Последний сон

      Эмоции у всех зашкаливали, уже никто не видел смысла в этом побоище, лишь один Такемичи не сдавался. Как всегда. Один.       — Ты тоже умрешь, Ханагаки! — Восторгался Черный Импульс, порожденный проклятьем.       — Заткнись! — В ответ закричал Такемичи.       Он прекрасно знал, что ему не справится с Черным Импульсом, засевшим паразитом в голове Майки. К черту сомнения, не для того Шинчиро умер, не для того Баджи пожертвовал собой, не для того Эма и Доракен простились с этим миром. Не для того, чтобы Такемичи сомневался, была дана ему возможность из раза в раз спасать людей. По крайней мере пытаться спасти.       С отчаянным криком Мичи кинулся прямо на катану в руках друга, что пронзила его насквозь. Наступила мертвая тишина. Никто не мог поверить в происходящее.       — Неважно сколько раз, — продолжал говорить Ханагаки, выплевывая новую порцию крови. — Я вернусь в прошлое, ты и все будете улыбаться.       Майки держал за руку друга и просил его очнуться, но безрезультатно — он не дышал.       — Такемичи, вставай уже! — голос матери доносился из-за закрытой двери. — Хватит валяться!       Ему было семь, и он смог снова отправиться в прошлое. Такемичи на всех парах побежал подтверждать свою безумную теорию.       Удар Баджи, поучения маленькой Эмы, замешательство Шинчиро и родное «Такемучи».       Он был жив и с Майки в этом далеком прошлом. Они могли все вместе предотвратить.       Звук сирен полиции и скорой эхом отдавались на пустынном месте, но единственное, что навсегда отпечаталось в воспоминаниях взрослых — это детские слезы горя и отчаяния. Парнишка был сильно избит и потерял слишком много крови. Такемичи Ханагаки никто не смог спасти.       — Это я его убил, — как заведенный шептал Майки.       Он был весь в крови, слезах и вине. Манджиро Сано стал убийцей. Впервые Масато Тачибана видел, чтобы понадобилось столько машин, чтобы увезти всех участников побоища, ведь никто из хулиганов не стал убегать. Их всех будто оглушило смертью одного человека. В том числе и его собственную дочь, которая словно потеряла всякий рассудок, отдавшись всеобъемлющему горю.       Такемичи был не единственным погибшим, но единственным, кого пытались бессмысленно оживить. Доказательством тому были глупые способы сделать массаж остановившегося сердца.       — В этом всем не было смысла, — как сумасшедший бормотал подросток, даже не заметив, как его посадили в полицейскую машину, увозя в участок. Тачибана изредка бросал взволнованный взгляд то на молодого Сано на заднем сидении, то на свою дочь, сидевшую рядом на пассажирском. Эта ночь запомнится всем.       Они были на крыше здания, стараясь прожить этот момент.       — Я всегда сражался в одиночку, — с новорожденной надеждой начал Такемичи. — Но на этот раз у меня есть ты, Майки.       Ханагаки хотел плакать от счастья, не веря своей удаче, не веря, что на этот раз у них все получится, но присутствие Сано все меняло. Ничего не было зря.       — Тогда сделаем это вместе, — твердо заверил Майки.       Его уверенному тону и надежной улыбке Такемичи всегда доверял. Без сомнений доверился бы еще тысяча раз. Такой он — лидер Томана.       В компании Сано дни пролетали незаметно и беззаботно, словно самый прекрасный сон.       Незаметно наступил тот самый злосчастный день — день рождения Майки, на который Шинчиро смог подарить брату Бабу, как изначально должно было быть. Они смогли предотвратить ряд бессмысленных смертей и поломанных судеб.       В зале было тихо, несмотря на большое количество буйных подростков — бывших членов Тосвы. Семья Ханагаки наотрез отказывалась впускать убийцу их сына, но мягкие уговоры Хинаты помогли Майки в последний раз попрощаться со своим Такемучи.       — Я ведь отдалился от всех, чтобы такого не произошло, — тихо сказал Сано, медленно осев у открытого гроба, — а ты со своей смертью, — он причитал сквозь слезы, глотая слова, — в этом всем не было смысла с самого начала, Такемучи.       Резко зал наполнился всхлипами. Для многих Ханагаки успел стать путеводной звездой, светом, осветившим путь. И без него мир потерял краски, наполнившись сплошной темнотой и холодом.       — Уверен ты сейчас в лучшем мире. Ты хороший друг. Лучший командир Токийской Свастики. Спасибо, Такемучи. До скорой встречи.       Хината не смогла это дослушать, незаметно выйдя в коридор. Ее тело не слушалось. Девушка осела на пол, разрыдавшись.       — Я жива благодаря тебе, — бредила она, в руке до крови сжав тот самый кулон. — Но не вижу смысла жить без тебя, Такемичи.       Они как в первый раз после совместного перемещения стояли на крыше здания, смотря на покорившуюся им страну. Ветер ласково обдувал их черные гордые формы Токийской Свастики.       — Наконец-то все кончено, — со слезами радости выдохнул Такемичи.       — Ага, — эхом отозвался Майки, чьи глаза также стояли на мокром месте.       К этому дню Такемичи шел не один прыжок, и ему страшно подумать, что когда-то был готов расстаться с Хинатой ради ее спасения.       — Клянетесь ли вы быть в радости и в горе, пока смерть не разлучит вас? — озвучит свой вопрос с умиротворенной улыбкой пастор.       — Да, — горячо ответил Ханагаки, вкладывая с слова все свои чувства, что наконец нашли выход. — Клянусь.       — Ты сделал меня счастливой, — произнесла Хината, улыбаясь, и Такемичи мог бы часами говорить о ее красоте, нежности и о той поддержке, которую она подарила ему в минуты слабости и безысходности. Он безмерно любит ее.       Майки не позволили остаться до конца прощальной церемонии. Двое мужчин в форме увели его. На днях должно пройти слушанье по его делу, но выстраивать какую-либо защитную линию Манджиро отказался, чистосердечно признавшись в убийстве.       — Партнер, — грустно произнес Чифую с красными от слез глазами. — Ты столько раз падал и каждый раз вставал.       Голос его надорвался из-за вырвавшегося всхлипа, а слезы, что казалось закончились, полились с новой силой.       — На этот раз отдохни хорошенько. — Чифую сжал свои кулаки, и с той надежностью, которая подобает заму командира первого отряда, произнес, — Хороших снов, партнер.       В ответ на неозвученное отчаянье была мирная улыбка на неподвижном лице вечно плаксивого героя, навеки ушедшего из этого мира.