Предсмертное желание пирата

      Солнце медленно восходило над горизонтом, стирая тьму ночи с лица земли, заливая город светом и едва ощутимым теплом.       Несмотря на раннее утро у дворцовой площади собралась толпа. И не удивительно, ведь такое событие не каждый решится пропустить — неделей ранее армия Его Величества с гордостью поделилась новостью о поимке одного из самых опасных пиратов, портящего кровь морякам и торговцам уже несколько лет.       Сон Минги — загадочная фигура. Он известен своей хитростью, умом и даже гениальностью. Многие связывают его «подвиги» с магией, а пираты из уст в уста передают слухи о связях с потусторонним миром. Ибо не может один человек иметь такую силу и славу, как капитан «Горизонта» — мощного фрегата, потопившего не один корабль.       Однако, на зверя каждого найдётся свой однажды волкодав, и Минги удалось поймать. И ради его казни весь народ собрался, ликуя и улюлюкая, бросаясь гнилыми овощами и фруктами, пока связанный, изнеможённый голодом и пытками пират, свесив голову, ожидал приговора. Его должны повесить — колючая удавка уже обняла его шею, осталось только полу под ногами рухнуть, чтобы узел затянулся, сдавливая горло. Если повезёт, его шея сломается и смерть будет быстрой, в другом случае он ещё поболтается, судорожно хватая ртом воздух, пока народ упивается его мучениями.       Глашатай, поднявшись на пьедестале, прокашлялся, развернул свиток и стал зачитывать указ короля о казни. Минги слушал вполуха, иногда ухмыляясь или мечтательно улыбаясь, когда среди перечня его «заслуг» проскальзывало что-то особо приятное сердцу: самые удачные грабежи, бои, только от одного он морщился, раздражением реагируя на очевидно ложные слухи об интрижках с разными дамами, которых он якобы обесчестил.       «Да эти дамы и сами кого хочешь обесчестят», — в сердцах воскликнул он.       Его эмоциональных потуг никто не заметил — пират так и не поднял тяжёлую от давящей на виски боли голову, а поднимающееся светило лишь усугубляло его положение, нещадно заливая светом лицо и слепя глаза.       — Наш Величественный, мудрейший, справедливый и благородный король дарует тебе, преступник, твоё последнее желание. Будь благодарен и молви нам, чего желаешь.       Минги не сразу понял, что обратились к нему. С трудом поднимая голову, сквозь отросшую сальную чёлку он заглянул на балкон замка, где сверху вниз на народ и место казни смотрит королевская семья: король, седовласый и всегда хмурый, сидел в центре, а по правую сторону его жена — статная женщина с едва видимыми морщинами; её лицо отражало сочувствие с примесью облегчения, что скоро зло будет побеждено. Слева от правителя сидел его сын. Принц, коих описывают в сказках — прекрасен, умён, обворожителен; добрый с близкими и жестокий с врагами; даже конь у него белый, подстать его чистой невинной душе.       — Я желаю, — пират закашлялся. Долгое молчание, лишение воды и питания сказались на его способности говорить. — Одна ночь наедине с Его Высочеством, принцем Юнхо — вот мое желание.       Толпа загалдела, возмущённо крича проклятья. Кто-то вскрикнул от ужаса и стал молиться. Лицо короля почернело от гнева, ноздри раздулись от тяжёлого дыхания; королева сделалась бледнее первого снега; принц же зажевал губу и бросил встревоженный взгляд на отца.       — Твое желание невыполнимо, грязный пират, — выплюнул король, — либо проси что-то другое, либо откажись от желания и прими смерть.       Минги ожидал услышать это, он даже позволил себе ухмыльнуться и расправить плечи, чуть морщась от боли в затекших мышцах.       — В таком случае, я желаю рассказать о некоторых личных просьбах Её Величества…       — Замолчи! — вскрикнула королева. Её кулаки сжалась от злости и волнения.       — Матушка, отец, не гневайтесь. Я согласен исполнить его желание, — вдруг молвил принц. — Мы всегда были благосклонны к тем, кто оступился и пошёл не той дорогой, давали шанс искупить свои грехи и упокоиться с миром. Если этот пропавший человек желает провести со мной ночь — так тому и быть. Вокруг будет охрана, и я не допущу чего-то из ряда вон.       По истине благородный молодой человек. Готов жертвовать честью и даже собственной жизнью ради того, чтобы преступник покинул мир без сомнений. Вот уж точно сказочный.       Король объявил о том, что им необходимо обсудить этот вопрос. А потому Минги остался один на один с разъярённой толпой. К возвращению королевской семьи на нём не осталось ни одного места, куда бы ни прилетело что-нибудь болезненное, вроде камня или палки.       — Мы приняли решение, — молвил Король и толпа затихла. — Мы исполним твоё желание, но на наших условиях: вы с принцем будете находиться в его спальне, снаружи будет охрана, которой приказано убить тебя на месте, если им даже покажется, что Юнхо в опасности; тебе также запрещено что-либо делать, брать, трогать и говорить без разрешения принца.       — О большем милосердии я и мечтать не мог, Ваше Величество, — обманчиво благодарно произнёс Минги.       Недовольно бурча, палач снял с него петлю, стража разогнала толпу и, взяв под локти, повела его в сторону дворца. Не через парадный вход, но хоть не в темницы, где он торчал бы ещё день в ожидании своей последней ночи.       Его привели в помещения, в которых жили слуги, и там его встретил высокий, хорошо сложенный мужчина. Его фигура была тонкой и изящной, лицо красивым и чистым, словно он был поцелован самой Афродитой. За его спиной стояли служанки и слуги и в отличие от прекрасноликого, который смотрел на пирата без тени презрения, они опускали глаза и всячески избегали смотреть в его сторону. Некоторые даже демонстративно зажимали носы и морщились, будто их вот-вот вывернет наизнанку. Минги это никак не задело, не его вина, что его неделю держали в прогнившей и пропахшей чужой кровью, потом и экскрементами камере.       — Её Величество побеспокоилась, что Ваш вид может неблагоприятно сказаться на Его Высочестве, а потому нам был отдан приказ привести Вас в более подобающий вид, — голос этого человека был сладок, как мёд. — Меня зовут Пак Сонхва, я управляющий замка и личный слуга Его Высочества. Ведите себя хорошо и не доставляйте мне и моим подчинённым проблем, иначе мы можем обратиться за помощью к страже, а те с вами церемониться не станут, — предупредил он.       — Не то, чтобы я был сильно против принять ванну, — хмыкнул Минги. — Только, надеюсь, вы снимите кандалы? Не то, чтобы я жалуюсь… Обещаю быть послушным и не доставлять неудобств, — он звякнул цепями оков, связывающих его запястья за спиной.       Сонхва кивнул, и охранники, что привели его сюда, освободили его руки. Довольно застонав, Минги стал разминать конечности.       — Что ж, колдуйте, феи-крёстные, — широко улыбнулся он, так, что глаза превратились в полумесяцы.       Сперва его накормили. Не королевский завтрак, но лучше, чем ничего. Обосновали этот жест доброй воли довольно просто и логично: Минги настолько ослаб от голода и жажды, что едва стоит на ногах и остаётся в сознании, что значительно затрудняло работу над его подготовкой к встрече с принцем. Манерами пират никогда не отличался, но его это волновало, как волнует, сколько людей поляжет на пути к заветному сундуку с богатствами. Он совсем не обращал внимания на отвращение на лицах слуг, что присматривали за ним, он с жадностью вкушал кашу с комочками, грязной рукой хватался за жирное мясо и всё с такой скоростью, будто не жевал вовсе. Он справился с едой быстро и беспощадно, и чувствовал себя сытым и довольным жизнью как после славного набега на небольшую деревушку, коей не повезло оказаться на пути его судна.       После чудесного завтрака его повели в купальню, где долго соскребали с кожи грязь и спекшуюся кровь. Больше мучений пришлось на голову: волосы, сальные от пота, с кусками мокрой грязи и соломы — условия для сна в камерах подземелья оставляют желать лучшего — отмыть было сложнее всего. Минги не знал, сколько часов пробыл в руках чутких и заботливых, весьма красноречиво проклинающих пирата, слуг. Для высушки опадающих на плечи локонов (и для проветривания помещений) Сон был выгнан на улицу во внутренний сад почти в чем мать родила. Набедренная повязка хоть и прикрывала стыд, но от прохладного ветерка не спасала. Стража вновь заковала его кандалами и строго следила за каждым шагом, но это не мешало пирату дышать полной грудью и радоваться, словно маленький ребёнок, пролетевшей мимо бабочке. Со стороны можно было даже подумать, что его взяли по ошибке, ведь не может такой на вид невинный и наивный деревенский парень быть опасным для королевства и общества в целом, разве эти тонкие изящные руки, ставшие временным перевалочным пунктом для спешащих по своим делам божьих коровок, могут быть по локоть — нет, по самую шею в крови?       «Ещё как могут», — скажет любой, кто хоть краем глаза видел Минги в битве.       Пока он наслаждался прогулкой, подоспел цирюльник. Грузного мужчины в сероватом фартуке, заляпанном кровью, с уставшими глазами и чемоданчиком с инструментами Минги, по правде сказать, опасался. В их кругах, пиратских, длинные волосы являлись едва ли не символом силы, опыта и статуса, конечно. Сон любил свои волосы, ему нравилось, как они развивались на ветру, а ещё ему нравилось заплетать косички. Но, если честно, эта гонка буйных грив существует лишь между двумя пиратами: Минги и ещё одним, которого именуют Королём Пиратов. Тот капитан лишь на год старше Сона, но куда хитрее. Между ними с первой встречи возникло что-то вроде спортивного соревнования, в котором нет ни условий, ни правил, ни приза. И, справедливости ради, тому низкорослому пирату его шевелюра подходит больше, чем Минги. Однако пират сопротивлялся как мог, крыл все, на чем белый свет стоит, матом, и грозился цирюльнику этому пальцы пообрубать, если он что-то с волосами его сделает. К сожалению, стража довольно быстро присоединилась к толпе слуг, пытающихся удержать пирата на месте, и против вооружённых солдат в одиночку он справиться не смог. Поэтому спустя довольно продолжительное время на его голове остался лишь короткий «ёжик».       Последним пунктом его подготовки оказалась огромная ванна горячей воды с примесью цитруса и душистых трав. На корабле о такой ванне можно только мечтать, но лезть в воду, источающую пар, он не спешит. Однако слуги были настойчивы. Он зашипел, стоило замерзшим ступням коснуться воды, но вскоре привык к высокой температуре. Когда он полностью лёг в тару, нагло высунув конечности, он позволил себе издать довольный стон. Он не знал, как долго ему нужно будет сидеть в воде. Служанки семенили вокруг, натирали его руки и плечи чем-то вкусно пахнущим, и вскоре пришёл Сонхва. Смотритель разогнал слуг, и, дождавшись, когда те покинут помещение, присел на бортик ванны. Минги подобрал ноги и с любопытством уставился на мужчину.       — Вот, держи, — Пак протянул флакончик с каким-то маслом. Минги принюхался к жиже, улавливая едва слышимый аромат аниса. — Ты должен быть готов к ночи с принцем, чтобы ему не пришлось тратить время.       — С чего ты взял, что именно я должен готовиться? — дерзко усмехнулся пират.       Сонхва и бровью не повел.       — Не предстало Его Высочеству перед грязным пиратом ноги раздвигать, — грубо парировал смотритель.       — Да я, вроде как, уже чистый, — не удержался от шутки Минги. — К слову, и Королю Пиратов не пристало раздвигать ноги перед чьими-то слугами, — пожал он плечами. Сонхва довольно улыбнулся.       — Хонджун спрашивал о тебе, кстати. Постарайся угодить принцу, если жизнь дорога.       — Ого, переживаешь обо мне? — неуместный флирт был проигнорирован.       Минги снова остался один на один со своими мыслями, но теперь не в убогой камере темницы, а в горячей ванне, от запаха которой уже становилось дурно. За ним пришли спустя приличное количество времени, когда вода начала остывать и облачили в чистые одежды. Его старые тряпки были сожжены с прочим мусором, и Минги картинно сожалел об утрате, мучая слуг своим воем и причитаниями о любимых штанах, купленных на последние деньги в каком-то далёком порту.       Вещи, которые ему предоставили, были отвратительными на вид: светлая рубашка с кружевами на рукавах и воротнике, тёмные брюки и в тон им жилет с вышитым серебряными нитками узором. Сон и притрагиваться к этому клоунскому наряду не желал, и даже был готов пойти нагишом через весь замок, но ему вновь стали угрожать оружием. В одеянии было тесно и неудобно, он корчил недовольную рожу, в сердцах надеясь, что Сонхва не станет говорить о таком позорном виде Хонджуну и другим пиратам.       — Я выгляжу как кисейная барышня. Разве мужчины носят такое? Эти рукава, фу, чёрт, — Сон не мог вытерпеть своё отражение в зеркале.       — Эти вещи — последний писк моды среди дворянства, — сообщил Сонхва.       — Как хорошо, что я — пират, — заявил Минги.       За окном уже рыжело небо, вечер настал. Когда совсем стемнеет, его поведут в покои принца.       Это случилось уже скоро. Его завели в комнату, которая пока пустовала. Минги бегло осмотрелся и присел на мягкий матрац, попрыгал на нём, прицениваясь, и даже присвистнул. Следом он заполз на центр постели, неуклюже перебирая конечностями и утопая в мягкости перины. Когда ему удалось лечь в более-менее устойчивую и развратную (по его скромному мнению) позу, в спальню вошли двое.       Следом за принцем появился Сонхва, что нес поднос с закусками и графином, наполненным вином. Взяв из рук слуги посуду, Юнхо отдал ему последний приказ, прежде чем отпустить:       — Убедись, что стража за моей дверью получит свой ночной ужин. Им стоять там до рассвета, не хочу, чтобы их служба прошла в мучениях.       — Конечно, Ваше Высочество, я лично прослежу за этим.       Поставив поднос на стол, Юнхо обернулся и, наконец, заметил гостя. Некоторое время его лицо не выражало эмоций. Взгляд принца метался по человеку перед ним, шестерёнки в голове усилено крутились, пока он пытался осознать происходящее. Его лицо было бледным и с явными признаками усталости, Минги даже стало жаль будущего правителя, но не надолго. Поймав взгляд Юнхо, пират игриво подмигнул. Принц задохнулся от возмущения. Его голову таки посетили воспоминания об утренней казни и о желании пирата, которое ему следовало исполнить.       — Поднимайся, — отдал он приказ.       Минги закатил глаза, будто услышал что-то чертовски банальное. Он с нетерпением ждал реакцию Его Высочества и был разочарован. Но он всё же встал напротив Юнхо и стал ждать продолжения. Принц критично осмотрел пирата, не скрывая своего недовольства и разочарования. Затем он устало вздохнул.       — Ты просил провести со мной ночь. Так и чем мы будем заниматься? Я могу предложить вино и парочку книг, если ты, конечно, обучен грамоте. Или мы могли бы поиграть в Пикет?       Брови Минги взлетели вверх в изумлении, а затем его лицо исказилось в щемящем сердце умилении. В глазах напротив он видел искреннее непонимание и растерянность.       — Ну надо же, какая невинность! — поразился пират. — Думается, каждый житель этой небольшой страны, присутствующий на казни, знает, чем мы могли бы заниматься наедине в твоей спальне. Ваши слуги чистили и намывали меня уж точно не для распития вина или игры в карты.       Лицо Юнхо хоть и оставалось сдержанным, но покрасневшие кончики ушей выдавали его. Минги знал, что принц понимает, о чем речь, но, кажется, тот хотел избежать этого. Что ж, пират умеет быть настойчивым. Он небрежно толкнул Юнхо, и, не ожидая этого, Чон рухнул на кровать, а Минги сразу же сел на его живот, придавливая к постели. Смотря сверху с насмешкой, он, дразня, провёл пальцами по щеке и спустился к ушам, чуть помассировав их кончики. Жест нежный и чувственный, но Юнхо дёрнулся от него как от удара.       — Ваше Высочество, Вы так напряжены. Хотите, чтобы я помог Вам расслабиться?       Шёпот в губы, но без касаний. Минги не пытался давить, будучи готовым в любой момент отступить и согласиться на чай, и Юнхо чувствовал это по тёплому дыханию на своём лице. Он закрыл глаза, как только пират склонился над ним, даже не подумав, что тот мог бы воспользоваться этим и прикончить его. Сердце забилось не то от страха, не то от предвкушения. От тяжёлых дум пересохло во рту, и по привычке Чон облизал губы, смачивая их слюной. Человек над ним затаил дыхание, что вернуло принца в чувства. Наконец он открыл глаза, сталкиваясь с чёрными омутами. Несмело он кивнул, но этого хватило, чтобы пухлые губы пирата растянулись в улыбке, прежде чем коснуться его собственных.       Минги не напирал, осторожничал, и губы его были даже мягкими и нежными. Юнхо ожидал, что те будут шершавыми и грубыми от солёного ветра, являющегося вечным попутчиком пиратов. Не успел принц в полной мере проникнуться ощущениями, как Минги отстранился. Он сдвинулся ниже, теперь восседая на бёдрах, и не произнеся ни звука, стал осторожно вынимать резные пуговицы из петель, медленно обнажая благоухающую кожу принца. На каждый открывшийся участок кожи приходился невесомый поцелуй. Юнхо едва успел заметить, как его рубашка оказалась полностью распахнута, а дыхание сбилось. Прохлады ночного воздуха он не ощущал из-за жара собственного тела, к тому же Минги, помимо губ, пустил в дело руки, жадно исследуя тело Юнхо.       Пират вёл внутреннюю борьбу сам с собой: с одной стороны — принц покорно лежал под ним, позволяя делать, что захочется; с другой — тот выглядел так очаровательно, что быть с ним грубым попросту не хотелось. Юнхо был добрым, нежным и понимающим, что знал любой человек, хоть раз слышащий имя Его Высочества. Даже тот факт, что Минги до сих пор жив и смеет целовать наследника престола, говорит о мягкосердечности Чона. Разве можно обойтись с ним иначе, чем с ответной чуткостью. Такого человека как Юнхо хочется лелеять и ласкать, а не грубо брать, как портовую проститутку. Чувствовать, как постепенно принц расслабляется под ним, как тяжело дышит и сжимает в руках шёлковое бельё, как тихие вздохи и ахи срываются с его губ, Минги очень нравится. Нравится изучать его тело и находить места, от которых Чон вздрагивает и звучит ещё прекраснее.       Вскоре невесомых поцелуев и прикосновений рук стало Юнхо недостаточно. Осмелев, он положил руки на шею пирата и притянул, целуя в губы куда более настойчиво и нетерпеливо. Тот легко поддался настроению и в ответ на столь дерзкую выходку укусил, вырвав болезненный стон, чем воспользовался, чтобы нагло ворваться в чужой рот языком. Страстный поцелуй быстро распалил обоих, и от былой нежности не осталось ни следа. Когда воздуха стало катастрофически не хватать, Минги переместился с губ на шею, и там, где пульсирует сонная артерия, впился зубами, следом зализывая рану. Юнхо надрывно простонал на грани боли и удовольствия. Мысль о том, что метки, оставленные пиратом на его коже, ещё долгое время будут напоминать об этой ночи сильнее заводила.       Постепенно дорожкой укусов Минги спускался ниже, пока его горячее дыхание не коснулось паха принца. Возбуждённый член Юнхо топорщился из-под брюк и пачкал ткань. Рот Сона наполнился слюной, как если бы он был голодным псом, перед носом которого бросили бы жирный кусочек мяса. Не сдерживая довольный стон, он прижался ртом к плоти, жадно вылизывая её сквозь одежду. Принц застонал громче и выгнулся, захотев избежать столь мучительно-приятной ласки, но широкие ладони пирата крепко держали его бёдра на месте, не позволяя сдвинуться ни на дюйм. Всё, что оставалось Юнхо — пытаться ухватиться за короткостриженные волосы, но и этого не получилось.       — Я прикажу отрубить руки тому, кто обкромсал твои волосы так коротко, — рыкнул он. Смех пирата, всё ещё прижатого к его паху, заставил его член дёрнуться.       — Откуда столько жестокости, о Милосердный? — Минги скривил губы в ухмылке и показательно облизнулся, когда отстранялся. Но сделал он это только для того, чтобы развязать пояс штанов и одним рывком стянуть их со стройных ног.       Теперь тело принца было полностью обнажено перед ним, что того, на удивление, даже не смущало. Напротив, он выгнул шею, блаженно прикрыв глаза, и провёл руками от бёдер к плечам, красуясь. После, пока Минги с замиранием сердца наблюдал за представлением, Юнхо приподнялся и скинул с себя рубашку, и сделал он это с присущей королевской особе грацией. А после направил свой недовольный взор на пирата.       — Несправедливо, что ты всё ещё закутан в эти тряпки, — заметил он.       — Эй, это, между прочим, последний писк моды! — вспоминая слова слуг, отшутился Минги.       — На тебе они выглядят отвратительно, — даже не поспоришь.       Бывший капитан одобрительно хмыкнул и тут же принялся срывать с себя одежду, не заботясь о её целостности. Настала очередь Юнхо засматриваться на чужое тело. У пирата оно более загорелое и покрыто множеством мелких шрамов, виднелись также рубцы от более глубоких порезов и следов пуль. Принц поддался вперёд, и стал покрывать поцелуями каждый из них. Особенно его привлекли более свежие следы от верёвок и кандалов, оставшиеся после недели в заточении. Будто он извинялся за причиненный вред. Обняв Минги за талию, Юнхо повалил его на кровать, их губы сошлись на полпути. Они поменялись местами, и в отличие от пирата, принц не был так нежен, но и грубым не казался. Он касался Сона так, что у того затряслись руки, его тело напряглось, а мышцы красиво перекатывались под пальцами Его Высочества. Тот словно искусный музыкант извлекал из Минги всё более красивые и мелодичные звуки: при прикосновении к соскам, тот стонал певуче и тихо; если прикусить кончик уха — сдавленно и немного плаксиво; укусы на поджарых бёдрах вырывали короткие и громкие стоны; ну а прикосновение к напряжённому члену едва ли не звериное рычание.       — Юнхо, — хриплый зов отвлёк названного, тот поднял почерневшие глаза. — Если ты ждёшь, что я начну умолять, то я уже готов сделать это. — Заверил он, выглядя при этом также дерзко и уверенно, каким был, когда возвышался над Чоном.       Пират ещё ни разу за вечер не обратился к принцу по имени и это подкупало. Глубоко в душе Юнхо хотелось бы подразнить его чуточку больше, а может и вовсе связать и мучать долго-долго, невзирая на мольбы, но он стыдливо отмёл эти мысли.       — Хорошо, прости, я сейчас, — он оставил Минги на мгновение, неуклюже вставая с постели, но был остановлен на полпути крепкой рукой, сжавшей его запястье.       — Твои слуги позаботились о том, чтобы нам не пришлось тратить время, — оповестил пират. Чон недовольно нахмурился.       — До рассвета у нас достаточно времени, чтобы сделать всё правильно, — возразил он и Сон сдался, отпуская его.       Минги вдруг почувствовал себя неловко, когда Юнхо, взяв с комода масло, вновь оказался рядом. Смущало пирата не то, что он был полностью открыт перед другим мужчиной, широко расставив ноги, а то, что Чон действительно мягко и бережно относился к нему.       К капитану пиратского корабля (потопленного его же экипажем), который не давал покоя жителям страны, которой предстояло править Юнхо в будущем. Они были врагами, противостояние их миров продолжалось уже не одну сотню лет: свободолюбивые пираты никогда не признавали оковы короны, а трепещущие над сводом правил монархи не признавали разбойный образ жизни. Однако Его Высочество проявлял титаническое терпение и внимательность по отношению к тому, кто ещё недавно получил свой смертный приговор за страшные деяния.       — Эй, — Минги, услышав чужой голос, распахнул глаза. — Сосредоточься на мне и расслабься.       Юнхо чмокнул его в складку меж нахмуренных бровей, что заставило пирата улыбнуться. Слова благодарности застряли в глотке, да и неуместны они будут. Только после этого Минги ощутил, как внутри него скользят пальцы. Они длинные и тонкие, действуют умело, растягивая и лаская изнутри. Сосредоточившись на этих ощущениях, он расслабился, теперь не сводя глаз с сосредоточенного лица принца. Юнхо смотрел на него в ответ со вниманием и нежностью, он считывал изменения в лице напротив, пока растягивал его, постепенно добавляя пальцы. Когда их стало уже четыре, и они легко скользили внутри, Чон решил, что достаточно. Тогда он сел поудобнее, кладя ноги Минги на свою талию, а тот охотно обвил её, прижимая мужчину пятками к себе. Юнхо приставил головку, помогая себе рукой, и плавно толкнулся. Сон легко принял его с блаженным стоном, и одобрительно погладил принца по предплечьям, подбадривая на более решительные действия. Когда Чон вошёл полностью, они оба выдохнули, и он замер, давая привыкнуть к чувству наполненности. Однако Минги ждать не хотел, он требовательно ударил принца пяткой по спине, несильно, но ощутимо, и тот верно считал сигнал, начав медленно покачиваться. Постепенно он отпускал себя, увеличивая амплитуду, пока не стал вбиваться в срывающего голос пирата сильно и размашисто, от чего того мотало по постели. Это немного сбивало, так как веселило Минги, и тот не мог сдержать хихиканье, как и прочие эмоции в целом, поэтому Юнхо резко остановился и приказал развернуться. Приказ был строгим и не терпящим возражений, пират закусил губу, чтобы с его языка не слетел неуместный комментарий, и покорно встал спиной к принцу, тут же хватаясь за резное изголовье королевской постели. Юнхо снова вошёл в него, держа за узкую талию своими огромными руками. Ему понравилось, как его бледные кисти выглядят на бронзовой коже. Толчки снова стали медленными, но глубокими, принц любовался изгибом спины и округлыми бёдрами, что дрожали от каждого толчка. Нутро Минги было горячим и узким, принимало с жадностью и отзывчивостью. Сам пират вскоре стал подмахивать и самостоятельно насаживаться на член, запрокинув голову и издавая низкие и тихие стоны. Но как бы ни хотелось растянуть удовольствие, желание получить разрядку стремительно брало верх. Движения стали беспорядочными, в погоне за оргазмом Юнхо крепко, до синяков, сжал бока Минги, втрахивая его в стену.       Излившись глубоко внутри он по инерции продолжил толкаться, постепенно замедляясь, а затем вышел из тела пирата. Сон скатился вниз по стене и, развернувшись, сел, широко расставив ноги, и взял свой член в руку, принимаясь надрачивать. Юнхо, смотрящий на это сверху, не смог остаться безучастным. Его рука заменила сонову, а губы нашли чужие. Минги, сжимая плечи принца, кусался и практически вылизывал его рот, и вскоре кончил, пачкая руку Чона.       Они уставши упали на подушки, пытаясь отдышаться. Первым тишину нарушил Минги.       — Неплохое начало.       — Начало? — чуть нервно переспросил Юнхо.       — Не ты ли говорил, что до рассвета у нас много времени? — пират развернулся лицом к принцу, используя руку в качестве опоры для головы, и убедившись, что тот смотрит в ответ, поиграл бровями. Юнхо прыснул, а затем комната наполнилась его заливистым смехом.       Минги наблюдал за ним, чувствуя себя невероятно счастливым. Он любил быть пиратом, плавать по морям и океанам, обуздывать волны и непогоду, вступать в опасные битвы, и быть всего на шаг впереди от смерти. Это было его жизнью с самого рождения, другого он не знал и не умел. Всё, чему он когда-то учился было нужно лишь для того, чтобы выжить в море. Он не знал спокойной жизни, не знал ласки и не знал любви.       Пока однажды их корабль и ещё дружная команда не наткнулись на далёкий свод островов, принадлежащих одному богатому государству. Это место казалось им столом для пиршества, будто кто-то специально для них подготовил банкет из плодородных земель, деревень, полных урожая со слабым мирным людом, готовым отдать всю провизию почти добровольно. Там были красивые женщины, горы золота, драгоценных камней и тканей, которые можно было быстро продать и почти неумелая армия, прежде не знавшая битв серьёзней, чем с малолетними воришками. И добравшись, наконец, до столицы, они не ощущали страха. И были правы, ведь не встретили сильного сопротивления.       И лишь один человек стал серьёзной помехой для их планов.       Его Высочество, наследный принц Чон Юнхо.       Это стало началом и концом для Минги. Он никогда не верил в Богов (только в чертей, обитающих на дне морском, коим поклонялись все пираты), но Юнхо он без труда причислил к святым. Красив, умен, воспитан. Но в отличие от его родителей, он не вызывал отвращения и неприязни, отнюдь, он невольно притягивал, манил к себе, вызывал острое желание дышать с ним одним воздухом на двоих. Минги быстро убедился, что слухи о наивности, невинности, доброте и отзывчивости принца — не слухи вовсе. Юнхо был самым прелестным цветком в саду, и если пираты по наитию всё прекрасное уничтожали, то Чона хотелось только оберегать и заботиться. Минги позволял себе грубость и безразличие к судьбам людей, которых грабил и убивал, но к принцу относился совсем иначе, и тот, на удивление пирата, с благодарностью принимал все подарки и пошловатые комплименты, охотно соглашался на встречи наедине и даже больше — он сам проявлял интерес к Минги, баловал его вкусностями и показывал самые интересные и красивые места в столице.       От родителей их роман скрыть было не сложно, но команда у Минги была не лыком сшита, быстро всё прознала. Но узнать правду им было не трудно, ведь Сон ни с того, ни с чего начал обрывать их раздолье, пресекать драки с горожанами и призывал прекратить насиловать женщин. Первая их ссора произошла из-за попытки правой руки капитана убить Юнхо. Минги помешал ему и в это момент понял, что потерял окончательно доверие своих подчинённых. Их бунт был не за горами, и избитого бывшего капитана в качестве залога для побега швырнули в ноги королевской страже.       — Лишь несколько часов, — голос любимого в очередной раз вырвал его из пучин воспоминаний. Сон моргнул, сосредотачивая внимание на принце. — Через несколько часов Сонхва будет разносить ночной ужин для стражи. В еду и напитки будет подсыпано снотворное. Как только стража уснёт, Сонхва проводит тебя к северной границе суши, где вас двоих уже будет ждать корабль Короля Пиратов.       — Хонджун? — удивился Минги. — Так, значит, твой слуга решил сбежать? Вы давно планировали это?       — Изначально в наших планах не было тебя, — взгляд Юнхо был полон сожаления. Не вынося этого чувства, Сон клюнул его в плечо и обнял, прижимаясь ближе.       — Ты не пойдёшь с нами? — с волнением спросил пират. — Мне кажется, люди охотнее поверят, что я использовал принца как заложника, нежели его слугу, хоть и так любимого королевской семьёй.       На дне глаз Юнхо плескался страх вперемешку с предвкушением. Он находился между двух огней, одновременно желая вырваться из золотой клетки, ощутить привкус свободы, но мысль о горе любимых родителей сдавливала сердце.       — Разве я могу? Родители не переживут этого, — голос Юнхо дрогнул, ему было тяжело от необходимости делать выбор. — Кстати, на казни ты упоминал какие-то личные просьбы мамы, — вспомнил он.       — Я хоть и пират, но я честный человек, и я обещал ей сохранить эту тайну, — похвалился Сон.       Лукавство. Он мог бы без труда рассказать принцу всевозможные тайны и секреты, какие знал, но не этот. Он считал, что Юнхо не стоит знать о том, что его мать нанимала пирата для убийства своих любовников.       — М? Но ты был готов рассказать это на всю страну.       — Это была вынужденная мера, если бы они не согласились на моё последнее желание.       — Ты мог бы использовать это как шантаж, например, сказать, чтобы тебя отпустили в обмен на эту тайну. Почему ты пожелал ночь со мной?       — Потому что я всегда буду желать тебя, Юнхо.       Наступившая тишина не была давящей. Им обоим было о чем подумать, а в объятиях друг друга было тепло и комфортно.       — Там опасно, да? — тихо спросил Юнхо, будто скрывая, что этот вопрос принадлежал ему.       — Опасно, — подтвердил Минги. — Юнхо, я не давлю на тебя и уважаю твой выбор. Я продолжу навещать тебя, как и раньше, если ты решил остаться, — заверил пират.       — А если я соглашусь?       — В таком случае мы покинем эти земли и отправимся в долгое плавание. Если Сонхва и ты будете с нами, у нас нет причин оставаться в этой стране.       — А если мне не понравится? Если я решу, что с меня хватит приключений?       — Мы тут же вернём тебя домой.       Юнхо замолчал, погружаясь в глубокие думы. Тишину комнаты нарушал завывающий за окном ветер и мелкое покрапывание дождя. Через некоторое время принц поднялся, накинул на плечи лёгкий халат из шёлка и сел за свой рабочий стол. Из верхнего ящика он достал бумагу и пишущие принадлежности. Некоторое время он что-то писал, всё время, комкая бумагу и швыряя её на пол. Минги наблюдал за его напряженной, но ровной спиной, сосредоточенным лицом, он молчал, не смея помешать, догадываясь, что принц принимает самое важное в его жизни решение. Наконец, когда одинокая высокая свеча на краю стола догорела почти на половину, Юнхо отложил перо. В последний раз он перечитал письмо и обернулся к пирату, его лицо озарила улыбка.       — Ты должен понимать, что я совершенно не готов к жизни на корабле и едва от меня будет толк как от матроса, не говоря уже про грабёж и убийства. Я могу довольно скоро разочароваться в этом и пожелать возвращения, — предупредил он.       — Я знаю. Хонджун может возмущаться, но ни я, ни Сонхва не дадим тебя в обиду, — когда принц приблизился к постели, Минги дёрнул его за руку, укладывая под себя и целуя. — Значит, у нас есть ещё несколько часов? Не будем терять время.       Рассвет они встречали, стоя на носу корабля. Ветер разметал их одежду и холодил и без того продрогшие тела. Они крепко прижимались друг к другу, не замечая ничего вокруг. В этом путешествии Минги многое потерял: команду, длинные роскошные волосы, статус капитана, множество сокровищ, — но обрёл он нечто более ценное.