Пауэргёрл

      Баррет требовала немедленно появиться на собранной уже пресс-конференции. Видео с камер наблюдения утекли в сеть — кто-то постарался в погоне за «хайпом», — и за несколько часов взбудоражили весь Нью-Йорк. Возмущенные люди требовали объяснений и наказания для виновницы. Они ждали извинений и покаяний.       Обо всём этом поведала Баррет, торопливыми репликами швыряя в меня обрывками информации, словно опасалась, что сброшу вызов. На вопрос же, когда нужно появиться и предстать на общественное порицание, чуть ли не криком ответила, что «…час назад!».       Мероприятие, как обычно, затеяли неподалёку от входа в здание Воут. Снова собралось большая толпа — несколько тысяч человек приперлись меня обвинить. Я медленно пролетела над сборищем, описывая в воздухе пологую дугу и плавно приземляясь. Смотрела на зевак с иронией в мыслях: немного совестно, что те два урода возле клуба погибли из-за меня, но эти-то бездельники внизу чего хотят? Заставят склонить голову и сожалеть об убийстве насильников?       Конечно же, та парочка ничего не успела со мной сотворить, но я должна была дождаться, пока мне в задницу «вдуют» и за щёку «заправят»? Эти бездельники внизу, собравшиеся здесь в начале буднего дня вместо того, чтобы идти на работу, должны не винить и вопить о наказании, а спасибо сказать. Я избавила мир от пары преступников, которые — вполне вероятно, — могли бы изнасиловать кого-нибудь из дебилов, что так гневно гудели подо мной у здания Воут!       Стоило ослабить контроль над собой, как их пошлые мысли затекали в мой разум. И самое уморительное крылось в том, что помыслы из толпы мало чем отличались от деяний той парочки возле клуба. Я ловила на себе беззвучные крики с требованием выебать наглую блонду во все щели и утопить в сперме, ебать до потери сознания или пока не взмолюсь о пощаде, насиловать и оплодотворять, как бесправную корову на ферме, чтобы поняла, как нелегко давать жизнь. Распять, сжечь, высечь публично, кожу содрать и всё в таком духе.       Я очень многое слышала и понимала, что понемногу чувствую злость. Чуяла и добрые помыслы из толпы, но они совершенно терялись на фоне огульного безголосого рёва о том, что я должна быть, как все.       Хоумлендер тоже присутствовал на этом сборище — он, как «брат» и поручитель, не мог не прийти. Его мысли я не могла уловить, но и так понятно, что он недоволен, ибо печётся о своём имидже. Лично не приволок меня под гневные очи собравшихся только из-за этой самой толпы? Хотя по лицу и не скажешь, что блондинчик сердит: он и правда на меня зол или что-то задумал?       Я приземлилась, мягко касаясь гранита ступнями, и тут же попала в руки к Баррет. Женщина очень настойчиво кричала шепотом о том, что мне непременно следует извиниться. Пока Хоумлендер задвигал свои проникновенные речуги, есть несколько минут обдумать слова сожаления и подготовиться…       Её перебила Штормфронт. Супер встала рядом со мной, встряхнув головой и поправляя свою диковатую причёску. Подхватила под руку и дружелюбным взглядом без слов велела Баррет заткнуться. Злость моя наткнулась на замешательство: что, чёрт побери, происходит и откуда такой разброс в мнениях? Почему одна злится и дрожит от негодования, как лист на ветру, а другая — одобрительно кивает мне, словно говоря «…так держать!».       — Ты молодец, — одними губами прошептала Штормфронт и лично повела к Хоумлендеру. — Правильно сделала, что сожгла тех уродов. Черномазую обезьяну-насильника только могила исправит…       Мы остановились на краю верхней ступени обширного стилобата, который обычно играл роль своеобразных подмостков для выступлений ответственных лиц из Воут. Хоумлендер замолчал и посмотрел на меня, будто передавая слово. Толпа также притихла, ожидая развязки.       Я обвела людей непонимающим взглядом и мысленно махнула на всё рукой. Нет смысла хоть что-нибудь объяснять — аргументы и факты здесь не нужны, здесь жаждут услышать лишь о раскаянии.       — Простите, мне очень жаль, что так получилось. Я не хотела…       «Ну, довольны?» — поплыли безразличные мысли. — «Отъебитесь теперь и не нудите…»       Хоумлендер с сочувственным видом похлопал меня по плечу, а Штормфронт тем временем заговорила, привлекая толпу.       — Да, Пауэргёрл сожалеет, — покивала женщина и внезапно повысила голос. — Сожалеет о том, что не дала над собой надругаться — вы хотите это услышать? Сожалеет о том, что защитила себя и не позволила изнасиловать? А я сожалею, что Конституция нашей страны правами преступников до сих пор попирает права простых граждан!..       Толпа загомонила на разные голоса, от согласных до возмущенных. Посыпались выкрики.       — Что ты несёшь?! — из ближних рядов рявкнул какой-то особенно голосистый мужик. — Эта пизда белобрысая ни за что убила двоих человек, а ты хочешь, чтобы её оправдали?! Она что, так охеренно хуи заглатывает, что вы её прикрываете? Так пусть эта супершлюха тогда и мой суперхуй отсосёт…       Грубости отскакивали от меня, как пули из револьвера рикошетили от сисек — начхать, что эти бараны несут. Но и Шторфронт на удивленье спокойно отреагировала. Указала в толпу, примерно туда, откуда прилетела гневная реплика:       — Все слышали? — она обратилась к собравшимся. — Бедная девочка подверглась сексуальному насилию, но вместо поддержки её оскорбляют. Обвиняют просто за то, что она использовала право защищать свою жизнь. Она рискует собой ради вас, ради этой страны…       Штормфронт резко снизила тон своей речи.       — Рискует и встречает подобное? Не настало ли время Америке измениться и наконец-то отринуть расовые предрассудки и дискриминацию?       Она снова начала приседать на уши, как прекрасно умела, говоря именно то, что люди хотят слышать. Баррет же с разинутым ртом и охеревающим взглядом смотрела на творящееся непотребство и явно понимала не больше моего. Мы с ней никак не ожидали, что лидеры Семёрки вывернут ситуацию под таким углом и пойдут наперекор приказу Воут.       Малость обалдев от того, что меня пытаются так нагло использовать, я плюнула и на это. Пусть — наглые взгляды не страшнее пули из пистолета, переживу. Что важнее, так это бессмысленность разговоров с Эмили о Карнаж или намерение требовать с встречи с симбионтом. Не Баррет такие вопросы решает, а если попробую настоять — Хоумлендер предпримет все силы, чтобы осадить меня. Они затеяли со Штормфронт какую-то игру и не потерпят помех. Нужно выждать время и подумать, как быть дальше.       Да, непременно стоит подождать — вдруг Старлайт вновь станет Эмми?..       Я плавно взмыла в воздух, борясь с желанием продемонстрировать толпе средние пальцы и удаляясь от них. Пробовала уловить самые тихие звуки, что исходили от здания Воут. Шум «кондеев», гул лифтовых электромоторов, даже перестук наманикюреных ноготков по клавиатуре и чей-то пердёж в сортире — всё это накатывало волнами, не принося полезного знания. Пришлось подняться немного повыше — знакомый вой ведь застал рядом с моей комнатой. Наверное, камеры содержания размещались где-то неподалёку.       Сомнений же в том, что тогда мне почудился голос Карнаж, не осталось. Это именно она, узнаю её, ведь мысли мои чисты и сердиты — нет ни намёка на пьяные «глюки». Но если попытаюсь пробиться сейчас же — мало мне не покажется.       Время. Нужно выждать подходящее время…       Взмывая всё выше и вслушиваясь, я не услышала рёва Карнаж, но уловила протяжный, низкий рёв тревожной сирены. Он шёл издали, километров за пятнадцать, и доносился из залива Аппер. Так басовито верещать могло только какое-то внушительное судно, и я помчалась на зов. Нет худшего дела, чем догонять или бездельно ждать — убью время хоть каким-то занятием.       Преодолевать звуковой барьер прямо над головами толпы я не решилась — пожалела их слух, — и взмыла повыше, на грани скорости звука взмывая на несколько километров над Манхэттеном. И лишь посчитав высоту оптимальной, рванула к заливу на всей скорости, живою стрелой пропарывая слои воздуха.       Забылась обо всём гнетущем и мрачном, что довлело грозовыми облаками над мыслями — свобода полёта наконец-то раскрылась передо мной во всех своих красках! Меня больше не несли за руку, как куль с тряпьём, я не трепыхалась пьяными кувырками — на этот раз летела именно так, как хотела. Вытянула руки вдоль тела и наслаждалась ощущеньем движения. Тугой фронт ударной волны очень приятно давил на мои груди и ласкал голые бёдра, ветер трепал светлые локоны… но он был на удивление не так яростен, как вчера. Словно передо мной, на встречу фронту сильно сжатого воздуха, уходила тончайшая «масляная» прослойка из чего-то невидимого, не толще человеческого волоса. Она обволакивала тело, как коконом, и именно она несла меня вперёд, навстречу свободе!       Эйфория снова тронула сердце, удивительно падкое до таких удовольствий. Минуту назад я чувствовала себя крайне посредственно и едва ли не весь мир ненавидела, но сейчас готова была расхохотаться от радости. Чтобы не заржать дурной кобылицей, вслушивалась в свои ощущения: именно этот слой вокруг тела, эта странная «плёночка», которая и не слой даже вовсе, а лишь ощущение, именно он исполнял роль движителя. Он защищал не только меня, но даже одежду! Не знаю, как так получалось, но плащ на сверхзвуке не лопнул на лоскуты в бешеном вихре, а лишь трепетал за спиной, словно на слабеньком ветерке.       Я за секунды домчалась до залива Аппер и рухнула к водной глади. Неслась над рябью невысоких волн, вращаясь в продольной оси и словно вкручиваясь в тугой слой ударной волны перед собой. Летела в полуметре от колебавшихся гребней, разбивая их за собой высокими струями бурлившей воды. Скорость в этот восхитительный миг казалась самой желанной сутью на свете: Карнаж, возвращение в родной мир и даже милая Эмми — всё это на какое-то время померкло перед импульсом ускорения. Всё поблекло на фоне не кончавшегося разгона!       Я могла просто побежать по воде — темпа движенья хватало с лихвой, — и это было бы не менее весело, чем лететь. Но чувства подсказывали, что лететь можно намного быстрее.       «Да, ещё быстрее!» — веселилась я, огибая остров со Статуей Свободы.       Увидела вдалеке большой контейнеровоз, истошно гудевший тревожной сиреной. Он входил в залив Аппер, разом показавшийся таким тесным — жалкие километров пять или семь. Что я сумею, прежде чем доберусь до корабля?       «Быстрее!..» — радостный крик грянул в мыслях. — «Ещё!..»        Воздух яростно грохотал вокруг, не способный остановить неумолимый разгон — я набирала темп с каждой секундой. На середине доступной дистанции с хохотом разогналась до двух махов, а над судном промчалась уже со скоростью километр в секунду, грохотом ударной волны знаменуя прибытие!..       На палубе приметной грузовой компоновки суетилась немногочисленная, если сравнивать с размерами корабля, команда. С контейнеровозом что-то случилось и великан длиной в добрые двести метров на полном ходу шпарил в сторону контейнерного терминала в Байонне. Я зависла над кормой неудержимого судна и по направлению его носа поняла, что если скорость не сбросят, то в пирс терминала долбанут, в самую его оконечность. Или чиркнут левым бортом и разъебутся чуть дальше, о берег в парке Либерти, если не зацепят отмель до этого.       Рядом с судном сновали буксирчики, такие крохотные и смешные. Их команды хоть как-то пытались замедлить ход контейнеровоза. Но массы судов оказались совершенно не сравнимы с друг с другом и потуги не помогали — словно задорна детвора без толку толкала жирного сумоиста.       Люди на терпящей бедствие палубе заметили меня, замахали руками. Хоть и испуганно выглядели, но явно звали на помощь — не брезговали обратиться за ней к «супер-шлюхе». Я приземлилась на высокой надстройке — там же, вроде бы, рубка управления? Не теряя времени на выяснения, как открыть люк в помещение, просто выломала его из петель — не велика потеря, починят потом.       Замысел оказался удачен, и ко мне навстречу тут же кинулись несколько человек, явно из руководства корабля. Без понятия, как правильно называется должность этих ребят, но один из них, седой дядька с подтянутой фигурой, оказался самым главным на судне.       — М-мэм? — он понял, кто перед ним, и нервно обронил на ходу. — Вы… вы поможете? Мы не можем курс изменить или сбросить ход. Судно неуправляемо!..       — Без паники, — кивнула я, как можно милее улыбаясь. — Всё будет в порядке.       — Мэм, но корабль стоит огромных денег! — воскликнул капитан. — А вы…       Он осёкся и не договорил, но и так понятно, на что намекал. Видать, тоже успел посмотреть утренние новости и составить обо мне обновленное мнение.       Дальше болтать смысла не было. Я вылетела из рубки управления и, описав в воздухе острую петлю, вертикально вниз вонзилась во вспененную воду за кормой контейнеровоза. Проморгавшись в мутной воде и поймав «горизонт» в мощных потоках, окинула взглядом гребной винт. Не такой он гигантский, каким я его представляла, но даже размытые очертания внушали уважение. «Крутилка» высотой метров в пять и весом в добрые полсотни тонн с мощным гулом рубила воду, уверенно толкая вперёд тяжеленный корабль. Два руля, как кэп и сказал, держали курс и не шевелились.       Я могла бы попытаться остановить этот винт, но громадные лопасти всё же заставляли сердечко подрагивать: а ну как окажется, что они крепче, чем я? Если треснут по голове на такой скорости и такой массой — мало не покажется. А если всё-таки остановлю винт, то наверняка в моторе что-нибудь переклинит.       Тогда, может, сразу двигатель разрушить? Не, в таком случае проще уж брюхо кораблику вскрыть и подождать, пока он призатонет немного. Взгляд «рентгеновского» зрения подсказал, что фарватер не больше двадцати метров, и это в самых глубоких участках. Но… нет. Топить судно — последнее дело.       Рули ему сломать? Это вообще без толку — ход-то не замедлится. Вал винта тепловым зрением пережечь? Уже ближе, но успею ли?       А что, если…       Я метнулась следом за судном, как сисястая торпеда. Мгновенно нагнала неповоротливого стального гиганта и нырнула поглубже, под киль. Сколько веса в этой махине?       Пять тысяч тонн?       Но он же груженый, что видно по низкой осадке.       Десять тогда?       Все тридцать?       Я вскинула руки над головой, прижимая ладони к холодному, шершавому брюху судна. Попыталась нажать, толкая корабль вверх, из воды. Пальцы тотчас же вмяли скрипнувший под ними металл — силёнок вроде бы даже хватало, но они приходились на слишком малую площадь. Я просто проткну собой, как иглой, корпус контейнеровоза, если попытаюсь и дальше его так поднимать!       А пристань Байонна тем временем приближалась — времени оставалось всё меньше. Я поднатужилась, толкая уже не руками, а всем телом разом. Представила, как «маслянистая» плёночка перетекает с ладоней, обволакивая весь корабль собой. Надавила сильнее, пытаясь взлететь.       Корпус покачнулся, как поплавок, но и только — корабль лишь колыхнулся у меня на руках и осел. Супергеройской «тяги» не хватило.       «Мало тебе?» — промелькнули задорные мысли. — «Да я ещё даже не начала!»       Вжимая ладони в киль корабля, я изо всех сил прянула вверх, потянулась к поверхности телом, представляя стальную тушу частью себя. По сантиметру взмывала выше и выше!       Корпус поскрипывал, издавая странные звуки, словно стая китов резвилась неподалёку. Гул винта и низкий рокот двигателя, приходивший изнутри корабля, всё яснее отражались от приближавшегося берега. А я вздымалась всё выше и выше, медленно, но неумолимо взмывая!       Туша контейнеровоза понемногу теряла осадку. Вода меньше и меньше держала стальную махину, а вес её всё больше падал мне на руки, будто рос с каждым метром дистанции. Но я толкала, давила на киль так, как никогда раньше, вливая в это движение всё, вплоть до кипевшие злости в груди. А когда стало невыносимо тяжко, когда боль наконец-то проснулась в напряженных руках — закричала, разгоняя воплем слои воды перед собой, как ударной волной от взрыва.       Тяга корабельного двигателя внезапно пропала и спустя миг я поняла — винт уже не в воде! Медленно, но неумолимо взмыла над трепетавшими волнами, в дожде капель, сбегавших по корпусу. Громадная тень поднялась над поверхностью вод — столкновение контейнеровоза и пирса откладывалось.       Я парила в нескольких метрах над заливом, скрежеща зубами от неимоверных усилий. Тело наконец-то ощутило сопротивление среды, а тысячи тонн исполина над головой заставили ощутить близкий предел. Но даже так мне всё ещё было по силам двигаться дальше — я полетела в сторону контейнерного терминала. Взвывая от запредельных усилий, взмыла над ремонтным доком Байонны — руки начинали дрожать от усталости, — и метрах в пятидесяти над землёй устремилась в сторону берега между протяженными пирсами.       Прогулка длиной почти в три километра да с громадным кораблем на ладонях оказалась чудовищно сложной. Всё тело гудело от напряжения, воздух со свистом покидал лёгкие, руки уже не просто дрожали, а натурально тряслись. Но я не сдавалась — была без ума от всего, что творила в эту секунду. Опьяненная Скоростью, нынче отведала Силы!       Преодолев невероятно трудные сотни метров, я спланировала вниз перед небольшим песчаным пляжем и подгадала так, чтобы судно мягко уткнулось в рыхлый грунт носом и даже с молотящим на полном ходу винтом ничего не повредило. Оставалось лишь очень медленно опуститься в воду, чтобы винт не разбил о неё свои лопасти.        Контейнеровоз погрузился в залив и почти сразу же сел на мель, вдавливая моё тело в грунт, как молоток вжимает гвоздь в доску. Стальная туша осела на мелкое дно, и громадный вес у меня на ладонях пропал, напряжение тотчас же спало. Я полетела в сторону, левитируя прямо сквозь толщу рыхлого дна, и рванула сквозь воду, когда вышла за границу корпуса корабля. Сильно не разгонялась, позволяя водной толще смыть с тела грязь и песок. Взвиваясь над водной гладью и краем уха слушая радостные возгласы экипажа, с сожалением глянула на свои перепачканные груди — кто меня теперь вымоет? — а затем помчалась в сторону Манхэттена. О том, как снять корабль с прибрежной отмели пусть думает кто-нибудь другой…