Что же мне делать с тобой?

Рейстлин прошелся мимо камина кажется раз сотый, пытаясь успокоиться. Глупый мальчишка! Несносный своевольный ученик! Когда конклав настаивал на том, чтобы почти умирающий Рейстлин взял к себе подопечного, которому сможет передать бесценные знания, маг не думал, что ему придется нянчится с этим…недоразумением. Недоразумение сидело в кресле, поджав ноги и куталось в принесенный учителем плед. Руки эльфа плотно сжимали дымящуюся чашку, но все еще сильно дрожали, из-за чего он никак не мог отхлебнуть не самый приятно пахнущий, но крайне полезный напиток. Еще раз попытавшись и вновь ударив передние зубы юноша оставил эту затею и с тихим стуком поставил кружку на стол под неодобрительный взгляд учителя. Кажется, невысказанный упрек Даламар уловил и уши его опустились еще ниже, хотя до этого казалось что они итак безжизненно болтались. Эльф в целом сгорбился сильнее и неуверенно натянул плед на голову, будто бы пытаясь спрятаться от всевидящего леденящего душу взгляда учителя. Глупо, конечно было, по детски, но очевидно пошатнувшийся разум мальчишки не способен был сгенерировать хоть что то другое. Жалкое зрелище, от которого Рейстлин едва сдерживался, чтобы не закатить глаза. Мужчина тяжело вздохнул и помассировал переносицу. Это был седьмой раз за прожитые вместе несколько месяцев, когда магу приходилось бросать свои дела и лететь спасать нерадивого недоучку от его же глупости. Первой была книга. Один из сборников, к которым Рейстлин запретил приближаться, прекрасно осознавая, что молодой колдун еще не готов к этому уровню знаний. Разумеется между запретом и нарушением прошло всего две недели, и предупрежденный призраками Рейстлин тогда вовремя успел буквально вырвать злополучный сборник из рук мальчишки. К счастью все обошлось и Маджере искренне надеялся, что строгого выговора хватит, тем более, застигнутый с поличным ученик выглядел очень пристыженным и кажется едва не плакал, уверяя, что это в последний раз. Запала хватило всего на три недели. Рейстлин в тот день ушел за редкими травами, оставив Даламара изучать новый материал. Грубо говоря, наставление мальчишка выполнил, только вот изучал совершенно не безопасные тексты, подобранные учителем. Вернувшийся вечером маг застал юношу прогуливающимся по кругу в библиотеке и бредившим прочитанными недавно строками. К счастью обошлось и проклятье удалось успешно снять. К выговору присоединилась уборка всей Башни, а на книгах появились защитные руны. Помогло ли? Едва. Не прошло и нескольких дней прежде чем маг заметил на руках ученика ожоги от «пролитой кислоты». Рейстлин подумал, что так лучше, несколько царапин не так плохо по сравнению с поврежденным разумом или душой. Увы, Маджере недооценил упрямость своего ученика и в следующий раз ткани разъело почти до кости. Мальчишка клялся всеми Богами, что больше никогда, не единого раза не нарушит запрет шалафи, лишь бы тот помог с травмами. По глупости (а может из-за остатков человечности), учитель обработал ожог, предупредив, правда, что более спасать ученика не будет. Солгал, и знали оба. Спасал много раз позже. Правда теперь не только от ожогов. Любопытство Даламара в отсутствии книг (все же не совсем он был глуп) распространилось сначала на саму древнюю Башню, а затем и на артефакты, в ней хранящиеся, из-за чего Маджере: снимал его с края разрушающейся доски, вытаскивать из-под обломков стены, выбивал из рук дурманящий камень и срывал с головы проклятый венец. А сегодня так и вовсе пришлось буквально возвращать душу с того света, поскольку переданный на изучение Маджере перстень оказался увенчан камнем Смерти, способным вытаскивать душу из любого, кто его по глупости наденет. Должно быть маг никогда не забудет, как бежал в свой кабинет по коридорам магии, узнав, что ученик «лежит на полу и скоро станет одним из нас». Да и в кошмарах сегодня явно не Такхизис придет, а глупый эльф, лежащий посреди комнаты с открытыми безжизненными глазами и совершенно неподвижной грудной клеткой. Идиот. Маг же велел не прикасаться без него! И каждый раз повторялось одно и то же: Рейстлин говорит «нельзя», Даламар кивает, Даламар ослушивается, Даламар влипает в неприятности, Даламар просит о помощи, Рейстлин спасает, Рейстлин ругается, Даламар едва не плача покорно кивает головой, проходит пара дней Рейстлин говорит «нельзя»… Маг чувствовал себя уставшим и совершенно беспомощным. Маджере тяжело вздохнул, наконец остановившись. Не стоило вестись на неприкрытую лесть Пар-Салиана и соглашаться. Это с самого начала было плохой затеей. У Рейстлина итак полно проблем, так что повесить на шею новые было практически самоубийством. Про себя маг усмехнулся, может, в этом и состоял план старого дурака и шпиона специально подослали столь юного, упрямого, непокорного и, что самое обидное, действительно талантливого и перспективного. Мальчишка всхлипнул, окончательно теряясь в складках ткани. Жалко его было. И себя жалко. –Что же мне делать с тобой? –на выдохе спросил маг, прекрасно зная, что острый слух не упустит и столь тихих слов. Даламар сразу же встрепенулся и откинув с головы импровизированный капюшон, взглянул прямо на учителя. Все еще неестественно сероватый эльф поджимал бледные, почти белые потрескавшиеся губы и смотрел на Маджере перепуганными красными глазами, заставляя гадать, это от недавней полусмерти так полопались сосуды или мальчишка за годы рабства научился совершенно беззвучным истерикам. –Только не прогоняйте, –прохрипел он так, будто говорит это палачу, когда тот закидывает на шею петлю. –Пожалуйста, шалафи, я так больше не буду. Не прогоняйте. По щеке Даламара скатилась слезинка, а за ней еще одна. Рейстлину хотелось показательно отвести взгляд, развернуться и уйти, но…но что то не давало это сделать. Чертов Пар-Салиан! Ну точно же не просто так подобрал столь юного одаренного эльфа сироту. «Не прогоняйте». Конечно не прогонит. Зная, что шпион не прогнал. После первого же нарушения запрета не прогнал. И сейчас не прогонит, хоть и заслужил. Слишком Даламар ценный экземпляр, выкинуть такой было бы тем же самым, как если бы голодающий крестьянин нашел бриллиант и закинул его в морскую пучину. И пусть весь мир (да и сам эльф) уверен, что Маджере ничего не волнует кроме собственных амбиций, тем не менее маг думает о будущем. Возможно, даже побольше остальных. Даламар под его началом станет великим магом. Рейстлин не понимал его глупое желание стать мелкой пешкой вроде Пар-Салиана, но надеялся, что под чутким руководством учителя мальчик это перерастет и нацелится на нечто большее. Конечно, пару лет назад Рейстлин видел на этом месте себя, но ухудшающееся здоровье подсказывало, что если маг не найдет способ изменить мир прямо сейчас, он может просто недожить до часа своего же триумфа. С другой стороны Даламар, молодой, сильный, менее амбициозный, но куда более здоровый годился на эту роль. Он станет величайшим творением Рейстлина… Если, конечно, не убьется в процессе, в чем маг уже не был столь уверен. Самым главным минусом эльфа была юность. По молодости все почему то ошибочно верят в свое бессмертие, поэтому творят все, что придет в дурные головы. Рейстлин и сам… «Нет,»–фыркнул маг про себя. Он не был таким. Ну, может быть слегка. Хорошо, чуть больше, чем слегка. Ладно сильно больше, чем слегка, но он точно не лез в смертельно опасные… Ок, во всяком случае он никогда прежде не оказывался на пороге смерти из-за артефакта, который учитель запретил трогать. Не было в их школе таких артефактов. Мысль о школе заставила мага подумать и о собственном учителе. Неожиданно прямо сейчас Маджере проникся состраданием и уважением к старику. Теобальд не был хорошим учителем. Рейстлин вообще не был уверен, что он педагог. Казалось, мужчине наплевать, чего там достигнут его подопечные, главное, что б не позорили. На своих же занятиях учитель откровенно скучал, материал преподносил сухо и не полностью, а после них, теперь Рейстлин уверен, шел запивать свою нелегкую судьбу в ближайшую таверну. Иногда маг позволял себе грубость прямо на уроке и порою был чересчур суров. И тем не менее… Рейстлину хотелось взвыть от пары месяцев общения с одним учеником, который даже ребенком не был, а Теобальд выдерживал весь класс, каждый год на протяжении многих и многих лет. И ведь справлялся! Не то чтобы идеально, но справлялся. Рейстлин мало интересовался судьбой своих одноклассников (вообще не интересовался на самом деле), но краем уха время от времени слышал их фамилии. Почти все стали достойными магами. Кто-то погиб на войне, защищая свой город до последнего вздоха, кто то стал целителем, иные пошли в алхимики, были и успешные торговцы, и кажется, даже тщеславный Фарниш подался в альтруизм и где то преподавал. В общем, пусть Рейстлин и считал в детстве Теобальда старым глупым недомагом, на деле оказалось, он был не так уж плох. Во всяком случае всех детей целыми до выпуска довел, в своем же успехе этой задачи Рейстлин начинал сомневаться. –Любой бы другой прогнал тебя еще в самом начале, никому ученик постоянно нарушающий правила не нужен. Эльф всхлипнул, но промолчал, признавая учительскую правоту. Выдержав паузу Рейстлин продолжил нотацию: –Полное послушание во всем это то, что обещают ученики, поступая в обучение и ты прекрасно знаешь, почему. Ответь мне, Даламар, почему же так важно слушать наставления своего учителя? –Ученик обязан подчиняться любому приказу своего учителя, –механически начал повторять заученные правила эльф, –поскольку магия, изучаемая на данном уровне может быть опасна как для самого обучающегося, так и для его наставника, и неверное следование инструкциям может привести к серьезной травме или… Мне так жаль, шалафи, мне так жаль…–на последних словах голос эльфа задрожал, будто бы он сейчас заплачет, поэтому юноша поспешил вновь скрыться за пледом. –Мне тоже жаль, Даламар, что мне приходится постоянно повторять тебе столь простые правила направленные прежде всего на ТВОЮ безопасность. Может ты просто не понимаешь? Заучил наизусть и повторяешь? Ты только скажи, я тебе их на эльфийском объясню, может, хоть тогда в твоей пустой голове хоть что то отложится. Комок пледа всхлипывает и Рейстлин слышит что то невнятное, отдаленно похожее на «простите». –Я постоянно прощаю, –холодно отрезает маг.–И что я получаю вместо благодарности за свое снисхождение? Полумертвое тело посреди моего кабинет? Можешь не верить, Даламар, но я не прихожу в восторг от вида мертвецов. И, ты вероятно, удивишься, но я никогда не хотел найти труп своего ученика, что бы там про меня тебе в конклаве не наплели. Да, органы эльфа ценный дар, но давай это будут не твои. О себе не думаешь, обо мне хоть раз подумай, за все хорошее, что я для тебя делаю…этого немного, но я почему то надеялся, что хватает на твое желание хотя бы не заставлять меня хоронить своих учеников. –Я не хотел вас расстраивать, –хнычет эльф и Рейстлину хочется встряхнуть его со всей силы, которая только осталась у мага. Ах вот, почему мы слезки льем… Боимся мы что учитель расстроился… А за свою жизнь не боимся?! За то что Рейстлин успел буквально в последнюю секунду мы не боимся?! Удивительно для эльфа холодное отношение к возможной смерти, от которого хочется взвыть. Идиот! А если в следующий раз стражи не сообщат ему… А если Рейстлин не успеет… «Ой, не будь таким сентиментальным, –пренебрежительно фыркает противный чужой голос внутри. –Этот сдохнет, нового найдешь. К слову, эльфийское мясо очень вкусное…» Рейстлин встряхнул головой, прогоняя незваную нежить, с которой был вынужден делить тело. Нет, он не станет как этот проклятый лич. Он сбережет своего ученика, чего бы это не стоило. –Я не расстроен, Даламар, –признается после недолгого молчания Рейстлин. –Я напуган и зол. Пусть Боги позволят тебе никогда не пережить того, что пережил я, взяв твою руку и не почувствовав пульса. –Простите, –вновь просит юноша уже отчетливее. –И мы идем по кругу, –закатывает глаза учитель. –Я устал, ученик. Честно, я просто ужасно устал. Сейчас я скажу, что прощаю, отправлю тебя…скажем, переписывать правила на эльфийском языке, но не пройдет и недели, а ты опять будешь сидеть в этом кресле, плакать и простить простить тебя… Если конечно, я успею и в следующий раз. Хочешь верь, Даламар, хочешь нет, но это ужасно утомляет. И я не знаю, что мне теперь делать. –Только не прогоняйте, –ожидаемо молит эльф, вновь выныривая из своего кокона. –Что угодно, только не это. Рейстлин прикрывает глаза. То есть мальчишка даже не собирается уверять, что это в последний раз? Отлично, значит маг прав в своих заключениях и его методы воспитания не работают. Слова мальчик успешно игнорирует, подчиняясь жажде знаний больше, чем здравому смыслу, Башня уже блестит так, что Рейстлин может увидеть отражение в каменном полу, запачканные столетней пылью котлы сверкают так, что кажется, будто их купили только сегодня утром, лягушки и птички все выпотрошены, а ингредиенты заботливо расфасованы в баночки, строки переписаны по сотне раз, а эльф нарушал, нарушает и собирается нарушать правила, установленные магом. Отлично. Рейстлин рычит от бессилия, но вместо злобного звука из его груди доносится кашель. Мужчина сгибается в очередном, к счастью, быстром приступе, жестом веля было подскочившему ученику оставаться на месте. Вновь разогнувшись маг смотрит на встревоженного ученика. «Если бы ты волновался о себе хоть в половину так же…». Но в глубине души Рейстлин знал, Даламар не сможет. Его воспитали иначе. Его воспитали рабом. Нет большего счастье для слуги, чем счастье его хозяина. Мальчику долго предстоит учиться, чтобы мыслить по другому, а до той поры… До той поры Рейстлину придется думать о них обоих. Проклятье. Рейстлин не умел заботиться ни о ком, кроме себя. Карамон был тем, кто приглядывал и оберегал. Теперь хотелось вернуться в прошлое и дать по голове себе маленькому, сказав «ну хоть один раз поблагодари, мерзавец, заботится о других не просто». Возможно, стоило бы написать брату когда-нибудь. Но сейчас думать об этом не было времени. На повестке дня был Даламар. Нужно было что то делать, иначе придется писать в конклав «это ученик закончился, высылайте следующего», и маг не был уверен, что следующий найдется. Да уж, кто же знал, что учить так не просто… Мастеру Теобальду тоже стоило бы написать, хоть раз справится о его здоровье. «Может, он бы и подсказал парочку методов». Рейстлин усмехнулся уголком губ, отметая эту мысль. Метод у Теобальда был один и Рейстлин ненавидел его всей душой. Было больно, унизительно и…хотелось избежать наказания любым способом. Глаза Рейстлина расширились. Мальчик внутри него закричал, что маг поклялся никогда не использовать подобную дисциплину на учениках, но взрослый Рейстлин легко заткнул его, напомнив, что после наказания ученики в неприятности старались не лезть. Здраво рассудив, что лучше пусть сейчас мальчик его ненавидит, чем потом Рейстлину придется его хоронить, маг откашлялся и строго посмотрел на юношу. –Не прогоню, –уверенно заявил учитель, –но и без наказания не оставлю. Я пытался избежать этого, но мне надоело твое непослушание, Даламар. Выбирайся из-под одеяла и укладывайся животом на подлокотник. Улыбка, было тронувшая губы юноши, мгновенно сползла и он уставился на учителя непонимающим взглядом. Эльф забавно подергал ушами, проверяя, не померещилось ли ему, но кажется, по уверенной позе Рейстлина ученик понял что все услышал верно и учитель не шутит. Икнув от шока мальчишка и не подумал выполнить вполне конкретный приказ, и напротив, будто бы издеваясь закутался в плед еще глубже. Этим он только лишний раз убедил Маджере, что так дело оставлять нельзя и юноше требуется твердая рука. Что ж, Рейстлин хороший учитель, и он даст единственному ученику то, в чем тот так нуждается, пусть это и будет неприятно им обоим. –Ты не расслышал меня? –издевательски протянул маг. –Напомни об этом позже, отведем тебя к врачу, может ты и до этого нарушал запреты, потому что со слухом проблемы. А сейчас вылезай, заголяйся и устраивайся на подлокотник, ученик. Не понимаешь через голову, с другой стороны попробуем. Кажется, эльф забыл как моргать и дышать, но хотя бы вспомнил, что он тут в роли подчиненного и обязан делать все, что говорит учитель. Все еще дрожа, но теперь от страха он медленно (слишком медленно) стянул с себя плед и пересел на кресло так, чтобы ноги его касались пола. Еще некоторое время он продолжал сидеть, всматриваясь в лицо Рейстлина, видимо, надеясь увидеть там хотя бы намек на шутку, однако не получив такого испуганно всхлипнул и начал подниматься на ноги, все еще сверля мага взглядом. И вот они стоят вдвоем. Поза Рейстлина властная, уверенная, его спина прямая, подбородок вздернут, взгляд остер, ноги на ширине плеч, а руки сложны на груди. Поза Даламара жалкая, он привычно для слуги сжался, пытаясь казаться меньше и незначительнее, колени его трясутся, будто он вот-вот упадет на них, бессильно повисшие по бокам руки нервно теребят подол мантии, и наконец под очередной тихий всхлип опускается голова, пряча растерянный взгляд. Стоит отдать должное, несмотря на переполняющий его страх, ученик все де подходит к подлокотнику и откидывает полы рубашки, чтобы развязать ленты, удерживающие штаны. На то чтобы спустить эту часть гардероба эльфу требуется удивительно много времени. Он успевает даже неуверенно обернуться в сторону своего шалафи, которого, увы, умаляющий взгляд не тронул. Под одобрительный кивок Даламар сдается и быстро спустив штаны буквально падает на кресло. –Хорошо, –говорит Рейстлин. Такой вид ученика ему не приятен. Все должно было быть по другому. Не то чтобы Рейстлин задумывался о том, как он будет учить однако маг точно не предполагал, что когда-нибудь придет к такому. Перед ним покорно лежал полуобнаженный юный мужчина…рай для извращенца, не иначе. Где то внутри гаденько рассмеялся Фистандантилус и Рейстлину оставалось только надеется, что мерзкий старикашка не решит просветить его эти в подробности своего учительства, если таковые имелись. Мужчина выдохнул, пытаясь взять под контроль собственные страхи. Им двоим хватало тревог Даламара, если еще и задумавший все это Рейстлин начнет паниковать… Маг вновь посмотрел на распластанного ученика. Даламар, пытаясь сохранять остатки гордости отвернулся от мужчины, однако даже так Рейстлин прекрасно мог понять степень ощущаемого смущения по ярко алым, дрожащим ушам. Учитель тоже испытывал весьма неприятные эмоции, глядя на перепуганное жалкое создание перед ним. Никому ненужный, хрупкий, ненавистный всеми недалекими тварями и совершенно несчастный он напоминал Рейстлину… Мужчина зажмурился, не в силах больше смотреть на худощавое тельце, более не скрытое от него слоями мантий. Хотелось прямо сейчас сказать «Вставай и иди к себе». Итак за сегодняшнюю ночь мальчишка страха натерпелся, так что бить его казалось слишком жестоко. Рейстлин не хотел быть жестоким, только справедливым. –Даламар…–начинает Рейстлин, но стоит ему скользнуть взглядом по столу и наткнуться на злополучный перстень, маг замолкает на полуслове. Сознание любезно показывает ему картину, увиденную всего около трех часов назад, а воображение легко дорисовывает вариант событий, при котором мужчина не успел. Вот он врывается в комнату, вот подлетает к коченеющему телу и хватает безвольную руку, вот не слышит пульс, вот смотрит на юное лицо и видит вместо привычной красоты стремительно разлагающиеся останки…похороны, на которых будет присутвовать лишь один человек, он же могильщик, он же священник, скромная могилка, которую кроме Рейстлина и посещать то некому, букет лилий, небольшой, собранный из цветов, которые Даламар с любовью взрастил на подоконнике, и одиночество проклятой Башни, вечное настолько, насколько тело архимага еще способно будет поддерживать жизнь. Рейстлин прежде не задумывался о том, как здесь пустынно. Ему даже нравилось его самовольное заточение, изредка прерываемое походом за ингредиентами. Спокойствие, тишина…и, хоть Рейстлин никогда бы не признал, скука смертная. Не то чтобы маг был душой компании, однако как и любое живое существо он хотел хотя бы иногда общаться с кем-нибудь, кто не умер в этой Башне несколько столетий назад. И желательно, чтобы в отличие от Карамона, этот кто то умел затыкаться и обладал хотя бы небольшим мышлением. Даламар отвечал всем критериям. Конечно, пришлось привыкать к тому, что теперь в любой момент в лабораторию может ворваться перевозбужденный юноша с криком «Шалафи, вы представляете…!», однако, адаптировался маг к собственному удивлению быстро. Юноша оказался приятным соседом. Иногда чуть гиперактивным, что обусловлено природным любопытством и юным возрастом, но в целом вполне сносным. С ним в Башню наконец то вернулась жизнь. Сначала мальчишка занялся бытом. Рейстлин не особо беспокоился об уюте жилища, обжив по человечески только свою спальню, но Даламар, очевидно, не оценил голые стены и потрепанный тюль. Шторы из благородного черного бархата оказались удивительно полезным решением, как впрочем и ковры. Со временем Рейстлин оценил и подушки, и маленькие подсвечники и даже букеты свежих цветов, расставленных то тут то там на маленьких столиках. Даламар преображал интерьер ненавязчиво, каждый раз с опаской оглядываясь на хозяина, однако делал это с большой радостью. Видимо решив, что мелочей для уюта хватит юноша принялся за кухню, закупив новую посуду и приборы. Рейстлин фыркал «и зачем нам столько вилок, мы и половиной не пользуемся никогда», но деньги исправно выделял. Даламар отплачивал вкусным ужином. Наконец то, после стольких лет в Башня стала напоминать чей то дом. Пустые коридоры наполнились задорным смехом, в комнатах стало теплее не только от разожженных каминов. Рейстлину нравилось. Он не думал прежде, что это все так важно, но теперь, сидя вечером перед камином в мягком кресле за очередным древним фолиантом и потягивая горячее вино, он с удовольствием слушал почти бессмысленное щебетание Даламара, расположившегося тут же на ковре. Трещали поленья, за окном пела ночная птица (их «тайком» подкармливал эльф), по комнате разносился приятный аромат цветов, все тише и бессвязнее звучал голос ученика, а мягкие подушки так и манили в царство снов… Рейстлин был дома. Свет от огня отразился в гладкой поверхности черного как смоль камня. Вся эта идиллия могла закончиться сегодня вечером. Без Даламара весь создаваемый им уют быстро придет в негодность. Улетят птицы, завянут цветы, затеряются приборы, ковры и подушки поест моль, а шторы со временем станут походить на засаленные тряпки. Но это не страшно. Рейстлин и в худших условиях спокойно жил, лишь бы крыша над головой и место, где можно экспериментировать. Пугало другое. Тишина. Она, будто всепоглощающий дым, заполнит собой пустоту, оставленную ушедшим смехом. Станет тихо, точно в гробнице и лишь призраки будут шептать что-то заупокойное. Не будет вечного «шалафи», не будет глупых вопросов, не будет обсуждения гипотез и пустой болтовни. Ничего не будет. Даламар не будет. Рейстлин посмотрел на все еще лежащего ученика. Хотелось утешить его и приласкать, сказав, что это все неудачная шутка, но еще больше хотелось, чтобы мальчишка был живым еще много-много лет. Рейстлин сжал кулаки. Нужно было собраться и сделать то, что должно. –Ты это заслужил, –говорит маг, не зная, кого больше пытается убедить, дрожащего эльфа или себя. Мальчик ничего не ответил, лишь протяжно всхлипнул в локоть. Маг посмотрел в окно, моля о поддержке всплывающие луны. Ответа не последовало. Мужчина повел плечами и кивнул сам себе, уверяясь в правильности действий. В несколько коротких шагов он сократил расстояние между ним и учеником и…замер. Взгляд его переместился на совершенно пустые руки. «А чем пороть то?». Не ладонью же, Даламар не пятилетка, укравший печенье. Ремень? Да теми ремнями, что есть у мага только пощекотать можно. Розги? Так теми, что у них в Роще он мальчишку скорее резать будет. Мужчина откашлялся, понимая всю неловкость ситуации. «Отлично, Рейстлин, ты сейчас опозоришься перед этим мальчишкой и в следующий раз он даже не задумываясь нарушит твой запрет,»–отругал себя маг, обводя взглядом комнату. Тут не было ничего. Это был не основной кабинет Рейстлина и даже не класс для занятий, где хотя бы можно было найти линейки. Кажется, до самого мага это помещение использовал кто-то для учебы, поэтому сюда мужчина приносил все, что еще нуждалось в изучении и было потенциально опасным. Своего рода склад, он же полигон, где в основном маг наблюдал за объектом исследования. «Просто замечательно,»–закатил глаза Маджере, не найдя ничего подходящего. Будто бы в насмешку подставка для розг была превращена Даламаром в цветочный горшок…впрочем, зная ученика, скорее всего сделал он это все же не случайно. «Кто ж знал, что наказывать так сложно? И как с этим справлялись учителя раньше…». Внезапно Рейстлина осенило. Конечно! Он же не первый учитель в этой Башне, а значит все орудия дисциплины остались здесь (и маг уверен, «забыли» их вынести так же не случайно). Быстро порывшись в памяти маг вспомнил, куда отнес найденные вещи и призвал стек, здраво рассудив, что может, за столь сильный риск мальчишка плеть и заслужил, но выдержать ее точно не сможет в таком то состоянии. Мужчина посмотрел на орудие в руках. Стек был черным, легким и недлинным. Его явно использовали реже, чем остальные, поскольку вид он имел более свежий, чем почти растрепанные собратья, и Рейстлин надеялся, что это потому что он бил менее болезненно. На пробу маг не сильно замахнулся и хлестнул по собственной ноге. Жалит ощутимо, но вполне терпимо. «Поспит пару ночей на животе». –Меня никогда не…–тихо протараторил Даламар, очевидно привеченный звуком. –Все бывает в первый раз, –спокойно ответил ему учитель, подходя ближе. Горячая рука Рейстлина легла между лопаток ученика, чуть надавливая. Конечно, маг уверен, что встать без его разрешения эльф не посмеет, но подстраховка не помешает. Брыкаться будет ладно, Рейстлин подстроится, но если вниз дернется, то тут и по почкам заехать можно, а этого маг не желал. Цель ведь была не покалечить глупца, а урок ему преподать. «Да, –подумал Рейстлин, –я учитель и должен учить тебя, пусть и таким ужасным способом». Уверившись в собственной правоте Маджере поднял руку и нанес первый удар. Даламар дернулся едва заслышав ужасный визжащий звук. Обжигающий удар пришел почти сразу, сопровождаемый громким хлопком. Сначала, видимо от шока, эльф ничего не почувствовал, но меньше чем через секунду на месте травмы появилось легкое покалывание, усиливающееся до ужасной боли. След горел, будто туда ливнули кипятка, что со слугой случалось частенько. Вот тогда Даламар не сдержался и вскрикнул, хоть до этого и гордо обещал себе, что не будет вопить, как его менее удачливые собратья, и не доставит экзекутору такого удовольствия как крики наказуемого. Увы, оказалось ощущения от порки больше, чем просто неприятные. –Ай! –жалостливо пискнул юноша. –Больно! –В этом и смысл, –как обычно холодно отозвался шалафи. –Зато в следующий раз ты дважды подумаешь, прежде чем брать то, что я запретил. С этими словами учитель хлестнул еще раз. Даламар надеялся, что первый удар показался таким болезненным из-за неожиданности. К его несчастью, второй ничем не уступал по степени боли. Вся та же миллисекунда покоя, а затем резкая обжигающая волна окатывает место удара и распространяется на ягодицы. Вскрик прорвался даже сквозь плотно сжатые зубы. И на третий удар тоже. Это было намного хуже, чем представлял Даламар…не то чтобы он в принципе представлял подобное на самом деле, однако видя, как наказывают его собратьев, подумывал о том, что уж слишком они теартральничают и не может быть настолько больно от тонкого прутика. Теперь знал, «больно» слишком мягкое слово, чтобы описать то, что чувствовал эльф. Новый удар, новая волна огня обжигает ягодицы. «О, Нуитари!»–мысленно кричит Даламар, но внешне у него вырывается лишь по детски истеричное: –Аааа! Какая же у шалафи тяжелая рука и какое же твердое сердце! Маг совершенно не реагирует на вопли, и лишь сильнее вдавливает несчастного Даламар в кресло, когда тот начинает вертеться, чтобы избежать новых ударов. Он вошёл в устойчивый ритм и стал бить размеренно уверенно, видимо, окончательно перестав сомневаться в себе. Удары теперь сыпались с одинаковыми, короткими промежутками, за которые жало успевало стихнуть, но все еще продолжало ныть и тянуть. Тонкие полосы сливаются в одну большую. Внизу все горит и пульсирует, отчего становится только хуже. Теперь больно не только в том месте, куда безжалостный хозяин кладет очередной хлесткий удар, а и везде, от самого верха ягодиц то низа. У Даламара появилось стойкое ощущение, что Рейстлин бьет его не тоненькой палкой, а раскаленной сковородой, но обернуться и проверить это слишком страшно. Еще удар, от которого эльф резко брыкается, пытаясь хотя бы ногами оттолкнуть нападавшего. Шалафи на это тяжело вздыхает и дает эльфу небольшой перерыв, в который перемещается так, чтобы прижать своей стопой ноги ученика. И все продолжилось. Снова удар, пауза, удар… Даламар любит музыку, но эта песня ему совершенно не нравится. Ритм у нее устойчивый, только вот тревожащий сильно. Теперь, когда очевидно, что вскоре шалафи хлестнет еще раз, ожидание становится невыносимым и кажется, что оно хуже самого удара. Секунда перерыва и… Тонкая полоска щиплет и горит, присоединяясь к остальным в этом коктейле агонии. «Больно, дракон тебя задери, как же больно!» –ревет он в своем сознании, чувствуя как по щекам струятся не менее обжигающие слезы. Плачь усиливается еще на одну октаву и Даламару уже самому неприятно слушать эти завывания. Жалко себя. А злому шалафи, видимо, не жалко и он бьет еще раз, по самому низу ягодиц, где они переходят в ноги. Вот тут эльф не выдерживает. Крик его грозится перейти в ультразвук, а из распахнувшихся глаз кажется скоро в буквальном смысле полетят искры. Даламар резко дернулся и откинул руки назад в попытке защититься. Он знал, как глупо выглядит со стороны, знал, что шалафи сейчас просто перехватит его и в лучшем случае прижмет запястья к пояснице, а в худшем свяжет, но поделать ничего не мог. Хотелось стереть проклятое жало, хотелось, чтобы между ужасной палкой и беззащитной задницей был хотя бы какой то щит, хотелось…как же хотелось, чтобы его больше не били. –Убери руки, Даламар, –до раздражения бесстрастно требует шалафи. Разумная часть эльфа говорит: «Делай как велят, не то хуже будет». Неразумная упрямо качает головой. Даламар уже ничего не понимает, жалея лишь чтобы все прекратилось, поэтому просто плачет, позволяя этим частям самим друг с другом разобраться. Видимо, побеждает вторая, поскольку эльф слышит удрученный вздох своего шалафи и чувствует, как рука со спины исчезает, чтобы схватить запястья эльфа. Юноша отбивается слабо, пытаясь больше выразить степень своего недовольства слезами, однако, это не производит никакого эффекта и вскоре руки оказываются в ловушке так же как и ноги. Теперь абсолютно беззащитному эльфу остается только молить о помощи безучастных Богов и кричать, надеясь, что мучитель хотя бы оглохнет. Новый удар кажется сильнее, чем предыдущий. –Никогда больше не смей сопротивляться, –велит маг, подкрепляя свои слова еще одним резким сильным ударом. Эльф энергично кивает головой, едва ли понимая, с чем он там согласился. На самом деле сейчас, если его станут бить хотя бы немного меньше, Даламар согласен на что угодно. Новый удар возвращается с уже привычной силой, за ним идет следующий после знакомого промежутка. «Да сколько можно?!». Кажется, эта пытка никогда не закончится. Теперь в мире нет ничего кроме ужасной боли. Даламар уверен, что он больше не сможет сидеть примерно…никогда. Он не думает, что даже сможет стоять. Возможно, засунуть руку в костер было бы не так больно, во всяком случае она хотя бы точно зажила. Эльф не видит, к счастью, как выглядит пострадавшая часть, но точно уверен, что кожи там уже не осталось. Ему даже чудится, будто по ногам струится кровь, хоть никакой жидкости он и не ощущает. И несмотря на то, что мучитель уже очевидно превратил ягодицы эльфа в месиво, он продолжает свою экзекуцию. «Для того, кто не любит мертвецов он слишком старается меня убить!»–думает Даламар между двумя ударами, но вслух лишь захлебывается плачем. «Жжется!». Эльфу кажется, он начинает забывать, как дышать. Во всяком случае вместо привычного вдоха получается неясный булькающий всхлип за которым следует «аааа» вместо выдоха. –Пожалуйста! –наконец сдается Даламар, опускаясь до мольбы. –Умоляю хватит! Шалафи, я не могу! Больно! Эльфу стало противно от самого себя. Даламар никогда не о чем не молил смертных. Это казалось ему высшей степенью унижения, на которую он не собирался падать. Рожденный слугой и вынужденный рано повзрослеть он легко усвоил простые правила: не дают, бери, бьют, беги, и никогда не о чем не моли. Хозяева безжалостны и жестоки, от слез и унижения им только смешно. Он видел, как другие от голода валялись в ногах у господ, пока те веселясь бросались в них объедками, и ему было стыдно за них и мерзко. Подросший Даламар так никогда не делал, как бы плохо не было. Молча голодал, молча мерз, молча терпел вылитое на голову вино и брошенные малолетними детьми хозяев камни, пытаясь сохранить остатки своей гордости. Нет, он не собирался доставлять им всем такого удовольствия, как просьбы хоть о чем то. Когда пришли драконы, Даламар не молил защитить его у господина, как делали прочие, а спокойно собрал нехитрые пожитки и бежал в армию. На чужом острове вновь пришлось привычно голодать, лишь бы не идти на поклон к диким эльфам. И даже при изгнании Даламар не стал умолять безжалостную высокомерную королеву простить и понять его, опираясь на собственные заслуги в войне. Эльф безмолвно выслушал все обвинения в черной магии и позволил заковать себя в наручники, лишь бы на мгновение увидеть, как гримаса отвращения сменится разочарованием и оскорблением на это кукольном личике. Из зала эльф выходил с гордо поднятой головой, спиной чувствуя восхищенные взгляды. И только когда он сел в лодку, только когда наконец остался наедине с перевозчиком, юноша позволили себе разрыдаться от нахлынувшего горя. И как же сейчас было стыдно за то, что какой то прутик так быстро смог заставить упрямого эльфа просить о пощаде, враз ломая всю копившуюся годами гордость. Даламар чувствовал себя жалким, разбитым и совершенно униженным. К счастью боль не давала заняться самокопанием. –Шалафи, остановитесь! –навзрыд кричал он, точно маленький ребенок. –Пожалуйста, во имя всех Богов! Я больше так не буду! Пожалуйста! Я больше никогда так не буду! Я не трону! Я ничего не трону! Я стану послушным! Я стану хорошим! Аааа! Пожалуйста! Я все буду делать, что скажите! Я никогда вас не ослушаюсь! Больно! Почти в бреду Даламар обещал Рейстлину что угодно, лишь бы тот наконец перестал наказывать его, и от этих криков у архимага разрывалось сердце. Оказалось слышать чужую истерику вдвойне неприятно, когда причиной слез являешься ты сам. Рейстлин стеганул очередной раз и вой вновь усилился. «Как еще голос не сорвал,»–отстраненно подумал маг, чувствую, впрочем, что до этого осталось недолго. Рейстлин знал, что кричит мальчишка больше от страха, не так сильно маг его порол на самом деле, однако от осознания легче не становилось. Даламару больно. Пусть Рейстлин знает, что слегка красные ягодицы не могут производить такой эффект и уже через несколько часов о наказании напомнит лишь небольшое тепло, но сейчас эльф воспринимает все слишком остро. Мужчина вздыхает и качает головой. Он заслужил больше, намного больше за нарушение запрета (причем двойное, учтивая, что и в сам кабинет входить мальчишке нельзя без разрешения), за невыполненное задание (и об этом Рейстлин ему завтра обязательно напомнит), за то, что едва не погиб по собственной же глупости, да и за нервы своего наставника, которые, как известно не восстанавливаются. И все же… Эльф рыдал взахлеб и клялся всеми Богами, что это в последний раз. Настолько убедительно он еще этого не говорил. «Может, правда что-то понял?». Рейстлин замахнулся чуть сильнее, чем раньше и нанес два быстрых удара крест накрест, разом пересекая все полосы. Мальчишка ожидаемо взревел и дернулся, вновь пытаясь отползти. В этот раз учитель не стал препятствовать. –Хватит с тебя на сегодня, –пояснил Рейстлин, отпуская руки юноши. –Имей ввиду, если ещё хоть раз подобное повториться, последствия будут хуже. Даламар ничего не ответил. Эльф обмяк на кресле и теперь жизнь в нем выдавали лишь сотрясающиеся в рыдании плечи. Постепенно громкие вскрики стихли и теперь юноша тихо и протяжно подвывал, периодически прерываясь на кашель. Рейстлину от этого зрелища стало тошно. Умом он понимал, что не сделал ничего страшного или неправильного, но сердце упрямо ныло, требуя найти и наказать обидчика ученика. Маг и сам не ожидал от себя, что сможет проникнуться такими чувствами к кому то, кто бегал не на четырех ногах. Жалеть глупых всегда было просто, ведь они заведомо слабее, но эльф не был ни кроликом, ни горным гномом. А жалко его было так же, отчего то…может быть даже чуть больше. Маг наконец положил на стол стек, швырнув его чуть сильнее, чем требовалось, будто бы он один виновен в слезах ученика. Покоившийся рядом перстень мужчина поднял при помощи магии и перенес на верхнюю полку, подальше от любопытных глаз. Подождет Таннис, сначала нужно у себя дома разобраться. Маг поманил со столика графин с водой и небольшой стакан (опять же, идея эльфа, чтобы не бегать за водой на кухню, если захочется пить во время исследования). Прохладная жидкость не привлекла внимание ученика, хоть переливал ее Рейстлин специально громко. Поджав губы маг смирился со своей участью и подошел к эльфу самостоятельно. –Даламар, хочешь воды? –мягко спросил он, поглаживая свободной рукой промокшую спину. Юноша было напрягся, стоило его мучителю подойти, однако, поняв, что нападать вновь на него не собираются, не ответил и просто продолжил плакать, даже не дернув головой в сторону учителя. В иной бы ситуации Рейстлин разозлился на столь демонстративное неуважение, но сейчас он лишь опустился на самый краешек кресла и осторожно начал массировать напряженную шею. –Надо попить, –продолжил маг, стараясь подбирать тон так, чтобы успокоить эльфа. –Даламар, ты уже икаешь. Попей, хотя бы пару глотков. Убеждения срабатывают не сразу, однако все же через несколько минут рыдания стихают и юноша нерешительно приподнимается на локтях. Он не смотрит на своего учителя даже тогда, когда тот подносит к искусанным губам стакан. Однако это не мешает Рейстлину видеть ярко-алое лица, сплошь перемазанное в слезах, соплях и слюне. Вид омерзительный, но почему то вместо отвращения маг испытывает жалость. Юноша как и велено делает всего пару глотков, после чего всхлипывает и вновь укладывается на кресло. Рейстлин не мешает. С тихим звоном он ставит стакан рядом с чашкой и одергивает вниз мантию ученика, с одной стороны ставя точку в наказании, с другой пытаясь вернуть разбитому юноше хотя бы немного самоуважения. Мальчик шипит, когда ткань касается воспаленной кожи, но не противится, продолжая лежать все так же неподвижно. В тишине маги сидят еще некоторое время. Даламар хнычет, а Рейстлин поглаживает уже расслабившуюся спину. –Я не хотел, чтобы до этого дошло, –признался Маджере. –Мне тоже неприятно сейчас. Но ты не оставил мне выбора, Даламар. Мне нужен живой ученик, мертвецов здесь итак слишком много. Неужели ты правда не понимаешь, что я запрещаю что то не из вредности? –Понимаю, –мычит Даламар, и Рейстлин внутренне радуется, что с ним разговаривают. –Тогда почему ты лезешь туда, куда я запрещаю? Ответом ему служит упрямое молчание. Рейстлин вздыхает, понимая, причина есть и ее эльф не собирается рассказывать. По хорошему нужно продавить, нужно добиться ответа, тем более, что стек все еще здесь. Но маг сдается. Они поговорят об этом позже, на сегодня оба слишком вымотаны. –Я не хочу повторять сегодняшний вечер, но сделаю это, если ты вновь нарушишь мой запрет. Любой мой запрет, Даламар, даже если я не разрешу купить конфету, а ты это сделаешь. Правила существуют не просто так, и пока ты живешь под этой крышей, и я отвечаю за тебя, ты будешь им следовать. Это понятно? –Угу, –обреченно кивает Даламар. –Хорошо, –значительно холоднее, чем раньше отвечает его учитель. –Успокаивайся, допивай чай и иди ложись спать. Если вдруг ночью тебе станет плохо, немедленно меня разбуди. Рейстлин в последний раз ободряюще сжимает плечо эльфа и поднимается, чтобы уйти. Даламар наконец то оборачивается на него, когда теплая рука перестает выводить успокаивающие узоры. Кажется, он хочет что то сказать, но передумывает и просто согласно кивает, подтверждая, что услышал. Вид у мальчика все еще потрепанный, но хотя бы он перестал кричать так, будто Рейстлин его убивает, поэтому маг чувствует хотя бы толику облегчения, покидая комнату. Вечер должен был пройти не так. Маг собирался изучить перстень, а затем обрадовать Даламара тем, что ему не придется отвечать сегодня заученный материал и вместо этого они вместе будут составлять описание эксперимента. Вечером же они бы разместились в гостиной, Рейстлин бы заварил свой чай, отлил бы немного Даламару (для легких все же действительно полезно) и они бы провели время попивая напиток и заедая его овсяным печеньем (точнее уплетал бы его только эльф, пока учитель не вплел бы ему наконец остановиться), а старший маг просвещал бы юношу в подробности истории этого опасного артефакта. Спать бы легли поздно, заболтавшись. Рейстлин бы спохватился, когда бы увидел в окне Солинари, и погнал бы засидевшегося эльфа в кровать, на что тот сонно бы промямлил, что не хочет, а потом все же сдался бы и пробурчав привычное «спокойной ночи, шалафи» отправился спать. Так было в мыслях Рейстлина. В реальности артефакт был изучен не до конца, чай придется пить быстро и в одиночку, ибо ученику действительно лучше лечь пораньше, и спокойствия в эту ночь никто учителю не пожелает, потому что Даламар, очевидно, до глубины души оскорблен и обижен. «Пусть так, зато живой,»–утешал себя маг, прикрывая дверь. –Спокойной ночи, шалафи, –громко раздалось в вечерней тишине, хоть на самом деле голос эльфа едва ли перекрывал треск камина. –Спи спокойно, Даламар. Тень коридора спрятала легкую нежную улыбку, на мгновение, тронувшую губы Рейстлина Маджере.