спаси меня в одну из страшных гроз
я делал все
чтоб оказаться гостем
в твоих глазах
ищейка — лайт ультра
Он позволяет себе погрязнуть в рутине, чтобы не свалиться в тоску полностью. Хёнджин просыпается в холодном поту, чистит зубы, смотрит в зеркало: уже не удивляется чёрным дырам под глазами, собирает сумку и идёт на пары. Социальная батарейка мигает красным — светофор горит зелёным. Опаздывать на пары — прерогатива тех, кто не просыпается от кошмаров каждое утро. Хёнджин приходит первый, смотрит в потолок, бездумно скроллит ленту в телефоне, поглядывает на часы. Он высиживает несколько часов и стабильно курит на каждом перерыве. Изо дня в день. Потом возвращается в общежитие к шумным соседям, к которым не чувствует ничего, кроме ненависти. Время от времени представляет, как бы избил каждого из них — до потери сознания и кровавых луж на полу. Хёнджин мёрзнет под тонким одеялом, пока засыпает, ежится от холода, пока спит и стучит зубами, когда идёт умываться. Всё начинается заново. Уроборос никогда не устанет давится собственным хвостом. Отсидев пару, он поспешно сгребает вещи в сумку с позвякивающими значками — единственной яркостью, что у него осталась — кутается в пальто, которое не греет, спешит на выход и видит его. У парня красные щеки и отдышка. Бежал, — думает Хёнджин. — Привет. Ему машут и едва улыбаются, восстанавливая дыхание. Хёнджин жалеет, что забыл наушники, тогда бы ему не пришлось врать, что не услышал — это была бы чистая правда. Он невольно поворачивается и поднимает руку в ответ. Чанбин — один из его знакомых с курса. Они встретились на первом году, когда с ним не было всего этого. В то время Хёнджин много улыбался, разговаривал и не был похож на те остатки человека, которые имеет сейчас. Тогда у него не было чёрных дыр под глазами. — Пара уже закончилась, сейчас перерыв, — приходится подойти поближе, чтобы его услышали. В холле туда-сюда снуют студенты, смеются и разговаривают. Хёнджину хочется уйти, но он стоит напротив парня, не спешащего снимать куртку. — Уже уходишь? Не так неловко опаздывать, когда ты не один, но, похоже, я единственный, кто проспал всё на свете. Говорит и смотрит, ожидая реакции. Хван думает, что ему следует сделать хотя бы что-то, и кривит губы — надеется — что это вполне можно посчитать улыбкой. Собеседник улыбается в ответ. Хёнджин всё ещё может общаться, он неплохо справился. Смятая от нервов пачка прожигает карман.°♡°•°♡°•♡°
После поточной лекции его ждут у выхода. Хёнджин считает, что утреннего инцидента достаточно, но Чанбин окликает его, вынуждает подойти ближе и стоит угрозой для шаткого мира. Стены дрожат, лампы мигают сигналом бедствия, но он одёргивает себя и несколько раз считает до десяти, стиснув зубы. — Прости, хотел узнать, когда ты свободен, но, похоже, у тебя уже есть планы. Чанбин мнёт края своей футболки и смотрит ему в глаза. Он немного смущен, его щеки порозовели, а брови слегка дрожат, но взгляд источает смелость и то, что Хёнджин определяет как лёгкое сожаление. Он хмурится в ответ. — Хочешь позвать меня на свидание? Грубить человеку, который протягивает ему своё сердце, не входило в его планы: колкость оборачивается искренностью. Чанбин всегда был таким — рядом с ним Хёнджин, пускай ненадолго, чувствовал себя живым. Как будто он может что-то предложить взамен на распахнутую чужую душу. Наблюдает, как парень открывает рот и собирается сказать что-то еще, и добавляет: — В субботу, около пяти. Хёнджин сжимает ремень сумки и собирается уйти. Сбежать. Он не хочет слышать, что будет дальше. — Я напишу тебе.°♡°•°♡°•♡°
Пепел от дешёвой сигареты осыпается под ноги, Хёнджин пихает в рот леденцы с цветами. Ходит по морозной улице и мокнет под дождём. Хёнджин сам по себе дешёвка: пиво по акции, никому ненужный оловянный солдатик, который в конечном итоге сгорит от (зачеркнуто: ненависти к самому себе) любви. С Хёнджином это всё, что до сих пор он боится называть, не так давно. На самом деле он и сам не помнит, когда летняя грусть переросла в осеннюю хандру, а она в свою очередь стала этим, а это стало его жизнью. Просто в какой-то момент стало понятно, что он потерял себя: проснулся одним утром и понял, что всё бессмысленно. Ничего не важно, он не важен. Глобальное потепление, войны, эпидемии, угрозы ядерной войны и все пороки мира его больше не волнуют. Что может Хёнджин как человек? Какую ценность он имеет? Разве может какой-то мальчишка вроде него сделать хоть что-то? Когда становится совсем невыносимо — он запрещает себе думать и кидается в зубастую пасть рутины. Он думает о Чанбине, пока бродит среди деревьев в парке. У него нет сил для встреч с людьми, но он цепляется за возможность как за спасательную соломинку, не имея достойного бартера, без гроша за душой. Возможно, его оценивают по той старой, сейчас почти исчезнувшей и помятой версии Хёнджина, только тогда это может что-то значить. Если Чанбин хочет с ним встретиться, то так тому и быть. Если передумает — Хёнджина это в любом случае не заденет. На этом он решил остановиться. Ему звонят. Мама. Она никогда не может подгадать момент, наверное, потому что его никогда не бывает. Спрашивает, как он себя чувствует, что ел на обед, интересуется друзьями и учёбой. Они недолго болтают, пока он рассматривает небо. Хёнджин говорит, что поел недавно, потому что конфеты — тоже еда, и что исправно ходит на пары. Руки замерзли настолько, что не распознаются экраном телефона, поэтому он решает вернуться в тепло и разморозить тело. А вечером его сгибает пополам от боли. Кишки скручивает в фламандский узел: Хёнджин кашляет до слёз. Он пихает в себя все, что находит в ящике, когда чувствует, что может пошевелиться. Змей, поселившийся в нутре, недовольно шипит.°♡°•°♡°•♡°
На выходных его отводят в университетское кафе. Отводят — потому что Хёнджин при всём желании туда бы не пошёл, слишком много знакомых лиц. Он пихает в себя то, что заказал Чанбин и пытается поддержать беседу, старается улыбаться. Он даже попытался скрыть марианские впадины под глазами. Вышло неудачно: слой консилера быстро ушёл под воду. Как будто его не видели без этих жалких попыток казаться в порядке, но сейчас Хёнджин ждёт подвоха и отчаянно готов держать оборону. Притворяться невыносимо. Он правда старается дать шанс удостовериться, что он не стоит потраченного времени, но минуты медленно перерастают в часы. Хёнджин замечает, как глаза напротив излучают нежность и смотрит на стол оставшийся вечер. Его провожают до общежития, он сдерживается, чтобы не перейти на бег. — Если тебе не понравилось, было не обязательно сидеть со мной, — Чанбин смеётся, — Я не держу тебя в заложниках, ты знаешь. И я спрошу сейчас, поэтому ответь честно. Я тебе совсем не интересен? И Хёнджин не знает, что должен ответить. Он напрягает черепную коробку, но не находит слов. Чанбин понял? Если да, то почему не ушёл как все до него. Шестеренки в голове крутятся, грозясь сточить последние зубцы, извилины затягиваются в узел. — А ты? Глупый вопрос. Будет лучше, если ему плюнут в лицо и уйдут. Не рушат повседневность, не размораживают его криокапсулу. — Ты мне нравишься, Хёнджин. Но я хочу, чтобы, понимаешь, мне не одному было комфортно. Он выглядит уязвленным. Как будто льдина из Хёнджина попала прямо в него. Господь, да он как чёртова Эльза. — Должны ли мы попытаться еще раз? Если ты хочешь, если я тебе не противен. — Да, — со стороны слышится облегченный вздох. Хёнджин больше ничего не слышит, гул в ушах заглушает его последние слова, промёрзлый асфальт жжёт ступни. Пятничным вечером они попробуют снова.°♡°•°♡°•♡°
Они встречаются и заказывают еду в китайском ресторанчике неподалеку. Помещение пропиталось запахом масла, Хёнджин чувствует себя липким. Невыносимо хочется принять душ. От вида блюд его рвёт. Чанбин в мгновение проводит его до туалета, попутно раскидывая извинения: прижимает руку к его спине, еле ощутимо поглаживает и что-то бормочет. Вроде, что все в порядке, что волноваться не о чем. Когда Хёнджин приходит в себя, он проверяет телефон и понимает, что они пропустили комендантский час — этим вечером ему некуда вернуться. Он опустошает желудок еще раз и едва заметно плачет. Сегодня он делает себе одолжение и пытается не думать о том, как вскрыть себе брюхо. Не при Чанбине. Не сейчас. Чанбину хочется довериться и верить, хочется позволить прикоснуться к своей щеке и стереть дорожки слёз, но он отталкивает чужую руку. Хёнджин готов воевать за повседневность, в которой всегда справляется сам. Напротив мягко качают головой и проводят рукавом свитера по мягкой коже. К Чанбину невыносимо хочется прижаться, спрятать иголки, которые он успешно обходит сам. Хёнджин невыносим. — Мне некуда идти, — бормочет он, когда его провожают, — Общежитие закрыто, если приду сейчас, будет достаточно выговоров для выселения. — Можешь остаться у меня. Они останавливаются, когда Чанбин осторожно берет его руку в свою. — Квартирка небольшая, но для тебя место всегда найдётся, не переживай. — Спасибо. Его руки сгребают в свои чтобы согреть, но Хёнджин продрог до самого сердца. Он не отшучивается и не говорит остановиться, когда его приводят в чужую квартиру, снимают пальто и ставят чайник. Чанбин спрашивает, сколько сахара класть в кофе. На маленькой кухонке их двое, и они еле помещаются. Хёнджин пьёт чай без сахара, но всё равно говорит две. Чанбин пахнет домом, и квартирка пропиталась его запахом. Он долго смотрит, и лёд, копившийся годами, начинает таять: отчётливо слышен треск в маленьком и неуютном черепном коробкè. Кофе паршивый, Хёнджин морщится, когда пьет, смакуя последнюю каплю, пока ему ищут сменную одежду и говорят про горячий душ. Чанбин невозможный ровно как и Хёнджин. Его забота скребется внутри, вгрызаясь в кишки. Хочется выплюнуть остатки в кружку. Неужели он настолько жалок? Неужели он заслужил? Его ни к чему не принуждают, не пытаются накормить. Разрешают курить в квартире и стелют на хозяйской постели. Желают спокойной ночи и чмокают в лоб. Не уходи — крутится в голове и остаётся несказанным. Потому что Хёнджин — трус, поджавший хвост. Утром он уйдёт.°♡°•°♡°•♡°
Общажная кровать Хёнджина жёсткая, железное основание впивается в ребра. Он просыпается с чувством, что его переехал грузовик и выглядит соответствующе. Всегда. Но сегодня хочется подольше понежиться в мягкой постели, и Хёнджин вскакивает, не до конца проснувшись. Озирается по сторонам и вспоминает: руки, кофе, квартира. Чанбин. До последнего надеется, что тот не услышал. Когда Хёнджин собирается с духом и выходит, на столе уже стоит кружка с горячим кофе, ему предлагают завтрак, но он вежливо отказывает. — Если всё-таки захочешь поесть, в холодильнике есть сыр и яйца. Можешь сказать — я приготовлю, мне не сложно. — Кофе достаточно, спасибо, — он делает вымученный глоток, — Спасибо, что приютил. — Я уже говорил и скажу еще раз. Здесь для тебя всегда есть место. Ваши пары отменили, я писал Чану, что ты не придёшь, но профессор Чон удачно взял больничный. Удачно для нас, конечно, жаль, что он болен и всё такое. — Спасибо. Чанбин мягко улыбается и ерошит волосы, Хёнджин не может насмотреться, но смотреть на него самого неприятно — он знает, потому что продолжает разглядывать свое отражение в кружке. — Это пустяк, правда, тебе не нужно благодарить. Я так рад, что ты решил остаться, это очень важно для меня. Слова благодарности стали автоматизмом, он закрывает рот рукой, чтобы сдержать их. Чувствует, как его накрывают чем-то тёплым, Хёнджин не заметил, что дрожит. — Почему ты заботишься обо мне? — Наверное, потому что ты мне нравишься. Я уже говорил об этом, да? Ты важен для меня, — он валится на стол и воет, — Почему ты вынуждаешь меня говорить, это так пиздецки сложно. Хёнджин хмыкает и допивает кофе. Чанбин говорит, что сегодня прогуляет, и что парень может поспать ещё, если хочет. Взгляд цепляется за смятый плед на диване, когда они проходят в гостиную. Он не успевает почувствовать укол вины, потому что Чанбин берёт ноутбук и плюхается на мягкую поверхность. — Мы могли бы посмотреть что-нибудь, если не торопишься. Не знаю, что ты любишь, может дом Хаула или вроде того? — Ходячий замок, — он слегка улыбается, — Мне нравится твоя квартира. Его понимают с полуслова и запускают аниме. Хёнджин ютится рядом и позволяет себе отпустить голову на чужое плечо. Сквозь дремоту чувствует, как его приобнимают за плечи. Он просыпается от тихих всхлипываний. На экране Репка превращается в принца и обещает прекратить войну. Хёнджину тепло, комфортно, и он разнежен от хорошего сна, поэтому поддается порыву и обнимает. Утыкается носом в теплую грудь, говорит, что это хорошая сказка, и что сам плакал в конце. Близость пугает его, но не сейчас. Сейчас Хёнджин чувствует себя в безопасности.°♡°•°♡°•♡°
С кухни доносится запах еды: Чанбин открыл дверь с ложкой в руке и суетливо убежал обратно. Хёнджин стоит на пороге и путается в шнурках в попытках разуться. Он долго размышлял перед тем, как прийти сюда, но голос в его голове повторял чанбиновы слова. Ему всегда здесь рады. В этой маленькой квартирке он ощущает себя ценным. На кухне полный бардак. Хочется смеяться и утешить Чанбина, с потерянным выражением лица помешивающего овощи в кастрюле. — Пахнет вкусно. — Не думал, что ты придешь именно сейчас, — с наигранным отчаянием говорит он, — Это худшее из всего, что я вообще готовил. — Уверен, на вкус не так плохо, как кажется. Нет. Определенно нет, но Хёнджин доедает всё до последней крошки. Что бы это изначально не было. Чанбин смотрит на него со странным выражением лица, потому что ужинают они вместе. После этого содержимое кастрюли оказывается в унитазе. Они обсуждают соседей Хёнджина, пока сидят, прижавшись к друг другу на диване. Его обнимают и шепчут в макушку подбадривающие слова. Когда Хёнджин отстраняется, чтобы закутаться в плед, то замечает, насколько серьёзно лицо напротив. Завернувшись в одеяло, он мысленно готовится к чему-то страшному. — Хёнджин, я просто хотел сказать и думаю, что должен сделать это сейчас. Даже если момент подобран не верно, всё равно, — он чешет затылок, пока собирается с мыслями, — Ты прекрасен. Для меня не важно, улыбаешься ты мне или нет, если ты счастлив — это счастье и для меня тоже. Ты очень сильный, возможно, сильнее любого, кого я встречал, и прекраснее каждого человека на Земле. Я люблю тебя. Мне не нужно ничего взамен, потому что всё, что ты уже делаешь — достаточно. Но я хочу попросить, и, пожалуйста, позволь своему сердцу полюбить тебя тоже. Разреши себе жить, потому что ты априори ценен. Ты этого заслуживаешь. И твое присутствие всегда имеет значение. Хёнджин прячет лицо руками, уворачивается от атаки, как может. Но сердце, широко раскрытое для кого-то важного, слышит всё. Из защитного укрепления доносится всхлип. — Если ты позволишь, я могу быть рядом, когда тебе страшно, и всегда могу уйти, если ты захочешь побыть один. Но, пожалуйста, не отталкивай меня. Его любят. Мысли, не до конца осознанные, скатываются по щекам. Хёнджина, самое дешевое, что есть на полках магазина, назвали важным. Вручили своё сердце, с которым он, неотёсанный мальчишка, не знает, что делать. Он сжимает его едва оттаявшими пальцами и прижимает к груди. Окутанный теплом Уроборос умиротворенно спит. Чанбин драгоценный, оберегающий, заботливый и нежный мужчина. Хёнджин не хочет, чтобы то, что губит его самого, погубило его тоже. Он не хочет тянуть кого-то за собой. Но Чанбину никогда не было страшно. Его безумной отваги хватит на двоих. — Я хочу попробовать. Хочу попробовать жить. Вместе с тобой.