Идолы

Мичизу уже сбился со счета, сколько раз он выходил в эти рейды. И сколько раз видел их – захваченных безжалостной стихией. Все они когда-то были живыми. Каждый из них что-то чувствовал. Может быть, кого-то из тех, оставшихся здесь, до сих пор кто-то ждет, надеясь на скорое возвращение... Теперь все те, чей путь завершился, превратились в замерзшие статуи. Некоторые здесь довольно давно – покрытые слоем льда и снега, больше напоминают силуэты. Невозможно рассмотреть лиц, равно как и застывшие на них последние эмоции. Но есть и те, которых смертоносная стихия успела совсем недавно захватить в свои объятия. Страх, удивление, сожаление – в этих навечно застывших лицах с мертвыми стеклянными глазами можно прочесть многое, о чем человек успел подумать прежде, чем его жизнь оборвалась. Иногда Тачихаре кажется, что все это, что он, бросая короткий взгляд на примерзшие к земле тела, замечает, – последние проявления человечности. Той самой, которая оставалась в каждом из навечно здесь оставшихся. Её и так почти не осталось – голод, холод и отчаянное желание выжить давно вытравили все то, что было уместно в канувшем в небытие мире, который существовал до катастрофы. В этом он убедился однажды, когда Дзёно потерял зрение. Всем было плевать, что он опытный разведчик – в один момент он стал никому не нужен. И всё, чего теперь хотели остальные – поскорее избавиться от ставшей бесполезной рабочей единицы. Законы этого мира слишком жестоки, но, как говорил Сайгику, без жестокости сейчас не выжить. Он продолжал выходить в рейды, тщательно скрывая свою слепоту. До последнего. И лишь когда вернулся ни с чем – без какой-либо добычи, все всё поняли. Лазарет, затем диагноз, ставший приговором. Никто больше не стал бы держать Дзёно в городе после такого. Он стал бесполезен, а в нынешнее время люди стали подобны вещам. Выходит срок – избавляются. Тэтчо – такой же разведчик, и он, пожалуй, был одним из немногих, кто сколько-то сохранил человечность, тщательно скрывая под маской полного безразличия. Выбор был невелик – либо смерть, либо изгнание. Но Суэхиро, к которому здесь прислушивались, предложил иное – последний шанс, последняя разведка и возможность доказать свою полезность. Честно говоря, тоже сомнительный вариант, но он давал хоть какую-то слабую надежду на то, что от Сайгику не избавятся прямо сейчас. Короткая отсрочка, но, все-таки, лучше, чем ничего… И вот сейчас, глядя на застывшие человеческие идолы, покрытые слоем снега, Тачихара ликовал в глубине души. Он и Сайгику не только выжили – сумели найти много полезного, что позволит их и без того умирающему городу продержаться еще какое-то время. Равно как и им самим. Не зря этих умерших, кто так и остался навечно здесь, называли идолами. Каждый, кто видел застывшие тела на этом бескрайнем снежном поле, поклонялись им – как дань благодарности за то, что пока еще живы, пока еще могут вдохнуть ледяной воздух этой промерзшей мертвой земли, за то, что пока еще могут быть тем кто есть и что-то чувствовать. Потому Тачихара поставил у женщины с ребенком, не сумевшим добраться до города, огарок свечи… Может быть, потому что у Дзёно был особый дар учиться на ходу, а может — от его слепоты был весомый плюс. Слух Дзёно настолько обострился, что любую опасность он слышал за километры, а полезные ресурсы и вовсе непонятно как ощущал, с точностью указывая место. Кажется, они двое выдержали это испытание и скоро вернутся победителями. — Тачихара-кун, осторожнее… – лишь после сказанного Дзёно понял, что сказал это слишком поздно, опоздал на жалкие несколько секунд. Под ногой Мичизу в этот момент что-то хрустнуло, затем вылетел кусок льда. Тачихара лишь ощутил, как его сердце замерло в этот момент, когда он осознал, что под ногами нет никакой опоры. Через какой-то момент мозг пронзила ослепляющая вспышка боли, и Тачихара не смог сдержать крик, который был после проглочен плотным ледяным воздухом. Сайгику был рядом, но теперь осознавал в полной мере, насколько опоздал. Он опоздал еще тогда, когда слишком долго скрывал недуг, когда подставил не только себя, но и напарника, который, несмотря ни на что, готов был закрыть собой от любой опасности и оставался рядом… Мичизу уже не ощущал собственного тела, как будто оно отделилось от сознания, которое теперь медленно растворялось в ледяном воздухе, заглушающем все звуки. Все вокруг плыло, и лишь улыбка Дзёно не менялась. Она оставалась такой же четкой, такой же родной и привычной. – Дзёно… – Тише… не говори ничего. Сайгику уже слышал вой стихии, как она стремительно приближалась. Это значит – они уже не успеют уйти. Может быть, сама судьба была против того, чтобы они выжили. Возможно, так и было. Потому что, когда они уходили, Суэхиро его обо всем предупредил. И Дзёно прекрасно знал, что эта отсрочка – не более чем временная возможность побыть вместе. Потому что, вернись они даже с трофеями, их бы все равно убили. Его – за бесполезность, а Тачихару казнили бы незамедлительно – за неподчинение. И казнь была страшна. Сначала раздевают до нижнего белья и обваривают горячим паром из парогенератора, а затем тело мгновенно замерзает. Так что… Это просто был иной выбор смертельного исхода. В любом случае, обратно бы никто их не принял. Они оба стали изгоями с тех пор, как один стал бесполезен, а другой стоял за него до самого конца, даже не осознавая, что подписал себе приговор тем самым. – Мне… страшно. – Ничего не бойся. Я всегда буду рядом, Тачихара-кун. Слышал ли его Мичизу, он уже не знал, потому что голос потонул в вое ледяного ветра, а метель уже окружила две хрупкие фигуры, забирая в свое смертоносное белоснежное кольцо. Все, что он мог сейчас сделать – закрыть почти слепые глаза и крепко держать за руку того, кто смог дать ему последнюю отсрочку, последний момент побыть вместе хоть еще немного… – Я буду рядом всегда. Просто закрой глаза и не отпускай мою руку. – Хорошо… *** ЭПИЛОГ – Капитаааан! Почему их называют идолами? – рыжеволосая девчушка подросток созерцала две замершие статуи. Как будто они были особой жертвой для ледяной стихии. И так застыли навечно. – Потому что они не хотели бы, чтобы их разлучили, Теруко-кун. – с какой-то печальной улыбкой ответил пожилой мужчина, не без труда отодрав от покрытой снегом заледеневшей земли чужой рюкзак, в котором было много полезных ресурсов. – Говорят, эти идолы приносят удачу. Если почтишь их память – вернешься домой невредимой. Девочка не сказала ни слова. Вытащив из рюкзака огарок почерневшей свечи, она утрамбовала его рядом с застывшими ледяными статуями и, чиркнув спичкой, зажгла промерзший фитиль. Тот, словно нехотя, загорелся, но затем выровнялось и прижилось слабое пламя. Спокойное и ровное. – Вот так, да? – спросила Теруко, но ответа не услышала. После чего молча созерцала тех, чьи лица еще удавалось рассмотреть. На лице светловолосого парня была печальная улыбка, а на щеках так и замерзли навечно последние слёзы. Он крепко прижимал к себе того, чьего лица так и не удалось рассмотреть, поскольку первый, словно стремясь защитить от надвигающейся стихии, закрыл второго бушлатом, оставшись в тонкой рубашке. Когда мужчина и девочка ушли, забрав трофеи, пламя горело еще долго, до самой полуночи, пока, наконец, не растворилось в ночной тишине вечной зимы…