***
— Давайте поприветствуем нового ученика, который в этом году поступит сразу на пятый курс — Алан Фёркл, — зычный голос профессора Дамблдора разнёсся по всему Большому Залу, привлекая ненужное внимание. Впрочем, на худощавую фигурку нового студента и так смотрели все ученики и учителя. Было первое сентября тысяча девятьсот сорок второго года. Гарри, вернее уже Алан, вновь проходил распределение. Только в этот раз поступая сразу на пятый курс Хогвартса. Ему не пришлось много лгать, чтобы убедить директора Диппета зачислить его в школу. Как казалось Алану, этому старому волшебнику вообще было всё равно на всё происходящее вокруг. Но вот от пронизывающего взгляда Альбуса Дамблдора хотелось держаться подальше. Он что-то подозревал, и появившийся из ниоткуда мальчик не вызывал доверия. — Когтевран, — тихо шепнул Алан шляпе. Идти под крыло профессора трансфигурации было глупо, да и хватит с него геройств. Пуффендуй вызывал приступы фантомных болей в сердце. Он бы не смог спокойно ходить под жёлто-чёрными флагами. Слишком свежи были воспоминания. Слизерин… О нет, только не змейки! Алан каждой клеточкой чувствовал тяжёлый, изучающий, оценивающий взгляд новоиспечённого старосты Слизерина. Больше Том Марволо Реддл не его головная боль. Пусть делает и творит, что хочет. Алан спокойно закончит Хогвартс и уедет из страны. Да, обязательно уедет. Жить здесь невыносимо. Идя на свободное место за столом своего нового факультета, парень невольно скользнул взглядом по соседнему столу, украшенному в зелёных цветах. Красив. Том действительно был невероятно красив. Он сидел, окружённый своими обожателями, и будто поглощал весь свет, притягивал его и впитывал. Аристократичная бледность, тонкие черты, смоляные волосы, прямой нос, чётко очерченные губы и выразительные, притягательные глаза, переливающиеся в свете свечей насыщенным винным оттенком. «Это лишь игра света», — Гарри пришлось приложить усилие, чтобы отвести взгляд от невероятно красивого юноши и как мантру повторять про себя, что больше он не его забота. Он устал сражаться, устал быть мальчиком для битья. Хватит. Что странно, Алан не испытывал ненависти к Тому. Наверное, обратись он за специализированной помощью, ему бы сказали, что он отболел и отгоревал, но парню было всё равно. В нём поселилась лишь странная, не проходящая даже после сна дикая усталость. Она сковывала движения, разум и чувства. Впервые ему было всё равно на всех остальных. В его мире остался только он сам, учёба, на которую никогда не хватало времени, и планы на счастливое будущее, которое он обязательно построит для себя.***
С момента, как Алан очутился в Хогвартсе, прошёл месяц. Он старательно избегал встреч со старостой Слизерина и старался держаться подальше ото всех остальных. Не заводил знакомств, друзей, не ходил гулять в Хогсмид в шумных компаниях, не шутил с остальными в Большом зале за ужином и не подсаживался за стол в библиотеке, чтобы вместе написать очередное эссе. Впервые за долгое время Алан смог посвятить себя учебе и был в восторге от открывшихся перспектив. Не все предметы смогли захватить его внимание, но древние руны, ЗОТИ, чары и, как ни странно, история магии полностью поглотили. Зельеварение тоже стало даваться куда лучше. Слизнорт был великолепным учителем, который мог найти подход к любому ученику, помочь, направить, объяснить и сделать свой предмет на редкость увлекательным. — Здравствуй, Алан, — тихий бархатный голос обволакивал и звучал как самая дикая и прекрасная мелодия. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит за его спиной. И как удачно, в этом закутке больше никого, кроме них, не было. — Здравствуй, — Алан приложил все усилия, чтобы его голос не дрогнул. — Прости, но я спешу, много задали по ЗОТИ. Парень постарался проскользнуть мимо старосты Слизерина, но тот лёгким шагом перетёк в сторону, перекрывая дорогу. — Не лги мне, Алан, — улыбка на его губах покорила всех: учеников, учителей, обычных прохожих, но когтевранца бросало в дрожь от одного только взгляда на искривлённые в этой улыбке губы. — Что тебе нужно, Том? Близость будущего Тёмного Лорда вызывала в Алане приступ паники. Он не знал, что ждать от этого юноши. И пусть он больше его не ненавидел и убеждал себя, что тот больше не его проблема, но картинки прошлого так легко не вытравишь из головы. — Всего лишь хотел поговорить с тобой, Алан. Я ведь староста, и хочу убедиться, что ты освоился в замке. И сказать, что если тебе что-то нужно, ты всегда можешь поговорить со мной, — пронизывающий взгляд не давал вдохнуть полной грудью. Когтевранец чувствовал, что Тому от него что-то нужно. — Всё хорошо, Том. Спасибо за беспокойство, но я всё же пойду, — быстро пробормотал Алан и, протиснувшись мимо и слегка задев старосту плечом, почти бегом пустился в сторону гостиной своего нового факультета. Он убегал так быстро, что не заметил, как Том чуть повернувшись ему вслед, жадно вдыхает аромат кофейных зёрен, пергамента и разогретых на солнце трав, которыми пах для него Алан, а не менее жадный, болезненный и собственнический взгляд провожает худенькую фигурку парня.***
Фёркл не выходил из головы с первого взгляда. Наваждение, иначе как объяснить странную тягу вечно смотреть на этого парня? Том даже не мог назвать его привлекательным. Разве что зелёные лисьи глаза были невероятно выразительны и притягательны. Сначала Том списал всё на интерес к странному ученику, поступившему сразу на пятый курс. Но чем больше он наблюдал за Аланом, тем больше ему хотелось, чтобы тот обратил на него своё внимание. Почему-то ему было важно, чтобы именно этот необычный, талантливый — а Фёркл был талантлив — и увёртливый парень смотрел на него. Но когтевранец, как в насмешку, избегал слизеринца. Стоило только Тому появиться в поле его зрения, как тот сразу куда-то исчезал. Том ловил Алана почти полгода, зверея с каждым месяцем всё больше. Остальные слизеринцы и те, кто были в группе его последователей, старались вести себя тихо, не раздражая ещё больше заведённого до предела старосту. Те несколько раз, что Тому удавалось словить Алана, лишь ещё сильнее раззадоривали. Его бесил этот щуплый шатен с лисьими глазами. Его бесил запах кофейных зёрен, пергамента и трав. Его бесило, что тот всегда великолепно отвечает на всех уроках, и в его задании никогда нет недочетов. Его бесило, когда он видел, как избегающий всех Алан редко улыбается кому-то из учеников. Другим, а не ему, Тому! Его мягкий, чуть ломкий голос доводил до зубовного скрежета. Том хотел придушить неуловимого наглеца, по чьей вине он не может нормально спать. В канун Нового Года, когда староста был готов начать убивать, удача наконец улыбнулась ему, и как-то раз на вечернем обходе школы в одном из коридоров он столкнулся со столь желанной щуплой фигуркой. — Попался, — хищная улыбка, кажется, слегка напугала дезориентированного после столкновения паренька. Не дожидаясь, пока он вновь сбежит, Том крепко ухватил Алана за предплечье и втолкнул в нишу за горгульей, подальше от случайных глаз. Прижав парня к стене собственным телом, Том уткнулся носом в растрёпанные каштановые волосы, жадно вдыхая столь будоражащий аромат. Он дышал им и не мог насытиться, чувствуя, как накатывает лёгкое возбуждение. — Т-том, — Алан был весь напряжён и слегка заикался. — Том, что ты делаешь? Отпусти меня! Староста Слизерина был выше и крупнее худенького когтевранца, поэтому даже не обратил внимание на попытки своей жертвы освободиться. Он слишком много времени потратил, чтобы словить этого парня. — Тише, мой хороший, не бойся, — одной рукой Том удерживал Алана за талию, крепче вжимая его тело в своё, а пальцами второй нежно водя по щеке, медленно спускаясь к шее, лаская её. — Я так долго этого ждал. — Ждал? Ч-чего? О чём ты? — Когда смогу сделать это. Пальцы, которые только что ласкали шею, резко сжались, не позволяя сделать и вдоха. Винные глаза будущего Лорда безумно и довольно блеснули, видя зародившуюся панику в изумруде глаз Алана, а в следующий миг Том впился в его губы жадным поцелуем. Он сминал губы парня, кусал и тут же зализывал, прикусывал зубами и оттягивал нижнюю губу до боли, до звёздочек в глазах. Впрочем, возможно, они появились из-за нехватки воздуха, ведь он всё ещё сжимал горло Алана. Оторваться от парня его заставило только то, что тело Фёркла начало слабеть и оседать. Тяжело дыша, Том удерживал хрупкого паренька, давая тому прийти в себя, и между тем покрывая его щеки, подбородок и шею торопливыми, жёсткими поцелуями. Он прикусывал кожу, оставляя отметки. Метил, чтобы все знали, что отныне Алан его. Только его. — Том, — хриплый не то вздох, не то стон чуть окончательно не лишил старосту рассудка. Он едва удержался, чтобы не сорвать мешающую ему рубашку с Алана прямо сейчас, за этой горгульей, но вовремя остановился. Ему всё ещё нужно закончить выполнение своих обязанностей как старосте. — Не скучай, мой хороший, — ещё один быстрый поцелуй, и довольный Том выскользнул из ниши, оставив сбитого с толку Алана стоять там в одиночестве.***
Радость старосты не продлилась долго. После случая в нише Алан стал избегать его ещё тщательнее, вызывая у Тома приступы ярости. От бешеного взгляда слизеринца стыла кровь в жилах у всех его последователей. Том и раньше вызывал у них страх, но сейчас он медленно перерастал в ужас. Они боялись его, и ещё больше боялись оказаться рядом, когда терпение старосты всё же иссякнет. После поцелуев с Аланом, ощутив, как мягки его губы, как сладко он дрожал, будучи в его руках, в его власти, мысль о том, чтобы сделать его своим, стала навязчивой. Том тенью ходил за парнем, порой возникая из ниоткуда, пытаясь остаться с ним наедине или вновь утащить в укромный уголок. Но когтевранец с тем же упорством избегал и не замечал старосты. Эти кошки-мышки порядком утомляли Тома. Но желание обладать Аланом сводило с ума. Ему хотелось, чтобы он смотрел только на него, чтобы его эмоции были только для него, чтобы он дышал для него, улыбался ему, желал его так же сильно, как он Алана. Последней каплей для Тома стал разговор с профессором Дамблдором, когда тот рассказал ему о матери и отце, об амортенции, и что теперь Том проклят, потому что был зачат под действием зелья. Том сначала не мог поверить в этот бред. Он ведь избранный, он особенный, он не может быть проклят из-за дурацкого зелья. Он не может быть ущербным и не иметь возможности любить! Ведь он любит, верно? Он любит этого невыносимого Алана, который всё никак не попадает в его сети. Который сопротивляется. Который так холоден к нему. У которого в глазах при взгляде на Тома мелькает отвращение. — Он полюбит меня. Не хочет по-хорошему, будет по-плохому. Дамблдор сам не подозревал, что дал Тому подсказку, как добиться ответа и загнать в угол столь желанную добычу. На то, чтобы осуществить план, понадобилось пару месяцев. И в один из весенних вечеров ему вновь улыбнулась удача. Алан возвращался из библиотеки в гостиную факультета, когда на него налетел Том. И, как в первый раз за нишей, он оказался прижат к стене сильным телом старосты. Горло вновь сжимала рука, а винные глаза блестели лихорадочным огнём. — Чем для тебя пахнет амортенция, Алан? — жаркий шёпот опалил ухо вырывающегося когтевранца, а носа коснулся тонкий аромат зелья. — Тише, мой хороший, скоро ты полюбишь меня. — Ты псих! — Алан дёрнулся со всей силы, но староста держал крепко. Не получалось дотянуться и до палочки, отчего отчаяние подкатывало к горлу. — Это не любовь! — Любовь, Алан, любовь. Скоро ты в этом убедишься, — поднеся к губам парня склянку с амортенцией, Том с силой наступил ему на ногу, заставляя вскрикнуть от резкой боли. Стоило Алану лишь слегка приоткрыть рот в крике, как Том влил в него зелье, тут же закрывая рот ладонью, не давая выплюнуть амортенцию обратно. Он не знал, сколько зелья успел в панике проглотить когтевранец. Выждав немного, Том убрал руку и, нависая над щуплой фигурой Алана, с надеждой всматривался в изумрудные глаза. Победная улыбка расцвела на лице Тома, когда он увидел, как лисьи глаза начали медленно затягиваться поволокой желания и обожания. — Я же говорил, моя радость. Ты будешь любить меня, — на этот раз Алан отвечал на поцелуй старосты со всей пылкостью, а у Тома кружилась голова от чувства власти над этим парнем. — Мы всегда будем вместе, мой хороший, — староста гладил тело Алана, забравшись руками под рубашку, а тот млел от каждого прикосновения прохладных рук. — Я никогда не отпущу тебя. Разве это не прекрасно? Я буду заботиться о тебе, а ты любить меня. Этот старик был не прав, моя радость. Вот видишь? Я могу любить!