и устроит тебе "потанцуем". - Ну давай! Канючить Честер умеет профессионально, поэтому лучше соглашаться сразу. Мне неловко. Как всегда, когда он втягивает меня в авантюру с неясным финалом. Я беру протянутую руку в свою, а вторую кладу ему на талию. - Что там дальше? - спрашиваю, и он начинает меня вести. Смотрит в глаза. Довольный, как стадо слонов на водопое. Мы двигаемся, запутываясь в голосе Роберта Смита: он будто накидывает на наши шеи петлю за петлёй - это тоска высшего сорта. Постепенно Честер прижимается ко мне всё теснее, и я очень к месту вспоминаю, что этот трек у The cure довольно длинный, и мы вполне можем успеть... Я ощущаю его губы на своих как начало текста, который долго мне не давался и наконец пошёл. Он не торопится, но стоит ему коснутся языком моей нижней, как я уже открываю рот, куда Честер проникает с едва слышным стоном под аккомпанемент томительного аутро, доносящегося из колонок. И вот мы уже бесстыдно целуемся рядом с супружеским ложем, на котором (возможно: зная Честера, это могло произойти и на люстре) и был зачат Тайлер. Я не думаю ни об этом, ни о том, что Честер пытается доказать таким образом - всё, что имеет для меня значение, сосредотачивается в этот момент во влажных прикосновениях, сбитом дыхании, непозволительном счастье, разрывающим мою грудь. Оно обрывается вместе с песней и последовавшим за ней булькающим писком, который нарастал из детского уголка и не предвещал ничего хорошего. Честер отрывается от меня с сочным звуком и, пару вздохов погодя, взволнованно произносит: - Надеюсь, у тебя есть что-нибудь на этот особый случай для нашего пацана? - У меня есть что-то особенное для тебя. Сказка про домовёнка Кузьку! Кто бы знал, где я её нарыл: таких мест не существует на карте. И Тайлеру она, конечно, ещё долго будет ни к чему, зато всякие водяные, лешие, сумасбродные вороны и старая ведьма в сложных отношениях со своей мобильной жилплощадью точно понравятся Честеру. Он округляет глаза за секунду до того, как его собственный дом наполняется ультразвуковым детским плачем. Нда. Старший тоже не любит, когда что-то интересное происходит без него.