Драбллы по Данелине

Даниил уже готовился ко сну, поставил телефон на зарядку, выключил свет, нашёл удобную позу, пожелал жене сладких снов, и погрузился в тягучую дремоту. Сквозь сон мужчина почувствовал, как его толкают и услышал какое-то странное жужжание, промычав что-то нечленораздельное, он открыл слипшиеся глаза. - Оль, что ты толкаешь меня? - У тебя телефон звонит, ты не слышишь? - женщина накинула одеяло на плечи и отвернулась к стене. Глейхенгауз закатил глаза и взял в руки мобильник, на тёмном дисплее высветилось совсем не официальное «Заги». Тяжело вздохнув, Даня спустился с кровати, вставив ноги в мохнатые тапочки, мужчина поплёлся из спальни. Взяв трубку первое, что он услышал, это был всхлип: -Алин, ты время видела, что ты звонишь? - довольно грубо ответил Глейхенгауз, при этом отпихнув кота, которому именно сейчас приспичило съесть тапки хозяина. -Дань, Дань, приезжай, пожалуйста… - последние слова прозвучали слишком жалобно. Да и черт её знает, что могло произойти в два часа ночи. -Алин, мы расстались с тобой год назад, да и тем более у меня есть жена, - подавив в себе желание тяжело вздохнуть, Даниил ещё пытался прислушаться к адекватной стороне, а не сорваться по первой её просьбе. Сам же сказал - звони в любое время. В трубке послышалось рыдание, а потом тихий сбивчивый голос: - Да, конечно, ты прав, извини, что потревожила, пока… Не успев даже ничего пикнуть, телефон выдал длинные гудки. - Сука, какой раз, ты так резко врываешься в мою жизнь, - схватив первые попавшиеся штаны и накинув чёрный худак, Глейхенгауз схватил ключи от мерса, перед этим не забыв обратятся к коту: -Юк, твой хозяин - идиот, - и вылетел из квартиры, даже не закрыв дверь на ключ. Ночная Москва пустая, это совсем не похоже на дневные пробки, где едешь 20 км/ч, но сейчас он разгоняет машину до 100 километров. Адреналин затуманивает разум, выбивая из головы мысли о жене. В голове бьется лишь одна мысль - Алина. Доезжая за рекордное время до её спального района, Даниил приезжает и, как ужаленный вылезает из машины, чуть не забыв поставить её на сигнализацию. Добегая до домофона, пальцы по памяти набирают Цифру „13“. Ему не хочется знать, как он сейчас выглядит: растрёпанный, сонный, в первой попавшейся одежде. На звонок отвечают слишком быстро, будто ждали, но Даня знает: ждали. Влетая на лестничную площадку, Глейх пробегает два пролёта и останавливается возле её двери. Входная дверь открывается. Он не минуты ни думая, заходит туда. Он видит ту, ради которой сорвался с другого конца Москвы и приехал к ней. Сейчас она стоит перед ним. Беспомощная, молящая о пощаде. Пощаде своего разума, сердца. Сердце уже не справляется — изнывает, трепещет. Просит защиты. Её трясёт, дело не в том, что она в тонкой маечке на бретельках и в таких же шортах, а от его вида. Алину начинает трясти сильнее, но теперь от того, что видит его в метре от себя. Он не поменялся внешне, только взгляд изменился стал: взрослее и строже, но хочется верить, что по отношению к ней, он наполнен все той же любовью и нежностью. И он любит, если он развернётся, то она обреченна. Даниил смотрит на неё знакомым взглядом. Таким, каким она показала ему белые, почти невидные шрамы на рёбрах. Он все тот же и с этого больнее. Хоть и женился, но он все ещё тот человек. В отличие от неё. Он жил так, как хотел. Слушал себя и своё разбитое сердце. Жил так, как говорил ей. Именно говорил, мягко подталкивал, но никак не диктовал и указывал. Заботился, любил, верил в неё. Даниил не понимает. Ничего не понимает. Она в опасности, раз позвонила ему? Это вообще она? Или ему приснилось, насмотрелся тиктоков и теперь ловит такие реалистичные сны?       Она похудела. До жути похудела. Но все тот же олений взгляд карих глаз и рамка густых черных ресниц, хотя лицо, брови и волосы теперь совсем другие. Повзрослела. Сильно. Вживую еще красивее. Взгляд скользит на рёбра: необмотанные, нет кровавых пятен. На первый взгляд даже целы. Что же тогда с ней?..        Алина стоит и просто дышит. Как будто просто может. После долгого утопания, после захлебывания ядовитой водой она всплыла наружу и может дышать. Каждый вдох слаще предыдущего. Рядом с ним можно. Рядом с ним можно все, и она это знает. Поэтому, получив долгожданный сигнал, слезы моментально выскочили из глаз и заструились по бледным исхудалым щекам. Из последних сил она держала дрожащий подбородок, не отводя взгляд от родных, карих глаз.        Даня хочет что-то спросить, но на ум не приходит ни одно слово. Никакое. Абсолютно. Все забыл. Ее увидел и все забыл. А что спрашивать? Что именно случилось? А какая разница? Она плачет, а значит все из рук вон плохо.        Он вдруг смыкает приоткрытые от удивления губы. Она здесь, чтобы он ей помог. Помог сделать выбор или спасти ее от того, что выбрала она сама. Даниил понимает. Понимает, что она ждет от него действия. Слова, жеста, действия, хотя бы малейшего движения в ответ на то, что она осмелилась позвонить, когда жизнь пошла под откос. Это написано на ее лице: дрожащих губах, ресницах, до полусметри искусанных губах, на струящихся дорожках слез.        Безумно жаль. Загнанная лань, нарвавшаяся на стаю. На стаю собственных страхов. Внутренности сжимаются от того, как заполнявшая каждую клеточку их организмов тоска снова перерождается в любовь. В почти забытую, но вовсе не покинувшую его разум любовь.       — Иди ко мне.