из года в год, вбирал в себя эпитафию слова

— Это?.. — Приглашение, — Итэр глотает гласные, явно нервничая. Его тягучий акцент сейчас заметнее и слова Сумеру, никак не желают складываться во что-то конструктивное на его языке. — Если хочешь заглядывай, там сейчас как раз, новая… Новый дизайн. Густые светлые ресницы, мягкие поцелуи солнца — веснушки и загар человека, что недавно вернулся из пустыни. Виктор этот загар научился определять слишком быстро и люди в Сумеру, вообще на удивление много рассказывают о себе лишь одним внешним видом. — В чайник? — ну это… Что-то личное, разве нет? Что-то серьезное. Новый уровень их маленькой детской интрижки, но… Чайник. Карманная вселенная на ладони, заглядывай, посмотри, что происходит, желанный гость и все дела. Абы кому такое приглашение не дается. Сумерская жара целует плечи и мягкий воздух страны, где царит вечное лето в лучшем из своих проявлений, обволакивает ласковым теплом доверия. В Сумеру, вообще, хочется растаять, расплескать себя по многочисленным улочкам, распустить рубахой на ветру, а потом поджечь свою голую душу ради одного человека. И этот человек стоит сейчас напротив, впервые на памяти Виктора, такой неуверенный. — Да, — ладно, если Итэр подумает, что он тупой, это будет простительно, потому что ровно таковым Виктор себя и ощущает прямо здесь и сейчас. Он осторожно берет с чужой протянутой ладони золотой билетик приглашения, смотрит, как блеск сусального золота переливается на нем в ярких закатных лучах солнца и старается не думать о том, что уши у него пылают, как сигнальный маяк в шторм. — Я… Я приду, — нужно занести пару отчетов, закончить дела с банком и у него осталась одна миссия в лесах Авидьи. Сущие пустяки, за два дня можно управиться. — В четверг? Если у тебя нет планов на этот день. Губы у Путешественника влажные и чуть припухшие, будто из кто-то намазал чудесным блеском. Он склоняет голову на бок, по птичьи шкодливо, смотрит проникновенными омутами куда-то в душу, выскребает оттуда безмолвно что-то, что самому Фатуи неведомо наружу. Жар накатывает с новой силой. — Конечно, — легко и уже более уверенно владея голосом произносит почетный рыцарь. Звоночки колокольчика страха и неуверенности исчезают из его голоса, а сумерский говор становится до смешного отчетливым и ясным. Будто он родился, уже впитав в себя этот язык. Мурашки бегут по телу, а неприятный холодок поднимает по позвоночнику к голове. Иногда, иногда эта способность мимикрировать под страну в которую он приезжает, вливаться в новое общество с невесомой легкостью, умение учить чужой язык за считанные дни, это… Это и что-то опасное древнее в его движениях, рассуждениях и тоне — пугает. Заставляет задуматься, а человек ли перед ним вообще? Но Виктор не привык думать слишком долго над подобным. Не привык рассуждать о том, что пугает его в Итэре. Напротив. Гораздо приятнее думать о том, что его привлекает этот острый язык харизма, ум и умение оценивать ситуацию. Привлекает его смех и талант читать Вика, как открытую книгу. Будто он забрался в голову и разобрался во всем этот заснеженном бедламе. Хорошо проводить с ним время, переплетая пальцы друг с другом, приятно учить его словам Снежной. Приятно просыпаться с ним в одной кровати и… — Тогда встретимся в четверг на этом же месте? — просто решает все Итэр откидывая тяжёлую косу за спину. — Первый раз лучше быть с проводником. Лукавые искры в его голосе подсказывают, что ему просто нравится мысль о том, чтобы провести Фатуи в свою обитель лично. Улыбка греет уголки губ, стоит представить их следующую встречу. Вик отвешивает шутливый поклон с неохотой выпуская руку Путешественника из своей. Прикосновение тлеет на ладони искрами, что своим далеко не иллюзорным жаром снова поджигают что-то внутри Фатуи заставляя его пылать, как свечу, стоит на столике какой-то кафешки. По улице плывут яркие ароматы специй восточного базара, жареного мяса и диковинных яств. * Он ощущает себя маленьким мальчиком из Снежной, которому пообещали грандиозный подарок на день рождения и вот он никак не может дождаться обещанного дня. Все вертит в голове ласковый голос Итэра, по сто раз вспоминает его улыбку и касания мозолистых пальцев. И ничего же особенного не будет. Действительно? Чего он так волнуется, будто девица на выданье, что получила кольцо в подарок от любимого? Виктор мысленно отвешивает себе оплеуху за это глупое сравнение, заправляет тусклую медную прядь за ухо и расправляет параплан. Леса Авидьи оказываются не только умеют цвести пышным зеленым букетом, но и удивлять своей фауной в полном объеме. Внизу, где далеко под ногами шустро и скоро передвигаются неведомые ранее круглые зеленые зверушки, напоминающие своим прямохождением людей. Впрочем, не важно, ведь так? Виктор тут абсолютно по другому заданию. Он снимает маску пока никто не видит и прыгает вниз, подхватываемый теплым влажным ветром, направляется в точку где ждет его связной. * Итэр распускает косу и обнимается с Паймон на прощание. Рядом с отелем не так уж шумно и совсем немного народу, вопреки ожиданиям. Он еще не заметил Вика следи многоголовой гидры людского моря и что-то обещает шумной крылатой спутнице, когда та забавно упирает руки в пухлые бока. Странные они. Оба. Но не лишенные своего очарования и это самое прекрасное, что притягивает магнитом. По крайней мере, к Итэру точно. Путешественник вертит головой и легкий ветер играет с мягкими длинными волосами, что отливают чистейшим драгоценным золотом. Невольно вспоминаются все их встречи за закрытыми дверями, все потаенные сны и желания, мимолётные свидания, где Фатуи разрешалось пропустить тяжелые шелковистые пряди сквозь пальцы и заплести косу (обязательно вплетая в нее дурацкие ленты, колокольчики и колечки, как он делал для сестер, когда жил в Снежной). — Хей! — он слышит звука, но читает по губам и яркий солнечный свет почетного рыцаря освещает будто всю округу. Рука Итэра поднимается вверх, и он приветливо машет, выглядя при этом намного более юным раскрепощённым, чем является на самом деле. Он расцветает все равно, что лилия после долгого дождя. Виктора же к нему тянет. И он сам не понимает и не помнит, как пересекает кусок площади оказываясь в таких родных объятьях и зарываясь носом в золото чужих волос. Аромат вереска, меда и сладкого обещания наполняет легкие. Объятья Путешественника крепкие и надёжные, монументальные настолько, что в них хочется раствориться целиком и навсегда. Ох. — Ты готов? — не вопрос, а утверждение, радость мальчишки, звон колокольчиков счастья. — Всегда, — Фатуи наблюдает за тем, как ловко карманная вселенная в виде чайника материализуется на его глазах. Кто бы мог подумать, что такое вообще существует на белом свете? Теплые пальцы обхватывают запястье Виктора, обводят подушечками выпирающие и выступающие венки и согревают замерзшие руки. — Держись крепче. — Совет от хозяина чайника или от бывалого путешественника? — дразнит-заигрывает собственный голос. Они еще не наедине, а уже хочется расслабиться и скинуть с себя опостылевшую маску. Как в прямом, так и в переносном смысле. — Выбирай вариант, который больше нравится, — слова Итэра опаляют кожу на подбородке вместе с невесомым поцелуем, прежде, чем земля уходит из-под ног и Фатуи буквально проваливается в никуда. Сосущие опасное чувство падение, нарушается только родной теплой хваткой мозолистых пальцев мечника на запястье. И вопреки ожиданиям, паника не наступает. Нет. Напротив. Уверенность затапливает собой все вокруг. Даже когда он неловко приземляется коленями в мягкую молодую траву, не удержавшись после переноса. — Осторожнее! — нос Итэра утыкается Виктору в загривок, а мягкие губы запечатляют очередной невесомый поцелуй. Воздух здесь… Пахнет Путешественником. Мед, вереск, аромат древности и пыльцы под ногами. Запах свободы, чем-то напоминающий Монд, но только в хорошем смысле, а не опостылевшие дни, где он сгорал в городе и медленно тлел на углях остатков прошлого задора. — О, Царица! — глаза печет от увиденного, а дух перехватывает. Скалы и островки, буквально плавающие в воздухе, необъятная ширина пространства, облака, отливающие мягким осенним цветом и бесконечно высокое небо. Виктор растерянно вертит головой, не понимая куда смотреть в первую очередь. Мягкая зелень под ногами, многовековые клены, поцелованные осенним раскрасом, ровно таким же очаровательно красно оранжевый, как и облака и высокое небо. Дом, в стиле Ли Юэ сочетающий в себе мягкие отголоски архитектуры Сумеру. Будто один конкретные архитектор приложил руку к доработке дизайна. Чужие (родные) ловкие пальцы стягивают с лица Фатуи маску, обнажая беззащитное лицо невообразимой красоте. — Внутри еще лучше, — доверительно сообщает Итэр на ухо, пряча лицо в изгибе шеи Виктора. — Мы с Кавехом недавно закончили внутреннюю отделку, хотя он настаивает на полной перестройке дома и… Слова доходят до Фатуи будто сквозь толщу воды. Он машинально цепляется за знакомое имя. — Кавех? Кавех, который построил Алькасар-Сарай, этот Кавех занимался здесь внутренней отделкой?! Негромкий ласковый будто ветер смех Путешественника отдается в груди пузырьками шампанского. Итэр беззастенчиво хохочет над его реакцией заваливаясь на молодую траву и раскинув руки в разные стороны. Весь такой доверительно открытый, дитя хмеля, свободы, битв и дорог. Вот он — весь из себя золотой почетный рыцарь, бери — не хочу. — Почему ты так удивляешься? Он мой хороший друг, — расплавленное сусальное золото на дне радужки манит и притягивает. — Может быть даже с ним пересечемся. Кавех говорил, что кое-что закончит в спальне в левом крыле к субботе… Так что, кто знает. Легкость, с которой он говорит об этом. Этот свет во взгляде. Это абсолютное доверие, сжигают дотла, и Виктор, повинуясь чему-то иррационально ребяческому сгребает хохочущего Итэра в охапку, утаскивая к себе на колени и зарываясь лицом в чужую грудь. Слушая, как гулко, громко и радостно, трепещет маленькой цветастой, птичкой сердце в груди Путешественника. * Возможно, Итэр лукавил говоря, что есть только небольшой процент вероятности пересечения с великим архитектором. Судя по разложенным чертежам и недовольному взгляду рубиновых очей напротив, Кавех явно не собирался покидать обитель чужого Чайника, пока не доведет дело до совершенства. — Это… — Это ни в какие ворота, — его руки в мозолях, на мизинце остался заметный графитный след от карандаша, а вокруг него… творится что-то поистине прекрасное. Виктор уверен, что такого уюта сочетающего в себе одновременно и дизайнерскую искру и отпечаток чужого вкуса, а так же след самого Путешественника никогда не видел. Что будет если отдать дом в руки великого архитектора, целиком и полностью? Фатуи вертит головой ощущая себя на выставке или в музее, разница лишь в том, что окружающие вещи вокруг можно трогать и в полной мере насладиться. Итэр тяжело вздыхает и оглядывает разложенные на широком столе в холле чертежи. — Ты буквально хочешь убрать стену на втором этаже, — мягкая укаризнина в голосе и скрывающийся за этим вопрос обывателя «зачем?». Хотя есть подозрения, что на него найдется миллион обоснований. Кавех всплескивает широкими рукавами свободной белой рубашки и скоро пускается в объяснения. Что-то про стороны света, если честно, вслушиваться во все это выходит с трудом… Виктора больше завораживает созданная обстановка. Слабый аромат сандала, мелочи, расставленные по кофейному столику, картины, что висят на стенах, фотографии, сувениры дальних регионов, вазы. — Вот ты, — чужие прохладные ладони перехватывают руку Фатуи у стеллажа с книгами. — У ваших ребят есть вкус. Что ты думаешь о панорамных окнах и в целом расширение пространства? Кавех смотрит на него выжидающе и так, будто увидеть Фатуи в обществе Путешественника что-то нормальное. В целом, Виктор даже не считает, что имеет права заикаться о хорошем вкусе, когда у него дома буквально висит ковер на стене и по всюду разложены «паутинки» кружева, связанные бабушкой. — Ну, панорамные окна, это больше света и… — Кавех одобрительно и панибратски хлопает его по плечу, даже не давая договорить. Итэр начинает напоминать жертву обстоятельств. — Говорю же, у Фатуи хороший вкус. Твой рыжий приятель тоже бы с этим согласился. — Чайльд бы согласился на любое твое решение, если бы ты продолжил нахваливать его исторический подбородок и прямой нос для портрета, — Итэр прячет усмешку в ладони. Здесь был… Одиннадцатый? Иногда Виктор действительно забывает о том, насколько много друзей и знакомых у Путешественника по всему миру. * Он понравился Кавеху, так же как Кавех понравился ему. Смешной и яркий. Будто палитра красок. Цветочный ураган и буря в стакане. Сносит своей заряженной энергетикой все вокруг. Он будто пьян, когда увлечен любимым делом и распускается, когда его хвалят. — Я закончу тут все к субботе, — звучит угрозой перед его уходом. Итэр тяжело вздыхает, пока стройная фигура архитектора пропадает в дымке, исчезая из карманной вселенной. — Он… — Потрясающий, — Виктора будто снесло ветром. Почетный рыцарь улыбается и трет переносицу, осторожно переплетая пальцы с пальцами Вика. — И слишком любит свое дело, — он тянет руку Фатуи вслед за собой. — Хочешь посмотреть, что еще попало под его горячую руку? Определенно и точно да! Ноги сами делают пару широких шагов вслед за любимой светловолосой фигурой. * — Здесь он обещает скоро снести стену, а вон там… спальня. Он почти полностью переделана, — голос Путешественника откликается гулким эхом по коридору второго этажа, а хрипотца в его тоне такая знакомая и интимная становится ощутимо заметнее. Это похоже на глупое мальчишеское желание, но Виктор ведомый майской влюбленностью и горячим сердцем повинуется, немного неуклюже и топорно зажимая хозяина дома у ближайшей стены. — Если спальня еще не готова, не думаю, что нам стоит… Туда заходить. Итэр вздрагивает стоит заправить прядь волос ему за ухо. Легкий румянец неспешно расцветает на его щеках, а кадык нервно дергается, стоит Виктору опуститься на колени у его ног. Непослушные пальцы подрагивают, внизу живота зарождается знакомое теплое, нет, почти горячее чувство, сплетающееся в мокрый тугой ком. Дыхание обжигает чужие подрагивающие мышцы живота и Виктор, чуть ли не впервые замечает мелкие белесые шрамики… следы былых сражений на загорелой коже Итэра. Фатуи прижимается губами к обнаженным участкам кожи, ведет неспешную мокрую дорожку поцелуев от пупка до кромки штанов. Ладонь Путешественника осторожно ложится на его голову, совсем неуверенно пропускает отросшие волосы меж пальцев и чуть сжимает их у затылка, когда дрожащие руки тянут штаны со стройных бедер. Светлая дорожка лобковых волос, что забавно вьется, аккуратный член, идеально помещающийся почти целиком в ладони Виктора, напряженные яички и дрожащие мышцы ног. Стоит поднять взгляд и столкнуться взглядом с глазами, где плещется влажное золото радужки, в голове, что-то позорно отключается и Виктор правда, ощущает себя кем-то… Преклонившим ноги перед божеством. — Ты не… Обязан, — гласные у Итэра тягучие будто патока. Он забывается, становится более расслабленным и сейчас… он такой открытый. Разрушенный, хотя Виктор толком ничего и не сделал. Обычно, это привилегия самого Итэра доводить Фатуи до дрожащих коленей и сорванного голоса, когда лежишь лужей на чужой груди и даже пошевелиться не можешь, собирая свои кости и пытаясь превратить их во что-то более твердое, чем желе. — А если я хочу сделать тебе приятно? — Вик жмется щекой к выпирающей косточке бедра оставляя очередной влажный след на идеальной коже. Итэр страдальчески мило сводит светлые брови на переносице и сильнее сжимает пальцы в чужих волосах. Это приятно. Приятно смотреть, как хваленый самоконтроль рассыпается в прах. С чувствительностью Путешественника тянет поиграться. Посмотреть насколько тело способно отзываться на ненавязчивые ласки, видеть эту дрожь и смятение. Видеть — как он отдается и подчиняется, а не ведет в постели, как это бывает обычно. Виктор обхватывает руками чужую талию, оглаживает мышцы, целует поочередно с каждой стороны, поднимаясь все выше и выше к груди. Он зажимает горошенку левого соска между пальцев, сдавливает. Играется, наблюдая, как забавно и мило приоткрывается влажный рот Итэра в букве «о», но звука не следует. Только скулеж, постфактум. Внутренний свет мерцает, а шепот срывающийся с кончика языка все меньше напоминает что-то из языка Тейвайта. Фатуи вслушивается в речь, что меньше похожа по построению даже на язык Мондштата. Каждый слог — древность на острие ножа, каждый неразборчивый стон, звездная пыль под ногами векового существа. Виктор слишком глуп и слаб, чтобы понять, хотя бы к какому континенту относится язык, на котором забывшись шепчет Итэр. Прикусить правый сосок, втянуть его в рот и облизать, наконец выбив из груди такой постельный сладкий стон, становится лучшей наградой. Этот звук что растекается морем по коридорам, отдается где-то внизу живота болезненным возбуждением. Рука соскальзывает с груди, проходится по напряженному животу, вьющейся светлой дорожке лобковых волос и осторожно обхватывает налившуюся кровью головку члена. — Виктор! Влажное золото на дне чужих глаз взрывается яркими переливами фейерверков, а темный зрачок затапливает собой большую часть радужки. — Виктор. Виктор. Виктор! Пока слова не начинают терять смысл. Пока Виктор не вновь не оказывается лицом напротив разведенных ног Итэра. Он несмело и осторожно обхватывает головку чужого члена губами. Не сказать, что у него имеется обширный опыт в подобном (хотя бы какой-то опыт в его случае уже неплохо). Он не торопится, дает себе время привыкнуть, помогает рукой и очень… правда очень старается следить за реакцией Итэра ничего не упустив. Ладонь придерживает поджавшиеся яички, пока другая рука скользит вверх-вниз по мокрому от предэякулята и слюны стволу. Попытка опуститься на чужой член целиком и полностью пропустив его в горло, терпит фиаско в самом начале. К желудку подкатывает знакомая тошнота и Вик отстраняется чересчур быстро. Жар стыда затапливает щеки, пока крепкая ладонь продолжает хозяйничать в его волосах. — Не торопись, — хрипотца, тягучие гласные и рычащее «р». — Дыши носом и помогай себе рукой. Стыд. Неловкость. Возбуждение. Все это как гремучий коктейль. — Совет от более опытного… — Не скажу, что опыта слишком много, — Итэр не разрывает с ним зрительный контакт. Перебирает волосы, массирует затылок, кладет свободную руку на щеку и мягко поглаживает большим пальцем. — Медленно, Вик. И не обязательно брать его в рот целиком. От всей этой откровенности хочется скулить и плакать в голос. Он делает так, как говорит ему Путешественник. В точности повторяет инструкцию, вслушивается в то, как он просит побольше втянуть щеки, облизать венку, пососать уздечку или… — Попробуй взять яичко в рот. То, насколько просто он все это озвучивает вслух, выбивает из колеи окончательно и все что может сделать Виктор, это идти вслед за ласковым голосом. Разрушенным и потерянным в этот вечер явно будет не Итэр. — Вот так, — гласные вновь не четкие, а звуки теряются. Дыхание предательски учащается. Собственная ладонь рефлекторно накрывает стояк, сжимает его сквозь ткань штанов. Это толком и не дрочка полноценная. Возбуждение упирается в ширинку, пока по подбородку стекает слюна, а последние крупицы здравого смысла растворяется среди коридора. Челюсть немеет, а губы припухли, каждое движение отдается напряжением шее, но на это так капитально плевать. Кольцо губ задерживается на головке, дразня языком щелочку уретры, когда по коридорам проносится яркий вскрик, а рот наполняет солоноватое терпкое семя. Ладони Итэра цепляется за его голову будто за спасательный круг и Фатуи жмурится, облизывая чужой член, проглатывая все до последней капли, отстраняется. Он чувствует себя потерянным и слишком расслабленным. Тугой узел внизу живота развязался и в трусах так влажно и мокро. Осознание догоняет его вместе с небольшим пятнышком в районе паха, что расплывается темным пятном на коричневых штанах. Кончить в штаны, как перевозбужденный подросток, от перевозбуждения, тянет на новый уровень близости. Итэр стекает неспешно по стенке, рассыпается золотом на коленях Вика, забираясь к нему и теряясь лицом в районе выемки ключицы. Ласковый, растопленный и расплавленный. Такой открытый и поплывший. Распущенные волосы щекочут нос и щеку, а сильные руки прижимают к себе. Виктор прикрывает глаза, наслаждаясь мгновениями в послеоргазменной неге. * — Мы не дошли до спальни две комнаты. — Думаешь Кавех обрадуется, когда мы порушим там весь установленный им дизайн? Итэр смеется и потягиваясь поднимается с пола. — Думаю, у нас будет время вернуть все как было, — он заговорчески подмигивает и протягивает ладонь Виктору. — Там широкая кровать и свежее белье. Тебе точно понравится. Румянец и новая волна возбуждения затапливают собой Фатуи целиком и полностью.