Слушается дело

Ей семнадцать, и она с сожалениями и ссорой покидает научный институт. Тот, который Федотов купил только чтобы она снова работала у него. Галина не уверена, находит ли это лестным. Теперь Василий живёт в бане возле их дома в Лохово, забыв про семью и дела. Его разговор с папой она подслушала случайно: — Скажите, а в чём причина вашего расстройства на этот раз? — Я сделал предложение вашей дочери, но она мне отказала. Повисает пауза. Папа наверняка в шоке, она тоже. — Я предложил Галине Сергеевне вернуться на работу! — объясняет с раздражением Василий. Как можно было высказаться именно таким образом… как теперь об этом не думать? Она уходила из компании Василия несколько раз, пока он не находил новый способ вернуть её. Не срабатывали уговоры — начинались подставы, то с авансом за квартал, то со строительством квартиры для сестры. Он возвращал её столько раз, что это уже похоже на одержимость. Но теперь, когда она ушла и из любимой научной лаборатории, он развалился на части. Не пробует снова уговорить её. Пока он утопает в депрессии, она убеждена, что влюбляется в Иржи. Было удачей встретить ещё одного темноволосого типа в классическом костюме с хорошим вкусом в литературе и нестандартными суждениями. И делать вид, что эта замена может сработать. Со временем накапливаются причины, не проговариваемые даже с собой. Она говорит, что возвращается в компанию Федотова ради Иржи. Якобы не может обойтись без каких-то шикарных платьев. И как будто нужно сохранить в тайне от семьи отношения с принцем. Это позволяет им с Василием ничего не объяснять между собой, не усложнять. Его депрессия проходит в один момент. Теперь он всё время говорит об Иржи, повторяя какой это чудесный вариант, и она почти верит. А потом, на балу, он вырывает её у Иржи якобы, чтобы продолжить общий разговор, и весь вечер мешает им танцевать. После их единственного вальса, перед тем, как Иржи целует её, Галина смотрит на Василия, и впервые видит всю гамму чувств столь пугающих в своей силе. Ей восемнадцать, и она сбегает с собственной свадьбы с принцем, потому что она не Даша. Не готова. А ещё не сможет всю оставшуюся жизнь провести в оторванности от страны и семьи… так она говорит себе. Все недоумевают, телефон разрывается от сообщений — гневных и тревожных. Жених нервно наворачивает круги по украшенному саду у замка, там собрались гости, а она бежит к парковке в подвенечном платье. Должно же остаться хоть одно припозднившееся такси, которое можно перехватить… Она врезается в Василия, которого позвали обе стороны. Похоже, он не замечает, что опоздал, даже не торопится. Он, ничего не спрашивая, отвозит её обратно в Москву. Они летят часа два, не проронив ни слова. И его молчаливое не-осуждение — самый правильный выбор. Её губы все время начинают подрагивать, а глаза наполняются слезами. Она пыталась полюбить Иржи, и сожалеет, но никак не может. Василий единственный не задаёт очевидные вопросы. Сёстры и родители пытаются поддерживать, но всё ещё считают — она упустила лучший вариант, другого такого не будет. Иржи в бешенстве, она оскорбила его перед всей страной. Несостоявшаяся свекровь приезжает и устраивает сцену вместе с сыночком. Галина посылает обоих на чистейшем немецком. Ей девятнадцать, и работа в бизнесе словно золотая клетка. Здесь только два хороших момента — можно сколько душе угодно сливать негатив на людей, и видеть его, конечно. В конце концов она совмещает, и закатывает скандал ему. Василий не отстаёт по темпераменту и аргументам. Всё нарастает слишком быстро, и они срываются. И теперь он готов отпустить, зная, что она никуда не денется. Отрицать два года копившиеся чувства теперь никак, они перешли грань. Она в прострации. Должна посыпать голову пеплом, а ей не жаль. Галина не уверена, что собирается делать в жизни, но точно нужны власть и автономия. Теперь она на год отстаёт, но поступает. — Да, бизнеса бы тебе не хватило. Это всегда должно быть что-то… с долей альтруизма. Возвышенное. — замечает он. Ей двадцать один, а Саше Федотовой пять лет. Столько же и Соне Васильевой, но Соня не сыпет ей соль на раны одним своим существованием. Галина преодолела четыре учебных года из шести экстерном. Прыгая по курсам, попадает в новую группу каждые полгода. Она создаёт полезные связи — на этом настаивает Василий. Пытается начать встречаться с кем-то другим, терпит чудовищные поражения, и всегда возвращается. Четыре курса заканчиваются, и она отмечает с семьёй в родительской квартире. Именно тогда Оксана появляется с новостями — она беременна во второй раз. Галина поздравляет её больше всех, ни разу не смотрит на Василия. Возвращается в свою квартиру, методично бьёт сервиз до последнего блюдца, и проводит в тихой непрекращающейся истерике всю ночь. В июле она почти не встаёт и не выходит на улицу. Василий что-то безбожно врет Оксане про командировку, чуть не выламывает дверь, и увозит её, снова. Сил на возражения нет. Это небольшой город где наконец никому нет до них дела. Один месяц. Оба знают что вряд ли когда-то снова получат столько времени, его нельзя распылять на обиды. — Тебе не за что извиняться. — отвечает Галина на витиеватые попытки. — Значит, тебе нечего прощать? — с сарказмом спрашивает он. — Значит, нечего. — нерешительно говорит она. Этот август — словно маленькая жизнь. Можно везде появляться вместе и думать, что они свободные. Гулять по паркам и сидеть в кофейнях, как все пары делают. Она уговаривает его сходить в музей, а не говорить заранее как это скучно. Теперь его не оторвать от картин. Он уверен, необходимо поехать на конную прогулку, и это оказывается впечатляюще. Ветер в волосах, бесконечное поле. Их лошади шагают рядом, и она даже ни разу не падает из седла. А главное — можно убедить себя, что это не закончится. Возвращаясь в Москву, она впервые ненавидит сентябрь. Ей двадцать три, и она заканчивает два последних курса за два года как обычная. Кажется, она взрослеет, или стареет, и больше не хочет торопить время. Сколько лет Василию почему-то никогда не помнит, хотя ждёт его дней рождения больше чем своих. Возраст перестал отражаться на нем — всего-то и нужно было перестать носить белое. Или это кажется только ей. Стасу Федотову, так назвали мальчика, уже год с небольшим. Саше — семь, и она идёт в первый класс. Могла бы пойти вместе с Соней, но Василий считает, что лучше частных школ ничего на свете не найти. Галина уже смирилась, что её ужасный, ужасный роман не может ни прекратиться, ни даже ослабнуть. Ей двадцать четыре, и она почти уверена, что Оксана знает. Они стали неосторожными. Вечно следящий город оплетает их как терновое гнездо. Она чувствует, что на грани фола, но не может перестать появляться там же, где и он. Лишний раз коснуться его. Ловить его взгляды. Переписка превращается в компромат. Они стирают всё, но не сразу, снова перечитывая и запоминая. Он приезжает. Часто, чаще чем следует. Они будто падают в бездну, но не могут остановиться. И появляются вместе на людях, но это требует такого уровня притворного отчуждения, что тяжело вдвойне. Галина начинает строить карьеру в суде, и теперь понимает его опасения за репутацию и скрытность. Она выигрывает одиннадцать дел подряд, а на отпуск уезжает в Италию. После сообщения в несколько слов он не раздумывая прилетает. Это хороший сезон для моря. Закаты красочные до боли в глазах, пляж пустынен, а бриз уничтожает любую причёску. Они любят сидеть на медленно остывающих камнях перед волнами. И она читает вслух сборник, прихваченный из дома: — Пусть час не пробил, жди, не уставая, Пусть лгут лжецы, не снисходи до них; Умей прощать и не кажись, прощая, Великодушней и мудрей других. Умей мечтать, не став рабом мечтанья, И мыслить, мысли не обожествив; Равно встречай успех и поруганье, Не забывая, что их голос лжив. Для неё это жизнеутверждающие слова. В них можно найти силы переносить свое вредящее, скрытное и безвыходное положение. Василий видит другое. — Нужно перестать. — говорит он. И сначала до неё не доходит о чем речь — Всё станет проще. — Проще — не значит лучше. — медленно замечает она. — Ты застряла здесь, а давно пора двигаться дальше, я никогда не хотел сделать тебя несчастной. Это не должно было развиться во что-то вообще. А тем более, настолько разрушительное. — Разве я несчастлива? — спрашивает она, смотря на него сияющими глазами с мягкой улыбкой — Многое вокруг может быть не так, но я вовсе не несчастна. Не могу иначе. И если бы мне дали шанс вернуться, и начать заново, ничего бы не стала менять. Но она пытается думать наконец не о себе, а об общем благе. Саше, Стасе, и Оксане. Она не видит его несколько месяцев. И пишет не сообщения, а бесконечные письма, которые не отправляет. «Каждый день спотыкаюсь об воспоминания. Больше не могу ходить в кофейни, и видеть чёрные костюмы, а они везде. Я не могу перечитать Джека Лондона и письма Сенеки. Когда смотрю на плывущие облака, то вижу тебя. Когда смотрю на дождь или красные листья, то вспоминаю то лето. Я не могу видеть музеи, парки и пруды. Офисные здания, и закаты, и улицы. И это только малая часть!» Ей двадцать пять. Она всё больше отстаёт, и об этом всё чаще напоминают. У Маши и Павлика, Павла Сергеевича, сложный, но крепкий брак, и двое сыновей. У Даши с Веником Соня, а недавно появилась двойня — тоже девочки. У Жени есть её недобрак и переотношения с Денисом. У всеобщей любимицы «тёти Пуговки» — молодой человек. У Галины… есть место, где она может сполна проявлять изворотливость, ту же, что и в жизни. «Адвокат дьявола», её называют. Она берётся оправдывать однозначно виновных. Как будто оправдав кого-то поступившего хуже неё, станет легче. За плечами почти сотня дел, и ни одного проигранного. Она выступает фанатично. Борется за клиентов так, как надо бы за себя, но вот на это не имеет права. Галина всё время просыпается от кошмара, где занимает в суде совсем другое место. Там не бывает адвоката, и полный зал прокуроров. Прошу всех встать… слушается дело… подсудимая… вынесено решение… обвиняетесь… приговариваетесь… не подлежит отмене. «Кажется, вижу тебя всё время, а это другие люди. Сегодня когда привели обвиняемого, меня едва не хватил инфаркт, но оказалось, тот просто похож издалека. Особенно похож, если в этот момент сидишь без очков.» Она написала в стол столько писем, что мог бы выйти упитанный бульварный роман. «Даша продолжает напоминать про тикающие часики. Ей хочется чтобы я тоже провалилась в рутину, и она не была бы так одинока, у Маши-то по дому всё делает Павлик. Даша не понимает, я больше не вижу никого кроме тебя, и не смогу увидеть, и это так сложно. Со мной всё не так, это не должно быть. Почему тебе так легко продолжать быть с Оксаной? Тоже хочу влюбиться заново, перестать быть черновиком, и всех отталкивать. Придётся торопливо выбрать кого угодно чтобы мама перестала так давить. Чтобы сама перестала на себя давить, потому что время идёт, но я не могу, я ужасная.» Неважно, ведь у неё есть дело жизни. Стабильность, уверенность в завтрашнем дне. А потом они случайно сталкиваются на улице. Льёт осенний дождь, редкие прохожие пробегают мимо. — Я сделал всё, что мог! — говорит он со злобой, даже не пытаясь спрятаться от холодных капель — Избегаю ту, твою часть города. Перестал общаться с твоей семьёй, и они все теперь обижены! Знаешь, как это неудобно, делать крюки каждый день?! Знаешь, как по-дурацки себя чувствую, когда звонит Сергей или Пуговка, а я прячусь?! — Никто не просил об этом! — почти кричит она — Они же люди, не какая-то часть меня! И он смеётся. Отчаянно. Улыбается — горько кривится, а в его глазах целая вселенная: — Я перевёз фирму из здания, которое напоминало о тебе. Больше не могу даже подумать об Италии, о книгах или море. Я перестал выносить балы, свадебные платья, и аэропорты. Науку, экономику, бизнес, и суды, ведь ты везде успела побывать. Смотрю на солнце, а вижу тебя. Смотрю на луну, и вижу тебя снова. И она настолько же хотела это услышать, настолько и в ужасе теперь. Это означает перемены. Разрушения — для их отношений, или для репутации и карьеры. Раны — для себя, или для других. Долгожданные. Те, к которым они никогда не будут по-настоящему готовы. Но это будет не сейчас, теперь есть только они и дождь. Она делает шаг, и его холодные губы на её губах.