'Cause the cave that you see
Breathes the darkness that you hold
Now let go of your fear
You don't need it anymore
Volbeat – Dagen Før
«Что мучит тебя сильнее всего?» Ледяной порыв ветра касается лица и отступает, унося с собой вопрос мастера. Волиар, бесконечная каменистая пустыня, пробуждает сразу десятки забытых воспоминаний. Таких же острых, как вихри его бурь. Здесь Атер совершил первое убийство. Здесь он обрёл и лишился наставника. Здесь он стал лордом ситхов. Здесь его новообретённая крепость пылала на радость республиканским войскам и невольным имперским подданным. Здесь он совершил первый, самый трудный шаг к искуплению. Остов цитадели Волиар всё ещё возвышается вдалеке, присматривая за сонной утренней колонией. В уцелевшей после бомбардировок части размещена какая-то благотворительная миссия и группа охраняющих её наёмников. Остальное лежит в руинах, но Атер не испытывает по этому поводу никаких чувств. Его дом давно в другом месте. «Гнилая пустошь. Насколько же вы провинились, мастер, что обрели такое пристанище?» — Мы там, где нужно? — Да, мастер Селари. — Но ты боишься? — Да, мастер Селари. Она кладёт руку на его плечо, потому что хорошо знает этот преувеличенно уважительный тон. Значит, Атера что-то глубоко беспокоит, и он опасается сорваться на грубость и язвительность. — Прости, — быстро исправляется джедай. — Я до сих пор не уверен, что поступаю правильно. — Страх — больше не твоё оружие. Нет нужды внушать его или испытывать. Что Сила говорит тебе? — Что я должен быть здесь. — Тогда действуй. Или не стоило прилетать вообще. Её слова звучат не резко, но твёрдым наставлением. Атер не рассказал Селари, зачем возвращается на Волиар. При всех их открытых, доверительных отношениях он не уверен, что Селари больше него готова узнать о его прошлом. Её сердце — одна из тех обретённых вещей, которыми Атер безмерно дорожит. И тяжелее всего признаться, что тревожит его не Волиар, а то, как Селари будет относиться после. Один её взгляд — и он снова испытывает прилив тепла и веры. Она ассоциируется не с холодными стенами храма и треском учебных мечей, а с солнечными лучами, согретой постелью и платиновыми прядями на белых подушках. С равновесием. Спокойствием. Счастьем. Селари показала ему не просто любовь, а себя самого. И то, что он на неё способен. Тепло исчезает, стоит ей убрать руку. Стылые ветра Волиара вновь пытаются окутать, увлечь. Невидимый зов, сладкий, знакомый, жестокий. Тёмная сторона сильна здесь, и противиться ей сложнее, чем в светлых каскадах энергии Тайтона. — Ты готов, — напоминает мастер. — И больше не один. «Но он — да». Дом Яса — предпоследний. Из сотен опустевших зданий он выбрал в качестве убежища то, что стоит на максимальном отдалении от крепости. Шесть лет назад Атер забрал Яса из похожей лачуги. Если получится… За порогом ждёт тишина. Пустота, но не естественная, затуманенная. Селари держится на шаг позади, бездействует, хоть и не ослабляет внимание. Атер благодарен. Ему нужно пространство. Он не успевает и прикоснуться к матовой от царапин поверхности стола, как сверху обрушивается меч. Огненное лезвие оставляет полосу на металле, но руки Атера там уже нет. Несколько красно-синих всполохов — и одна из рукоятей катится по полу, выбитая толчком Силы. Яс отшатывается от луча противника, мгновенно теряя запал к бою. Ему ещё ни разу не удавалось победить. Он теперь не ребёнок — крепкий, высокий юноша. Но всё так же боится. «Если бы у тебя была шерсть, мальчишка, она бы стояла дыбом». — Я пойду с вами, — сбивчиво предлагает Яс, не дав заговорить. Его тёмные волосы взлохмачены, скулы очерчены болезнью, и вряд ли физической. — Вы ведь поэтому пришли, мастер? Хотите, чтобы я снова служил вам? Такая спешка подозрительна и в меньшей степени обусловлена страхом. Тут что-то ещё. — Удивительно, что ты не упоминал ученика, — Селари хмурится. — В записях допросов нет информации о нём. — Яс сбежал, когда ситуация вышла из-под контроля. Не было смысла подвергать его преследованию и аресту, чтобы он составил мне компанию в плену. — Я… — Ты не трус, — мягко обрывает его Атер. — Ты был нужен… где-то ещё? — Вы не помните. В тоне одинаково слышится разочарование и облегчение. Будто ему обидно, что мастер забыл нечто важное, но если вспомнит — станет лишь хуже. — Рыцарь-джедай Атер согласился пожертвовать частью воспоминаний, чтобы начать новую жизнь в Ордене, — поясняет Селари вместо ученика. — Теми, что причиняют наибольшую боль. Они вернутся, но каждое в своё время. Раны души, как и тела, заживают не сразу. — Джедай? — на лице Яса проступает слабое изумление, но, что странно, не больше. — Поможете мне тоже забыть? — Нет! Что-то со страшным грохотом падает, и из-за угла на Яса бросается маленький ураган. Вцепляется в пояс сильно, как только может. Атер не уверен, что у него хватило бы сил их разнять. У появившейся девочки такие же тёмные кудри и огромные ореховые глаза, как у Яса. Бледная, худенькая, в серой рубашке, перетянутой ремешком. К несчастью, Атер даже вспоминает имя. Дана. Ясно, будто до сих пор стоит посреди той комнаты. Руки лежащей на полу женщины широко раскинуты, шея вывернута под неестественным углом. Дана с недоумением двигает неподвижные пальцы матери, ещё не способная осознать произошедшего. Глупая смерть. Могла бы подчиниться, отдать старшего ситху, и осталась бы жива. Меч резонирует в ладони согласием. Девочке незачем долго страдать. Если бы не вмешательство Яса, робкое в целом, но в отношении повелителя ситхов — бесконечно смелое, он бы поступил, как задумал. «Ты пожалеешь об этой сделке. Вот почему я на неё соглашаюсь». Атер закрывает дверь, и старый замок скрипит, упираясь в паз. Яс плетётся за ним покорно, не оборачиваясь. Такова цена жизни Даны и первая искра чистой ненависти, положившая начало подготовке. Её больше нет во взгляде Яса. Атер всецело заслуживает его презрения, но ощущает в Силе лишь смертельную усталость. Вину. Сожаление. Хуже обучения ситхов — незавершённое обучение. Чужие чувства вспыхивают сильнее, когда Ясу удаётся отцепить от себя сестру. — Никто тебя не забудет, малявка, — сдаётся он. — Но дай мне поговорить. Дана несмело кивает и сперва подходит к женщине. Кажется, Селари ей нравится: джедай опускается, и Дана с любопытством изучает её обруч и платиновые локоны. Во тьме грязной и бедной хижины Селари — ярко пылающая звезда. И её тёплый, умиротворяющий свет льётся вокруг, исцеляя всё, чего касается. Селари невозможно бояться, пусть Атер и видел, что мастер на многое способна в бою. Но Селари удостаивается десяти секунд внимания. Дана отпускает её к брату и уже более уверенно направляется к Атеру. Сперва он растерян. В нём нет того внутреннего света, который излучает Селари. В нём — тьма, пленённая и покорённая. «В тебе — нерушимость камня. В тебе — мощь, способная оградить тех, кто нуждается в защите. В тебе — Сила. Вот что вижу я». Атер склоняется по примеру мастера, и Дана совсем не колеблется, приближаясь. Её беспредельная доверчивость ставит в тупик. Он — не тот человек, к которому относятся без настороженности. И всё же Атер старается улыбнуться в ответ, чувствуя, как в краткий миг Сила неразрывно переплетает их пути. Он расскажет ей о том, что сделал. Однажды. Но не сегодня. Селари уводит Яса за стол и начинает тихий разговор. И Атер, и Дана слышат обрывки. Она предлагает ему продолжить обучение, но уже в качестве падавана. Дану определят в хороший детский центр на Корусанте. Он сможет навещать её свободно, когда пройдёт некоторую подготовку и получит разрешение Совета. Дана задумчиво трогает вышивку по краю его верхней робы. До этого момента Атеру было неясно, почему бывший ученик не сопротивляется планам Селари, но, рассматривая тонкие от постоянного голода предплечья Даны, замечает чёрно-жёлтые пятнышки, которые она тут же прикрывает рукавами. — Яс любит меня, просто иногда я злю его слишком сильно, — шёпотом оправдывается Дана. — Но, мне кажется, ему нужна помощь. Вы можете помочь? — За этим я здесь, Дана. Атер берёт её за руку и выводит на улицу, чтобы не мешать мастеру. Возможно, ему самому следовало поговорить с Ясом, но ощущение, что его компания Дане нужнее, чем забота Селари, так и не отпускает. — Мы полетим на корабле? — Да. У нас отличный корабль. — Я всегда хотела побывать на корабле, — признаётся девочка, и её лицо светлеет от улыбки. — Однажды я нашла коробку от суточного рациона, и мне интересно, какие на вкус эти семь блюд. — Я отдам тебе свой. «Номер четыре», — отчего-то тяжёлый поначалу разговор быстро становится непринуждённым, словно Атер только и делает, что общается с детьми. — Там есть джем из морских ягод шуа. — А сколько всего номеров? — Ровно сто. Для разных рас и климатических условий. Нам с Селари как-то по ошибке выдали девятнадцатый для амфибий. Он наполовину состоял из сырой рыбы и водорослей. Был ещё хуже, чем тридцать первый, для насекомоядных. — Фу! — смеётся Дана. — Тогда я хочу попробовать… Она хмуро отбирает руку и принимается сгибать пальцы. Счёт даётся ей непросто, и, в конце концов Дана не выдерживает: — Ну, помогите же мне! — Девяносто восемь, Дана. Девочка беззвучно повторяет про себя число. — Нет. Пообещайте, что привезёте мне все. — Даже ужасные? — Особенно ужасные! Ветра Волиара — обычные потоки холода. В них нет ничего, что могло бы нарушить равновесие. И страх, который Селари призывала не испытывать, тает до смешного легко, оставляя вместо себя лишь то, что сказала она в ночь посвящения. «В тебе — война, которая никогда не началась. В тебе — скорбь, разбившаяся о бастион милосердия. В тебе — тьма, отступившая под жертвенностью любви. Помни свою клятву, рыцарь-джедай. И свет на твоём пути никогда не иссякнет».